восхитительным бесстрастием, мнимая покойница ничем не нарушила иллюзии, ни разу не издала ни стона, даже когда он обращался с ней не слишком по-джентльменски. Во время подобных сеансов у него нередко возникало желание перевернуть мнимый труп и проникнуть в другое отверстие, сегодня он тоже не отказал себе в этом удовольствии. Как и всегда, мистер Плэтт предусмотрел все возможные прихоти клиента - перевернув девушку на живот и раздвинув ее ягодицы, Гаррисон обнаружил, что задний ее проход предусмотрительно увлажнен. Гаррисон вошел в него, не прибегая к средствам защиты, которые многие считают необходимыми при контакте с женщинами подобного рода, и выпустил еще одну порцию спермы.
     Затем он поднялся, вытерся простыней, застегнул брюки (которые во время процедуры едва приспустил до бедер) и вышел из комнаты. Прежде чем закрыть за собой дверь, он бросил: "Все. Можешь подниматься". Забавно было видеть, как покойница тут же ожила и зашевелилась. В конце концов, думал Гаррисон, все это только игра. Игра, которая никому не приносит вреда. И ей в том числе. Похоже, она чувствует себя нормально. Потягивается, зевает, ищет глазами свой конверт с гонораром, который Гаррисон, как всегда, оставил на столике возле кровати. Она так и не узнает, кто он, этот неведомый насильник. (Эта мысль была особенно приятна Гаррисону. Женщинам строго приказывали во время сеанса держать глаза плотно закрытыми. К тем, кто пытался подглядывать, Плэтт применял весьма жестокие меры.)

***

     Гаррисон вышел на улицу, сел в машину и тронулся с места. Всякий, кто увидел бы его в этот момент, сказал бы, что перед ним счастливый, довольный жизнью человек.
     Но, как я уже говорил вам, в подобном блаженном состоянии Гаррисон пребывал недолго. На следующее утро он неизменно просыпался, терзаемый раскаянием и отвращением к самому себе. Но через день, максимум через два, все проходило, а желание вновь давало о себе знать. Через пару недель оно набирало полную силу, и Гаррисон уже не мог ему противиться. Тогда он набирал номер Плэтта и говорил, что необходимо как можно скорее устроить "нашу игру". И весь ритуал повторялся с точностью до мелочей.

***

     До чего же странно быть Гаррисоном Гири, размышлял он. До чего странно владеть столь многим и в то же время до такой степени страдать от недостатка уважения к самому себе. Ведь именно поэтому он может проявлять свою мужскую силу лишь с женщиной, изображающей безгласный и бесчувственный труп. Да уж, он, несомненно, является более чем своеобразным экземпляром человеческой породы. Это своеобразие пробуждало в нем жгучий стыд, и в то же время какая-то часть его существа гордилась содеянным. Даже в этом городе, который, словно магнит, притягивал всевозможных извращенцев, его фантазии сочли бы чем-то из ряда вон выходящим, и это льстило его самолюбию. Господи, каких бы он дел натворил, если бы его могучее воображение не ограничивалось сексуальными играми. Стоит направить накопившуюся в нем энергию на цели более благородные, нежели совокупление с замороженными шлюхами, - и он перевернул бы мир.
     Но зачем, зачем ему переворачивать мир? На этот вопрос Гаррисон не находил ответа. Может, он и рожден для благородных целей, но ему не дано их увидеть. Если его ждал достойный путь, почему он не сумел этот путь найти? Иногда Гаррисон ощущал себя атлетом, измучившим себя подготовкой к забегу, на который его забыли пригласить. Но если забег все же состоится, если он наконец поймет, куда и зачем надо бежать... победит ли он? Ведь его шансы на победу слабеют с каждым днем.
     Ждать осталось недолго, твердил он себе, скоро я должен узнать, какова она, моя цель, иначе растрачу впустую все свои силы без остатка. Иначе я умру, так и не начав жить, и меня забудут, едва опустив мой гроб в землю.
     Ждать осталось недолго...

Глава XVI

     Вернувшись, Рэйчел первым делом предупредила мать, что будет лучше, если о ее приезде узнает как можно меньше людей, но в таком маленьком городе, как Дански, где люди привыкли знать о соседях все, трудно скрыть новость, да еще такую интересную. На следующее утро, стоило ей выйти к почтовому ящику, как она нос к носу столкнулась с миссис Бедросиан, вдовой, живущей в соседнем доме.
     - Ну и ну, - изумленно протянула миссис Бедросиан. - Это вы, Рэйчел? Глазам не верю.
     - Придется поверить. Это я.
     На этом разговор закончился, однако сказанного оказалась вполне достаточно. Полчаса спустя в доме Шерри зазвонил телефон, и с тех пор от звонков не. было отбоя. Самые дальние знакомые внезапно пожелали узнать, как дела у матери Рэйчел. Получив ответ на этот животрепещущий вопрос, они словно между прочим упоминали, что слышали, будто Рэйчел приехала домой на уик-энд, и с подчеркнутым равнодушием осведомлялись, приехал ли вместе с ней ее муж.
     Шерри пустилась на откровенную ложь, сообщая всем и каждому, что чувствует себя неважно и именно поэтому попросила приехать Рэйчел. "Митчелл остался в Нью-Йорке, - неизменно сообщала она в конце разговора. - Так что если вы рассчитывали побывать на вечеринке с его участием, вынуждена вас разочаровать".
     Подобная тактика принесла свои плоды. После полдюжины звонков все любопытствующие уяснили, что, несмотря на всю подозрительность ситуации, Шерри Палленберг не намерена подавать повода для сплетен.
     - Конечно, рты людям все равно не заткнешь, - вздохнула Шерри. - Но тут уж мы ничего не можем поделать. В этом проклятом городишке нет других развлечений.
     - А мне казалось, тебе здесь нравится, - удивилась Рэйчел.
     Мать и дочь сидели на кухне и лакомились персиковым компотом.
     - Когда твой отец был жив, все было иначе. Но сейчас я совсем одна. И мне остается довольствоваться компанией других вдов. - Шерри невесело улыбнулась. - Мы вместе завтракаем и играем в бридж, и все они просто душки. Да, все они милейшие создания, и я не хочу злословить на их счет. Но, знаешь ли, мне чертовски надоедает говорить о телесериалах, о том, как лучше стирать занавески, и о том, как редко они видят своих неблагодарных детей.
     - Но ты ведь тоже можешь на это пожаловаться?
     - Однако я не жалуюсь. У вас с сестрой своя жизнь. И я не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанными торчать около меня.
     - Может, теперь мы с тобой будем видеться чаще, - осторожно заметила Рэйчел.
     Шерри покачала головой.
     - Уверена, все образуется. Сейчас у вас с Митчем выдалась темная полоса, но вскоре она закончится. И ты сама будешь потом удивляться, что придавала пустячной размолвке такое значение.
     - Все не так просто, - возразила Рэйчел. - Мы с ним совершенно не подходим друг другу.
     - Милая, на свете нет людей, которые подходили бы друг другу, - невозмутимо заявила Шерри.
     - На самом деле ты же так не думаешь...
     - Поверь, дорогая, я думаю именно так. Все мы не слишком похожи друг от друга. И для того, чтобы жить вместе, всем нам приходится идти на компромиссы. Иногда на очень серьезные компромиссы. Если хочешь знать, я постоянно уступала Хэнку, а Хэнк уступал мне. Будь он жив, он бы это подтвердил. Мы чувствовали, что иначе нельзя. - Грустная улыбка вновь тронула губы Шерри. - Думаю, мы оба с ним понимали, что ничего лучшего нам не найти - ни мне, ни ему. Конечно, звучит это не слишком романтично, но на самом деле именно так все и было. И знаешь, после того, как я перестала мечтать о прекрасном принце и смирилась с тем, что мой муж ничем не примечательный человек, который выпускает газы в постели и пялится на смазливых официанток, я почувствовала себя вполне счастливой.
     - Но Митчелл не пялится на официанток.
     - Что ж... тебе повезло. Тогда в чем проблема?
     Рэйчел отложила ложку и уставилась в чашку с недоеденным компотом.
     - Я знаю, я должна быть благодарна, - пробормотала она, словно произнося заученные слова молитвы. - Я это знаю. Господи, когда я думаю о том, как много Митчелл дал мне...
     - Ты имеешь в виду его деньги и все, что с ними связано?
     - Да, конечно.
     - Все это ерунда, - махнула рукой Шерри. - Он мог подарить тебе пол-Нью-Йорка и в то же время быть скверным мужем.
     - Нет, его нельзя назвать скверным мужем. Я просто понимаю, что он никогда не будет принадлежать мне всецело. Никогда не будет связан со мной так крепко, как папа был связан с тобой.
     - И виной тому его семья?
     Рэйчел кивнула.
     - Бог свидетель, мне не хочется соперничать с ними из-за его внимания. Но это происходит постоянно. - Рэйчел вздохнула. - При этом мне совершенно не в чем их упрекнуть. И все же я чувствую себя чужой.
     - Но почему, детка?
     - Сама не знаю, - вновь вздохнула Рэйчел. - Чувствую, и все. - Она приложила ладони к разгоряченным щекам. - Возможно, вся проблема здесь, - она коснулась своей груди, - во мне. Я понимаю, что обязана быть счастливой. - Она устремила на мать затуманенные слезами глаза. - Ты ведь тоже так считаешь, правда? У меня нет права жаловаться. Когда я думаю о таких людях, как миссис Бедросиан...
     Джудит Бедросиан потеряла в автомобильной катастрофе мужа и троих детей, когда Рэйчел было четырнадцать лет. Все, чем жила эта женщина, все, что придавало смысл ее существованию, было отнято у нее в одно страшное мгновение. И все же она находила в себе силы, чтобы вставать по утрам.
     - Все мы слишком не похожи друг на друга, - повторила Шерри. - Не знаю, как несчастной Джудит удалось смириться со своей утратой. Может, она до сих пор с ней не смирилась. Люди скрывают, что творится у них в душе. И каждому из нас есть что скрывать. Каждому. Что до Джудит, я не сомневаюсь - после стольких лет она по-прежнему тоскует. Иногда я не вижу ее целыми днями, а потом замечаю, что у нее заплаканные глаза. Каждое Рождество она непременно отправляется к сестре в Висконсин. Они не слишком ладят, но в этот праздник Джудит не выносит одиночества. Воспоминания не дают ей покоя... - Шерри вздохнула, словно печаль Джудит придавила ее своей тяжестью. - Никто, кроме тебя, не сможет решить твоих проблем. Тебе самой придется искать выход. Я, например, спасаюсь при помощи валиума - в разумных пределах, конечно. Но тебе не советую.
     Рэйчел улыбнулась. Она всегда знала, что у ее матери живой и острый, способный к неожиданным выводам ум. Но в последние годы склонность Шерри к парадоксальным рассуждениям заметно усилилась. Под покровом провинциальной добропорядочности таились независимость и ироничность. Рэйчел очень надеялась, что унаследовала эти черты.
     - Ну и что теперь? - решила внести ясность Шерри. - Ты собираешься потребовать у него развод?
     - Нет, - покачала головой Рэйчел.
     - Почему же нет? Если ты его больше не любишь...
     - Я этого не говорила.
     - Ну, если ты не можешь с ним жить...
     - И этого я не говорила. Господи боже, если бы я знала, что мне делать. Марджи тоже твердит, что мне необходимо получить развод. И хорошее пожизненное обеспечение. Но я боюсь остаться одна.
     - Одна ты не останешься.
     - Мама, похоже, ты тоже считаешь, что мне лучше от него уйти.
     - Ничего я не считаю. Я сказала только то, что сказала, - одна ты не останешься. Так что у тебя нет причин сохранять брак, если он не дает тебе того, что ты хочешь.
     - Ты меня удивляешь, - сказала Рэйчел. - Правда, правда, я меньше всего ожидала услышать от тебя что-нибудь в этом роде. Думала, ты станешь уговаривать меня немедленно вернуться к мужу и попытаться начать все сначала.
     - Жизнь слишком коротка, - глубокомысленно изрекла Шерри. - Несколько лет назад я, наверное, отнеслась бы к твоему поступку иначе. Но с годами взгляды меняются. - Она протянула руку и коснулась щеки дочери. - Меньше всего мне хочется, чтобы моя красавица Рэйчел чувствовала себя несчастной.
     - Мама...
     - Так что если ты решила уйти от мужа, так и поступай. В конце концов, он далеко не единственный красивый миллионер на свете.

Глава XVII

     В тот вечер сестра Динни пригласила Рэйчел на барбекю, она заверила, что люди соберутся исключительно приятные, незнакомых не будет и к тому же гости предупреждены, что Рэйчел не стоит докучать расспросами. Несмотря на это, Рэйчел не слишком хотелось идти. Но Динни недвусмысленно дала понять, что воспримет отказ как личное оскорбление. Так что Рэйчел все-таки пришлось принять приглашение, но потом она поняла, что совершила ошибку. Ее сестра, уверявшая, что все время будет поблизости, забыла о своем обещании и через пять минут скрылась в неизвестном направлении, оставив Рэйчел в толпе гостей. Рэйчел обнаружила, что не знает никого из этих людей, зато им она слишком хорошо известна.
     - Несколько педель назад я видела вас с мужем по телевизору, - сообщила какая-то дама, представившаяся как Кимберли, вторая лучшая подруга Динни (Рэйчел было недосуг ломать голову над тем, что означает это странное звание). - Тогда как раз транслировали одно из этих чудных гала-шоу. Судя по вашим лицам, вы здорово веселились. Я сказала Фрэнки - это мой муж, вон, поглядите, он стоит с хот-догом в руках. Кстати, он работает вместе с мужем вашей сестры. Так вот, я сказала Фрэнки: этим людям можно позавидовать. Вокруг них все сверкает.
     - Сверкает?
     - Сверкает, - убежденно повторила Кимберли. - Сверкает и блестит. - Стоило Кимберли припомнить изумительное зрелище, глаза ее тоже засверкали восторгом. Рэйчел не хватило духу сказать ей о том, что на пресловутом гала-шоу была смертная тоска, угощение было несъедобным, речи - бесконечными, общество - надменным и скучным. Она сочла за благо не мешать своей новой знакомой в течение нескольких минут нести упоенный вздор, а сама лишь улыбалась или кивала головой в наиболее патетические моменты. От надоедливой собеседницы ее спас мужчина, который, судя по всему, отдал должное угощению - за ворот рубашки у него была заткнута салфетка, а лицо украшали пятна соуса.
     - Простите за бесцеремонное вмешательство, - обратился он к любительнице светской жизни, - но я так давно не видел эту юную леди, что больше не в силах терпеть.
     - Ты весь перемазался соусом, Нейл Уилкинс, - сообщила Кимберли.
     - Неужели?
     - Да. Вытри как следует рот, обжора.
     Нейл Уилкинс вытащил из-за ворота салфетку и принялся вытираться, Рэйчел тем временем лихорадочно соображала, кто он такой. Наконец она поняла - перед ней выросший и даже постаревший мальчик, некогда похитивший и разбивший ее девичье сердце. Годы изрядно потрудились над его внешностью, наградив Нейла круглым пивным брюшком, заметными залысинами и рыжеватой бородой. Но когда он кончил наконец возиться с салфеткой, выяснилось, что его улыбка по-прежнему лучезарна.
     - Ты меня узнала? - спросил он.
     - Нейл.
     - Он самый.
     - Я так рада тебя видеть, А я думала, ты в Чикаго. Мне кажется, Динни говорила что-то такое.
     - Он вернулся с поджатым хвостом, - бестактно вмешалась Кимберли.
     Но, судя по всему, Нейлу трудно было испортить настроение.
     - Все эти большие города не по мне, - заявил он, по-прежнему сияя улыбкой. - В глубине души я так и остался мальчишкой из захолустья. Поэтому я и вернулся сюда, в Дански, и начал небольшое дело вместе с Фрэнки...
     - Фрэнки - это мой муж, - уточнила Кимберли на тот случай, если Рэйчел этого еще не уяснила.
     - Мы занимаемся ремонтом домов. Чиним крыши, водопровод и все такое.
     - Они вечно ссорятся, - вставила Кимберли.
     - Неправда, - возразил Нейл.
     - Ссоритесь, ссоритесь. То жить друг без друга не можете, то грызетесь, как кошка с собакой.
     - Вся беда в том, что твой Фрэнки - закоренелый коммунист.
     - Вот уж ерунда, - возмутилась Кимберли.
     - Не отпирайся. А старина Джек и вовсе был завзятым комми. У него даже партийный билет был.
     - Кто такой Джек? - спросила Рэйчел.
     - Папаша Фрэнки. Он умер в прошлом году.
     - От рака простаты, - пояснила Кимберли.
     - Так вот, просматривая оставшиеся после старика бумаги, Фрэнки обнаружил членский билет коммунистической партии. И теперь носит его на груди и толкует о том, что пришло время восстать против темных сил капитализма.
     - Он не это имеет в виду, - возразила Кимберли.
     - А тебе откуда известно, что твой муженек имеет в виду?
     - Просто я знаю его дурацкий юмор. Не сразу поймешь, когда он шутит, а когда говорит всерьез. А люди думают черт знает что, - кипятилась Кимберли.
     Нейл поймал взгляд Рэйчел и едва заметно улыбнулся ей. Он явно поддразнивал Кимберли, чтобы повеселить Рэйчел.
     - Конечно, ты выгораживаешь своего благоверного. А по-моему, раз у парня в кармане партийный билет, значит, он комми, и ничего с этим не поделаешь.
     - Иногда ты ведешь себя как последний идиот, - обиделась Кимберли и, повернувшись, пошла прочь.
     - Ну и потеха с ней, - усмехнулся Нейл. - Стоит хоть чуть-чуть задеть ее ненаглядного Фрэнки, сразу выходит из себя. А сама пилит его день и ночь. Когда он на ней женился, волос у него была целая копна, а теперь она проела ему хорошую плешь. Мне, правда, тоже нечем хвастать, - и он похлопал по своей лысеющей макушке.
     - По-моему, лысина тебе даже идет, - улыбнулась Рэйчел.
     - Правда? - просиял Нейл. - Слышала бы тебя Лайза. Она на мою лысину смотреть не могла без слез.
     - Лайза - это твоя жена?
     - Мать моих детей, и не более того, - с усмешкой уточнил Нейл.
     - Так ты не женат?
     - Я был женат. В глазах закона мы с Лайзой до сих пор женаты. Но она с детьми живет в Чикаго, а я... как видишь, здесь. Они собирались приехать ко мне, когда я устроюсь и встану на ноги, но похоже, нам уже не жить вместе. У Лайзы кто-то появился, а детям нравится в Чикаго. По крайней мере, она так говорит.
     - Мне жаль, что у тебя не все сложилось.
     - Мне тоже жаль, - вздохнул он. - Я знаю, такое случается сплошь и рядом, но когда это происходит именно с тобой, с этим трудно смириться.
     И, словно застеснявшись собственных слов, он опустил голову и уставился на свои не слишком чистые ботинки.
     - А я знала Лайзу? - спросила Рэйчел.
     - Конечно, знала, - буркнул он, все еще не отрывая взгляда от ботинок. - Ее девичья фамилия Фроман. Лайза Анжела Фроман. Ровесница твоей сестры. Они вместе ходили в воскресную школу.
     - О, я ее помню, - кивнула головой Рэйчел, представив себе хорошенькую белокурую девочку лет шестнадцати, в больших очках. - Она всегда была такой тихоней.
     - Она и сейчас тихоня. Но голова у нее соображает как надо. Слава богу, дети пошли в нее, я-то звезд с неба не хватаю.
     - Ты скучаешь по ним?
     - Безумно. Все время. Все время... - Нейл произнес это так, будто сам не верил, что способен на столь сильное чувство. - Мне казалось, постепенно я привыкну, но... - Он покачал головой. - Слушай, а ты не хочешь пива или еще чего? У меня есть косяк.
     - Ты так и не бросил курить?
     - Ну, я стараюсь этим не злоупотреблять. Но, знаешь, иногда одолевает тоска и хочется отвлечься. Ни о чем не думать. Не травить себе душу воспоминаниями.

***

     Они пересекли двор, потом перебрались через низкий забор и оказались на свалке старых автомобилей. Рэйчел все это казалось захватывающим приключением, которое становилось все более увлекательным по мере того, как заканчивалась сигарета Нейла.
     - Вот этого мне и не хватало, - заявил Нейл, сделав несколько затяжек. - Надо было покурить до того, как являться на эту вечеринку. А то подобные развлечения нагоняют на меня скуку. Раньше все было по-другому. - Он вновь втянул в себя дым и передал сигарету Рэйчел. - Должен признаться...
     - В чем?
     - В том, что теперь все нагоняет на меня скуку. И ничто не радует. Похоже, я кончу, как мой отец. Ты его знала?
     - Конечно. Его звали Эверетт.
     - Надо же, ты помнишь.
     - Я еще слишком молода для склероза, - усмехнулась Рэйчел.
     - Его звали Эверетт Хэнкок Уилкинс.
     - Хэнкок?
     - Да, и попрошу воздержаться от насмешек. Да будет тебе известно, мое второе имя тоже Хэнкок.
     - Хэнкок, - сквозь смех повторила Рэйчел. Неожиданно это имя показалось ей чертовски забавным.
     - Кто-нибудь зовет тебя Хэнкок? - хихикнула она.