грозе. На полчаса.
   - Но послушай, совсем недавно от меня требовали даже не намекать.
   - Все меняется, Майк. Теперь - нужно! Не сенсации,  нет.  Заставь  всех
поверить, что на дне что-то есть...
   - Фредди, если это розыгрыш!..
   - Срочное и ответственное задание.
   - Больше года меня считали  полным  кретином,  раздувающим  сумасшедшие
бредни, а теперь ты звонишь в такое время, когда на вечеринках заключаются
идиотские пари, и говоришь...
   - Черт побери, Майк, я не на вечеринке. Я  в  своем  офисе  и,  похоже,
проторчу здесь до утра.
   - Объяснись.
   - Я как раз собирался... Понимаешь, слухи. Невообразимые  слухи,  будто
это дело русских. И какого черта всем взбрело в голову, что красные начнут
именно так. Люди взбудоражены настолько, что могут смести все в одночасье,
не оставив и камня на камне.  Так  называемые  любители  лозунга:  "Мы  им
покажем!"  воспользовались  моментом.  Идиоты,  скоты...   Их   необходимо
остановить. Они вынудят правительство  подать  в  отставку,  чего  доброго
предъявят  русским  ультиматум  или  что-нибудь  еще  похлеще.  Версия  об
"усталости металла" не пройдет, это  понятно.  Поэтому  и  всплыли  вы  со
своими _Глубинами_. Завтра мы должны  дать  материал.  В  игру  включилось
Адмиралтейство. Мы вышли на несколько научных светил: в  следующей  сводке
уже будут  кое-какие  намеки...  Би-Би-Си  не  отстает,  американцы  вовсю
развернули кампанию... Так что если желаешь внести свою лепту, не медли.
   - Я понял. На полчаса. В каком стиле?
   - Интервью с учеными. Серьезно, деловито, и чтоб кровь не  леденило  от
ужаса. Не  злоупотребляй  заумными  терминами.  Материал  для  нормального
смышленого человека с улицы. Главное - обыденно. Предлагаю фабулу:  угроза
более серьезная и развивается быстрее,  чем  ожидалось.  Удар,  нанесенный
нам, страшен, но ученые, объединив усилия, найдут средства дать  отпор  et
cetera  [и  так  далее  (лат.)].  Осторожный,   но   уверенный   оптимизм.
Договорились?
   - Попробую, но, честно говоря, оптимизмом здесь не пахнет.
   - Это  неважно,  главное,  чтобы  слушатели  прониклись.  Твоя  задача:
убедить всех, что для их же пользы выкинуть из головы  антирусский  вздор.
Если это удастся, мы отыщем возможность подкрепить твою версию.
   - Думаешь, в этом будет нужда?
   - Что ты имеешь в виду?
   - После "Яцухиро" и "Королевы Анны"... мне кажется, они  не  последние.
Там, на дне, видимо, не на шутку обиделись...
   - Я ничего не хочу знать. У тебя есть дело,  займись  им.  Закончишь  -
позвони, продиктуешь на  диктофон.  Надеюсь,  ты  позволишь  распорядиться
материалом по нашему усмотрению?
   - Хорошо, Фредди. Ты получишь то, что хочешь.  -  Я  повесил  трубку  и
повернулся к Филлис. - Дорогая, для нас есть работенка.
   - Только не сегодня, Майк. Я не могу...
   - Ладно, справлюсь сам. - Я пересказал ей пожелания Фредди Виттиера.  -
Для начала, думаю, выбрать стиль, придумать тезисы, а затем  повыдергивать
из старых сценариев подходящие отрывки.  Ах  черт,  ведь  они  остались  в
Лондоне!
   - По-моему, мы их  знаем  почти  наизусть,  а  заумничать,  как  сказал
Фредди, не стоит. - Филлис задумалась. - У нас с тобой неважная репутация,
мы можем с треском провалиться.
   - Если утром газеты сделают свое дело, то недоверия к  нам  поубавится.
Наша задача - лишь закрепить...
   - Нам нужна твердая позиция. Первое, о чем нас спросят: "Если  все  так
серьезно, почему вы молчали? Почему до сих пор ничего не сделано?" Что  ты
ответишь на это?
   Я почесал затылок.
   - А если так: "Без сомнения, трезвые понимающие люди Запада  восприняли
бы это известие вполне нормально, но какой реакции ожидать от  остального,
более эмоционального и легко возбудимого населения  планеты?  Его  реакция
непредсказуема.  Поэтому,  в  интересах  дела,  мы  сочли  необходимым  не
волновать аудиторию в надежде,  что  наши  ученые  предотвратят  опасность
раньше,   чем   она   выползет   на   поверхность   и   возбудит   тревогу
общественности". Ну как?
   - Лучше не придумаешь, - одобрила Филлис.
   - Дальше - предложение Фредди об ученых умах, которые собираются вместе
и всю мощь современной науки и техники вкладывают в месть и предотвращение
опасности. Это - святой долг по отношению к погибшим и крестовый поход  за
безопасность океанов.
   - Тем более, что так оно и есть, - с ноткой поучения произнесла Филлис.
   - Почему ты всегда  считаешь,  будто  то,  что  я  сказал  -  я  сказал
случайно?
   - Ты всегда начинаешь так, словно истина - не более чем случайность,  а
заканчиваешь, как сейчас. Это раздражает, Майк.
   - Я исправлюсь. Фил. Я напишу все, как надо. Иди спать, а я тут займусь
делом.
   - Спать?! С какой стати?
   - Но ты же сама сказала, что не можешь?..
   - Не говори чепухи. Неужели я могу тебе доверить одному готовить  такой
важный материал?!
   Наутро, около одиннадцати часов, я в полубредовом состоянии, спотыкаясь
спустился на кухню, составил на поднос чашки с кофе, тосты, вареные яйца и
наощупь поднялся наверх.
   Было уже больше пяти утра, когда я  закончил  диктовать  в  Лондон  наш
совместный труд. К этому времени мы настолько  выбились  из  сил,  что  не
соображали уже - хорошо получилось или нет.
   - Давай сходим в Фалмут, - предложила Филлис.
   Мы пошли в Фалмут и не преминули  посетить  четыре  наиболее  известных
портовых бара.
   Фредди оказался прав. Разговоры о красной  угрозе  не  сходили  с  уст:
бурные - между двойными виски и рассудительные - среди бокалов  пива.  Эта
точка зрения наверняка бы победила, если б не единодушие, с каким утренние
газеты взвалили ответственность на подводных существ.  Такая  солидарность
создала  впечатление,  что  антирусские  настроения  -   выдумка   местных
консерваторов и экстремистов.
   Однако это еще не означало,  что  все  поверили  новой  версии.  Многие
помнили первую панику, быстро сменившуюся попыткой  все  высмеять.  И  вот
сейчас людям опять предлагали резко изменить  свое  мнение.  Но  серьезные
обзоры ведущих газет пресекли насмешки,  и  люди  задумались:  а  вдруг  и
действительно в этом что-то есть?!
   - Завтра возвращаемся в Лондон, -  объявила  Филлис.  -  Ты  достаточно
раскопал морганатических браков, а там нас ждет интересная работа на  нашу
общую тему.
   Филлис выразила мое желание. И, по обыкновению, мы еще затемно оставили
коттедж Роз.
   Вернувшись на лондонскую квартиру, включив радио, мы услышали о  гибели
авианосца "Мериториус" и лайнера "Карибская принцесса".


   Насколько помню, "Мериториус"  в  момент  гибели  находился  в  Средней
Атлантике, в восьмистах милях к  юго-западу  от  островов  Зеленого  Мыса,
"Карибская принцесса" - милях в двадцати от Сантьяго-де-Куба. Оба  корабля
затонули в течение двух-трех минут,  и  в  живых  не  осталось  ни  одного
человека. Трудно сказать, кого это потрясло больше - британцев, потерявших
новенькое военное судно, или янки, лишившихся одного  из  лучших  круизных
лайнеров. Я уж не говорю о том, что и те, и другие были потрясены  гибелью
"Королевы Анны" - общей гордости трансатлантических  рейсов.  Всех  обуяло
неистовое  негодование,  но  настолько  жалкое  и  беспомощное,  что   оно
напоминало чувства человека, которого кто-то в толпе ударил в спину, и вот
он стоит, сжав кулаки, и озирается, не зная, кому дать сдачи.
   Большинство американцев поверили в подводную угрозу и подняли такой  ор
о необходимости решительных мер, что он тут же перекинулся на Англию.
   В пивбаре на Оксфорд-Стрит я на собственной  шкуре  прочувствовал  весь
спектр общественных настроений.
   - Почему, я вас спрашиваю?! - расходился какой-то  толстяк.  -  Если  в
самом деле на дне сидят какие-то твари, почему мы их не атакуем? За что мы
платим Флоту? Или у нас  нет  атомных  бомб?  Разбомбить  их,  к  чертовой
матери, пока они нам еще забот не подкинули! Или мы так  и  будем  сидеть,
сложа руки, а они будут думать, что им все дозволено! Что, у нас не хватит
сил показать им, где раки зимуют?! Ага, спасибо. Да, светлого...
   Кто-то припомнил дохлую рыбу.
   - К черту, - не унимался толстяк, - океан большой; ни хрена  с  ним  не
случится. Или пусть разработают что-нибудь другое, не атомное.
   Кто-то предположил, что океан, как раз,  слишком  большой  для  игры  в
прятки, но ему тут же возразили.
   - Правительство твердит: _Глубины,  Глубины_...  Все  болтают  об  этих
_Глубинах_. Тогда почему бы не шарахнуть по этим _Глубинам_, не задать им,
как полагается. Эй, кто заплатил за этот бокал? Ваше здоровье!
   - Я тебе отвечу, - откликнулся сосед, опрокидывая залпом  полбокала,  -
если тебя интересует. Потому что  все  это  -  пыль  в  глаза,  и  только!
_Глубины, Глубины_... скажите, пожалуйста?! Расскажи  это  своей  бабушке.
Марсиане, как же! Ты мне вот на что ответь: наши корабли тонут?  Тонут.  У
янки, у япошек - тоже? Тоже. А у  красных  тонут?  Дудки.  Вот  и  ответь:
почему?
   - Потому что весь их флот - раз, два и обчелся.
   Кто-то вспомнил, что русские тоже когда-то потеряли судно  и  по  этому
поводу подняли дикий гвалт.
   - Эх, вы... Да разве это подтвердилось?! Русские и не на такие  выдумки
способны.
   Никто не разделял его чувств, все были согласны с толстяком.
   - Болтать можно сколько угодно, - подвел черту джентльмен в шляпе, - но
я  скажу  так:  "Спасибо,  старина,  хватит.  Мне  бы,  например,  спалось
спокойней, если б я знал, что кто-нибудь хоть что-то _делает_".


   Скорее всего американское правительство допекли подобные требования,  и
оно отдало приказ сбросить бомбу в Кайманскую впадину, недалеко  от  места
гибели  "Карибской  принцессы".  Вряд  ли  они  надеялись  на   какой-либо
результат от подобной бомбежки наугад в районе площадью 1500 миль.
   Это ожидаемое событие  вызвало  неслыханный  резонанс  по  обе  стороны
океана. Американцы  гордились,  что  они  первыми  подняли  "карающий  меч
возмездия",  а   мои   оскорбленные   соотечественники   выражали   своему
правительству презрение, демонстративно приветствуя намерения Штатов.
   Как сообщалось, флотилия из десяти кораблей вышла в море, имея на борту
изрядное количество специальных глубинных бомб, не  считая  двух  атомных.
Это было праздничное, торжественное шествие под всеобщее бурное одобрение,
заглушившее одинокий протестующий голос Кубы.
   Всякий,  слышавший  прямую  трансляцию,  никогда   не   забудет   вдруг
изменившийся  голос  диктора:  "...кажется...  Что  это?..  О,  боже!   Он
взорвался!.."  и  эхо  взрыва,  вырвавшееся  из  динамика.   Затем   снова
бессвязное бормотание комментатора  и  еще  один  взрыв.  Грохот,  паника,
крики, звон корабельных колоколов  и  вновь  задыхающийся  голос  диктора:
"Первый взрыв, который вы слышали, - это эсминец "Каворт", второй - фрегат
"Редвуд", на его борту осталась одна из  атомных  бомб,  сконструированная
так, чтобы взорваться на глубине пяти миль... Оставшиеся  восемь  кораблей
флотилии на полном ходу покидают опасный район. Я  не  знаю,  и  никто  не
может сказать, сколько времени у нас в  запасе.  Думаю,  несколько  минут.
Палуба под нами ходит ходуном... мы стараемся изо всех  сил...  Все  взоры
обращены туда, где затонул "Редвуд"... Эй, кто-нибудь! Кто  знает  сколько
нам осталось?.. Дьявол, кто-то же должен знать... Мы уходим, мы уходим так
быстро,  как  можем...  другие  тоже...  Все   пытаются   унести   ноги...
Кто-нибудь! Каких размеров может быть  взрывная  воронка?..  ради  бога...
Неужели никто ни черта не знает?!.. Мы спешим изо всех  сил,  может  быть,
нам удастся... Господи, сколько осталось?.. Может быть... может быть... ну
быстрее, ради бога, быстрее...  Давай,  жми  на  всю  катушку!  Пусть  все
провалится, быстрее... _Кто-нибудь, сколько  эта  чертова  посудина  будет
тонуть_???
   Пять минут, прошло пять минут... Все еще  живы...  Почти  наверняка  мы
покинули район основной воронки. Господи, у нас есть  шанс.  Дай  нам  его
использовать... Идем, все еще идем. Все смотрят  назад,  смотрят  и  ждут.
Неужели он еще не достиг дна? Наверное, нет. Слава богу... Уже больше семи
минут. Может, она не взорвалась? Или  глубина  меньше  пяти  миль?  Почему
никто не может сказать? Сколько этот ад  может  длиться?!  Худшее,  должно
быть,  позади.  Остальные  суда  кажутся  уже  белыми   точками...   Живы,
Господи... пока живы... Все глядят назад... Боже! Море..."
   На этом месте передача оборвалась.


   Правда, диктор остался жив. Его судно  и  еще  пять  из  всей  флотилии
вернулись без повреждений, но слегка радиоактивные.
   В офисе ему сразу влепили выговор  "за  использование  ряда  выражений,
оскорбивших слушателей пренебрежением к Третьей Заповеди".


   В тот же  день  все  споры  прекратились  сами  собой.  Нужда  в  нашей
пропаганде полностью отпала. Скептики были посрамлены, все удостоверились,
что в _Глубинах_ есть Нечто, и это Нечто - очень опасно.
   Над  миром  прокатилась  волна   тревоги.   Даже   русские,   преодолев
национальную  сдержанность,  признали,  что  потеряли  три   судна:   одно
исследовательское - восточнее Камчатки  и  два,  без  уточнения,  снова  у
Курил. "Вследствие этого, - объявили они, - мы выражаем свое  согласие  на
сотрудничество со всеми силами доброй воли во имя  преодоления  угрозы,  с
целью установления мира во всем мире".
   На следующий день правительство Ее  Величества  предложило  провести  в
Лондоне военно-морской симпозиум по вопросам изучения проблемы.  Симпозиум
продлился три дня и, по мнению правительства, был весьма своевременным.
   Начались повальные отказы от билетов на  морские  рейсы;  перегруженные
авиакомпании  были  вынуждены  объявить   предварительную   запись.   Курс
судоходных компаний резко пошел на убыль, увеличились  цены  на  продукты,
все виды табака исчезли с прилавков. Правительство наложило ограничения на
продажу нефтепродуктов и готовило систему служб жизнеобеспечения.
   - Ты только загляни на Оксфорд-Стрит, - говорила мне Филлис за день  до
открытия  симпозиума,  -  раскупают  все  подряд!  Особенно  ситец.  Самый
задрипанный лоскут продается  втридорога.  Все  готовы  глаза  друг  другу
выцарапать за шмутье, на которое неделю  назад  никто  бы  и  внимания  не
обратил. Исчезло все до последнего клочка. Видно, припрятывают на  складе,
надеясь потом продать еще дороже.
   - В Сити, говорят, то же самое, - подхватил я. -  Похоже,  скоро  можно
будет купить судоходную компанию, имея в кармане пару монет.  Зато  ни  за
какое состояние не  удастся  приобрести  акции  авиафирм.  Цены  на  сталь
возросли, на резину,  на  пластик  -  тоже.  Единственно,  чей  курс  пока
стабилен - пивоваренные заводы.
   - Я видела на Пикадилли одну парочку,  они  грузили  в  роллс-ройс  два
мешка кофе... - Филлис вдруг осеклась, до  нее  только  сейчас  дошли  мои
слова. - Ты продал акции тетушки Мэри?
   - Давно, - улыбнулся я, - и вложил деньги... хм,  довольно  забавно,  в
производство авиамоторов и пластика.
   Филлис благосклонно кивнула, причем с таким видом, будто я выполнил  ее
распоряжение. Затем ей в голову пришла другая мысль.
   - А как насчет пропусков для прессы на завтра? - спросила она.
   -   Пропусков   на   симпозиум   не   было   вообще,    но    объявлена
пресс-конференция.
   Филлис уставилась на меня.
   - Не было?? Они думают, что творят?!
   Я пожал плечами.
   - Сила привычки. Когда они готовят грандиозную  кампанию,  то  сообщают
прессе ровно столько, сколько считают нужным, и, как  правило,  с  большим
опозданием.
   - Да, но все же...
   - Знаю, Фил, но нельзя же требовать от  спецслужб  измениться  за  одну
ночь.
   - Какая глупость. Совсем как в России. Там есть телефон?
   - Дорогая, это же международный симпозиум! Не собираешься же ты...
   - Естественно, собираюсь. Чушь какая-то!
   - Но  учти:  с  кем  бы  из  высокопоставленных  особ  ты  ни  захотела
связаться, тебе скажут, что он только что вышел.
   Это ее остановило.
   - Никогда не слышала подобной бредятины, - пробурчала Филлис. - Как, по
их мнению, мы должны делать наше дело?
   Говоря "наше дело", Филлис подразумевала совсем не то, что имела  бы  в
виду еще несколько дней назад. Наша задача внезапно изменилась. Теперь  мы
уже  не  убеждали  общественность  в  реальности   невидимой   угрозы,   а
поддерживали моральный дух и пытались не допустить паники. И-Би-Си  завела
новую рубрику - "Парад новостей", где мы, сами того не заметив,  оказались
в роли неких специалистов - океанических корреспондентов.
   В действительности, Филлис никогда не состояла в штате компании, да и я
расстался с И-Би-Си уже пару лет назад,  но  тем  не  менее  кроме  отдела
выплат никто, по-моему, этого не заметил. Генеральный  директор,  ошибочно
полагая, что мы его подчиненные, требовал от нас укреплять  моральный  дух
общества, хотя зарплату нам начисляли не как  прежде  -  раз  в  месяц,  а
поштучно и как придется.
   Но о какой  нормальной  работе  может  идти  речь,  когда  нет  никакой
возможности добыть стоящую информацию. Мы немного поговорили на эту  тему,
и я, оставив жену, пошел на И-Би-Си, в свой офис, которого, по существу, у
меня не было.
   Около пяти позвонила Филлис.
   - Милый, - сказала она, - запомни, ты пригласил доктора Матета на  ужин
- завтра в клубе в девятнадцать ноль-ноль. Я буду с вами. Понял?
   - Понял, дорогая.
   - Я объяснила ему ситуацию, и он  согласился  со  мной  -  это  абсурд.
Хотела пригласить и Винтерса - ведь они друзья - но тот сказал, что служба
есть служба, и отказался. Я встречаюсь с  ним  завтра  за  ленчем,  ты  не
против?
   - Не возьму в толк, дорогая, почему служба не есть служба  при  встрече
тет-а-тет? Ну, да ладно, можешь погладить себя  по  головке  -  ты  хорошо
поработала. Я ценю порыв души доктора  Матета.  Лондон  сейчас  переполнен
всякими "ографами", которых он не видел много лет.
   - Уж да. Теперь он в один день увидит их целую кучу.
   На этот раз Филлис не пришлось улещать доктора  Матета.  Облокотясь  на
стойку, с шерри в руке, он напоминал мессию.
   - У спецслужб свои правила, - изрек он. - Мы  -  дело  другое.  С  меня
никто не брал никаких обязательств.  Я  считаю  своим  долгом  довести  до
общественности основные факты. Вы, конечно, читали официальное заявление?
   Конечно, мы читали это заявление. В нем содержался чуть ли не приказ  -
всем  судам  держаться  как  можно  дальше  от  _Глубин_,  до  специальных
распоряжений. Естественно, что многие капитаны поступали так и раньше,  но
теперь, заручившись правительственной поддержкой, они могли  ссылаться  на
это при любых разногласиях с судовладельцами.
   - По-моему, там нет ничего особенного, - сказал я  Матету.  -  Какой-то
чертежник, гордый, как индюк, своей  работой,  обозначил  опасные  области
глубиной более двадцати тысяч футов, а сейчас рвет на себе волосы,  потому
что кто-то ему сказал, что _Глубины_ начинаются с двадцати пяти тысяч.
   - Ученым Советом принято  считать  опасную  зону  с  четырех  тысяч,  -
поправил Матет.
   - Как?! - дико воскликнул я.
   - Саженей.
   - Двадцать четыре тысячи футов, милый. Надо все умножать  на  шесть,  -
ласково разъяснила мне Филлис и, пропустив мимо  ушей  мои  благодарности,
обратилась к доктору: - А по-вашему, с какой глубины?
   - Откуда вы узнали, что я не согласен с мнением Совета, миссис Ватсон?
   - Вы использовали пассивную  конструкцию,  -  мило  улыбаясь,  ответила
Филлис.
   - А говорят, что все нюансы речи лучше всего передает французский!  Что
ж, признаю. Я рекомендовал три тысячи пятьсот  саженей,  но  судовладельцы
встали на дыбы.
   - Однако! - удивилась Филлис. - Я считала,  что  это  -  военно-морской
симпозиум.
   - Так-то оно так, но адмиралы  не  хотят  ронять  свой  престиж.  А  их
престиж прямо пропорционален безопасной площади Мирового океана.
   - Выходит, очередной псевдосимпозиум? - огорчилась Филлис.
   - Надеюсь, что нет.
   Мы прошли к столику. Филлис легкомысленно болтала о