ись нападению органических механизмов  с
дистанционным или программным управлением. Единственное, что отличает  их,
например, от наших торпед, управляемых на  расстоянии,  это  то,  что  они
органической природы. Я даже полагаю,  что  нам  приходится  решать  более
сложные  задачи  в  управлении  неорганическими  машинами".  Итак,  мистер
Ватсон, ваши впечатления?
   - Я согласен с Бокером, сэр. А что с образцом?
   - Вот копия экспертизы. Для  меня  это  -  китайская  грамота,  но  мои
консультанты говорят, что от этого анализа мало  проку.  Все  высказывания
экспертов  слишком  осторожны,  чтобы  из  них   можно   было   что-нибудь
почерпнуть.  В  общем,  щупальце  поставило   ученых   в   затруднительное
положение.
   - Может быть, я что-то не понимаю, - вставила Филлис, -  но  разве  это
имеет большое значение? С практической точки зрения, я имею в виду.  Живые
они или псевдоживые, обращаться с ними, по-моему, надо одинаково.
   - Это  верно,  -  согласился  адмирал,  -  но  все  равно,  выводы,  не
подкрепленные доказательствами, бросают тень и  на  доклад,  и  на  самого
ученого.
   - О-хо-хо, - с болью в  голосе  изрекла  Филлис,  как  только  за  нами
закрылась дверь. - Как бы я хотела сейчас тряхнуть этого Бокера.  Ведь  он
же обещал мне, про "псевдо"  -  ни-ни.  Самый  настоящий  enfant  terrible
[ужасный ребенок (фр.)], а не ученый муж. Ну, попадись он мне!
   - Да, - кивнул капитан Винтерс, - это только усугубляет его положение.
   - И еще как! Пресса обязательно  проболтается  и  будет  вам  еще  один
"бокеризм", уж помяните мое слово. Плохо дело, снова все забуксует и  даже
разумные люди отвернутся от Бокера. Да, надо ждать  неприятностей.  Ладно,
пошли обедать, пока я окончательно не вышла из себя.


   Следующая  неделя  выдалась  скверной.  Вслед  за  "Бихолдэ"  газеты  с
ликованием набросились на  _псевдокишечнополостных_:  редакционные  писаки
окунули перья в сарказм и зубоскальство, целые батальоны ученых, которые и
раньше не оставляли в покое Бокера, бросились в новую атаку,  готовые  его
растоптать, карикатуристы внезапно открыли, что их "любимые"  политические
деятели, оказывается, мало похожи на людей.
   Вторая половина прессы, наоборот, рисовала кошмарные картины будущего и
требовала защиты от _псевдожизни_.
   Наш спонсор, опасаясь за свою репутацию, решил расторгнуть  контракт  с
И-Би-Си. Дирекция  рвала  на  себе  волосы.  Руководитель  отдела  продажи
эфирного времени вспомнил старую поговорку, что любое паблисити -  хорошее
паблисити. Но спонсор утверждал, что покупательский бум не что  иное,  как
подтверждение теории Бокера и  влечет  за  собой  продолжение  роста  цен.
И-Би-Си парировала, что  созданное  паблисити  уже  накрепко  связало  его
продукцию с именем Бокера, и бессмысленно  не  постараться  заработать  на
этом сколько возможно.
   -  Моя  фирма  собиралась  внести  свой  вклад  в  развитие   науки   и
общественной безопасности, а не совершать  вульгарный  рекламный  трюк,  -
сказал спонсор. - Тут накануне ваш комик высказался, что, дескать,  только
_псевдожизнь_ открыла ему глаза на собственную тещу.  Если  это  позволяет
себе И-Би-Си, то что говорить о других?!
   И-Би-Си заверила, что подобное не повторится, но  заметила,  что  после
отказа от стольких обещаний, данных спонсором редакции, вряд ли его  фирме
удастся сохранить авторитет.
   В то же время коллеги с Би-Би-Си вдруг обнаружили неслыханную  симпатию
к  нашей  компании.  Казалось,  конкуренты  что-то  замышляют   -   больно
подозрительной была их вызывающая вежливость.
   Я пытался работать в редакции. Но все,  кому  не  лень,  заглядывали  в
дверь, сообщали о событиях на фронте, советовали вставить или опустить  ту
или иную подробность, в зависимости от состояния дел. И через  пару  дней,
не выдержав, я перебрался домой. Однако и здесь меня не оставили в  покое.
Телефон не умолкал: рекомендации, всяческие предложения, сообщения о смене
конъюнктуры сыпались, как из  рога  изобилия.  Я  старался  вовсю:  писал,
переписывал, пытаясь угодить всем беспокойным.
   А И-Би-Си уже  воевала  с  Бокером.  Он  кричал,  угрожал,  обещал  все
бросить, если его не пустят в прямой эфир.
   Закончив сценарии, мы так устали, что не было сил вникать  во  все  эти
споры и  распри.  А  когда  вышла  первая  передача,  мы  решили,  что  на
радиостанции ее перепутали с "Полчаса Маменькиного Ангелочка".
   Собрав манатки, мы махнули за покоем в Корнуэлл.


   - Боже мой! - воскликнул я, увидев нововведение. - Неужели  не  хватает
веранды? Если ты думаешь, что в жару я  буду  сидеть  там  только  потому,
что...
   - Это, - холодно перебила меня Филлис, - беседка.
   -  Неужели?  -  изумился  я,  разглядывая   необычное   сооружение   со
скособоченной стеной. - Ну и к чему нам беседка?
   - А вдруг кому-нибудь летним  днем  захочется  в  ней  поработать.  Она
прекрасно защитит от ветра и не даст разлететься бумагам.
   - Да-а?..
   - В конце концов, - оправдываясь, добавила Филлис, - если кто-то кладет
кирпичи, значит он что-то строит.
   "Логично, но подозрительно", - подумал я и уверил Филлис, что если  это
беседка,  то  очень  премиленькая,  просто  для  меня   это   было   явной
неожиданностью.
   - Чтобы прийти к подобному выводу, - ехидно заметила Филлис, - не нужно
так долго думать.
   Меня  так  и  подмывало  что-нибудь  ответить  Филлис,  но  я  все   же
попридержал язык и сказал, что, на мои взгляд, все сработано чудесно,  тем
более, что сам я вообще не способен положить один кирпич на другой.
   Как иногда необходима смена обстановки! Эскондида, _танки_,  пузыри  со
своими щупальцами... трудно было поверить в их существование.  И  все-таки
мне не удалось расслабиться, как я надеялся.
   В первое же утро Филлис взяла черновики своего романа и  отправилась  в
беседку. Я слонялся вокруг в ожидании долгожданного успокоения, но оно так
и не снизошло на меня.
   Все так же по лицу хлестал ветер, все так же волны бились о скалы. Море
могло рокотать, штормить, топить корабли, но  так  было  всегда,  все  это
старые штучки. Я смотрел на  пенный  прибой  и  понимал  всю  нереальность
Эскондиды.  Эскондида  принадлежала  другому  миру,  миру,  где  никто  не
удивляется ни _танкам_, ни _кишечнополостным_.  Здесь  все  было  не  так,
Корнуэлл был реален и солиден. Над ним проходили века, его берега  омывали
волны, и если море забирало людей, то не потому, что бросало им  вызов,  а
потому, что люди бросали вызов  ему.  Море  казалось  настолько  мирным  и
домашним, что невозможно было  вообразить  его  извергающим  исчадия  ада,
наподобие  тех,  что  выползли  на  пляж   Эскондиды.   Отсюда   и   Бокер
представлялся мне уже злым  духом,  вызывающим  сатанинские  галлюцинации.
Здесь без него жизнь текла размеренно и спокойно,  по  крайней  мере,  так
представлялось сначала. Но стоило мне спустя несколько дней  вынырнуть  из
текучки наших будничных дел, я понял, до чего расшатан мир.
   Воздушный флот работал строго по предписанию: перевозить  грузы  только
первейшей необходимости.  Жизнь  вздорожала  почти  на  двести  процентов.
Самолетостроение крутилось на полную катушку,  пытаясь  снизить  стоимость
перевозок,  потребность  в   которых   была   столь   велика,   что   даже
первоочередники могли просидеть  на  аэровокзалах  добрых  пару  лет.  Все
гавани были забиты до отказа брошенными судами.  Докеры,  потеряв  работу,
собирались на митинги, выходили  на  демонстрации,  словом,  всеми  силами
боролись  за  гарантированный  заработок,  в  то  время  как  их  профсоюз
колебался и выжидал. Выброшенные на улицу моряки присоединялись к докерам,
требуя  защиты  своих  прав.  Труженики   авиалиний   грозили   поддержать
бастующих, если им не повысят зарплату. Упал спрос на сталь, на уголь,  и,
когда было предложено закрыть несколько обанкротившихся  предприятий,  вся
отрасль забастовала в знак протеста.
   Буревестники  из  Москвы,   ощутив,   как   меняется   политический   и
экономический климат, провозгласили, что судоходный кризис - это,  большей
частью, происки  реакции.  Запад,  говорили  они,  уцепился  за  несколько
несчастных случаев, чтобы оправдать расширение военно-воздушных программ.
   Промышленность  работала  только  на  самое  необходимое.  То  и   дело
созывались конференции финансистов.  Пронесся  слух,  что  продукты  будут
распространять  пропорционально  доходам,   вспыхнули   мятежи.   Торговля
бурлила.
   Однако все еще находились смельчаки, за немалую плату готовые  выйти  в
открытое море. Но это было не более  чем  бравада  -  никакие  сверхценные
грузы не могли оправдать ни риска, ни баснословной цены таких круизов.
   Вдруг кто-то спохватился, что все погибшие  суда  работали  от  силовых
установок, и сразу моря запестрели парусниками. Возникла идея наладить  их
массовое  производство,  от  которой  быстро  отказались,  сочтя,  что  не
сегодня-завтра с напастью будет покончено и нет надобности в инвестициях.
   Ученые  всего  мира  продолжали   упорно   трудиться.   Каждую   неделю
испытывалось новое оружие, кое-что даже запускали в производство и тут  же
снимали по причине многочисленных изъянов. Оправдывая свои промахи, ученые
в век научно-технического прогресса вспоминали, что и у магов  и  чародеев
случались неудачи. Но в том, что со дня на день средство будет найдено, не
сомневался никто.
   Я так понимаю, люди верили в науку больше, чем наука сама в  себя.  Как
ни хотели ученые мужи предстать освободителями человечества, у них  ничего
не выходило. И все же главная трудность состояла не  в  немощи  инженерной
мысли, а в недостатке информации. "Ну как, как подступиться,  -  жаловался
мне один учений, - если тебе нужно сделать  ловушку  для  привидения,  для
духа. Ну хоть бы что-нибудь, хоть запах..." Ученые с  радостью  ухватились
бы за любую соломинку, но кроме  теории  Бокера  не  было  ничего.  Может,
именно поэтому в ученой среде к ней отнеслись довольно серьезно.
   Что касается _морских танков_, то они не сходили со страниц газет  и  с
экранов  телевизоров.  И-Би-Си  то  и  дело  прокручивала  нашу  запись  с
Эскондиды и даже любезно предоставила небольшой фрагментик Би-Би-Си. Видя,
какую тревогу вызывают эти передачи, я недоумевал,  но  потом  понял,  что
кому-то наверху выгодно отвлечь внимание народа  от  состояния  внутренних
дел. Что-что, а уж _морские танки_ как нельзя  лучше  подходили  для  этой
цели.
   С тех пор как мы покинули Смиттаун, прошло не так много времени, а,  по
сообщениям прессы, в области Карибского  бассейна  пришельцы  из  _Глубин_
совершили уже одиннадцать  набегов,  двенадцатый  -  был  отбит  благодаря
оперативным действиям американских ВВС.
   Но все это, однако, мелочи по сравнению с тем, что творилось  в  другом
полушарии. С дюжину _танков_ выползло на Хоккайдо и Хонсю,  четыре  города
на Минданао одновременно атаковали около шестидесяти _танков_ и так  далее
и  так  далее.  Да,  британцам  жилось  гораздо   спокойнее   на   высоком
континентальном шельфе, нежели обитателям Филиппин и Индонезии, где тысячи
людей в панике покидали побережье, бросали дома, срываясь с оседлых  мест,
и бежали вглубь островов. То же самое происходило и в Вест-Индии.
   Мороз продирал по коже, когда  я  получал  подобные  вести.  Совершенно
отчетливо я осознал наконец весь ужас происходящего, насколько же все было
серьезнее, чем представлялось. Сотни, тысячи _танков_ свидетельствовали не
об отдельных, случайных рейдах, а о широкой, развернутой кампании.
   - Власти обязаны защитить людей, - не выдержав, возмутился я, - хотя бы
раздать оружие. Какая к черту экономика, когда невозможно подойти к  морю.
Они должны сделать, чтобы люди могли нормально жить и работать.
   - Кто знает, где _танки_  вынырнут  в  следующий  раз,  -  откликнулась
Филлис, - нужны молниеносные действия, а это  значит,  что  каждый  должен
иметь при себе оружие днем и ночью.
   - Вот именно. Так что правительство никуда не денется и раздаст его.
   - В самом деле?
   - Что ты хочешь сказать?
   - Тебе не кажется странным: власть,  якобы  правящая  по  воле  народа,
готова пойти на все, лишь бы не давать этому народу в руки  оружие?  Народ
защищает не самого себя, а правительство. Разве не так?  Исключение  разве
что - швейцарцы: они доверяют своему правительству, но у них нет выхода  к
морю и, следовательно, нет наших забот.
   Филлис меня озадачила. Сегодня она выглядела особенно  усталой  и  была
совсем не похожа на себя.
   - Что случилось, Фил?
   - Ничего, - Филлис вздрогнула, - просто у меня  сдают  нервы  при  виде
всей этой лжи и грязи. Майк, тебе  никогда  не  хотелось  родиться  в  век
Истинного, а не Мнимого Разума?  Мне  кажется,  они  скорее  отдадут  этим
монстрам тысячи жизней, нежели рискнут раздать людям оружие, и найдут  для
оправдания своего решения массу доводов. Какое им дело до нескольких тысяч
или миллионов людей?!  Женщины  всегда  восполнят  потери.  А  вот  ценным
правительством рисковать нельзя.
   - Дорогая...
   -  Нет,  конечно,  что-то  они  сделают.  Например,  поставят   парочку
гарнизонов в особо опасных местах. Но все равно, всегда и везде они  будут
опаздывать. Плотно набитые человеческим мясом шары будут катиться к  морю,
несчастных девушек, как Мюриэл, будут тянуть за волосы по асфальту,  людей
будут разрывать на куски, как того  парня,  которого  ухватили  сразу  две
медузы... вот тогда прилетят самолеты, а адмиралы скажут:  "Нам,  ах,  как
жаль,  мы  немножко  опоздали,  но  вы  сами  понимаете,  что   существуют
определенные трудности, сборы, приготовления". Или я не права?
   - Но, Фил, дорогая...
   - Я знаю, что ты хочешь сказать, Майк. Я действительно  разволновалась.
Никто, никто ничего не делает! Никаких попыток  что-нибудь  изменить!  Все
говорят: "Боже, боже, какой упадок". Одни  слова,  слова,  слова...  будто
слогом можно остановить катастрофу. Зато стоит появиться Бокеру,  как  тут
же его объявляют паникером. Так сколько,  Майк,  сколько,  по  их  мнению,
должно погибнуть людей, чтобы они сочли нужным что-либо сделать?
   - Но, Фил, они же пытаются...
   - Да? Майк, они же просто  балансируют!  Какова  минимальная  плата  за
сохранение политического господства? Сколько  людей  должно  погибнуть  до
возникновения опасности? Разумно ли на данном этапе объявлять чрезвычайное
положение? Сплошная болтовня и нежелание ударить палец о палец. О, я бы!..
- Она неожиданно умолкла. - Прости, Майк,  что-то  я  совсем  расклеилась.
Наверное, просто устала.
   Филлис вышла. Этот ее взрыв очень меня обеспокоил. С тех пор, как  умер
наш ребенок, я не видел ее в таком состоянии.
   Следующее утро ничего не изменило. Я нашел Филлис  сидящей  в  беседке.
Уронив голову на руки, она плакала.
   - Дорогая, любимая моя, что случилось? - Я нежно поцеловал ее.
   Филлис посмотрела на меня.
   - Я больше так не могу, - сказала она, слезы текли по ее щекам.
   Я сел рядом и обнял Филлис за плечи.
   - Все пройдет, моя хорошая, не расстраивайся.
   - Нет, не пройдет, Майк. Мне страшно. - Она посмотрела на меня каким-то
странным испытующим взглядом.
   - Тебе нечего бояться. Фил.
   - А ты, ты не боишься?
   - Мы просто засиделись, Фил. Скисли, размякли  над  своими  сценариями.
Давай прогуляемся. По-моему, неплохо бы прокатиться на серфинге.
   Филлис утерла рукой слезы.
   - Хорошо, пойдем.
   Был чудесный день. Ветер, море, серфинг вернули  Филлис  к  жизни.  Она
почувствовала себя намного лучше.
   - День-два, - сказала она, - и все заживет без следа.
   Довольные, мы вернулись в коттедж в половине  десятого  вечера.  Филлис
пошла варить кофе, а я включил радио. Поймав Би-Би-Си, где  шла  пьеса,  в
которой  Гледис  Янг  собиралась  стать  заботливой  матерью,  я  тут   же
переключил приемник на родную И-Би-Си. Там передавали  какую-то  нудятину,
но я оставил ее - пусть говорят.
   Вскоре передача кончилась и некто, кого я  никогда  прежде  не  слышал,
представил своего закадычного друга - из динамика грянула песня:

   Я сижу в лаборатории,
   Раскалился добела...

   Понадобилось время, чтобы до меня дошло, что происходит. Я уставился на
приемник.

   Ох, вы, атомы ядреные,
   Термоядерный утиль!

   За спиной раздался грохот. Я  обернулся  и  увидел  Филлис,  у  ее  ног
валялся поднос с разбитыми чашками.  Колени  Филлис  подкосились,  я  едва
успел подхватить ее и усадить в кресло.

   Я бы выждал до утра
   Взмыл бы в небо авиатором...

   Я выключил радио. Каким-то образом И-Би-Си  удалось  раздобыть  песенку
Лесли, наверное, Тед успел ее записать...
   Филлис не плакала. Она сидела в кресле и  раскачивалась  из  стороны  в
сторону.


   - Я дал ей успокоительного, и она уснула, - сказал доктор. - Вашей жене
нужен отдых и перемена обстановки.
   - Как раз за этим мы и приехали, - заметил я.
   - Вам, кстати, тоже, - задумчиво произнес он, оглядывая меня.
   - Со мной полный порядок. Я одного не понимаю, доктор: в сущности,  она
знает  не  больше  других,  все  видели  пленки.  Правда,  мы  сами   были
участниками...
   - Вам это часто приходит во сне, не так ли? - спросил  он,  внимательно
глядя мне в глаза.
   - Да, парочка кошмаров...
   Доктор кивнул.
   - И раз за разом  все  прокручивается,  как  наяву?  Особенно  то,  что
связано с женщиной по имени Мюриэл и мужчиной, которого разорвало надвое?
   - Да, - опешил я. - Откуда вы знаете?  -  Тут  меня  осенило.  -  Но  я
обмолвился об этом раз или два, не больше! Я сам почти уже забыл...
   - Такое вряд ли скоро забудешь.
   - Вы хотите сказать, что я разговариваю во сне?
   - И, по-видимому, часто.
   - Понятно. Поэтому Филлис...
   - Да. Я дам вам адрес моего друга с Харли-Стрит, обязательно завтра  же
загляните к нему.
   - Хорошо, доктор. Знаете, это все работа: каждый день я занимался  тем,
что описывал весь этот ужас. Теперь я могу расслабиться.
   - Возможно. Но, все равно, зайдите на Харли-Стрит.
   Врачу с Харли-Стрит я признался, что в своих сновидениях не  Мюриэл,  а
Филлис видел влекомой за волосы по  асфальту,  и  не  парня  разрывали  на
части, а именно ее - Филлис. Видно, она провела немало бессонных ночей, не
давая мне в бреду кинуться в окно.
   - Quid pro quo [одно за другое (лат.)], - сказал на это врач.


   Нирвана - для избранных. И тем  не  менее  я  тоже  на  какое-то  время
окунулся в  блаженство  в  старинном  замке  графства  Йоркшир,  куда  мне
посоветовали отправиться отдохнуть.
   Первые дни при полном отсутствии газет, радио, телевидения  не  вызвали
ничего,  кроме  раздражения,  но  затем  я  прямо  физически  ощутил,  как
ослабляются  струны  перенапряженных  нервов.  Казалось,  произошла  смена
скоростей: непрерывная  гонка  уступила  место  стабильной  размеренности,
мотор  заработал  нормально.  Пришло   внутреннее   упрощение,   появились
постоянные привычки. В общем, я стал другим человеком и за полтора  месяца
так втянулся в дурман ничегонеделания, что запросто застрял бы в  Йоркшире
еще бог весть насколько, если бы в один прекрасный день жажда  не  привела
меня в маленький пивной ресторанчик.
   Я  стоял  за  стойкой,  потягивая  пиво.  Хозяин  включил  радио.   Наш
архиконкурент передавал вечерние новости, и  первое  же  известие  пробило
брешь в моей, с таким трудом воздвигнутой, китайской стене.
   "Число жертв в Овьедо-Сантандер, - сообщал диктор,  -  до  сих  пор  не
установлено.  На  сегодняшний  день  зарегистрировано  три  тысячи  двести
пропавших без вести, однако испанские власти полагают, что цифра  занижена
на пятнадцать-двадцать процентов.
   Со всех  частей  света  в  Мадрид  продолжают  поступать  телеграммы  с
выражением соболезнования; среди них из Сан-Хосе,  Гватемалы,  Сальвадора,
Ла Серены, Чили, Банбери, Западной Австралии,  а  также  с  многочисленных
островов Вест-Индии, которые сами  пережили  страх  варварских  нападений.
Однако кошмар, доставшийся на долю