лось вначале.
   В последующие недели пришло всего несколько  писем,  а  затем  болидная
эпопея вовсе стала напоминать историю с Лохнесским чудовищем.
   Все, касающееся болидов, спихивали мне - на И-Би-Си это считалось  моим
делом.
   Изредка  из  обсерваторий  сообщали,  что  ими  зафиксированы   красные
объекты, перемещавшиеся  на  высоких  скоростях.  Однако  там  были  очень
осторожны в своих утверждениях, да  и  ни  одна  газета  все  равно  б  не
напечатала об этом  ни  строчки,  хотя  бы  потому,  что  все  это  сильно
смахивало на НЛО,  а  читатели,  по  мнению  редакторов,  предпочли  бы  в
качестве сенсации что-нибудь новенькое.
   Но все же материал постепенно накапливался и спустя  два  года  события
получили должную огласку и внимание.
   Тринадцать болидов!  Первой  их  засекла  радарная  станция  на  севере
Финляндии. Болиды двигались в юго-западном направлении со скоростью тысяча
пятьсот миль в час. Финны в  своем  сообщении  назвали  их  "неопознанными
летающими  объектами".  Шведы  тоже  засекли  их,  когда  они   пересекали
территорию страны; им даже удалось наблюдать объекты, и они описали их как
маленькие красные  точки.  Норвежцы  подтвердили  информацию,  но,  по  их
данным, скорость точек не превышала тысячи трехсот миль в час. Шотландская
станция доложила о  них  как  о  телах,  "видимых  невооруженным  глазом",
перемещающихся со скоростью тысяча миль. Две станции в Ирландии  сообщили,
что  "неопознанные  летающие  объекты"  пролетают   прямо   над   ними   в
юго-западном направлении с небольшим отклонением. Еще более южная  станция
определила их скорость - восемьсот  миль  в  час  и  утверждала,  что  они
"отчетливо видны". Метеорологическое судно на 65 градусе  северной  широты
зафиксировало скорость тел - пятьсот миль, и это было последнее известие.
   Причина, по которой сообщение именно об этом полете болидов оказалось в
передовицах, тогда как предыдущие остались без  внимания,  заключалась  не
только в обилии поступивших сообщений,  позволявших  вычертить  траекторию
полета, причина была - в самой траектории. Но, несмотря на окольные намеки
и даже прямые выпады, на Востоке молчали.
   После первых  атомных  испытаний  в  России  и  последовавших  за  ними
поспешных и нехарактерных для Востока объяснений, Москва взяла за  правило
в  подобных  вопросах   симулировать   глухоту.   Такая   политика   имела
определенный успех, создавалось впечатление, что за  молчанием  непременно
стоит сила. Ну, а поскольку те, кто был  хорошо  знаком  с  действительным
состоянием дел в России, не собирались афишировать своей  осведомленности,
то игру в непричастность можно было продолжать и впредь.
   Швеция, избегая конкретизации, объявила, что они предпримут меры против
любого посягательства на их воздушное пространство со стороны кого  бы  то
ни  было.  Британские  газеты  заявляли,  что  некая  супердержава,  столь
ревностно охраняющая свои границы, должна признать  подобное  право  и  за
другими странами. В американских журналах говорилось,  что,  имея  дело  с
русскими, надо стрелять первым.
   Кремль... не реагировал.
   В редакцию посыпались письма.  Сообщения  о  болидах  шли  отовсюду,  я
только успевал отбирать наиболее яркие, откладывал  в  сторону  остальные.
Было в них и несколько  описаний  болидов,  спускающихся  в  море,  причем
настолько похожих на мои собственные наблюдения, что я  не  был  уверен  в
том, что их не позаимствовали из  моей  же  радиопередачи.  В  целом,  вся
корреспонденция  оказалась  кучей  предположений,   догадок,   бесконечных
историй, информации из третьих рук, чистых фантазий, и я мало  что  извлек
из этой кипы бумаг. Но два вывода я все-таки сделал: ни  один  человек  не
видел,  чтобы  болид  приземлялся  на  сушу;  ни  одно  из  погружений  не
наблюдалось с берега - все они были замечены с борта корабля или самолета,
далеко в море.
   Сообщения поступали еще несколько недель. Скептики  сдались,  и  только
самые стойкие из них продолжали твердить: это не более  чем  галлюцинации.
Письма приходили, но мы тем не менее не узнали о болидах ничего нового, ни
одной фотографии - как у охотника, который в ответственный  момент  всегда
оказывается без ружья.
   Но зато следующая вереница болидов пролетела как раз над  тем,  у  кого
оружие оказалось, причем, в буквальном смысле слова.
   Авианосец военно-морских сил США "Тускиги", находясь вблизи  Сан-Хуана,
о.Пуэрто-Рико, принял сообщение из Кюрасао о том,  что  в  их  направлении
летят восемь  болидов.  Капитан,  уверенный,  что  это  посягательство  на
воздушное  пространство  острова,  сделал  необходимые  приготовления   и,
потирая руки, наблюдал за приближением болидов на экране  радара.  Выждав,
пока  нарушение  воздушных  границ  стало  бесспорным,  он  отдал   приказ
произвести шесть залпов с интервалом в  три  секунды  и  вышел  на  палубу
полюбоваться ночным небом.
   В  бинокль  он  увидел,  как  шесть  красных  точек  одна   за   другой
превратились в большие клубы розоватого дыма.
   - Так, - сказал он самодовольно, - с этими покончено. Посмотрим теперь,
кто станет жаловаться.
   Закинув голову, капитан стоял  и  смотрел,  как  оставшиеся  две  точки
удалялись в северном направлении.


   Шли дни, жалоб не поступало, но не  уменьшалось  и  число  сообщений  о
болидах; политика же искусственного замалчивания  лишний  раз  доказывала,
чьих рук это дело.
   На следующей неделе еще два болида  оказались  достаточно  неосторожны,
пролетев в радиусе действия разведывательной  станции  Вумера,  за  что  и
поплатились; еще три были уничтожены морским судном в районе Кодиака.
   Вашингтон отправил Москве ноту протеста с  указанием  на  неоднократные
нарушения  воздушных  границ  и,  выражая   соболезнования   родственникам
погибших, подчеркнул, что ответственность лежит не на тех,  кто  находился
на борту летательных аппаратов,  а  на  тех,  кто,  вопреки  международным
соглашениям, послал их на смерть.
   Кремль после  нескольких  дней  "созревания"  выдал  ответный  протест,
заявив, что тактикой приписывания своих преступлений другим  Запад  никого
не удивил, что оружием, разработанным советскими учеными  для  дела  мира,
недавно уничтожено более двадцати летательных  аппаратов  над  территорией
Союза; и это должно вразумить всякого, кто еще промышляет шпионажем.
   Положение осталось невыясненным, а весь несоветский мир  разделился  на
два лагеря: тех, кто верил русским, и тех, кто не верил им.  У  первых  не
возникало никаких вопросов - их вера была  тверда.  Вторые  сомневались  -
считать ли заявление Москвы чистой  ложью  или,  может,  русские  все-таки
сбили - пусть не двадцать - ну хоть пяток болидов.
   Обмен нотами затянулся на несколько месяцев.
   Поток информации о небесных телах рос с  каждым  днем,  но  о  чем  это
свидетельствовало, сказать было трудно: то ли  об  увеличении  интереса  к
проблеме,  то  ли  об  активизации  самих  болидов.  Частенько  попадались
сообщения  о  новых  столкновениях  ВВС   с   "неизвестными   летательными
аппаратами",  время  от  времени  в  газетах  появлялись  перепечатки   из
советских изданий с угрозами в адрес капиталистического мира и  обещаниями
показать всем милитаристским болидам  силу  и  мощь  единственно  истинной
Народной Демократии.
   Однако для поддержания интереса  публики  необходимо  "топливо"  -  без
новых дров он быстро угасает. Да, болиды существовали, они проносились  по
небу на высоких скоростях, взрывались, если в них стреляли... Ну и что  из
этого? Они не проявляли никаких признаков агрессии, во всяком случае никто
об этом не знал. Они не оправдывали ожиданий, а публика жаждала сенсаций.
   Интерес к ним пошел на убыль. Началась пора спокойных рассуждении.  Все
вернулось к истокам, к версии огней Святого Эльма, новой формы  природного
электричества. Атаки на болиды со стороны военных судов и наземных станций
прекратились. Загадочным телам  позволили  беспрепятственно  совершать  их
непонятные маршруты. Регистрировалось только время появления,  скорость  и
направление движения. Красные точки в небе всех разочаровали.
   Тем не менее в Адмиралтейство и штаб-квартиру ВВС  стекались  со  всего
мира всевозможные данные. На военных картах отмечались  маршруты  болидов,
созывались совещания, и постепенно кое-что начало вырисовываться.
   В редакции И-Би-Си мой стол продолжал  считаться  местом,  где  оседало
все, связанное с болидами,  и  хотя,  казалось,  дело  совсем  дохлое,  на
случай, если оно вдруг оживет, я держал порох  сухим.  В  то  же  время  я
вкладывал свою  лепту  в  создание  общей  картины,  посылая  специалистам
информацию, которая, на мой взгляд, могла их заинтересовать.
   Таким образом,  я  оказался  в  числе  отмеченных  и  был  приглашен  в
Адмиралтейство для ознакомления с некоторыми результатами работы комиссий.
   Меня пригласил капитан Винтерс. Сообщив,  что  материалы,  которые  мне
покажут, не являются государственной тайной, он подчеркнул, что желательно
пока не использовать их в передачах.
   Я  пообещал,  и  тогда  он  извлек  из   стола   карту   мира,   сплошь
заштрихованную тонкими линиями, каждая из которых была помечена цифиркой и
датой. Казалось,  что  на  карту  наброшена  паутина,  и  это  впечатление
усиливали крохотные красные точки, разбросанные по всей ее  поверхности  и
напоминающие паучков-крестовичков.
   Капитан Винтерс взял лупу и склонился над столом.
   - Вот, - сказал он, наведя лупу на Азорские острова, - это ваш вклад.
   Я посмотрел на карту и различил  маленькую  красную  точку,  отмеченную
цифрой пять и датированную днем, когда мы с Филлис наблюдали исчезающие  в
_Глубинах_ болиды. Рядом, ближе к северо-востоку,  тянулась  полоса  точно
таких же точек.
   - Точка - это болид? - спросил я.
   - Один или более, - ответил капитан. - А это их курсы,  -  добавил  он,
указывая на  тонкие  линии.  -  Естественно,  только  те,  о  которых  нам
известно. Итак, что скажете?
   - М-да. Первое, что бросается в глаза, это то, что их чертовски  много,
гораздо больше, чем я мог  вообразить.  А  второе  -  какого  дьявола  они
группируются в скопления вроде этого?! - Я ткнул пальцем.
   -  А!  -  воскликнул  капитан.  -  Теперь  на  минуту   отвлекитесь   и
прищурьтесь.
   Я прищурился и понял, что он имеет в виду.
   - Области концентрации...
   Капитан кивнул:
   - Вот именно! Пять основных и  целый  ряд  поменьше.  Самая  большая  -
юго-западнее Кубы, вторая по плотности - в шестистах  милях  от  Кокосовых
островов, огромные  скопления  -  у  Филиппин,  Японии  и  Алеутов.  Я  не
обольщаюсь и не утверждаю, что места  скоплений  определены  с  абсолютной
точностью, даже наоборот. Вот, посмотрите, сколько линий ведет в  район  к
северо-востоку  от  Фолклендов,  а  ведь  здесь  зафиксировано  всего  три
погружения. О чем это говорит? Только о том, что это место  -  вдалеке  от
водных трасс и, следовательно, нет  очевидцев.  Что-нибудь  еще  привлекло
ваше внимание?
   Я отрицательно покачал головой, пытаясь сообразить, к чему  он  клонит.
Капитан достал карту промеров глубин и  развернул  ее  на  столе  рядом  с
первой.
   - Области концентрации в районе больших глубин? - догадался я.
   - Да, и почти нет сообщений о погружениях в местах мельче,  чем  четыре
тысячи саженей.
   Я задумался. Капитан тоже молчал.
   - Ну и что? - не выдержал я.
   - Вот именно: ну и что?
   Мы снова склонились над картами.
   - Да, еще! -  вспомнил  он.  -  Все  сообщения  касаются  исключительно
погружений, и ни одного - о взлете.
   - Капитан, - спросил я, - что вы обо всем этом думаете? У вас есть хоть
какие-нибудь предположения? И если  есть,  собираетесь  ли  поделиться  со
мной?
   - У нас есть целый ряд теорий, но все они, по тем  или  иным  причинам,
неудовлетворительны. Ну, а ответ на второй вопрос вытекает из первого.
   - А как насчет русских?
   - Они здесь ни при чем. В действительности они обеспокоены  еще  больше
нашего. Русские с молоком матери впитали ненависть к капиталистам и всегда
во всем подозревают Запад. Вот и теперь они не могут отделаться от  мысли,
что эти болиды - наши козни и происки, хоть и не понимают, что за игру  мы
ведем. Единственное, в чем сходятся мнения Востока и Запада, - эти штуки -
не природное явление, и появление их не случайно.
   - А если не Россия, а какая-то другая страна, вы бы об этом знали?
   - Без сомнения.
   Мы снова погрузились в изучение карт.
   -  Мне  постоянно  напоминают,  -   нарушил   молчание   я,   -   слова
небезызвестного Шерлока  Холмса,  сказанные  им  моему  тезке:  "Когда  вы
устраните невозможное, то все, что останется - каким бы невероятным оно ни
было - и будет истиной". Кто  может  утверждать,  что  если  болиды  -  не
продукт земной цивилизации...
   - Мне не нравится такое разрешение вопроса, - оборвал меня капитан.
   - Оно никому не понравится, - согласился я, - и  тем  не  менее...  Или
почему, например, не предположить, что нечто в _Глубинах_ достигло высокой
стадии  эволюции  и  теперь  объявилось  на  поверхности  во  всей   красе
высокоразвитой технологии. Почему бы и нет?
   - Еще менее вероятно, - заметил капитан.
   - В таком случае, мы опровергаем Холмса - мы устранили все возможное  и
невозможное. А _Глубины_ - совсем неплохое место, чтобы схоронить что-либо
от глаз человеческих, преодолев, естественно, технические трудности.
   - Кто спорит, - согласился капитан, - но среди этих, как вы выразились,
трудностей - давление в четыре-пять тонн на квадратный дюйм.
   - Гм, об этом стоит поразмыслить. - Я нахмурился. - Возникает еще  один
вопрос: что они здесь делают?
   - Вот-вот.
   - И никакой зацепки?
   - Они прилетают, - задумчиво рассуждал он, - возможно,  и  улетают.  Но
преобладает явно первое - вот в чем дело.
   Я взглянул на карту, испещренную линиями и точками.
   - Вы что-нибудь предпринимаете? Или мне не  следует  задавать  подобных
вопросов?
   - Для этого мы вас, собственно, и пригласили, к  этому  я  и  вел  весь
разговор. Мы собираемся произвести разведку. Само собой разумеется, что ни
о каких радиопередачах не  может  идти  и  речи,  но  нам  необходимо  все
записать и заснять, от и до. Так что, если ваши люди заинтересуются...
   - И куда мы отправляемся?
   Он показал пальцем на карте.
   - О! - воскликнул я. -  Моя  жена  питает  пристрастие  к  тропическому
солнцу, особенно в Вест-Индии.
   -  Сколько  мне  помнится,  у  нее  было  несколько  довольно  неплохих
документальных сценариев.
   - Да, да, - размышляя, пробубнил я. - Если И-Би-Си откажется, это будет
непростительной ошибкой.


   Пока берег не исчез за горизонтом, огромный предмет, возбуждавший  наше
любопытство, был скрыт под чехлом. Он, как гора, возвышался посреди  кормы
на специально сконструированной опоре.
   Снимали чехол в  торжественной  обстановке,  но  "разоблаченная"  тайна
оказалась всего лишь металлической сферой около десяти футов в диаметре  с
круглыми, похожими на иллюминаторы, окнами и с большим кольцом  для  троса
сверху.
   Начальник экспедиции,  капитан-лейтенант,  окинув  влюбленным  взглядом
свое детище, обратился к присутствующим:
   - Аппарат, который вы сейчас видите, называется батископ.
   Он сделал значительную паузу.
   - Кажется, Бибе... - шепнул я Филлис.
   - Нет, - ответила она, - у того была батисфера.
   - А...
   - Он сконструирован так, - продолжал капитан-лейтенант, - что  способен
противостоять давлению в две тонны на квадратный дюйм и теоретически может
опуститься до глубины в тысячу пятьсот саженей.  Однако  мы  не  планируем
погружение более, чем на тысячу двести саженей, оставляя,  таким  образом,
запас прочности в семьсот двадцать фунтов на квадратный дюйм. Даже в  этом
случае мы  побьем  достижения  доктора  Бибе,  погрузившегося  на  глубину
немногим более пятисот саженей, и Бартона, который достиг отметки  семьсот
пятьдесят саженей...
   Мне стало скучно, и я обратился к Филлис:
   - Я как-то не очень разбираюсь в этих  саженях.  Сколько  это  будет  в
нормальных человеческих футах?
   Филлис сверилась со своими записями.
   - Глубина, которой они собираются достичь - семь тысяч двести футов,  а
которой могут достичь - девять тысяч.
   - Внушительно.
   Филлис в некоторых отношениях гораздо практичнее меня.
   - Семь тысяч двести футов, - сообщила она, - это  чуть  больше  мили  с
третью. А давление на этой глубине немногим больше тонны с третью.
   - Ах, ты, моя сценаристочка, - восхитился я, - что б я без тебя  делал?
Но все же...
   - Что?
   - Тот парень из Адмиралтейства, капитан Винтерс, говорил о  давлении  в
четыре-пять тонн... - Я повернулся к начальнику экспедиции. - Какая  здесь
примерно глубина?
   - В районе Кайманской впадины, между Ямайкой и Кубой, - ответил  он,  -
более пяти тысяч.
   - Но... - начал я удивленно.
   - Саженей, милый, - подсказала мне Филлис, - в футах - тридцать тысяч.
   - А-а-а, - протянул я. - Это около пяти с половиной миль?
   - Да, - подтвердил капитан-лейтенант.
   - А... - начал было я.
   Но он уже вернулся к своему докладу.
   - Это, - обратился он к собравшейся толпе, состоявшей к тому времени из
меня и Филлис, - на сегодняшний день предел наших возможностей. Хотя...  -
Он сделал многозначительный жест и указал на  точно  такую  же  сферу,  но
гораздо меньшего диаметра. - Здесь перед нами совершенно  другой  аппарат,
способный  достичь  в  два  раза  большей  глубины,  нежели  батископ,  а,
возможно, и еще большей. Этот аппарат полностью  автоматизирован  и  кроме
всевозможных измерительных приборов оснащен пятью телевизионными камерами.
Четыре из них дают изображение в горизонтальной плоскости,  а  пятая  -  в
вертикальной, под самой сферой.
   - Этот прибор, - вдруг раздался  чей-то  голос,  имитирующий  интонацию
начальника, - мы называем "телебат".
   Однако никакая насмешка не могла смутить капитан-лейтенанта - никак  не
отреагировав, он невозмутимо продолжал лекцию. Но аппарат уже был  окрещен
и так и остался телебатом.


   В течение трех дней мы занимались испытанием и  наладкой  оборудования.
Нам с Филлис тоже позволили влезть в  батископ  и  погрузиться  на  триста
футов, - просто так, чтобы прочувствовать, что это такое - после  чего  мы
уже не завидовали тем, кому предстояло погружение на тысячу саженей.
   Утром четвертого дня все столпились  вокруг  батископа.  Два  участника
экспедиции - Вайзман и Трэнт, протиснулись сквозь узкое  отверстие  внутрь
аппарата, затем им передали необходимую на глубине теплую одежду, пакеты с
едой, термосы с горячим чаем и кофе.
   - О'кей, - махнул на прощание Трэнт, показавшись из люка.
   Матросы задраили крышку люка и при помощи лебедки перенесли батископ за
борт.  Он  висел,  сверкая  в  солнечных  лучах,  и  слегка   покачивался.
Неожиданно на телеэкранах возникло наше изображение  -  кто-то  из  парней
внутри батископа включил камеру.
   - О'кей! - уже из динамика раздался голос Трэнта. - Опускайте!
   Батископ коснулся воды, и через мгновение волны океана  сомкнулись  над
ним.
   Я не хочу описывать  детально  все  погружение  -  оно  было  долгим  и
утомительным. Надо сказать, смотреть на экран, ничего не  делая,  довольно
скучное занятие.  Вся  жизнь  моря,  оказывается,  четко  разграничена  на
определенные слои-уровни. Верхний, самый обитаемый слой, кишит планктоном,
подобно непрекращающейся пылевой буре. Разглядеть можно  только  существа,
вплотную  приблизившиеся  к  иллюминаторам.   Глубже,   из-за   отсутствия
питательного  планктона,  жизни  почти  нет,  лишь  изредка   на   экранах
проскальзывают тени каких-то рыб: мрак и пустота  -  однообразный  вид  до
тошноты. Поэтому большую часть времени мы провели с  закрытыми  глазами  и
лишь изредка выходили на  воздух  перекурить.  Солнце  палило  нещадно,  и
матросам приходилось то и дело поливать раскаленную  палубу  водой.  Флаг,
что тряпка, болтался н