ом мы наполнили все наши чаны; я забил их досками, и
затем на осле и корове мы перевезли весь запас в нашу кладовую в пещере.
     Эта  работа  длилась  три дня. Едва покончили мы ловлю и соление, как в
залив  зашло  стадо  тюленей,  -  вероятно,  преследуя  сельдей. Они играли,
выходили  друг  за  другом  на  берег  и,  по-видимому,  не  пугались нашего
присутствия.  Мы убили с дюжину этих животных, с которых я снял только шкуры
и  жир.  Шкуру  я  предназначил на сбрую для нашего вьючного скота и даже на
одежду  нам,  а  жир  должен был, растопленный, доставить нам масло, которое
сберегло бы наш запас свечей.
     Мясо  мы  бросили  в  ручей  Шакала,  где  водились  множество раков. К
брошенной  нами  падали  раки сползлись тысячами. Дети легко ловили их и, по
моему  совету,  садили  в продырявленный ящик, который погрузили, при помощи
камней, у берега ручья.
     Таким  же  образом  сохраняли  мы в морской воде различных рыб, которых
ежедневно  ловили  дети.  В  ожидании  большого количества рыбы, мы населили
этот второй садок сотней сельдей.
     Покончив  с  этими различными ловлями, мы вновь принялись за устройство
нашего  подземного  жилища.  Рассматривая  обломки,  валявшиеся  в пещере, я
нашел,  что они оторваны от слоя гипса. Я внимательнее прежнего осмотрел все
части  пещеры  и  в  глубине  ее,  подле  нашей  кладовой, открыл слой этого
полезного минерала.
     Я  отбил  от  пласта  лопатой  несколько  кусков,  накалил  их на огне,
истолок  и  таким  образом  получил  прекрасную  штукатурку.  До  времени  я
удовольствовался   тем,   что   залил   ею   днище  чанов  с  сельдями,  для
предохранения  их  от  действия  наружного  воздуха. Но два чана я не залил,
намереваясь  подвергнуть  находившихся  в  них  сельдей  копчению.  Я прочел
способ, употребляемый буканьерами Южной Америки, и решил испытать его.
     И  потому мы устроили, на некотором расстоянии от жилища, большой шалаш
из  переплетавшихся  ветвей  и  тростей. Сельди были положены на подвешенные
плетенки,  а  под  ними  мы  зажгли  мох и сырые травы, дававшие много дыма.
Повторив  этот прием несколько раз, мы получили сельди довольно сухие, очень
привлекательные  на вид, темно-бронзового цвета, которые и уложили в мешки и
перенесли в кладовую в пещере.
     Около  месяца  спустя  по  исчезновении стаи сельдей, в наш ручей зашло
множество  семги и осетров, которые поднимались по течению, чтобы, сообразно
нравам некоторых рыбьих пород, выметать икру в пресной воде.
     Жак,  раньше  других заметивший этих новых гостей, принял их за молодых
китов.
     Мне  нетрудно  было  разубедить  его,  и  я  стал  придумывать,  как бы
овладеть несколькими из этих рыб, мясо которых очень вкусно.
     Жак,   заметив   или,   скорее,  угадав  мое  затруднение,  воскликнул:
"Подожди,  папа;  увидишь,  что  я нашел", и быстро побежал по направлению к
пещере.
     Он  не  замедлил  возвратиться,  неся  лук,  стрелы  с  загнутыми назад
остриями,  пучок  бечевок и два или три тюленьих пузыря. Любопытствуя видеть
применение  придуманного  Жаком  средства, мать его, братья и я стали вокруг
него.  Он  отрезал  кусок  бечевки,  привязал  ее  серединой к пузырю, одним
концом  к  стреле,  а  другим  к  лежавшему  на берегу тяжелому камню. Потом
связав  лук,  он  нацелился в одну из самых больших семг. Пущенная им стрела
глубоко вонзилась в тело рыбы.
     - Попал, попал! - прыгая от радости, кричал наш стрелок.
     Семга  нырнула,  но была удержана пузырем, надутым воздухом. Эта борьба
и  боль  от  стрелы скоро истощили силы семги, и мы без труда вытащили ее на
берег.
     Ловкость  и  успех Жака подстрекнули наше соревнование. Фриц отправился
за  гарпуном  и  мотовилом; я, подобно Нептуну, вооружился трезубцем; Эрнест
закинул  удочки,  на  которые  насадил  куски  мяса первой семги, и началась
общая  рыбная  ловля.  Жак  не  отказывался  от средства, которое так хорошо
удалось  ему;  он  пустил  еще  две  или три стрелы; но только одна попала в
цель:  и  не  без  больших  усилий  удалось  мальчику  завладеть своей новой
жертвой.  На  одну  из  удочек  Эрнеста  попался осетр; чтоб вытащить его из
воды,  Эрнест  прибег  к  помощи  Франсуа и матери. Я последовательно ударил
двух рыб, но добыл только одну, так как мое орудие было не удобнее других.
     Что  же  касается Фрица, то он берег свои удары и решался кидать гарпун
лишь  тогда,  когда  подходил  осетр  не  менее десяти футов длиной. Большое
животное,  раненое  в спину, страшно билось, скакало, брызгало водой. Мы все
собирали  развертывавшуюся  с  мотовила  веревку,  чтобы  не  лишиться такой
знатной  добычи.  Мало-помалу  мы притянули ее на отмель. Чтобы окончательно
овладеть  рыбицей,  один  из  нас  должен был войти в воду и задеть за жабры
животного   веревочную  петлю;  затем,  чтобы  вытащить  его  на  берег,  мы
припрягли к веревке буйвола.
     Когда  ловля  была  окончена  и  рыба  выпотрошена, я просил отложить в
сторону  икру  осетра  и  пузырь, которые назначал для особого употребления.
Большая   часть  осетрины,  разрезанной  на  куски,  была  посолена  подобно
селедкам.  Остальное  мясо я хотел замариновать по тому способу, по которому
на  берегах  Средиземного  моря  маринуют  мясо  тунца. Для этого мы сварили
части  осетра в очень соленой воде и закупорили в бочонок, в который подлили
некоторое количество масла.
     Жена,  не  предполагая, что мы можем извлечь какую-нибудь пользу из яиц
и  пузыря  осетра,  хотела  бросить  их  в  ручей, но я объявил ей, что хочу
приготовить  из  яиц  очень  вкусное блюдо, которое русские называют паюсной
икрой, а из пузыря - клей, называемый рыбьим.
     Я  попросил  жену  без  замедления  вымыть  в морской воде икру осетра,
которой  могло быть около тридцати фунтов. Мы положили ее на несколько часов
в   соленую   воду.   После  этого  нам  осталось  только  положить  икру  в
частопродырявленные  тыквы; когда вода сбежала, мы получили с дюжину плотных
и  твердых плиток, которые повесили в нашей коптильне. Этим лакомым изделием
мы увеличили свои зимние припасы.
     Из  чтения  или  разговора  мне  помнился  способ приготовления рыбьего
клея,  и  я  применил  этот  способ  к  делу.  Я разрезал пузырь на полоски,
размочил  их  в  воде,  а  затем  опять  высушил на солнце. Таким образом мы
получили  род  стружек,  которые,  будучи положены в кипяток, распускались в
нем  и  давали  весьма  чистый студень. Вылитый на блюдо, последний застывал
прозрачными площадками.
     Сад  при  Палатке  находился  в  отличном состоянии и почти без всякого
ухода  снабжал  нас прекрасными овощами всякого рода. Для получения богатого
сбора  нам  достаточно  было  поливать растения, да и этот труд не стоил нам
больших  усилий,  потому  что  при  помощи ствола саговой пальмы нам удалось
устроить маленький водопровод от ручья Шакала.
     Большая   часть   семян   и   растений,   которые  мы  доверили  земле,
акклиматизировались  отлично.  Ползучие  стебли дынь и огурцов уже покрылись
множеством  прекрасных  плодов;  ананасы также подавали блестящие надежды, а
кукуруза  уже  воздымала  множество  зрелых початков. Судя по состоянию этой
плантации,  смежной с нашим жилищем, мы могли ожидать успеха и на отдаленных
посадках. И потому одним утром все мы собрались навестить их.
     Направляясь  к  Соколиному  Гнезду,  мы  остановились по пути у бывшего
картофельного  поля,  которое  жена  засеяла после сбора клубней. И здесь мы
были  поражены роскошью растительности: ячмень, горох, чечевица, просо, овес
и  несколько  других  хлебных  растений и овощей удались великолепно на этой
благословенной почве.
     Я  с  недоумением задавался вопросом: где жена могла добыть достаточное
количество  семян,  чтобы произвести такие богатые посевы. Особенно поразила
меня  площадка,  покрытая исполинской и совершенно вызревшей кукурузой. Само
собой  разумеется,  что  эти  полевые  богатства  не могли не привлечь диких
животных,  и нам не трудно было открыть вредное присутствие последних. Когда
мы  впоследствии  приблизились к полю с кукурузой для жатвы, пред нами шумно
взлетело  с  полдюжины дрохв, между тем как другие, гораздо меньшие птицы, в
которых  я признал маленьких перепелов, спаслись бегством. К ним следует еще
прибавить  двух  или  трех  кенгуру,  которые  удалились большими скачками и
которых безуспешно преследовали наши собаки.
     Фриц  снял  клобучок  со своего орла, который сперва стрелой поднялся в
воздух,  потом ринулся на великолепную дрохву и овладел ею, хотя не нанес ей
слишком глубоких ран, так что мы могли сохранить эту добычу живой.
     Жаков   шакал,   который   начинал   привыкать   к  охоте,  принес  нам
последовательно  с  дюжину  жирных перепелок, которые доставили нам отличный
обед.
     Отправившись  в  дальнейший  путь,  мы,  в  полдень достигли Соколиного
Гнезда.  Так  как  зной  и  ходьба  истомили  нас  жаждой, то жена придумала
изготовить  нам  новый  напиток:  измолов  еще  мягкие  зерна  кукурузы, она
получила  род теста, которое распустила в воде, подслащенной соком сахарного
тростника.  Таким  образом  она  могла  предложить  нам род молока, столь же
приятного, как и подкрепляющего.
     Остаток  дня  был  употреблен  на  выщелачивание  зерен  кукурузы  и на
приготовления  к  выполнению  одной мысли, пришедшей мне несколько дней тому
назад.  Дело  состояло в поселении некоторых наших животных в открытом поле:
если  бы  они  привыкли  к  здешнему  климату  и расплодились, то, оставаясь
по-прежнему  в нашем распоряжении, избавили бы нас от обременительного ухода
за  ними.  Я  мог  дозволить  себе  этот опыт потому, что наш птичник и наше
стадо  были  достаточно  богаты для того, чтобы в случае нужды мы могли даже
пожертвовать несколькими особями каждого вида.


XXI

ХЛОПЧАТКА. ФЕРМА.
                   ЧЕТВЕРОНОГОЕ ЖИВОТНОЕ С КЛЮВОМ. ПИРОГА

     На   другой   день,  с  рассветом,  мы  отправились  искать  места  для
предположенной  фермы, поместив на телеге, кроме продовольственных припасов,
дюжину  кур,  двух  петухов,  трех  поросят и две пары козлят. В телегу были
впряжены корова, буйвол и осел. Впереди ехал Фриц на онагре.
     Мы  направили  путь к точке наших владений, которую еще не осматривали:
к  местности,  простиравшейся  от Соколиного Гнезда до большого залива по ту
сторону Обсерватории и мыса Обманутой Надежды.
     Вначале  мы  не  раз  должны  были прорубать себе путь топорами, идя по
полям,  поросшим  сплошным  кустарником.  Но вскоре караван достиг маленькой
рощи,  по  выезде  из  которой  мы  увидели  пред  собою площадку с кустами,
покрытыми белыми хлопьями.
     - Снег,  снег!  - радостно воскликнул Франсуа, соскакивая с телеги. Тут
настоящая зима, а у нас только скучные дожди.
     И он побежал к воображаемому снегу, желая поиграть в снежки.
     Смеясь  простодушию  ребенка,  я  продолжал приглядываться к площадке и
скоро разрешил себе загадку. Наш ученый также смеялся.
     - Ну, - обратился я к нему, - назови-ка мне эти кусты.
     - Я  догадываюсь, - ответил он с некоторым самодовольством, - насколько
я  могу  разглядеть,  это  хлопчатник,  теперь  нам можно будет без большого
труда надолго запастись хлопчатой бумагой.
     Эрнест  говорил  правду.  Вид  поляны  был  очень  интересен.  Плодовые
коробочки  кустов,  созрев  и  растреснув,  пускали на ветер, наполнявший их
пух,  которым были одеты семена. Хлопья висли на деревьях; ветер срывал их и
долго носил по воздуху; затем они устилали почву.
     Это  открытие  обрадовало всех нас. Но особенно была довольна жена; она
тотчас  же обратилась ко мне с вопросом, нельзя-ли построить ткацкий станок,
и  ей  казалось даже легким изготовить нам белье ко времени, когда износится
прежнее. Я обещал ей придумать средство к выполнению ее желания.
     В  ожидании  мы  занялись  сбором  хлопка в те из наших мешков, которые
были  пусты.  После  этого  жена  собрала  еще  некоторое  количество  семян
хлопчатника,  который  она  намеревалась  развести  в  окрестностях Палатки,
чтобы иметь этот драгоценный куст вблизи нашего жилища.
     По  окончании  сбора мы отправились дальше. Скоро мы достигли небольшой
горы,  с  вершины  которой открывался великолепный вид. Склон этой горки был
покрыт  самой  богатой  растительностью.  Под  горой простиралась пройденная
нами  равнина,  которую  орошал  широкий ручей. Все согласились со мной, что
это место очень удобно для устройства фермы.
     Тотчас  же  поставили палатку, устроили очаг, и мать принялась готовить
ужин, в чем ей помогали Франсуа и Жак.
     В  это  время я, в сопровождении Фрица и Эрнеста, осмотрел окрестности,
чтобы  ознакомиться  с  местностью  и выбрать наиболее удобное помещение для
предполагавшегося поселения животных.
     Я  заметил  группу деревьев, стоявших до того удобно для моей цели, что
я  тотчас  же  порешил  воспользоваться  ими как столбами здания, которое мы
намеривались построить.
     Обсудив  порядок  завтрашних  работ, мы возвратились к палатке, где нас
ожидал вкусный ужин.
     Жена  распределила  собранный  нами  хлопок  таким  образом, чтобы дать
каждому  из  нас  на  ночь по мягкой подушке. Благодаря этой заботливости мы
наслаждались до утра таким сладким сном, какого уже давно не испытывали.
     Выбранных   мною   для   сарая   деревьев  было  шесть,  и  они  стояли
продолговатым четырехугольником, одной стороной обращенные к морю.
     На  первых трех деревьях, ближайших к берегу, я сделал по зарубке футах
в  двенадцати  от  земли  и  в  эти  зарубки вогнал толстый шест. Прибив его
гвоздями,  я  вырубил  такое  же  углубление  и  прикрепил  такой же шест на
противоположном  ряду  деревьев, на высоте восьми футов. Потом поперек обоих
шестов,  от  одного  к другому, я наложил сплошной ряд менее толстых шестов,
который и покрыл кусками коры, как черепицей.
     При  помощи  стеблей  вьющихся  растений  и крепко связанных тростей мы
возвели  стены  в  пять  футов  вышиной. Оставшийся промежуток до кровли был
заставлен легкой решеткой, дававшей воздуху и свету доступ внутрь сарая.
     Ворота сарая, в наибольшей стене его, были обращены к морю.
     Внутри  мы  отделали сарай возможно удобнее, не дозволяя себе, впрочем,
лишней траты леса.
     Перегородка,  на  половину  высоты сарая, разделила его на два неравные
отделения,  из которых большее должно было служить овчарней и помещением для
кур;  последним  был отделен один угол, при помощи частокола, шесты которого
отстояли  один  от  другого  лишь  на  промежутки,  необходимые  для прохода
живности.
     Из  овчарни  калитка вела в другую половину сарая, которую мы назначили
пристанищем для себя на случай посещения нами этой местности.
     Все  это  было  устроено  очень скоро и потому очень несовершенно, но я
обещал  себе  заняться отделкой сарая в более досужее время. А пока наш скот
и  наша  живность  были  все-таки  укрыты. Чтобы приучить их возвращаться на
ночь  в  сарай, мы наполнили корыта хлебными корками, пересыпанными солью, и
согласились   возобновлять  эту  приманку  до  тех  пор,  пока  животные  не
привыкнут к своему новому жилищу.
     Наша  постройка, которую мы надеялись окончить в три-четыре дня, отняла
у   нас   более  недели,  и  потому  наши  продовольственные  припасы  стали
истощаться.  Тем  не  менее нам не хотелось возвращаться в Соколиное Гнездо,
не  окончив  устройства  фермы.  И потому я послал Фрица и Жака привести нам
новых  запасов  и  задать  на несколько дней корму оставшимся дома животным.
Наши  посланцы отправились верхом на онагре и буйволе, взяв с собой еще осла
для перевозки припасов.
     Во   время   их  отсутствия  я,  вместе  с  Эрнестом,  странствовал  по
окрестности,  в надежде найти картофель или кокосовые орехи, а отчасти и для
ближайшего ознакомления с местностью.
     Сначала  мы  пошли  вверх  по течению ручья и скоро добрели до знакомой
уже  нам  дороги.  Затем  несколько  минут  ходьбы привели нас к чрезвычайно
живописному  маленькому  озеру.  Берега  его  сплошь  поросли  диким  рисом,
которым  угощалась  стая  птиц,  при  нашем приближении отлетевшая с большим
шумом.
     Мне  удалось  убить  из  них  штук  пять  или  шесть. То были канадские
курочки.  Но  удачный выстрел мой оказался бы совершенно бесполезным, если б
следовавший  за  нами  шакал  не повытаскивал застреленных птиц из воды и не
принес нам этой добычи.
     Немногим  дальше,  Кнопс,  ехавший верхом на Билле, поспешно соскочил с
него   и   кинулся   в  небольшую  чащу,  где  стал  угощаться  великолепной
земляникой.
     Находка эта была как нельзя более кстати, освежив нам запекшиеся уста.
     Этих  чудных  ягод  было  так много, что мы не только вполне освежились
ими,  но  еще  набрали  целый  бурак,  висевший  на  спине Кнопса. На случай
падения  обезьянки  или ее желания полакомиться своей ношей, я прикрыл бурак
листьями и чистой тряпочкой и крепко завязал последнюю.
     Я  сорвал  еще  несколько  метелок  риса,  чтобы испытать их вареными и
узнать, не может-ли их зерно служить нам пищей.
     Возвращаясь  берегом  озера,  мы  увидели  на  воде великолепных черных
лебедей,   ловко  нырявших  за  кормом.  Я,  конечно,  не  решился  нарушить
выстрелом   это  прекрасное  и  новое  для  нас  зрелище.  Но  Билль,  -  не
разделявший  моего  восторга,  кинулся  в  воду,  прежде  чем  мы догадались
остановить  его,  и  вытащил  из  воды животное престранного вида, которое я
издали  счел  за  выдру.  Подбежав  к  собаке  и  вырвав из ее пасти мертвое
животное,  которое  она  намеревалась  растерзать,  я внимательно рассмотрел
его.  Ноги  его  были снабжены плавательными перепонками; у него был длинный
шерстистый  хвост,  сверху  загнутый,  очень маленькая голова, а глаза и уши
едва  заметные; морда, или лучше, клюв, походил на клюв утки. Такое забавное
сочетание  рассмешило  меня,  но  поставило  в  настоящее  затруднение:  мои
сведения  из  естественных  наук  не  выручали меня в желании определить это
животное,  представлявшее  одновременно  признаки  четвероногого,  птицы  и,
пожалуй, рыбы.
     Полагая,  что  оно может быть неизвестно естествоиспытателям я, недолго
думая,  назвал  его  четвероногим  животным  с  клювом  и  попросил  Эрнеста
принести  его  домой,  потому  что  я намеривался набить его и сохранить как
редкость.
     - Я  знаю его, - сказал мой ученый. - это утконос. На днях я прочел его
описание  в  одной  из  книг  капитана.  Животное  это  уже  давно  занимает
естествоиспытателей.
     - В  таком  случае,  -  заметил  я  смеясь, - оно положит начало нашему
естественно-историческому музею.
     Захватив  нашу  добычу,  мы  возвратились на ферму почти одновременно с
Фрицем  и  Жаком,  которые  подробно  рассказали, что они делали в Соколином
Гнезде.  Я  с  удовольствием заметил, что они не только в точности исполнили
все  мои  поручения,  но и по собственной догадке распорядились многим очень
умно.
     На  другой  день, обильно снабдив кормом животных, которых мы оставляли
на  Ферме,  мы  покинули  ее.  В  первом  лесу,  через  который нам пришлось
проходить  по дороге, мы наткнулись на стадо обезьян, которые приветствовали
нас  оглушительными  криками и дождем хвойных шишек. Рассмотрев некоторые из
этих  шишек, я признал в них плод кедра, орешки которого очень вкусны и дают
прекрасное  масло. И потому я попросил детей собрать как можно большой запас
шишек.  Затем  мы  снова  отправились в путь и скоро достигли мыса Обманутой
Надежды,  на котором и намерен был построить беседку на случай походов на ту
сторону.
     Мы  ревностно принялись за работу. Опыт на Ферме научил нас постройкам,
и  потому  новое  здание  было  построено  менее,  чем  в неделю. Наш ученый
упросил назвать это место звучным именем Проспект-Гилль*.
     ______________
     * Так называется английская колония в Новом Южном Валлисе.

     Уже   довольно  долго  я  искал  дерево,  кора  которо