а корточках, царапали что-то  на  глиняных  табличках.  Целая
стена была посвящена сценам охоты: мужчины в коротких набедренных повязках
с дротиками в руках преследовали зверя. Наконец появились и сцены работы в
алмазных копях: из прорытых в земле  тоннелей  мужчины  выносили  корзины,
доверху наполненные камнями.
   В обширной  панораме  жизни  бросалось  в  глаза  отсутствие  некоторых
деталей. Жители Зинджа приручили собак и охотились с ними, виверры жили  у
них как домашние животные, но нигде не было ни одного изображения вьючного
животного.  Очевидно,  древним  жителям  Зинджа   не   пришло   в   голову
использовать животных для перевозки грузов, а все тяжелые работы выполняли
рабы. Больше того, жители древнего города,  судя  по  всему,  не  знали  и
колеса, потому что нигде не было изображено ничего,  похожего  на  тележку
или тачку. Все грузы переносили на руках в корзинах.
   Мунро долго рассматривал барельефы и наконец задумчиво проговорил:
   - Не хватает еще чего-то. Никак не могу сообразить чего именно.
   В этот момент все трое рассматривали сцену добычи алмазов: из вырытых в
земле темных ям появлялись люди с корзинами, полными алмазов.
   - Ну конечно, - щелкнув пальцами, воскликнул Мунро, - нет полицейских!
   Эллиот с  трудом  подавил  улыбку:  нетрудно  предположить,  что  такой
человек, как Мунро, размышляя  о  давно  исчезнувшей  цивилизации,  прежде
всего вспомнит о карательных органах.
   Но Мунро убеждал, что это не случайно.
   - Вы  только  послушайте,  -  говорил  он.  -  Этот  город  существовал
постольку, поскольку существовали алмазные копи.  Здесь,  в  самом  сердце
джунглей, никакой другой причины строить город не было и  быть  не  могло.
Зиндж был цивилизацией рудокопов:  богатство  города,  его  торговля,  его
повседневная жизнь -  буквально  все  здесь  зависело  от  рудокопов.  Это
классический  пример  системы  монокультуры  или,  точнее,  сверходнобокой
экономики. И может ли  быть,  чтобы  копи  и  рудокопов  не  охраняли,  не
контролировали, не проверяли?
   - На барельефах мы не видим и многого другого,  -  возразил  Эллиот.  -
Например,  как  люди  едят.  Возможно,  изображать  охранников   запрещала
религия.
   - Возможно, - признал Мунро, оставаясь, впрочем, при своем мнении. - Но
во всем мире в любом районе добычи ценных ископаемых охранники  прямо-таки
бросаются в глаза. Посмотрите на алмазные месторождения в Южной Африке или
на разработки изумрудов в Боливии: первое, что вы там увидите, - ребят  из
службы безопасности. А здесь, - сказал Мунро, показывая на барельефы, - ни
одного охранника.
   Карен Росс предположила, что, быть может, в Зиндже не было  потребности
в охранниках, что, возможно, жители города были мирными и законопослушными
людьми.
   - В конце концов, все это было очень давно, - добавила она.
   - Человеческая природа не меняется, - парировал Мунро.
   Путешественники  покинули  галерею  и  оказались  на  открытом   дворе,
заросшем спутанными лианами. С другой стороны  двор  ограничивали  колонны
здания, чем-то  напоминавшего  храм.  Внимание  исследователей  тотчас  же
привлекли разбросанные по двору десятки каменных лопаток  -  точные  копии
той, что днем раньше нашел Эллиот.
   - Черт меня побери, - пробормотал Эллиот.
   Они пересекли  удивительную  поляну,  усеянную  лопатками,  и  вошли  в
здание, которое без единого возражения было решено именовать храмом.
   Внутри храма оказалась единственная большая квадратная комната. Потолок
во многих местах был разрушен, и через дыры  пробивались  лучи  солнечного
света. Прямо перед входом возвышался большой холм из  тесно  переплетенных
лиан,  настоящая  пирамида  футов  в  десять   высотой   из   неистребимой
растительности. Люди поняли, что лианы скрывают какое-то изваяние.
   Эллиот взобрался на  холм  и  принялся  отрывать  прильнувшие  к  камню
растения, что оказалось довольно трудно: упрямые  гибкие  лианы  цеплялись
корнями за малейшие трещины. Через несколько  минут  Эллиот  повернулся  к
Мунро:
   - Теперь лучше?
   - Спускайтесь и взгляните сами, - странным тоном ответил Мунро.
   Эллиот спустился и отступил на  несколько  шагов.  Краски  на  изваянии
поблекли, камень был изъеден кавернами и местами осыпался, но тем не менее
ошибиться было невозможно: перед ним  стояла  огромная  каменная  горилла.
Животное развело руки в стороны,  держа  в  каждой  по  каменной  лопатке.
Свирепый вид недвусмысленно говорил о том, что горилла готова  молниеносно
свести лопатки вместе.
   - Боже мой! - воскликнул Эллиот.
   - Горилла, - удовлетворенно резюмировал Мунро.
   - Теперь  все  ясно,  -  сказала  Росс.  -  Жители  Зинджа  поклонялись
гориллам. Горилла была их божеством.
   - Но почему же Эми говорит, что это не гориллы?
   - Спросите у нее. - Мунро посмотрел на часы. - Мне пора готовить лагерь
к ночевке.



3. НАПАДЕНИЕ

   Вооружившись складными металлокерамическими  лопатами,  путешественники
принялись рыть ров с  наружной  стороны  вдоль  всего  ограждения  лагеря.
Работа продолжалась и после захода солнца, а  заполнять  ров  водой  через
канавку,  прорытую  от  ближайшего  ручья,  пришлось  при  красном  ночном
освещении. По мнению  Росс,  ров  шириной  около  фута  и  глубиной  всего
несколько  дюймов  был  несерьезным  препятствием.   Человек   без   труда
перешагнет через такую преграду.  Вместо  ответа  Мунро  встал  по  другую
сторону рва и позвал:
   - Эми, иди сюда, я тебя почешу.
   Довольно посапывая, Эми быстро заковыляла к Мунро, но у  канавки  вдруг
остановилась как вкопанная.
   - Иди, я тебя почешу, - протягивая к горилле руки,  повторил  Мунро.  -
Иди сюда, девочка.
   И все же Эми так и  не  осмелилась  перешагнуть  ров.  Она  раздраженно
жестикулировала; тогда Мунро шагнул к  горилле  и  перенес  ее  на  другую
сторону.
   - Гориллы терпеть не могут воду, - объяснил он Росс. - Я сам видел, как
они боялись перейти через ручеек куда меньше нашего рва.
   Эми подняла руки, поскребла  подмышки,  потом  пальцем  ткнула  себе  в
грудь. Смысл ее жестов был ясен и непосвященному.
   - Женщина, что с нее взять, - притворно вздохнул  Мунро,  наклонился  и
принялся энергично чесать гориллу.
   Посапывая, фыркая и широко улыбаясь от удовольствия,  Эми  каталась  по
земле. Когда Мунро выпрямился, она не встала вслед  за  ним,  а  выжидающе
посмотрела - в надежде, что удовольствие будет продлено.
   - Пока хватит, Эми, - сказал Мунро.
   Горилла явно просила его о чем-то.
   - Прости, я не понимаю твоего языка. Да нет же, -  засмеялся  Мунро,  -
если ты будешь жестикулировать медленнее, я все равно ничего не пойму.
   Впрочем, Мунро тут же сообразил, чего хотела Эми, и перенес ее назад  в
лагерь. В знак признательности Эми обслюнявила ему щеку.
   - Смотрите внимательней за своей обезьяной, - сказал Мунро  Эллиоту  за
ужином.
   Сидя у костра, он добродушно подшучивал,  понимая,  что  нервы  у  всех
напряжены до предела. Когда же с ужином  было  покончено,  а  Кахега  ушел
проверять оружие и раздавать патроны, Мунро  отвел  Эллиота  в  сторону  и
посоветовал:
   - Посадите ее на цепь в своей палатке. Мне  не  хочется,  чтобы  ночью,
когда начнется стрельба, она путалась под  ногами.  Едва  ли  наши  ребята
будут разбирать, та эта горилла или другая. Объясните  ей,  что  мы  будем
стрелять, поэтому может быть очень много шума, но ей бояться нечего.
   - Что, действительно будет много шума? - спросил Эллиот.
   - Думаю, да, - ответил Мунро.
   Эллиот отвел Эми в свою палатку  и  прочной  цепью,  которой  он  часто
пользовался еще в  Калифорнии,  привязал  гориллу  к  койке.  Впрочем,  он
понимал, что горилла посажена на цепь скорее символически: при желании она
легко сдвинула бы и койку и палатку. Поэтому он взял с Эми слово, что  она
не будет убегать из палатки.
   Эми обещала. Эллиот направился к выходу, и Эми знаками сказала:
   "Эми любить Питер".
   "Питер любит Эми, - улыбаясь, ответил Эллиот. - Все будет в порядке".


   Эллиот оказался в ином мире.
   Красные ночные огни Росс отключила, но в мерцающем  свете  костра  были
отчетливо видны фигуры стоявших по периметру  лагеря  часовых  в  огромных
очках - приборах ночного видения. Сетка  ограждения  басовито  гудела  под
напряжением. Эти странные  звуки  и  еще  более  странные  фигуры  часовых
создавали впечатление нереальности происходящего. Питер Эллиот вдруг остро
ощутил уязвимость их  положения:  горстка  испуганных  людей  оказалась  в
глубине тропического конголезского леса, более чем  в  двухстах  милях  от
ближайшего города.
   Все ждали.
   Эллиот споткнулся о черный  кабель,  змеей  извивавшийся  по  земле,  и
только после этого заметил, что ими опутан весь  лагерь:  они  тянулись  к
оружию каждого часового, а  от  оружия  -  к  приземистым  устройствам  на
коротких треногах  и  с  вздернутыми  носами,  установленным  вдоль  всего
ограждения. Да и само оружие стало другим, необычно изящным и хрупким.
   Возле костра Росс настраивала магнитофон.
   - Что это за чертовщина? - шепотом осведомился Эллиот.
   - Это ОЛНАЦ - оружие с лазерным наведением  на  цель,  -  тоже  шепотом
ответила Росс. - Система ОЛНАЦ состоит  из  нескольких  УЛН,  связанных  с
СССУ.
   Росс объяснила, что часовые держат в руках не оружие, а  только  УЛН  -
устройства лазерного  наведения,  которые  кабелями  соединены  с  СССУ  -
скорострельными сенсорными устройствами, стоящими на треногах.
   - Часовые только обнаруживают цель, фиксируют на ней  лазерный  луч,  а
СССУ стреляют, - сказала Росс. - Эта  система  разработана  специально  на
случай ведения военных действий  в  джунглях.  СССУ  снабжены  марлановыми
глушителями, так что нападающие даже не поймут, откуда  ведется  стрельба.
Только постарайтесь не вставать перед СССУ, потому что на  источник  тепла
они нацеливаются автоматически.
   Росс  передала  магнитофон  Эллиоту,  а  сама   отправилась   проверить
источники питания, подающие напряжение на ограждение. В темноте  Эллиот  с
трудом различал силуэты часовых. Мунро беззаботно  помахал  ему  рукой,  и
только тогда Эллиот понял, что похожие на гигантских кузнечиков часовые  с
их огромными очками и сверхсовременным оружием видят  его  намного  лучше,
чем он их. Эллиоту часовые напомнили инопланетян, по ошибке высадившихся в
глубине бескрайних джунглей.
   Ожидание.
   Час проходил за часом, а из джунглей не доносилось ни  звука,  если  не
считать журчания  воды  в  крохотном  рве.  Время  от  времени  носильщики
негромко окликали друг друга, перешучиваясь на суахили. Опасаясь сенсоров,
реагирующих на источник тепла, они не курили. Миновала полночь, прошел еще
час.
   Из палатки Эллиота доносился громкий храп Эми, отчетливо  слышный  даже
на фоне неумолчного басовитого гула ограждения.  Росс  прилегла  отдохнуть
прямо на земле; впрочем, рука ее лежала на выключателе ночного  освещения.
Эллиот в очередной раз бросил взгляд на часы и зевнул. Мунро ошибся, решил
он, этой ночью никаких происшествий не будет.
   А потом он услышал знакомые звуки: то ли  вздохи,  то  ли  затрудненное
дыхание.
   Эти звуки услышали и часовые; они  тотчас  взяли  устройства  лазерного
наведения на изготовку. Эллиот хотел было направить микрофон в ту сторону,
откуда доносились странные звуки, но определить, где именно  находится  их
источник,  было  невозможно.  Казалось,  звуки  летят   со   всех   сторон
одновременно, таинственным образом скользят  в  ночной  темноте  вместе  с
редкими полосами тумана.
   Эллиот не сводил взгляда с указателя уровня записи. Плавно колебавшаяся
стрелка вдруг резко дернулась,  одновременно  послышались  глухой  удар  и
всплеск  воды.  Конечно,  эти  звуки  услышали  все,  и  часовые  щелкнули
предохранителями.
   Эллиот, не выпуская из рук магнитофона, подполз ближе  к  ограждению  и
осмотрел сооруженный ими вечером ров.  Кусты  за  ограждением  шевелились,
вздохи становились все громче и громче, но самое главное  было  в  другом:
через  ров  был  переброшен  толстый  сухой  ствол  и  тон  журчания  воды
изменился.
   Так вот что означал глухой удар! Оказывается, нападавшие соорудили мост
через ров. В этот момент Эллиот понял, что  они  явно  недооценили  своего
противника, кем бы он ни был. Ученый хотел было показать  мост  Мунро,  но
тот  замахал  руками,  отгоняя  Эллиота  от  ограждения   и   одновременно
выразительно показывая в сторону устройства на низкой  треноге,  стоявшего
рядом с Эллиотом. Пока Эллиот раздумывал, что ему следует сделать, в кроне
деревьев громко закричали обезьяны колобусы,  и  тут  же  началась  первая
атака горилл.
   Эллиот лишь мельком успел  увидеть  огромное  животное  (определенно  с
серой шерстью, отметил он), которое неслось прямо на него. Он бросился  на
землю, а через долю секунды гориллы наткнулись на сетку ограждения. Дождем
посыпались искры, отчетливо запахло паленой шерстью.
   Это было лишь началом фантастического сражения, которое проходило почти
в полной тишине.
   Ночную темноту прорезали изумрудные  лазерные  лучи,  установленные  на
треногах пулеметы посылали одну очередь за  другой,  разворачивая  стволы,
тихо жужжали механизмы автоматического наведения. Каждая десятая пуля была
трассирующей,  и  теперь  все   небо   над   головой   Эллиота   испещряли
перекрещивающиеся зеленые и ослепительно-белые полосы.
   Гориллы предприняли массированную атаку со всех сторон. Шесть  огромных
животных одновременно налетели на  ограждение  и  тут  же  в  снопах  искр
отпрянули назад. Появились  другие  гориллы,  которые  тоже  бросились  на
хрупкое ограждение. И тем не менее самыми громкими звуками  на  всем  поле
битвы были  крики  колобусов  и  треск  электрических  разрядов  на  сетке
ограждения. Потом люди заметили  горилл  и  на  ветвях  больших  деревьев,
нависавших над лагерем. Мунро и Кахега направили лазерные  лучи  устройств
наведения вверх, прямо  в  листву.  До  Эллиота  снова  донеслись  громкие
вздохи: несколько горилл рвали сетку ограждения, уже  вышедшую  из  строя:
искр больше не было.
   Вдруг Эллиот осознал, что сложнейшая  сверхсовременная  система  защиты
горилл не остановит. Им нужен был шум, как можно больше шума! Очевидно, та
же мысль пришла  в  голову  Мунро,  потому  что  он  на  суахили  приказал
прекратить огонь, а потом крикнул Эллиоту:
   - Снимайте глушители! Глушители!
   Эллиот  схватился  за  черную  толстую  насадку  на  стволе  ближайшего
пулемета и, обжигая руки и чертыхаясь,  стянул  ее.  Он  успел  отойти  от
оружия лишь на шаг, и тут же тишину разорвали  оглушительные  выстрелы.  С
ветвей тяжело шлепнулись  две  гориллы.  Одна  из  них  была  еще  жива  и
бросилась на Эллиота; тот едва успел стянуть глушитель с другого пулемета.
Короткий ствол немедленно развернулся и выпустил  очередь  едва  ли  не  в
упор. В лицо Эллиоту брызнула  теплая  жидкость.  Он  сорвал  глушитель  с
третьего пулемета и бросился ничком на землю.
   Оглушительная пулеметная стрельба и облака  едкого  дыма  сделали  свое
дело: гориллы в панике отступили. Снова воцарилась  тишина,  хотя  часовые
еще долго обшаривали лазерными лучами плотные заросли, а вслед за зелеными
лучами, выискивая цель, двигались и стволы пулеметов.
   Потом  и  часовые  и  машины  прекратили  поиски.  В  джунглях  повисла
напряженная тишина.
   Гориллы ушли.




ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ: ЗИНДЖ, 23 ИЮНЯ 1979


1. GORILLA ELLIOTENSIS

   Когда рассвело, трупы убитых ночью двух горилл все еще лежали на земле;
у них уже стали появляться первые  признаки  трупного  окоченения.  Эллиот
потратил часа два на тщательное обследование животных. Оба  они  оказались
самцами в расцвете сил.
   Самой поразительной их особенностью был цвет шерсти: однотонно-серый  с
верхушки головы до ступней. Единственные два известных вида горилл, горная
горилла из Вирунги и прибрежная равнинная горилла, были черными. У молодых
животных на крестце часто наблюдались  коричневые  и  белые  пятна,  но  к
пятилетнему возрасту  и  эти  пятна  обычно  чернели.  У  самцов  годам  к
двенадцати вдоль позвоночника и на крестце появлялась серебристая полоса -
знак половозрелости.
   Как и люди, с возрастом гориллы седели: у  самцов  пряди  седой  шерсти
появлялись сначала над ушами, а потом седина  быстро  распространялась  по
всему телу. Старые животные - около тридцати лет и старше  -  иногда  были
совсем седыми; и только на руках у них оставалась черная шерсть.
   Однако, судя по зубам, этим самцам исполнилось не больше десяти лет.  К
тому же у них и кожа и глаза тоже были  светлее.  У  обычных  горилл  кожа
черная, глаза - темно-карие, а перед  Эллиотом  лежали  животные  с  серой
кожей и светлыми желто-карими глазами.
   Именно светлые глаза горилл заставили Эллиота всерьез задуматься.
   Потом он взялся за обмер убитых животных. Рост этих горилл - от  ступни
до макушки  -  оказался  равным  139,2  и  141,7  сантиметрам.  В  научной
литературе сообщалось, что рост самцов горной гориллы составляет от 147 до
205 сантиметров, в среднем -  175  сантиметров  или  пять  футов  и  шесть
дюймов. А эти животные доросли всего до четырех футов  шести  дюймов.  Для
горилл они были определенно низковаты. Эллиот взвесил трупы: оказалось 255
и 347 фунтов. В большинстве случаев горные гориллы весили от  280  до  450
фунтов.
   Эллиот измерил  и  записал  еще  около  тридцати  характеристик  убитых
горилл, намереваясь позднее, по возвращении  в  Сан-Франциско,  обработать
все эти данные на компьютере. Теперь он был убежден, что стоит  на  пороге
великого открытия. Простым ножом  он  рассек  кожу  на  голове  одного  из
животных, обнажил черепные мышцы и  черепную  коробку.  Больше  всего  его
интересовал сагиттальный гребень, начинающийся у самого лба  и  проходящий
вдоль всего черепа почти  до  самой  шеи.  Сагиттальный  гребень  был  тем
характерным элементом, по которому можно было отличить гориллу  от  других
человекообразных обезьян  и  от  человека;  именно  он  придавал  гориллам
"умный" вид.
   Оказалось, что у убитых самцов сагиттальный гребень недоразвит. Вообще,
если судить по мышцам и костям черепа, эти животные были ближе к шимпанзе,
чем к горилле. Эллиот еще раз тщательно промерил челюсть, коренные зубы  и
черепную коробку.
   К полудню он окончательно убедился: напавшие на них животные  -  это  в
худшем случае новый вид горилл, не менее  самостоятельный,  чем  горная  и
равнинная  гориллы,  а  в  лучшем  -  неизвестный   человеку   новый   род
человекообразных обезьян.
   "С человеком, открывшим новый вид животных, творится нечто  несуразное,
- писала леди Элизабет Форстманн еще в 1879 году. - Он сразу забывает свою
семью и друзей, всех, кто были близки и дороги ему,  он  забывает  коллег,
без которых  его  открытие,  скорее  всего,  так  бы  никогда  и  не  было
совершенно; что хуже всего, он забывает даже  родителей  и  детей;  короче
говоря, бессмысленная жажда  славы  бросает  его  в  объятия  демона,  имя
которому Наука, и он оставляет всех, кого знал прежде".
   Леди Форстманн сама пережила подобную трагедию:  в  1878  году  ее  муж
открыл  норвежскую  голубогрудую  куропатку   и   вскоре   бросил   семью.
"Бесполезно, - вспоминала она, - спрашивать, что изменится  в  мире,  если
еще одну птицу или  еще  одного  зверя  добавить  к  гигантскому  собранию
созданий Божьих, которых и без того - если верить Линнею  -  насчитываются
миллионы. На такой вопрос не может быть ответа, потому что тот, кто сделал
открытие, обессмертил свое имя - или по крайней мере так полагает, - и уже
не во власти простых смертных заставить его свернуть с выбранного пути".
   Не приходится сомневаться, что Питер Эллиот возмутился  бы,  скажи  ему
кто-то,  что  в  тот  момент  он  походил   на   беспутного   шотландского
аристократа. (Сэр Энтони Форстманн запутался в карточных долгах и умер  от
сифилиса в 1880 году.) Тем не менее, он вдруг  утратил  всякий  интерес  к
дальнейшему изу