й характер. Кигани, испокон веков занимавшиеся  только  охотой,
подняли мятеж в ответ на требование заирского правительства  переключиться
на земледелие, как будто эта перемена была  очень  простым  делом.  Кигани
были одними из самых бедных и отсталых племен: они имели самые примитивные
представления о гигиене; катастрофическая нехватка в их рационе  белков  и
витаминов приводила к заболеваниям малярией, сонной болезнью,  некаторозом
и шистосоматозом. Один ребенок  из  четырех  умирал  при  рождении,  а  из
взрослых кигани редко кому удавалось перешагнуть рубеж двадцати пяти  лет.
Невероятно трудная жизнь требовала какого-то объяснения; такое  объяснение
давал колдун-ангава. Кигани  верили,  что  в  большинстве  случаев  смерть
человека  вызывают  сверхъестественные  причины:  умерший   либо   нарушил
какое-то табу и потому был проклят колдуном, либо  его  убили  мстительные
духи царства мертвых. Охота тоже имела сверхъестественный  аспект,  потому
что  на  дичь  большое  влияние  оказывал  мир  духов.  Больше  того,  мир
сверхъестественных  явлений  кигани  считали  более  реальным,   чем   мир
повседневной действительности, который они называли "сном наяву".  Поэтому
они пытались навести хоть какой-то  порядок  в  этом  "сверхъестественном"
мире  с  помощью  магических  заклинаний  и   волшебных   трав,   которыми
распоряжался ангава. Обычаи предписывали им также ритуальное раскрашивание
собственного тела; они верили, что если воин намажет  лицо  и  руки  белой
краской, то в сражении будет непобедим. Таинственная  сила,  по  убеждению
кигани, заключается и в  телах  противников,  поэтому  поверженных  врагов
следует поедать: во-первых, для того, чтобы заклинания другого  ангавы  не
причинили  вреда,  во-вторых,  чтобы  магическая  сила,  заключавшаяся   в
противнике, перешла к ним и, наконец, чтобы  были  заранее  пресечены  все
злые козни вражеских колдунов.
   Эта вера была очень древней, и кигани издавна отвечали на угрозы  одним
способом - съедали своих врагов. В 1890  году  они  подняли  восстание  на
севере страны в  ответ  на  появление  первых  охотников  с  огнестрельным
оружием, которые распугали дичь - единственный источник их  существования.
В ходе гражданской войны 1961 года голодавшие кигани  нападали  на  другие
племена и поедали их.
   - А почему они занялись людоедством сейчас? - спросил Эллиот.
   - Они отстаивают свое право охотиться, - ответил Мунро. - Вопреки  всем
приказам чиновников из Киншасы.


   Во второй половине дня путешественники поднялись  на  холм,  с  вершины
которого можно было  оглянуться  на  пройденный  путь.  С  юга  доносились
приглушенные расстоянием разрывы ракет, вдалеке поднимались клубы  черного
дыма  и  яркие  языки  пламени,  а  в  небе  кружили  вертолеты  -  словно
механические стервятники над своей жертвой.
   - Там деревни кигани, - удрученно качая головой, объяснил  Мунро.  -  У
них нет ни малейших шансов, потому что и в авиации, и в  наземных  войсках
все солдаты из племени абаве,  а  абаве  издавна  были  заклятыми  врагами
кигани.
   В  двадцатом  веке  трудно  примириться   с   каннибализмом;   заирское
правительство, сидя в своих  кабинетах  в  двух  тысячах  миль  от  земель
кигани, уже давно решило "избавиться от позора каннибализма",  по  крайней
мере в своем государстве. В июне оно  направило  на  подавление  восстания
кигани  пятитысячную  армию,  шесть  вооруженных   ракетами   американских
вертолетов UH-2 и десять бронетранспортеров. Командовал карателями генерал
Нго Мугуру. У него не было ни малейших  иллюзий  относительно  сути  своей
миссии. Мугуру понимал, что в Киншасе от  него  ждут  полного  истребления
кигани. И он намеревался выполнить приказ.
   Разрывы снарядов и ракет слышались до самого вечера.  Путники  невольно
сравнивали это современное оружие с теми луками и  стрелами,  которые  они
видели у кигани. Росс сказала, что это ужасно, но, по  мнению  Мунро,  все
происходившее было неизбежно.
   - Каждое живое существо, - сказал Мунро, - стремится остаться в  живых.
Понаблюдайте за любым диким животным; все, что оно делает,  -  это  только
пытается выжить.  Его  не  волнуют  ни  вера,  ни  философия.  Как  только
поведение вида начинает вступать в противоречие с реальными условиями  его
существования, этот вид вымирает. Кигани просмотрели, что  настало  другое
время и что их убеждениям нет  места  в  этом  мире.  Поэтому  они  должны
исчезнуть.
   - Может, есть другая истина,  более  высокая,  чем  простое  стремление
остаться в живых, - сказала Росс.
   - Нет, другой истины нет, - возразил Мунро.
   По пути им  еще  несколько  раз  встретились  воины-кигани,  но  обычно
путники замечали их за несколько миль. Ближе к вечеру экспедиция пересекла
по расшатанному деревянному мостику ущелье Морути, и  Мунро  объявил,  что
теперь они находятся вне территории кигани и им, слава Богу,  хотя  бы  на
время ничто не угрожает.



3. ЛАГЕРЬ В МОРУТИ

   Высоко над ущельем, "месте  мягких  ветров",  на  расчищенном  от  леса
участке  Мунро  отдал  какие-то  распоряжения  на  суахили,  и  носильщики
принялись распаковывать поклажу. Карен Росс недоуменно посмотрела на часы:
   - Мы останавливаемся?
   - Да, - ответил Мунро.
   - Но сейчас только пять. Впереди еще два часа светлого времени.
   - Мы остановимся здесь, - повторил Мунро.
   Ущелье Морути располагалось на высоте тысячи пятисот футов над  уровнем
моря. Через два часа путники могли бы оказаться внизу, в сыром тропическом
лесу.
   - Здесь намного прохладней и приятней, - добавил Мунро.
   Росс сказала, что на прохладу и комфорт ей плевать.
   - Скоро будет не плевать, - возразил Мунро.
   Желая быстрее добраться до цели, Мунро намеревался провести  как  можно
меньше времени в тропическом лесу. В джунглях придется отвоевывать  каждый
шаг; у них еще будет больше чем достаточно  возможностей  познакомиться  с
грязью, пиявками и лихорадкой.
   Кахега что-то спросил на суахили. Мунро повернулся к Росс и перевел:
   - Кахега спрашивает, как ставить эти палатки.
   В вытянутой руке Кахега держал свернутую в  небольшой  шар  серебристую
ткань. Остальные носильщики растерялись не меньше: они рылись  в  поклаже,
безуспешно пытаясь отыскать обычные стойки и крепления.
   В 1977 году специалистами НАСА специально для  СТИЗР  было  разработано
принципиально   новое   снаряжение   для   полевых    партий.    Заказчики
констатировали, что снаряжение экспедиций,  отправлявшихся  в  далекие  от
цивилизации  регионы   планеты,   в   сущности   осталось   неизменным   с
восемнадцатого  столетия.   "Снаряжение   современных   экспедиций   давно
устарело", - говорилось  в  заявке  СТИЗР.  Компания  просила  разработать
снаряжение легкое, удобное и эффективное. Специалисты НАСА выполнили заказ
и  изготовили  для  СТИЗР   буквально   все:   одежду,   обувь,   палатки,
нагревательные приборы для приготовления пищи,  аптечки  первой  помощи  и
даже системы связи.
   Палатки  можно  было  рассматривать  как  показательный  пример  нового
подхода. Большая часть палаток старой конструкции приходилась на крепежные
детали. Кроме того, однослойные стенки обладали плохими  теплоизолирующими
свойствами. Если бы палатки достаточно эффективно сохраняли  тепло,  можно
было бы уменьшить массу  спальных  мешков  и  одежды,  а  также  сократить
потребность  участников  экспедиций  в  высококалорийной  пище.  Поскольку
воздух является великолепным  термоизолятором,  то  решение  напрашивалось
само собой: конструкция должна  быть  двухслойной,  надувной,  не  имеющей
деталей крепления. Разработанная НАСА палатка весила шесть унций.
   Вооружившись небольшим ножным насосом,  издававшим  при  работе  легкое
шипение.  Росс  надула  первую  палатку,  изготовленную  из   двух   слоев
серебристого майлара толщиной две  сотых  дюйма  и  внешне  походившую  на
ребристую сборную хижину из гофрированного металла. Носильщики восторженно
зааплодировали, Мунро рассмеялся и покачал головой, а Кахега извлек другой
серебристый сверток размером с коробку для обуви:
   - А это, доктор? Это что такое?
   - Это кондиционер. Он нам сегодня не понадобится, - ответила Росс.
   - Ну, конечно, без кондиционера  нам  никак  не  обойтись,  -  все  еще
смеясь, заметил Мунро.
   - Опыт показывает, - серьезно ответила Росс, - что важнейшим  фактором,
лимитирующим работоспособность  человека,  является  температура  воздуха.
Второй по важности фактор - лишение сна.
   - Не может быть, - расхохотался Мунро.
   Он повернулся к Эллиоту, но тот, казалось, был всецело  поглощен  видом
тропического леса, освещенного лучами заходящего солнца.  К  нему  подошла
Эми и потянула за рукав.
   "Женщина и человек-волосатый-нос ругаются", - жестами сказала она.
   Мунро  понравился  Эми  с  первых  минут  знакомства,  и  эта  симпатия
оказалась  взаимной.  Мунро  не  гладил  ее  по  голове  и  в  отличие  от
большинства людей относился к ней не как к малышу-несмышленышу,  а  скорее
как к женщине. К тому же ему и  раньше  часто  приходилось  иметь  дело  с
гориллами, и он понимал если не язык  жестов,  то  хотя  бы  мотивацию  их
поведения. Когда Эми поднимала руки, это значило, что она хочет, чтобы  ее
почесали. В таких случаях Мунро считал себя просто  обязанным  уделить  ей
несколько минут. Эти минуты Эми, сопя от удовольствия, каталась по земле.
   Но горилла очень болезненно реагировала на любые людские ссоры.  Вот  и
сейчас она нахмурилась.
   - Они просто разговаривают, - успокоил ее Эллиот.
   Эми жестами сказала:
   "Эми хотеть кушать".
   - Попозже, Эми.
   Повернувшись, Эллиот увидел, как Росс устанавливает передатчик - теперь
это будет повторяться ежедневно до самого последнего дня  экспедиции.  Эми
была в восторге: казалось, ей  никогда  не  наскучит  следить  за  сборкой
сложной электронной системы. Приборы, посылавшие сигнал через  спутник  за
десять  тысяч  миль,  весили  не  больше  шести  фунтов;  еще  три   фунта
приходилось на устройство для радиоэлектронного подавления или РЭП.
   Сначала  Росс  со  щелчком  раскрыла  серебристый  пятифутовый   зонтик
зеркальной параболической антенны. (Антенна особенно нравилась Эми; каждый
день, уже с полудня, она будет надоедать Росс одним  и  тем  же  вопросом:
когда та  "раскроет  металлический  цветок".)  Росс  соединила  антенну  с
передатчиком   и   подключила   кадмиевые   аккумуляторы,    потом    блок
радиоэлектронного подавления помех и,  наконец,  миниатюрный  операторский
терминал с крохотной клавиатурой и экранчиком дюйма три по диагонали.
   Создатели этого оборудования использовали  самые  последние  достижения
науки и технологии. Объем памяти компьютера Росс составлял  189  килобайт,
все схемы в нем дублировались, кожухи были герметично запаяны и  устойчивы
к  ударам,  клавиши  реагировали  не  на  давление,  а  на   электрическое
сопротивление,  поэтому  вся  система  работала  без  движущихся  деталей,
которые могли бы засориться, пропускать воду или пыль.
   И все эти приборы были просто  неправдоподобно  прочными  и  надежными.
Росс помнила, как  проводили  их  "полевые  испытания".  На  автомобильной
стоянке СТИЗР техники бросали их на бетон, колотили о стену, оставляли  на
ночь в ведре с грязной водой. Прибор  признавался  годным  для  экспедиций
только в том случае, если он исправно работал на следующий день.
   Теперь же, возле ущелья  Морути,  Росс  передала  кодовый  координатный
сигнал,  чтобы  установить  с  Хьюстоном  двустороннюю  связь,   проверила
мощность   сигнала   и   выждала   положенные   шесть   минут,   пока   не
синхронизируется работа ретранслятора. Но и через шесть минут на экранчике
были лишь серые полосы статических  помех,  чередующиеся  с  пульсирующими
цветными полосами. Это означало, что для глушения их системы связи  кто-то
воспользовался "симфонией".
   На  принятом  в  СТИЗР  сленге  простейший   способ   радиоэлектронного
подавления передач конкурентов называли "трубой". Как ребенок из  соседней
квартиры, который только учится играть на трубе, такое глушение доставляет
беспокойство,  но  не  более  того:  оно  концентрируется  в  ограниченном
диапазоне частот, часто беспорядочно, но, как правило,  все  же  позволяет
передать и принять сообщение. Следующим по сложности  способом  подавления
является  "струнный  квартет",  в  котором  несколько  частот  подавляются
упорядочение,  потом  следует  "биг  бенд",   когда   электронная   музыка
перекрывает еще  более  широкий  диапазон  частот,  но  самым  эффективным
способом остается "симфония", при  которой  блокируется  практически  весь
диапазон радиосвязи.
   Вот и сейчас Росс столкнулась с "симфонией". Пробиться сквозь ее  звуки
считалось невозможным, но в СТИЗР  для  таких  ситуаций  было  разработано
несколько методов борьбы с глушением. Росс перепробовала их один за другим
и наконец пробилась сквозь  помехи  с  помощью  метода,  который  называли
интервальным кодированием. (В основу метода был положен тот факт, что даже
в   самой   насыщенной   музыке   присутствуют   интервалы;   правда,   их
продолжительность не превышает  нескольких  микросекунд.  Анализ  сигналов
подавления  позволяет  обнаружить   закономерности   в   появлении   таких
интервалов и передавать свои сигналы, предварительно сконцентрированные  в
пакет, в момент таких кратких промежутков молчания.)
   За свою настойчивость Росс была вознаграждена появившейся на  экранчике
разноцветной картой района Конго, в котором  находилась  экспедиция.  Росс
передала координаты лагеря, и  экран  замигал.  На  нем  стали  появляться
сокращенные слова; этот язык разработали специально для небольших экранов.

   ПРВРЬТЕ ВРМЯ/ПЛЖНИЕ ЭКСЦИИ; ПЖТА ПДТВРДТЕ МСТНОЕ ВРМЯ 18:04 Ч 6/17/79.

   Росс подтвердила, что по местному времени в их лагере только что  пошел
седьмой  час.  Тотчас  по  экрану  замелькали  беспорядочные  полосы.  Это
означало,  что  координаты  лагеря  и   местное   время   сравнивались   с
результатами компьютерного моделирования, выполненного в Хьюстоне перед их
отъездом.
   Росс была готова к плохим вестям.  По  ее  прикидкам,  они  отстали  от
своего последнего графика еще на семьдесят с лишним часов - и примерно  на
двадцать часов от экспедиции консорциума.
   По первоначальному плану они должны были  спуститься  на  парашютах  на
склоны  Мукенко  в  четырнадцать  часов  17  июня  и   прибыть   в   Зиндж
приблизительно через тридцать шесть часов, то есть около полудня 19  июня.
Тогда они опередили бы экспедицию консорциума почти на два дня.
   К  сожалению,  ракетный  обстрел  вынудил  их   покинуть   самолет   на
восемьдесят миль южнее предполагавшегося места высадки. Впереди  их  ждали
более или менее непроходимые джунгли, и хотя они могли  немного  выиграть,
спускаясь по рекам, все же пройти восемьдесят  миль  меньше  чем  за  трое
суток было невозможно.
   Следовательно,  надеяться  на  успех  не  стоило.  Вместо  того   чтобы
опередить японцев и немцев на сорок восемь часов, теперь только при  очень
большом везении они могли отстать от них меньше, чем  на  двадцать  четыре
часа.
   К удивлению Росс, на экране засветились слова:

   ПРВРКА ВРМЯ/ПЛЖНИЕ ЭКСЦИИ: - 09:04 Ч ОТЛЧНО.

   Получалось, что они отставали от модельного графика  только  на  девять
часов.
   - Что бы это значило? - глядя на экран, спросил Мунро.
   Могло быть только одно объяснение.
   - Что-то задержало экспедицию консорциума, - сказала Росс.
   Экран пояснил:

   ЕВРО/ЯП  КНСРЦМ  НЕПРИЯТНСТИ  АЭРПОРТ  ГОМА  ЗАИР  ИХ   СМЛТЕ   ОБНРЖНА
РАДИОАКТИВНОСТЬ ИМ НЕ ПВЗЛО.

   - Трейвиз хорошо поработал, - сказала Росс. Она могла себе представить,
насколько непросто было устроить такие "неприятности" в сельском аэропорту
в Гоме. - Но это значит, что мы  еще  сможем  добиться  своего,  если  нам
удастся выиграть девять часов.
   - Выиграем, - сказал Мунро.


   В лучах заходящего экваториального  солнца  лагерь  путников  в  Морути
сверкал, словно ожерелье из невиданных самоцветов: серебристой  зеркальной
антенны и пяти куполообразных  серебряных  палаток.  Питер  Эллиот  и  Эми
сидели  на  самой  вершине  холма  и  смотрели  на  расстилавшийся   внизу
тропический лес. Как только зашло солнце, появились первые белесые  полосы
тумана, а по  мере  того  как  сгущалась  темнота  и  в  холодном  воздухе
конденсировалось все  больше  влаги,  весь  лес  постепенно  погружался  в
плотный белый туман.




ДЕНЬ ШЕСТОЙ: ЛИКО, 18 ИЮНЯ 1979


1. ТРОПИЧЕСКИЙ ЛЕС

   На следующее утро экспедиция СТИЗР вошла в сырой и мрачный конголезский
тропический лес.
   Мунро отметил, что к нему опять - в который раз  -  вернулись  знакомые
ощущения  подавленности  и  стесненности,  а  более  всего   -   странной,
всеподавляющей  апатии.  Еще  в  шестидесятые  годы,  будучи  конголезским
наемником, он  старался  по  возможности  избегать  джунглей.  Большинство
военных  операций  проводилось  на  открытой  местности:  в   колониальных
бельгийских городах, на берегах рек,  вдоль  дорог,  утопавших  в  красной
грязи.  Никто  не  изъявлял  желания  сражаться  в  лесах:   наемники   их
ненавидели, а суеверные туземцы страшились. Если  наемники  наступали,  то
повстанцы уходили в буш, но по-настоящему не углублялись в лес никогда, да
и солдаты Мунро никогда не преследовали их. Они предпочитали ждать,  когда
бунтовщики выйдут сами.
   И  даже  в  шестидесятые  годы  тропические  леса   оставались   _terra
incognita_, неизведанным миром,  обладавшим  могучей  таинственной  силой,
которая позволяла ему не допускать современную высокотехнологичную  машину
войны дальше своих границ. И правильно, размышлял  Мунро,  человеку  здесь
нечего делать.  Этот  мир  не  для  людей.  Вот  почему  его  не  радовало
возвращение сюда.
   Впервые оказавшийся в тропическом лесу Эллиот, напротив, был от него  в
восторге. Здесь все оказалось так непохоже на то, что он себе представлял.
Воображение Эллиота особенно  поразили  размеры  деревьев,  кроны  которых
уходили, казалось, в самое небо, а в стволах мог разместиться  целый  дом;
их толстые, покрытые мхом корни тянулись на многие десятки метров. В таком
лесу Эллиот чувствовал себя словно в очень темном соборе - сюда никогда не
проникали солнечные лучи.  Царящий  мрак  не  позволял  даже  пользоваться
фотоаппаратом.
   Почему-то Эллиот был уверен, что тропический лес окажется намного более
густым, даже  непроходимым.  На  самом  же  деле  экспедиция  продвигалась
практически беспрепятственно.  Как  ни  странно,  но  здесь  царила  почти
мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая криками птиц и болтовней  обезьян.
К тому же лес оказался на удивление однотонным:  хотя  листва  деревьев  и
прильнувших к ним ползучих растений  отливала  всеми  оттенками  зеленого,
здесь почти ничто не цвело. Даже попадавшиеся им время от времени  орхидеи
казались поразительно бледными, будто обесцвеченными.
   За каждым поворотом Эллиот ожидал увидеть кучи гниющей  растительности,
но и этим его ожиданиям не суждено было сбыться - почва под ногами большей
частью была сравнительно твердой, а в воздухе совсем не  ощущалось  запаха
гниения. Стояла невероятная жара; к тому же Эллиоту  казалось,  что  здесь
все буквально пропитано влагой - и листва, и почва, и стволы  деревьев,  и
даже сам удушливый, неподвижный воздух,  который  будто  не  в  силах  был
вырваться из-под полога леса.
   Эллиот, наверно, согласился бы со словами Стэнли, который сто лет назад
писал: "Раскинувшиеся высоко над нашими головами ветви полностью  отсекали
дневной свет... Мы шли в густых сумерках... На нас беспрестанно  капало...
Вся наша одежда пропиталась влагой... Было так  душно,  что  пот  исходил,
казалось, из каждой поры... Окружавшая нас темная,  мрачная  неизвестность
казалась поистине запретной для человека страной!"
   Первой встречи с тропическими лесами экваториальной Африки Эллиот  ждал
с  нетерпением  и  был  пораже