малкивайте, черт вас побери.
     Он сказал еще, что Юровский заранее приготовил ?усыпальницу? для династии Романовых - некую заброшенную шахту, известную под названием Четырехбратского рудника.
     - Кроме того, - скороговоркой бормотал Бронар, - у нас еще четверо слуг, убитый латыш и врач. Итого шесть трупов. Вот эти шесть трупов, Юровский, и нужно бросить в шахту. Белые будут в городе через неделю, но рудник они не смогут отыскать и за сто лет. Сверху бросьте одежду Романовых и какие-нибудь безделушки.
     - Они все равно узнают! - взорвался Голощекин. - Все узнают! Существуют специальные тесты!
     - Заткнитесь! - оборвал его Бронар. - Я же сказал: помалкивайте и слушайте. Белые будут говорить, что большевики убили Романовых. Разумеется. Но они не смогут это доказать, потому что тела-то не те!
     - А где будут те?
     - Мы с ним, - показал на меня Бронар, - заберем их с собой и похороним. Не сомневаюсь, что Яковлев сторонник христианского погребения.
     - А латыши? - вскричал Голощекин. - Они-то знают.
     - Пошлите их на фронт! - грубо сказал Бронар. - Вы ведь комиссар по военным делам. Позаботьтесь, чтобы живыми они не вернулись. Или возьмите и пристрелите их сами. Но сначала пусть уничтожат следы!
     Вот так, глухой ночью, когда свершаются самые черные дела, свершилось и это черное дело. Трупы слуг и доктора Боткина были брошены в кузов грузовика, в кабине которого сидели Юровский и Голощекин. Мы же с Бронаром взяли на себя печальную обязанность выноса из подвала членов императорской фамилии.
     Вы спросите, почему я не отомстил за расстрелянных прямо там, на месте. Отвечу откровенно: я ничего не мог сделать. Кроме того, убитых было не воскресить! Если бы был хоть малейший шанс спасти их жизнь, я бы не задумываясь, не считаясь с риском, попытался бы. Но было слишком поздно.
     Кроме того, слова Бронара подействовали на меня. Я знал, что Романовы глубоко религиозны. Они заслуживали христианского погребения, и только я один из присутствующих мог им обеспечить достойные похороны. Я окажу царской семье, и прежде всего моей Мэри, эту последнюю услугу.
     Каждое тело мы обернули одеялом (за одеялами пришлось подняться наверх, в спальни), а потом одно за другим отнесли к грузовику и осторожно положили в кузов. Я уверен, что никто нас не видел. Когда с этим было покончено, Бронар вызвал командира латышей и приказал караулу оставаться в Ипатьевском доме до тех пор, пока не поступят дальнейшие распоряжения от товарища Голощекина. Латышам запрещалось выходить из дома и вступать с кем-либо в разговоры. Напоследок Бронар повернулся по мне и приказал:
     - Садитесь в кабину. Мы едем на восток по шоссе, а потом свернем на проселок.
     - А как же бумага? - спросил я, удивленный его забывчивостью. - Разве вы не собираетесь ее отыскать?
     Бронар мрачно посмотрел на меня:
     - Теперь это не важно. Едем, пора.

***

     Было еще темно, когда мы остановились в некоем месте, милях в двенадцати к востоку от города. Фары выхватили из темноты маленькую часовенку и огромный черный силуэт креста, темневшего на фоне неба. Потрясенный, я остановил машину, спрыгнул на землю и огляделся. Вокруг простиралось болото. Крест мне не померещился, хоть он и не был творением рук человеческих. Большое дерево, расколотое пополам ударом молнии, раскинуло в обе стороны обугленные ветви, которые и образовывали подобие креста. Я решил, что более уместного надгробия для императорской семьи мне не найти.
     Мы с Бронаром взяли лопаты и стали копать могилу в предрассветном мраке. Почва была топкой, но под деревом я нашел суглинок. Пришлось как следует поработать, ибо Бронар мне почти не помогал. Но я копал яростно, всецело отдавшись физической работе, чтобы хоть на время иметь возможность не думать о кошмаре минувшей ночи. Копая могилу, я дал два обета. Во-первых, убить Юровского; во-вторых - убить Свердлова. Первый собственноручно совершил злодеяние, почву для которого подготовили махинации второго. Оба они заслуживали смерти.
     Потом началось самое трудное. Каждое тело нужно было отнести от машины к дереву и опустить в могилу. Я наскоро соорудил что-то вроде носилок из березовых веток и веревок. В гнетущей тишине (мы не обменялись ни единым словом от самого Ипатьевского дома) мы опустили в могилу все семь трупов. Бронар присел на корточки и достал сигарету.
     - Только не здесь! - прикрикнул на него я.
     Француз пожал плечами, отошел в сторонку и закурил. Он выдохнул табачный дым с видом полнейшего удовлетворения, потом усмехнулся своей отвратительной ухмылкой и сказал:
     - Что ж, дело сделано. Мы свою работу выполнили неплохо, а?
     - Неплохо?! - взорвался я. - Целая дюжина убитых! Совершено страшное, кровавое преступление! Как вы можете так говорить?
     - Никогда не мог понять, почему Захаров прислал сюда именно вас, - пожал плечами Бронар.
     - Что вы имеете в виду? Черт бы вас побрал, ну и минуту вы выбрали для своих...
     - Да успокойтесь вы, - махнул он рукой. - Мы неплохо поработали, заслуживаем отдыха. Во всяком случае, я.
     Я был не в силах дольше выносить его общество. Резко отвернувшись, я отправился к грузовику - мне тоже очень хотелось закурить, а портсигар остался в кабине. Закурив папиросу, я посмотрел на свои дрожащие пальцы, прислушался к бешено бившемуся сердцу, к шуму крови в висках. А Бронар казался таким спокойным!
     Оглянувшись, я увидел, что он стоит над могилой в странной позе, прижав руки к лицу. Я вгляделся в полумрак и вдруг понял, что у Бронара в руках фотокамера - он делал снимки!
     - Зачем?
     Я подбежал к нему и увидел, что француз не терял времени даром. Одеяла, в которые были завернуты августейшие тела, были размотаны так, что лица и одежда были отлично видны! Бронар приготовился сделать еще один снимок, но я выбил камеру у него из рук.
     - Да что еще за идиот на мою голову! - рявкнул Бронар и проворно сунул руку в карман.
     Я увидел рукоятку пистолета и вцепился ему в горло. Он был ловок, но я двигался еще быстрее, кроме того, меня подстегивала бешеная, мстительная ярость.
     Но даже прижатый к земле, Бронар не потерял хладнокровия. Он выдохнул мне в лицо:
     - И вы не хотите узнать правды?
     Даже в эту минуту он лгал мне. Я же собственными глазами видел подписанный царем документ, который ныне хранился в Финляндском банке. Если бы не это обстоятельство, Бронару наверняка удалось бы меня одурачить - так он был хитер. Согласно его версии, ни в коей степени не противоречившей моему первоначальному убеждению, в тот период, когда я только что приехал в Москву из Англии, находившиеся в Лондоне царские деньги в сумме пятьдесят миллионов должны были быть истрачены на оружие для большевиков. Взамен следовало представить документ, подписанный Николаем.
     - А что в этом документе? - спросил я. - Почему вы недавно сказали, что это уже не имеет значения?
     - В бумаге царь отказывается от своих прав на депозит, - ответил Бронар. - Но царь мертв, и документ уже не нужен.
     Тут я окончательно убедился в том, что он лжет. И еще я понял, что Бронар лгал и раньше, причем не только мне. Голощекина он тоже обманывал.
     - Это ты все устроил, - прошептал я.
     Он нагло воззрился на меня:
     - Я? Что именно я устроил?
     - Ты выдал нас Юровскому!
     Бронар смотрел мне прямо в глаза:
     - Не будьте идиотом! Зачем бы мне это понадобилось?
     - Чтобы их всех убили. И ты своего добился. Тогда, даже при отсутствии подписанного царем документа, вопрос решится сам собой. Ведь не будет ни Николая, ни царицы, ни их детей.
     У меня словно открылись глаза. Я вдруг понял, зачем нужно было отдельно хоронить врача и слуг, предварительно изуродовав трупы кислотой.
     - Сколько всего было денег? - спросил я. - Сколько денег отправил царь в Англию?
     Бронар молча смотрел на меня.
     - Захаров предложил большевистским властям пятьдесят миллионов, - яростно сказал я. - Половину, верно? Половину от ста миллионов, которые Николай послал в Лондон. Если все члены царской семьи погибли, то остаются наследники. Если же они не погибли, а бесследно исчезли...
     Так ко мне пришло озарение. План Захарова и Бронара был дьявольски хитер. И Захаров оказался еще коварнее своего агента. Вы, стающий эти строки, так и так все уже поняли.
     Я убил Бронара собственными руками. Потом завершил погребение и набросал схему, чтобы могилу можно было найти. Труп Бронара я бросил в болото - пусть им поживятся хищники, которых француз превосходил жестокостью.

***

     Осталось рассказать немногое. Карту и фотокамеру я захватил с собой. Но предварительно я дал сам себе еще одну клятву.
     Я сумел отомстить Юровскому - через месяц он принял смерть от моей руки. Это произошло в Москве, куда негодяй скрылся, прихватив с собой немало царских драгоценностей.
     После этого я примкнул к белым. Во главе отряда белогвардейцев я проник в Тобольск, где все еще стоял у причала пароход ?Русь?, в трюме которого хранились сокровища. Их я передал в казну адмирала Колчака. Это произошло через несколько дней после падения Екатеринбурга. Какое-то время я сражался в армии Колчака, но в конце концов война и смерть мне опротивели, и я вновь отправился в Москву. Там я забрал из банка драгоценный документ. Свердлову мне отомстить не удалось - к тому времени он умер своей смертью, от болезни.

***

     Что еще осталось рассказать? Да, Захаров.
     К тому времени, когда я вновь оказался в Англии, он уже стал сэром Бэзилом. Его осыпали почестями, хоть никто ему и не доверял. Зато Захаров стал богат как крез.
     Вот уж кто заслуживал смерти, так это он, человек, всю жизнь богатевший на смертях других людей. Но я не мог заставить себя сделать это, хотя задача была бы не сложной. Много раз я видел, как он сидит, нередко один, в кафе на Лазурном берегу. Но у меня уже не было сил убивать - слишком много повидал я смертей.
     Тогда я решил, что можно покарать его куда эффективнее. Империя Захарова будет разрушена алчностью, благодаря которой она и была создана. Вот как разработал я свой план.
     Догадывался ли об этом Захаров? Несомненно. Много лет он охотился за мной. Пенсию в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов он выплачивал мне потому, что у него не было выбора. Но от надежды выследить меня Захаров не отказывался до самой смерти. Это у него не вышло. Деньги я неизменно тратил на детей - на тех, кто пострадал в результате многочисленных войн (чего-чего, а войн в нашем столетии всегда было предостаточно).
     Захаров непременно отправил бы меня на тот свет, но отыскать меня так и не сумел. Я тоже мог бы убить его, но предоставил его собственной судьбе - решил, пусть лучше стареет и почаще думает о неизбежности смерти.
     И вот нас обоих уже нет в живых. В старости я черпал утешение в мысли о том, что, несмотря на многочисленные ошибки, напоследок промаху не дам. Алчность погубит махину, которую сама и воздвигла.
     Вы, читающий эти строки, поставили под вопрос ежегодные выплаты и тем самым включили детонатор. Я знал, что рано или поздно найдется в банке алчный человек, который не пожелает платить. Это и станет началом конца Храма Алчности. Остановить процесс будет уже невозможно.
     Что же я предпринял? Очень просто: дал на хранение третьим лицам свидетельские показания, три документа.
     1. Документ, подписанный Николаем Романовым, где царь отказывается не от пятидесяти, а от пятисот миллионов золотом, отправленных в Лондон Захарову.
     2. Мое собственное свидетельское показание, данное под присягой, где я подтверждаю, что Николай II подписал вышеуказанный документ вынужденно, по сути дела под принуждением.
     3. Снимки, сделанные в окрестностях Екатеринбурга 17 июля 1918 года. Бронар владел фотографией не хуже, чем наукой предательства. Каждого из убитых без труда можно опознать. Подлинность фотографий подтверждается моим нотариально заверенным свидетельством.
     В то время как вы читаете эти строки, копии вышеназванных документов уже отправлены по почте вам, а также нынешнему главе дома Романовых и правительству Советского Союза. Не сомневаюсь, что оба эти правопреемника Николая II не пожалеют усилий, чтобы прибрать к рукам 500 миллионов фунтов стерлингов, многократно приумноженные за полвека благодаря стараниям столь достойного и почтенного банка.
     Остаюсь искренне ваш
     Г. Дж. Дайкстон".

Глава 15

Защита Захарова

     Мэлори сидел за столом бледный как мел. Перед ним лежала последняя часть повествования Дайкстона.
     События, о которых говорилось в рукописи, произошли много лет назад, но Мэлори не нужно было ничего объяснять. Он достаточно долго жил на свете, чтобы понять главное. О том же, чего не знал, догадывался. Царь отправил золото - свидетельств тому было достаточно. Рассказ Дайкстона был чистой правдой - он до мельчайших деталей совпадал с исторически подтвержденными фактами.
     Сто миллионов фунтов стерлингов, хранившиеся в сейфе ?Хильярд и Клиф?, несомненно были частые романовского капитала. Однако где остальное золото? Распределено согласно договору, загадочному договору? Тому самому договору, который сэр Бэзил заключил с министром финансов и Английским банком. Подробности соглашения были известны лишь самому министру, управляющему государственным банком и старшему партнеру ?Хильярд и Клиф?. Впрочем, суть договора была ясна: сто миллионов навсегда останутся в хранилище коммерческого банка.
     Остальные слитки наверняка отправились в хранилища Английского банка. По мере того как золото росло в цене, туда же потихоньку переправлялись и остальные слитки. Так продолжается вот уже полвека.
     Договор был заключен между Захаровым и Ллойд-Джорджем, подумал Мэлори. Они были хитроумными людьми: одному приходилось кормить военную промышленность, другому приходилось платить за войну.
     Пятьсот миллионов! Четыреста миллионов перекочевали в карман Ллойд-Джорджа, точнее, в карман страны, участвовавшей в войне. И еще сто миллионов достались Захарову Он не имел права их тратить, обращать в деньги, хранить в каком-либо ином месте Однако сэр Бэзил нашел для золота еще лучшее применение Оно стало гарантом вечной стабильности.
     Умные, хитрые люди. Внезапно Мэлори выпрямился?
     Вечная стабильность?
     Как бы не так.
     Весь день Мэлори сидел неподвижно, похожий на состарившегося и ссутулившегося роденовского Мыслителя Старый банкир словно оцепенел. Перед ним на столе были разложены бумаги, постепенно приведшие ?Хильярд и Клиф? к краю той самой пропасти, о которой предупреждал в памятной записке Захаров.
     Если будет документированно заявлено, что знаменитый золотой запас банка ?Хильярд и Клиф? является частью личного состояния российского императора Николая II, наверняка разразится крупномасштабная юридическая баталия. Наследники рода Романовых заявят свои права; советское правительство потребует, чтобы русское золото вернулось на родину. Банку придется вести войну на два фронта.
     Золотая платформа, на которой столько лет зиждилось благосостояние ?Хильярд и Клиф?, будет выбита у банка из-под ног. И это еще не все Британскому правительству, обманным путем присвоившему 4/5 царского золота в 1915 году, придется выплачивать долг, да еще с гигантскими процентами! Мэлори сообщил управляющему Английским банком о нависшей над страной опасности. Управляющий немедленно явился на Ательсгейт, 6 собственной персоной, выслушал скорбный рассказ и удалился, тихо постанывая. Ему нужно было подсчитать, какую сумму составят 400 миллионов фунтов с начислением процентов за шестидесятилетний период.
     И вот Мэлори сидел, напряженно работал мозгами и неимоверно страдал. Он с самого начала подозревал, что угроза Дайкстона никакая не шутка. Крах ?Хильярд и Клиф? надвигался постепенно, становясь все более и более неотвратимым. Сэра Хорейса, разумеется, тревожила мысль о гибели банка, но еще более того невыносима была мысль, что смертельный удар нанесет Дайкстон, человек, не отличавшийся блестящим умом, да к тому же давно умерший!
     Однако больше всего Мэлори был зол на Захарова. Старый негодяй знал об опасности и выплатил целое состояние в виде отступного, однако не создал никакой действенной защиты. Ведь Захаров понимал, что Дайкстона обуревает жажда мести. Неужели сэр Бэзил не предвидел, что в один прекрасный день банк окажется под ударом?
     Почему, почему он не принял меры предосторожности?
     Наверняка Захаров разработал какой-нибудь план, способный защитить золото, пробормотал Мэлори. Ведь именно с этой целью он и послал Дайкстона в Россию. Неужели ничего больше не было предпринято? Не может быть! Мэлори дернулся в кресле и закурил ароматную ?Ромео ј 3?. Да, несомненно. Сэр Бэзил должен был предусмотреть такую возможность...
     Мэлори затянулся поглубже, выпустил клуб дыма и попытался разглядеть в нем призрак Захарова, чтобы привидение помогло советом. Но привидение не спешило прийти на помощь. Тогда Мэлори велел принести ему дубовый ларец с ?Комментариями старших партнеров? и стал проглядывать хранившиеся там бумаги. Тоже ничего существенного. Но Мэлори уже убедил себя, что сэр Бэзил непременно разработал некий план защиты. Не в натуре Захарова было оставлять фланги незащищенными. Какая-то линия обороны наверняка существовала.
     Иначе просто не может быть! Вся ценность золотого запаса в том и состоит, что он нетленен, даже ядерная война его не уничтожит. Где же ответ?
     Мэлори принялся разыскивать по всему банку вещи, оставшиеся от Захарова. В конце концов он оказался перед дубовым креслом, в котором некогда сидел сэр Бэзил. Долгое время Мэлори разглядывал этот старинный предмет мебели и уже хотел уйти, когда ему вдруг в глаза бросился странный орнамент, представлявший собой бесконечную ломаную линию. Этот узор был известен под названием ?греческий ключ?.
     Нюх подсказал старому банкиру, что он выходит на след. Мэлори склонился над креслом и внимательнейшим образом рассмотрел его во всех деталях. Ничего. Тогда сэр Хорейс стал выстукивать древесину в надежде найти тайник. Опять ничего. Тайника в кресле явно не было.
     По дороге домой Мэлори свирепо разглядывал из окна лимузина лондонские улицы. Дважды в глаза ему бросился ?греческий ключ?: один раз орнамент украшал полотняный балдахин над уличным ресторанчиком, другой раз был нанесен золотой краской на витрину антикварного магазина.
     Леди Мэлори ожидала его в библиотеке, как всегда. Она поднялась навстречу мужу, серебряный поднос с хрустальными графинами был наготове. Сэр Хорейс поцеловал супругу, она налила ему виски, но он сказал:
     - Не сейчас, дорогая. Спасибо.
     Леди Мэлори уставилась на него во все глаза. Уже в течение полувека она ежедневно исполняла ритуал с вечерним бокалом виски - за исключением периодов, когда сэр Хорейс находился в заграничных командировках.
     - Хорейс, ты не заболел?
     - Нет, я озадачен.
     Мэлори опустился в кресло, и жена отметила, что сделал он это медленнее, чем обычно.
     - Что-то серьезное?
     Банкир кивнул.
     Леди Мэлори тоже знала Захарова. Услышав его имя, она сразу оживилась, на губах заиграла улыбка. В юности она была знаменитой красавицей, а сэр Бэзил, даже в преклонном возрасте, умел ценить женскую красоту. Когда-то жена рассказала сэру Хорейсу об одной девушке, своей подруге, которая обожала Венецию. Однажды Захаров пригласил девушку поужинать к себе на авеню Фош, в Париже. Показывая гостье дом, он пригласил ее спуститься в подвал. Поклонница Венеции увидела, что подвал наполнен водой, на волнах покачивается гондола, а на гондоле установлена двуспальная кровать.
     Леди Мэлори не сомневалась, что ее муж на верном пути.
     - Ответ будет очень простым и в то же время блестящим, - сказала она. - К ?греческому ключу? он не будет иметь ни малейшего отношения. Орнамент лишь показывает тебе, что ключ как таковой существует.
     Аппетит у сэра Хорейса в тот вечер так и не появился, но выпить он все-таки выпил. Леди Мэлори тоже пила немного виски. Час за часом они обсуждали возможные варианты.
     На золотой цепочке