дел очень
дряхлый старик.
   Хобарт подош„л к нему и сказал: "Здрась".
   Старик не очень дружелюбно осмотрел его иответил: "Здрась". Затем он
сделал знак Хобарту сесть. Хобарт стал объяснять ему цель своего
посещения. Старик покачал головой. Он позвал индейца, который выходил из
шатра. Вскоре к ним подош„л другой молодой высокий индеец.
   - Добрый день, сэр. Вы от властей?
   - Нет. Я уч„ный. Хотел бы знать, как вы тут жив„те. Надеюсь вы
позволите мне погостить тут ден„к-другой.
   Хорошо. Утром я вам вс„ покажу. Я устрою вам палатку для ночлега, и вы
поужинаете с нами. Чем богаты, тем и рады, на ужин у нас будет похл„бка.
Всего доброго.
   Индеец живо уш„л прочь. Он был вежлив, но выражение лица у него было
далеко не сердечное. Хобарт чувствовал себя неловко. Что делать дальше?
Индейцы, несомненно, ожидали платы за гостеприимство. Хобарт вынул из
кармана три серебряных доллара и предложил их старику, который посмотрел
на них и покачал головой. Но затем он пронзительно посмотрел на Хобарта,
подн„с руку ко рту и сделал глотательное движение.
   Виски! Продавать виски индейцу было преступлением. Просто дать виски
индейцу тоже, вероятно, было незаконно. Но у Хобарта возникло какое-то
чувство почтительности к этому старику. Почему бы ему не просветлить
несколько тусклых часов уходящей жизни? Закон ведь, как правило, смотрит
на это сквозь пальцы.
   Хобарт встал и показал в направлении пос„лка, а затем на место, где
только что сидел. Старик кивнул.
   Хозяин таверны "Первый шанс" спал в кресле, вокруг него гудели мухи.
Хобарт быстренько осмотрел бутылки на полке позади бара. Там стояли
бутылки с изысканными этикетками, которые без сомнения по нескольку раз
наполнялись бывшим тогда в ходу контрабандным неочищенным виски. Но там
была и одна засиженная мухами бутылка "Ангус". Хобарт прош„л за бар.
"Ангус Макдугал лимитед. Глазго.
   Шотландия". Хобарт обследовал пробку. Она была старой и заплесневелой,
но явно не тронутой.
   Хобарт разбудил продавца, который сел прямо и прот„р глаза.
   - Мне нужна вот эта бутылка виски "Ангус".
   - Десять долларов.
   - Да ты в сво„м уме? Беру за пять.
   - Ни за что. Десять долларов.
   - Послушай, друг, ты заплатил за не„ два доллара, года четыре-пять
назад, ещ„ до того, как закрыли канадскую границу. Ты воображаешь, что
можешь получить на ней доход в четыреста процентов. Не получится. Да в
округе на сто миль нет такого человека, который заплатит тебе десять
долларов за бутылку шотландского. Это у тебя мертвый капитал. Пять
долларов живого капитала стоит больше, чем десять м„ртвого.
   - Скажешь тоже.
   - Конечно. На пять долларов ты сможешь купить два галлона бурды,
которую ты используешь на долив. Сто десятицентовых порций составляют
галлон. Пойми, ведь я даю тебе пятнадцать долларов за то, что продашь мне.
   Продавец внимательно посмотрел на него. - Ты что, тоже торгуешь?
   - Если и да, то я не говорю об этом, когда нахожусь в отъезде. Также и
ты. Когда ты едешь в Су-Сити, ты ведь выда„шь себя за торговца скобяным
товаром. Продавец рассмеялся. - Нет, одеждой и головными уборами. Да и не
так уж важно, кем бы я не назывался.
   - Ну так давай не будем больше торговаться. Давай бутылку, держи
пят„рку.
   Продавец снял бутылку, нежно посмотрел на не„, поколебался несколько
мгновений и подал е„ Хобарту.
   - Бери и катись ко всем чертям. Разбойник ты, с большой дороги.
   Ничего себе разговорчики с хорошим покупателем. Вот тебе пять долларов.
Но мне нужен и штопор.
   Продавец пошарил в столе и достал небольшой штопор, такой, какие дают
бесплатно дюжинами при торговле спиртным.
   - Двадцать пять центов.
   - Нет, это приложение к товару. - Хобарт положил штопор в карман, сунул
бутылку во внутренний карман пальто.
   - Заходи ещ„.
   - Обязательно.
    
  
 Старый индеец встретил Хобарта выжидательным взглядом. Хобарт сел на
землю рядом с ним и осмотрелся вокруг, чтобы никого не было. Затем вынул
бутылку из кармана пальто и поддал е„ индейцу, который погладил е„,
внимательно оглядел и показал на пробку. Хобарт достал штопор. Старик
отдал ему бутылку. Хобарт вынул пробку и вернул старику бутылку и пробку.
Старик запрокинул голову, приставил бутылку к губам и хлебнул - раз, два,
три. Затем он воткнул пробку назад, спрятал бутылку под одеяло и блаженно
заулыбался. Подошла какая-то женщина с двумя мисками коричневатой
похл„бки, одна - старику, другая - Хобарту. Помешивая ложкой, Хобарт
выяснил, что похл„бка была из больших коричневых бобов, кусочков мяса,
каких-то овощей, которые он принял за тыкву, какие-то волокна, которые,
как выяснилось позже, оказались кабачками и какое-то количество жесткой
кукурузы.
   Это было спартанское блюдо, в которое не мешало бы добавить соли. Но
оно было питательным, и когда Хобарт опорожнил миску, он почувствовал себя
сытым.
   Старик показал на один из шатров и закрыл глаза. Он, казалось, говорил,
что пора отдыхать. Хобарт пош„л к этому шатру и увидел, что на земле ему
приготовили два одеяла. Он устал и крепко уснул до рассвета, когда женщина
принесла ему миску с такой же похл„бкой.
   Пола шатра приподнялась. Молодой индеец, говоривший по-английски,
кивнул ему.
   - Вы готовы к осмотру?
   - Да.
   - Вы понравились вождю, и он приказал мне показать вам вс„, что
захотите, и рассказать вам обо вс„м.
   - Очень мило с его стороны. Этот старик и есть вождь?
   - В сво„ время он был великим воином и большим охотником. Он добывал
столько бизонов, сколько не мог добыть никто в племени. Вы ведь дали ему
бутылку виски, не так ли? Вы знали, что так можно завоевать его
расположение.
   - Я не пытался задобрить его. Да и не знал, что он вождь. Я увидел в
н„м милого старичка, похожего на друга, который был у меня на востоке,
восьмидесяти лет, глаза и память у него уже сдавали. А после стакана
шотландского к нему снова возвращалась жизнь. Ваш вождь знаками попросил
меня достать ему выпить. Мог ли я отказать?
   - Наш вождь - индеец. Ваш друг был белым человеком.
   - Да разве в восемьдесят лет есть ли какая-нибудь разница?
   - Возможно и нет. Может быть разница существует лишь в наши годы.
   - Да вряд ли есть разница и здесь.
   Они проходили мимо каких-то огородов с небольшими террасами футах в
пяти над поверхностью земли. На каждой из них было две-три девушки,
которые монотонно пели.
   - Это наши кукурузные делянки. Кукуруза уже проросла, а вместе с ней
посажены и бобы. Они не мешают друг другу. А чуть подальше увидите землю,
сплошь покрытую стеблями тыквы. Они не дают земле высыхать. Так что, как
видите, мы получаем три урожая на одном и том же участке.
   - Хотелось бы сходить на эти огороды и посмотреть, как они засажены.
   - Нельзя. Женщины считают, что кукурузе повредит, если мужчина ступит
на эту землю. Эти огороды - чисто женское дело. Они носят ил с берега
реки, сажают кукурузу, бобы и тыкву, выпалывают сорняки. И урожай тоже
убирают сами. Они не позволяют мужчинам вмешиваться. Белые считают, что
мужчины-индейцы закабаляют женщин и заставляют их делать всю работу. Но
именно женщины вбили себе в голову, что кукуруза - это женская работа. Вон
девушки на террасах поют. Они считают, что от песен кукуруза раст„т лучше.
И кукурузе должны петь именно молоденькие девушки, а не замужние женщины.
Если будут петь мальчики, то считается, что она расти не будет.
   - Странно как-то, - сказал Хобарт, - что предрассудки так укоренились
за несколько десятилетий с тех пор, как индейцы стали разводить огороды.
Ведь у них не было огородов, когда индейцы питались в основном мясом
бизонов, не так ли?
   Да никогда они не питались только мясом бизонов, и всегда у них были
огороды.
   Очень трудно было убивать бизонов стрелами. А бизоны всегда держались
стадами и уходили на большие расстояния. Индейскому племени надо было
кочевать сотни миль, чтобы найти бизона. Конечно, когда они добывали
бизона, то ели мяса вдоволь. Но большая часть туши высушивалась, и из него
варили похл„бку подобную той, что вы уже ели. Теперь власти дают нам
говядину, но недостаточно. И вс„ же женщины стараются засушить е„ как
можно больше.
   На востоке добрые люди говорят о том, что индейцы голодают. Но индейцы
никогда не голодали. Они, если подожм„т, могут перейти на подножный корм,
дикие фрукты, желуди, косточки диких слив. Европейцы питались этим во
время голода и заболевали. Индейцы дробят желуди и косточки слив и моют их
в воде с древесной золой. При этом из них вымываются яды, и пища
становится съедобной. Я могу показать вам штук двадцать диких растений,
которые при необходимости можно использовать в пищу.
   - Надеюсь, нет предрассудков, - сказал Хобарт, - мешающих людям
собирать дикие растения в пищу.
   - Нет, таких нет. Белые считают, что индейцы ленивы. Но это не так. Они
работают даже очень усердно, если убеждены, что это надо сделать. Вождь
послал шестерых юношей, чтобы добыть вам молодую антилопу на ужин. Они е„
и добудут, но им прид„тся прошагать или пробежать для этого тридцать или
сорок миль.
   - Жаль, что я причиняю такие неудобства.
   - Да они рады сделать это.
   Они отдохнули под деревом.
   - Скажите, - спросил Хобарт, - откуда у вас такой чистый английский
язык?
   - Я был сиротой, меня воспитывали бабушка с дедушкой. Одна дама с
востока посетила резервацию в филантропических целях и предложила им взять
меня с собой и дать мне образование. Я закончил начальную и среднюю школу,
а также колледж.
   - Кажется, я слыхал про вас, сказал Хобарт. - О вас писали в газетах.
Вы были спортсменом-звездой. Насколько я помню, вы должны были жениться на
богатой девушке. Но по какой-то причине вы разорвали помолвку и, как
говорилось в газете, вернулись к своему шалашу.
   - История по существу верна. Но в ней не да„тся объяснения. Она была
очень милой девушкой, но у не„ была одна навязчивая идея. Она, во что бы
то ни стало, хотела, чтобы я поступил в семинарию и стал проповедником.
Затем мы должны были пожениться и поехать миссионерами, чтобы сделать из
индейцев сиу добрых христиан. Среди нас есть христиане, но не такие, каких
хотелось бы ей. Индейцы верят в то, во что они могут верить. Но их нельзя
заставить верить в то, во что они верить не в состоянии. То же случилось и
со мной, я не мог стать миссионером. Тогда я расстался с ней и, как вы
сказали, вернулся к своему шалашу.
   - Вы женаты? Что пытается сделать из вас жена?
   - Ничего. Жена индейца принимает вас таким, какой вы есть. Если ты сам
хочешь что-то сделать, это уж тво„ дело. Она не вмешивается. А ты не лезь
в е„ дела.
   Вы, может быть, и считаете, что она слишком много работает на
кукурузном поле или перегружает себя рукоделием или бисерным шить„м. Но
это уж е„ дело.
   - Завтра я уезжаю в Янктон. Вы все были очень добры ко мне, и я вам
очень признателен. Но мне хотелось бы взять с собой кое-что: семена
коричневых бобов, которые я ел в похлебке, и семена тыквы.
   - Хорошо. Завтра утром они будут у вас в вигваме.
    
  
 Хобарт вернулся в Янктон и стал искать способ попасть в резервацию
индейцев Блэкфут в Монтане. В конце концов он попал туда, но почти ничего
нового не узнал, кроме как о лошадях. Это был прежде всего край лошадей. У
индейцев было гораздо больше лошадей, чем требовалось. Хобарт однажды
видел, как индейская семья ехала в гости к родственникам. Шесть членов
семьи восседали на разномастных лошадях, а за ними следовало ещ„ по
крайней мере около тридцати лошадей и жеребят.
   Овса для лошадей у них не было. И не было никаких признаков того, что
они заготовляют сено. И вс„ же эти лошади были в хорошем состоянии.
   Хобарт посетил индейское агентство и наш„л управляющего, человека с
природным научным складом ума.
   - Здесь мелкотравный край, - сказал агент. - Амелкая трава в три раза
питательней, на единицу веса, чем высокие травы на востоке. У лошади
желудок небольшой и там недостаточно места для высоких трав, чтобы ей
хватало на поддержание сил. Поэтому на востоке приходится давать лошадям
зерно. У коров же желудок в три раза больше, и поэтому они в состоянии
прокормиться на высокой траве.
   Хобарту пришла в голову такая мысль. Более половины его участка
занимали мелкотравные земли. Почему бы ему не выращивать лошадей?
   - Мне хотелось бы посетить один из конезаводов, - сказал Хобарт. -
Можно?
   - Пожалуйста. У меня сейчас под рукой нет ничего подходящего. Здесь в
конюшне только две хорошие лошади. А в пяти милях отсюда есть как раз
такой лагерь, какой вам нужен.
   - До чего же хорошая верховая лошадь! - воскликнул Хобарт, когда они
двинулись в путь. - Это индейская лошадь?
   - Да. Жеребец. Индейцы не холостят своих лошадей. Они пускают их в
табун, и пусть природа сама разбирается. Поэтому тут так много лошадей.
   - А разве они не рвутся, завидев кобылу?
   - Нет. Они просто ржут, как свистят мальчишки, увидев девочку.
   - Они, наверное, страшно дерутся из-за кобыл?
   - Да нет. Иногда дерутся, но не из-за кобыл. Они дерутся потому, что им
не нравится другой конь, или его повадки. Вы, цивилизованные люди, ничего
не знаете о настоящих, свободных лошадях. Вы держите жеребцов на привязи
всю взрослую жизнь. И если ему уда„тся убежать, он подымает шум и гам, как
сбежавший заключ„нный. А вы считаете, что это в характере жеребца. Кроме
того вы выращиваете их ради веса, формы, походки, цвета и всего прочего,
кроме разумения. Природа же выращивает их и для здорового тела, и для
разумения тоже.
   Посмотрите на наших лошадей. Они постоянно за нами следят. Они
понимают, что мы больше заняты разговором, чем дорогой. Поэтому они не
спешат. Теперь мы прекратим разговор и будем смотреть на дорогу впер„д,
как если бы нам хотелось попасть туда поскорее. Видите, они убыстрили шаг.
   Когда они подъезжали к индейскому лагерю, к ним приблизился табун в
тридцать-сорок голов.
   - Какие прекрасные кони! - воскликнул Хобарт. - Мне так хочется, чтобы
у меня на усадьбе было несколько таких. У меня есть сто акров холмистой
земли с мелкой травой.
   - Этого достаточно для десяти-пятнадцати. Отчего не купить несколько и
не отправить их туда? Они обойдутся вам в двадцать пять долларов за
голову, и в Омаху их можно переправить за сотню долларов.
   - Отлично! Мне надо двух кобыл и молодого жеребца.
   - Хотите купить прямо сейчас? Деньги с собой?
   - Да.
   Агент сделал знак индейцу, стоявшему у вигвама. Индеец вскочил на
неос„дланную лошадь и поехал к нам навстречу. Агент сказал ему что-то
по-индейски. Тот кивнул.
   - Выбирайте себе лошадей.
   - Вот эту кобылу, и вот эту. И вот этого темно-коричневого жеребца.
   - Первая кобыла и жеребец выбраны удачно. А вот второй кобыле уже лет
семь-восемь. Выбирайте другую. Вот эту видите?
   - Отлично. А они приучены к верховой езде?
   - Индейских лошадей не приучивают. С ними надо подружиться, понять их и
дать им понять вас. А затем на них можно ездить верхом. Вот так вот.
   Хобарт достал 175 долларов из бумажника.
   - Вы оформите мне вс„ это?
   - Да, конечно. Когда вы хотите их получить?
   - Через месяц.
   Агент сказал что-то индейцу, который съездил к вигваму и тут же
вернулся с мотком беч„вки. Он обвязал беч„вкой шею этих тр„х лошадей.
   - Это вовсе не обязательно, - сказал агент. - Он и так прекрасно
запомнил, которых вы купили. Но он думает, что белый человек любит метку.
    
  
 Хобарт отправился к себе на усадьбу. Не было толку продолжать свои
изыскания, так как он уже знал, как будет жить немногим, и как добыть это
немногое.
   У него был железнодорожный билет до Су-Сити в штате Айова, где он
пересядет на другой поезд, пересеч„т Миссури и поедет дальше на юг. Поезда
переправлялись через реку на пароме, и когда Хобарт осведомился о времени
отправления, ему сказали, что у парома забарахлил мотор, и ему прид„тся
подождать поезда пару дней. Он отправился в гостиницу "Колумбия хаус" у
реки, в новое блестящее здание, в вестибюле которого толпились
коммивояжеры. Когда Хобарт подош„л к ним, они обменивались рассказами о
странных людях со всей Европы, которые заводят себе усадьбы в этих краях.
Самым необычным из них был один швед, который выбрал себе гористую
местность за двадцать миль отсюда, где-то среди оврагов. Он построил себе
глинобитный дом с такой же крышей, на которой подсолнухи качались на
ветру. Он жил полностью натуральным хозяйством, ничего не покупая и ничего
не продавая.
   - Где он жив„т, этот странный швед? - спросил Хобарт.
   - У слияния ручь„в Манассис и Шилоу. Да уж на конной станции вам
кто-нибудь обязательно покажет. Хобарт и не надеялся научиться чему-нибудь
у шведа, но у него было два свободных дня. Он пош„л по улице и вскоре
наш„л конную станцию.
   Да, они знают об этом шведе. Доехать туда можно часа за три на бричке,
и это будет стоить ему три доллара.
   Как выяснилось, у шведа был не один, а целых три глинобитных дома. И к
тому же он построил себе ещ„ один, более претенциозный. Он установил
мощные столбы, соедин„нные восьмидюймовыми поперечинами, чтобы выдержали
островерхие стропила, скрепл„нные трехдюймовыми жердями. Швед собирался
делать соломенную крышу.
   Хобарт знал, что так обычно делали в европейских странах, но в Америке
такого никто не видел. Швед стоял у своей постройки рядом с кучей соломы,
стебли которой были футов шесть длиной; он скручивал их в жгуты, которые
пойдут на кровлю.
   - Здравствуйте, - сказал Хобарт.
   Швед изучающе посмотрел на него.
   - Здра.
   - Я слыхал, что у вас саманный дом, и хотел бы его посмотреть.
   Нет. Дом глинобитный. - Швед поднялся и дал знак Хобарту следовать за
ним мимо новой постройки. Там была огромная куча саманов, нарезанных
квадратами со стороной в фут и толщиной в шесть дюймов. Швед объяснил
процесс постройки стен и крыши на две трети по-шведски и на одну треть
по-английски, и речь его звучала как-то по особому певуче. Да сгодится
любой язык, если видишь, о ч„м ид„т речь.
   Хобарт прикинул, что на то, чтобы нарезать самана на стены и крышу
уйд„т один день, день на то, чтобы сложить стены, два дня - напилить и
установить столбы для крыши и один день, чтобы выложить саман пирамидой на
крыше. Всего пять дней.
   Прид„тся купить лесоматериалов на косяки для дверей и окон, и ещ„ надо
будет купить дверь и две рамы, которые нужно навесить на петли.
   Это будет стоить десять долларов. Итак, за пять дней работы и десять
долларов у него будет дом, прохладный летом и т„плый зимой. Было только
одно неудобство, состоявшее в том, что стены садились. Швед построил дом
высотой в восемь футов изнутри. А теперь, три года спустя, дом сел до
шести футов, и швед уже задевал головой за балки потолка. И поэтому он
теперь собирается сделать соломенную крышу, опирающуюся на столбы, так что
садиться она не будет. Стены вс„ же будут садиться, но он нарастит их
новыми слоями самана.
   Как он жив„т? На маисовом хлебе и каше из собственной кукурузы,
намолотой на ручной мельнице, на копч„ной ветчине, которую приходится
покупать, на молоке от собственной коровы, м„де из ульев, овощах, растущих
в кукурузе, а зимой ещ„ капуста и турнепс. На ветчину и одежду у него
уходит около двадцати долларов. Из одежды он купил себе лишь красное
фланелевое нижнее бель„ с нач„сом, зимой надевает его по две-три пары и
ему не нужно пальто. Рабочие ботинки стоят доллар пара, и их ему вполне
хватает на лето, и он ещ„ смастерил себе деревянные башмаки с верхом из
кожи от старых сапог - очень тепло и удобно.
   Двадцать долларов - где он их бер„т? В течение двадцати дней он
работает у соседей на уборке урожая и сенокосе. Хобарт прикинул, что швед
работает ещ„ двадцать дней на себя на кукурузном поле и заготовке сена для
коровы. Пусть даже тридцать дней. А чем же он занимается остальные триста
дней в году? Швед отв„л его в дом, открыл крышку большого сундука и достал
пачку толстых журналов.
   "Демон из сатанинского ущелья", "Убийство на сенокосе", "Месть
полукровки". Они стоят по двенадцать центов, десять штук на доллар.