Speaking In Tongues
                               Лавка Языков
    
Элвин Джонсон

                            БИТВА ДИКОЙ ИНДЮШКИ
                             и другие рассказы  
  
 Перевел Геннадий Башков  
  
 От редактора: Настоящий текст печатается в авторской редакции.
    
  
 
 
   ОБ АВТОРЕ
  
  
 Элвин Джонсон написал множество разнообразных книг и заслужил репутацию
выдающегося уч„ного, издателя и государственного деятеля. Уроженец прерии,
он сумел выучиться в колледже, воевал в испано-американской войне,
преподавал экономику в ведущих американских университетах, участвовал в
создании Новой школы социальных исследований, редактировал журнал
"Нью-Рипаблик", опубликовал ряд научных книг и три романа. Во время Второй
мировой войны, будучи председателем Комитета по борьбе с дискриминацией,
Джонсон разработал проект, который впоследствии стал законом штата
Нью-Йорк по борьбе с дискриминацией, и организовал агентство по е„
осуществлению.
   Эта живая и удачная книга - свидетельство того, что долгая и
разнообразная жизнь (а ему было 88 лет в 1961 году) не приглушила его веры
в добро, стремления бороться за правое дело, его жизнерадостности и
влечения к шутке. Джонсон - первопроходец Америки в самом тонком смысле
слова.
   Этот сборник рассказов - подлинный вклад в американский фольклор. Элвин
Джонсон прекрасно помнит старые времена и да„т нам уникальную возможность
взглянуть на эту эпоху, брызжущую жизнерадостностью, юмором и энтузиазмом,
эпоху освоения Американского Запада.
   Никто со врем„н Уиллы Кэзер не писал так просто и красиво о стойких
мужчинах и женщинах, укрощавших дикую прерию. Читая эти т„плые,
убедительные рассказы, переносишься в дал„кое прошлое первопроходцев в
суровом приграничном краю.
   Действие рассказов Э.Джонсона происходит в последней четверти прошлого
века в сельской местности Среднего Запада. Это время освоения новых
земель, становления фермерства, формирования американской нации. Несмотря
на то, что действие удалено от нас на столетие, происходившее тогда
удивительно созвучно переживаемой нами сейчас эпохе. Здесь речь ид„т и о
взаимоотношениях разных национальностей, включая индейцев, и о развитии
предпринимательства, освещается вечно живая тема общения с природой и
братьями нашими меньшими, описаны отношения между людьми в самых
невероятных условиях и ситуациях, борьба добра со злом, милосердие. Книга
написана с добрым юмором, без каких-либо претензий на занимательность, и
вс„ же читается с огромным интересом.
   Книга издана в 1961 году в г. Нью-Йорке издательством Fawcett
Publications, Inc.
 
    
  
 
 
   Любимой дочери моей Дороти Дейрап, многому научившей меня своим
несгибаемым характером и личным мужеством.
    
  
 
 
   БИТВА ДИКОЙ ИНДЮШКИ
  
  
 Давайте перенес„мся со мной ненадолго в Старую Небраску, Территорию
Небраски во времена заварухи в Конгрессе по поводу Канзаса и Небраски.
   Для жителя восточного побережья Небраска представляла собой часть
большой американской пустыни. Для первопроходца, проезжавшего верхом по
равнине и волнистым холмам, это трава, из которой состоит вс„ живое. В
пойме рек трава так высока, что е„ цветущие макушки хлещут вас по лицу,
когда вы проезжаете по ней верхом; на холмах - это богатая поросль
питательнейшей травы, на которой можно пасти миллионы голов скота. Для
первопроходца - это прекрасная земля, какой она должно быть и
представлялась всем до того, как новое поколение романтиков начало славить
пустынные горы, покрытые снегом, как единственный подходящий пьедестал для
романтического героя.
   В то время, о котором я пишу, поселений было мало, они были невелики и
разбросаны там, что позднее стали называть поречными графствами от границы
Дакоты до Канзаса. Они быстро росли, отчасти благодаря усилиям
аболиционистов по привлечению туда людей, которые давали бы отпор
"рабовладельческим силам", отчасти в результате попыток руководителей
рабовладельческих штатов увеличить население, которое сдержало бы натиск
аболиционистов. Мощь политических сил сходила на нет по мере продвижения
на север. В тех краях, о которых я пишу, на самом северо-востоке,
выражения "рабовладельческие силы" и "аболиционисты" были не больше чем
просто словами. Поселенцам нужны были здесь новые жители, но уже по
социальным и экономическим причинам.
   Эти первые поселенцы в нашем графстве были почти все коренные
американцы, преимущественно из северных штатов, значительное меньшинство
было из Кентукки, Миссури и Арканзаса.
   Однако, была и одна норвежская семья, Хьялмар Бьорнсон с женой Триной.
Поселенцы не знали, что в скандинавских странах J призносится как Y в
английском. Как они ни пытались произнести эту фамилию, в результате
получалось Б-джорнсон. А что касается имени Хьялмар, то тут они вообще
становились в тупик.
   В конце концов Бьорнсон сам приш„л к ним на выручку. Если где-нибудь в
магазине его называли шведом, то он кричал им в ответ: "Не, не! Норвежец."
Тогда они стали звать его Норски. А что до Хьялмара, то в отношении им„н
вообще не было ничего святого. Годилась любая замена. А так как имя Пит
подходит любому, то Хьялмар Бьорнсон стал Питером Норски, имя это в конце
концов и стало официальным. Свою усадьбу он так и оформил на имя Пита
Норски.
   У себя в Норвегии Пит Норски был умелым мастером, портным. В Англии и
Шотландии грубые мастеровые мясоеды склонны презирать портных. Потягивая
пиво, они обычно распевали: "Девять портных стоят одного мужика". "Она
думала, что портняжка ей не повредит". Но в Скандинавии портные по шкале
мастеровых ценились очень высоко. Внешность благородного сословия
находилась в их руках. Демократические приличия не дают портным
возможности имитировать благородных в одежде, но они носят ладно
подогнанное платье, оно у них должным образом вычищено и отутюжено, очень
аккуратно заплатано и заштопано, коли уж того требует быстротекущее время.
 
   Британские мастеровые строго придерживаются своей специальности.
"Мастер на все руки толком не знает ни одного ремесла". У скандинавских
ремесленников совсем другая точка зрения. "Тот, кто владеет только одним
ремеслом, никогда не сможет достичь вершин в сво„м собственном деле".
Питер Норски сумел стать хорошим плотником, маляром, штукатуром и даже
достаточно сносным кузнецом, умевшим не хуже любого подковать коня,
изготовить из прутка гвоздь нужного размера, выковать лезвие топора так,
что его не нужно было точить, и мог закалить его.
   В среде первопроходцев Пита знавали как очень полезного человека. Он
построил себе домик из жердей, единственного наличного в то время
лесоматериала. Адамово дерево - легкое и крепкое, но обладает
отвратительным свойством коробиться.
   При высыхании каждая его клеточка сжимается. Если вы думаете, что доски
из него можно сохранить ровными, прибив гвоздями их края, то вы
недооцениваете силу сжатия его волокон. Они выдернут гвозди любой
величины. И это вызывало серьезные трудности у
домостроителей-первопроходцев. Щепу, даже сосновых пиломатериалов, достать
было невозможно. Крышу приходилось крыть досками из Адамова дерева от
конька до карнизов, прич„м щели между ними приходилось затыкать паклей.
Доски с паклей коробились, и дождь протекал в дом.
   У Пита Норски было шестое чувство древесины, которое гласило, что доски
из сердцевины старых деревьев не коробятся. Волокна уже усталые, стремятся
к покою.
   Он отобрал доски соответствующим образом и построил себе крышу, которая
не протекала.
   Если бы Пит не был таким хитроумным и деловым, первопроходцы презирали
бы его, поскольку он в„л себя как джентльмен. Независимо от того, носил ли
он комбинезон или воскресный костюм, вс„ на н„м выглядело ладно. Платье у
него всегда было впору и всегда в хорошем состоянии. Как и все остальные
первопроходцы он носил на шее красный платок под палящим солнцем во время
уборки, но в то время, как остальные подвязывали платок под подбородком
как прид„тся, у Пита этот узел превращался в большой шикарный бант.
Встретившись с дамой, он не просто кивал ей головой, а церемонно кланялся
в пояс. Все первопроходцы брились поутру в воскресенье, и к вечеру в
следующую субботу их рожи представляли собой красочную коллекцию
щетинистых портретов: черных и каштановых, рыжих и ржавых. Пит же брился
ежедневно. "Он может себе это позволить, - обычно говорил муж жене,
которая упрекала его, ставя Пита в пример, - так как у себя на родине Пит
ведь был и цирюльником и умеет содержать бритву в прекрасном состоянии".
   Но весь этот стиль как бы проходил мимо жены его, Трины. Она была у
него рабыней, или как первопроходцы выражались по этому поводу, его скво.
Она вс„ время была в работе: по дому, в саду, то она бежала кормить
цыплят, то поросят, то доила корову, сбивала масло в старомодном чане,
делала норвежский сыр. Она одевалась в любую старую тряпку, которая могла
прикрыть ей тело. Никто никогда не обращался к ней с разговором, и она
никогда никому ничего не говорила. Если кто-либо из соседей появлялся в
доме Пита, то вероятнее всего слышал, как Пит командовал Триной очень
суровым голосом, как бы обещая ей взбучку. Как говорили женщины, таковы
порядки у них на родине, где у женщин не было никаких прав.
   Все первопроходцы занимались охотой. У каждого мужчины было ружь„, а у
некоторых даже винтовки. Там водились невероятные стаи степной дичи, и у
каждого первопроходца, которому не лень прогуляться часок-другой по
дубовым лесам по берегам речных откосов, где дичь питалась желудями,
помимо кукурузы, оставшейся на полях, на обеденном столе всегда было полно
дичи. Хватало и кроликов и нескольких видов американских зайцев, на
которых можно охотиться, если ты меткий стрелок. Крупной же дичи было
мало. В заросших кустарником долинах иногда попадались лоси, да изредка
олени. Но их вскоре уничтожили. Первопроходцы надеялись найти бизона, так
как на востоке полагали, что огромные пастбища Небраски усыпаны стадами
бизонов. Но их тут никогда и не бывало. Бизоны водятся на зимних
пастбищах. В холмистых прериях западной Небраски и Дакоты и дальше на
запад в Монтане растут низкие травы, которые превращаются в питательное
сено на подходе зимы. В побитых морозом длинностебельных травах
практически нет питательных веществ. Кроме того, те районы, где раст„т
высокая трава, зимой покрыты снегом, а районы с низкой травой - нет. Стадо
бизонов может забрести в края с высокой травой, но вскоре возвращается к
над„жным зимним пастбищам.
   Первопроходцам встречались стада диких индеек, которые гнездились в
длинной полосе кустарника, тянувшегося вдоль реки. Вскоре всех их
перебили, за исключением одного хитрого индюка, которому удавалось уцелеть
из года в год.
   Каждый охотник просто мечтал добыть этого индюка. Двадцать пять
охотников исходили вдоль и поперек этот кустарник в надежде подстрелить
птицу. Они иногда слышали, как он токует в близлежащем леске и на цыпочках
пробирались туда, но вдруг оказывалось, что он находится в четверти мили
позади них. Первопроходцы не знали того, что теперь известно всем, что
дикий индюк, как и койот - искусный чревовещатель. Защита его в том и
состоит, чтобы звучать так, как будто бы его там и нет.
   Никто из охотников не мог сравниться в упорстве и азарте с Питом
Норски. Можно было подумать, что вся жизнь его просто зависела от этого
индюка. И другие охотники проводили день за дн„м в бесплодной охоте. Пит
же охотился ночами, лунными ночами. У индюка должно было быть место
ноч„вки где-нибудь высоко на ветке. Пит начинал с опушки леса, обходил
каждое дерево вокруг и разглядывал его. Ничего нет. Другое дерево. Тоже
ничего.
   Вы даже представить себе не можете, сколько больших деревьев раст„т на
полосе в полмили шириной и четыре мили длинной. Также невозможно
представить себе, какое терпение таилось в душе у Пита. Дерево за деревом
обходил он в течение лунной ночи. Ничего. Дело было в ноябре, и вся листва
уже опала. Это помогало. Но вс„ же холодно. Время от времени Питу
приходилось прыгать на месте и хлопать себя по бокам, чтобы не застывала
кровь.
   Ночь за ночью после полнолуния. Дерево за деревом обходил он. Ничего,
ничего - но что это там такое на толстом суку в пятидесяти футах над
головой Пита? Хвост индюка! Птица сидела близко к стволу, а голова у не„
без сомнения спрятана под крылом. Несчастный! Стрелять вверх бесполезно,
вся дробь уйд„т в ствол. В ста футах от дерева Пит начал различать птицу,
ещ„ через сто футов все контуры е„ тела ясно обозначились. Но мог ли Пит
правильно прицелиться в неверном свете заходящей луны? Лучше подождать. И
тем временем согреть пальцы во рту. Они от холода скрючились так, что
трудно как следует прицелиться.
   С геологической медлительностью приближался рассвет. Индюк встрепенулся
на ветке и вполголоса что-то пробормотал. "Куда же, - вероятно спрашивал
он себя, - подевались индюшки?" Он поднялся выше, и из отдал„нного края
леса раздалось его мощное токованье.
   - На этот раз меня не обманешь, - сказал Пит. Для верного прицела было
недостаточно светло, но он нажал курок. Птица с шумом упала на землю. Пит
бросил ружь„ и кинулся к добыче, как будто она могла ещ„ куда-то деться.
Дикие утки не нагуливают жиру, так как они слишком много летают. Если бы
этого индюка откармливали в птичнике, он весил бы фунтов сорок.
   Индюк! Он добыл его! Невероятно! Он схватил и прижал его к груди, как
любимое существо. Кровь ещ„ текла, он чувствовал, как она проникает ему
сквозь одежду.
   Ну так что же? Он победил!
   До того места, где Пит оставил лошадь и телегу, было больше мили. Индюк
становился вс„ тяжелее и тяжелее, пока он ковылял по кустарнику. И вот,
наконец, он взобрался на рессорное сиденье повозки и отправился домой. Вс„
ещ„ было темно, и он слишком устал, чтобы следовать всем изгибам дороги,
но лошадь знала дорогу. Три мили, и вот он у своих ворот. Расседлал лошадь
и отпустил е„, чтобы та сама отправилась в стойло. Вытащил индюка из
повозки и вош„л в дом.
   - Трина, вот индюк. Кофе.
   У Трины на плите уже стоял кофейник со свежим кофе. Она налила ему
чашку кофе, добавила сливок и поставила чашку перед ним. Он залпом выпил
кофе, запрокинул голову назад и тут же уснул. Он не спал уже три ночи, а
дн„м ему удавалось поспать только урывками. Трина положила ему под голову
подушку и занялась своей работой.
   Через пару часов он внезапно проснулся с чувством, что что-то упустил.
Да, конечно, сообщить остальным охотникам, что можно больше не ходить на
охоту.
   Индюка добыл он. С трудом он поднялся на ноги.
   - Кофе, Трина.
   Она принесла ему ещ„ одну чашку. - Завтракать будешь?
   - Нет, надо сходить сказать им, чтобы не ходили охотиться на индюка
сегодня.
   Трина сурово посмотрела на большое кровавое пятно на куртке мужа, но
ничего не сказала. Ей не пристало предлагать что-либо своему господину и
хозяину.
   Пит оседлал коня и во весь опор голову пон„сся к хижине Джесси
Хартхорна, самому старому из первопроходцев и, в некотором роде, вожаку.
Джесси уже встал и пил первую чашку кофе.
   - Тот индюк, Джесси, я достал его.
   - Достал? Прекрасно. Я было собирался сегодня за ним опять. Теперь
можно сидеть дома. К тому же вроде бы вот-вот пойд„т снег.
   - Он очень большой. Хитрый. Но я висел на н„м десять дней. Мы вс„ это
потом отпразднуем. Прид„шь?
   - Обязательно.
   Пит ездил от дома к дому вс„ утро. Та же самая история повторялась
везде, те же дружеские поздравления, то же согласие приехать на пир. Пит
отправился домой, сожрал обед, завалился в постель и проспал десять часов.
   Одно обстоятельство озадачивало приглаш„нных на праздник.
   Как мог Пит устроить пир на двадцать пять человек в своей крошечной
избушке из двух комнаток по двенадцать квадратных футов каждая? Летом
можно было бы устроить стол под деревьями. Но сейчас ведь был конец ноября.
   Однако они не учли изобретательности и энергичности Пита, рука которого
уже почти касалась короны блестящей общественной карьеры. На лесопилке в
четыр„х милях от дома можно было получить практически за бесценок столько
горбылей, округлых внешних плах от бр„вен, сколько захочешь. Все они были
одинаковой длины, двенадцати футов, и некоторые из них тяжеленные, как
бр„вна. Пит возил их домой воз за возом. Самые тяж„лые из них он закопал
на два фута в землю в качестве столбов по периметру параллелограмма
размером сорок футов на десять. Он приколотил подходящие горбыли как
раскосины к этим столбам и накрыл всю эту постройку плахами. Такая крыша
не устояла бы против дождя, но от снега-то уж годилась. Он приколотил
чистую обшивку из горбылей, из горбылей же настелил пол, из них же
сколотил стол и скамейки, а также кухонный столик для провизии.
   Притащил из дома большую жестяную печку-плиту и установил е„ в одном из
углов, где уже было навалено сухих дров на неделю впер„д.
   И пока Пит строил свой пиршественный дом, Трина с утра до вечера
готовила пищу для праздника. К утру великого дня вс„ было готово: большие
пироги с начинкой из изюма, огромные бадьи, наполненные дикими сливами,
которые она вычистила и сварила из них компот, большая бадья с зеленью,
только что с грядки - единственная зелень, которая осталась после
ноябрьских морозов, какой-то особенный сорт капусты, неизвестный в
Америке. Очень живописными были буханки свежеиспеч„ного хлеба в два раза
выше тех, что были известны первопроходцам.
   Трина знала стародавний секрет приготовления дрожжей, которые и дали
такой результат. Женщины в округе поговаривали, что она подмешивает в
дрожжи толч„ной селитры, что они считали опасным. Если она и делала это,
то дрожжи, наверное, съедали е„, так как в пышном хлебе не привкуса е„ не
было.
   Гости собрались дружно и толпились в уютно натопленной комнате,
восхищались плотницким искусством Пита, а уж от стола они были просто в
восторге. "И где только эта женщина нашла столько скатертей, чтобы накрыть
такой длинный стол, откуда у не„ столько материи, что е„ хватило на
набитые сенном подушки на скамейках?" Они разглядывали буханки хлеба,
пироги, невероятное изобилие слив и удивительно зел„ную капусту. А от чего
ещ„ больше у них текли слюнки, так это от запаха жареной индейки.
   Пит толкался в этой компании, сияя от законной гордости.
   Он пригласил их взять стаканы и обходил гостей с большим кувшином,
разливая золотистую жидкость, которую он называл чем-то вроде мюда. Она
была просто великолепна. Их не огорчила изрядная крепость напитка, которую
обволакивала ароматическая жидкость.
   Это, объяснил Пит, напиток богов из Валгаллы. Трина приготовила его из
м„да, разбавленного по его мнению четырьмя частями воды с толч„ными
дрожжевыми корками. Кувшин ставили за печку, чтобы он грелся и бродил. Он
вс„ ещ„ бродил немного до сих пор. Когда гость подносил стакан к губам, к
ним поднимались золотистые пузырьки. Вошла Трина, с трудом неся на большом
деревянном подносе индюшатину. Поднос этот Пит вырезал именно для этого
случая из большой дубовой плахи. Она поставила его во главе стола. Пит
пригласил гостей рассаживаться, сел сам и начал рассматривать нож для
разделки. Его надо было немного подправить. Он несколько раз прош„лся
ножом по точильному камню. Трина с опущенной головой стояла в конце стола.
   Нож был очень острым и нарезал ломоть за ломтем с такой л„гкостью, как
будто бы это был нежнейший цыпл„нок. Пит отрезал кусок от шеи и плеча.
Оттуда высыпалась горсть зерна. Зоб! " Боже мой, она зажарила птицу
целиком," - подумал Пит. Он чуть не упал в обморок. Его охватил безумный
гнев.
   - Трина! - заорал он. - Потроха!
   Трина побежала к дверям и понеслась к дровяному сараю.
   Пит схватил палку, которой помешивал огонь, и убежал вслед за ней. По
мере того, как погоня продолжалась, раздавались визг и вопли.
   - Черт подери! - воскликнул Джесси. - Ну и что тут такого. Когда я в
первый раз разделывал птицу, то вынул пищевод и аорту, но и понятия не
имел, что вместе с ними