рованной жизни с е„
непрестанным беспокойством о сохранении и повышении е„ уровня, без
каких-либо мечтаний, кроме мечты об успехе, престиже или гораздо чаще о
распоряжении избыточным богатством.
   Хобарт освоил сократово искусство довольствоваться в жизни немногим и,
найдя это немногое, оставлять ум для мечтаний и размышлений.
   В одном отношении он даже улучшил структуру Сократа. Как и Сократ он
довольствовался одной и той же одеждой зимой и летом. Как и Сократ мог
питаться такой пищей, которой никакой хозяин не позволит себе кормить
рабов, если не хочет, чтобы они у него разбежались. Но в отличие от
Сократа у него не было Ксантиппы, которая жаловалась бы на кислую еду или
вопила по поводу штопки одежды, которую не стала бы носить даже рабыня.
Хобарт нередко испытывал уколы купидоновых стрел, но эти раны уже
затянулись. Теперь же в почтенном возрасте тридцати лет его сердце было
запаковано в семь сло„в воловьей шкуры. В его любимой песне был такой
припев:
   Нет у меня жены, тревожащей мне жизнь, Нет любимой, которая может
оказаться неверной, И весь день напрол„т С весельеми песней Я гребу на
сво„м каноэ.
   Хобарт был сыном врача, который очень серь„зно относился к клятве
Гиппократа.
   Дело было в середине семидесятых годов, и в этой сфере деятельности
подрастала новая поросль богатых людей. Доктора новой формации
надрывались, устраивая прекрасные кабинеты, снимая отличные дома, покупая
коляски и упряжки дорогих лошадей с заплет„нными хвостами. Если им
удавалосьобзавестисьбогатойклиентурой,торасходы оправдывались, и у них
было вс„ в порядке. Но для отца Хобарта больной был больным, независимо от
того, в состоянии ли он заплатить или нет. Он ухаживал за ними и при
тогдашних скудных ресурсах. Если у пациента было воспаление кишечника, то
ему суждено было умереть. А д-р Элберн давал ему обезболивающее, чтобы тот
меньше страдал. Если женщины боролись и боролись, чтобы принести жизнь в
этот мир, но ничего не получалось, то реб„нка можно было вырезать из
чрева, и он будет жить, но при этом прид„тся умереть матери. На такие
операции д-р Элберн ш„л как на казнь, но он вс„-таки делал их. Медицинская
практика была ужасной. Но доктор был верен Гиппократу, и хорошие доктора,
такие как отец Хобарта, выполняли свой долг. Но с одним аспектом своей
работы он справлялся неважно. Он терпеть не мог предъявлять счета. У него
их был полный ящик, и когда его добрая жена, мать Хобарта, говорила: "Мука
кончилась, сахар - весь, кофе нет, ветчина и бекон все вышли, в доме
ничего не осталось, кроме овсяной крупы", - д-р Элберн хватал пачку счетов
и говорил сыну: " Хобарт, разошли, эти счета. Но сообщи им, что, если уж
им очень туго, то пусть отдадут только часть из того, что должны".
   Хобарт любил и даже обожал отца и мать, которая относилась к нужде
спокойно.
   "Non paribus passis", - не вс„ равными шагами, - как говаривал
Вергилий. Ведь ей надо было думать о будущем сына. И доктор неохотно брал
из верхнего ящика пачку счетов и рассылал их. На большинство он не получал
ответа. Но некоторые хотя бы частично откликались, и этих денег хватило,
чтобы послать Хобарта в колледж.
   Это был небольшой колледж, преподаватели которого обучались во времена
благородной нужды, ещ„ до гражданской войны. Хобарту больше всего нравился
профессор латыни и греческого. Родившись ещ„ в 1799 , он получил
образование в колледже Уильяма и Мэри до 1820-х годов.. Для него латынь и
греческий были религией и страстью, охватившей его на всю жизнь. Когда
Хобарт познакомился с ним, это был милый старичок семидесяти шести лет.
Следовать с ним за Вергилием в потусторонний мир, плыть с Одиссеем по
синему хмельному морю, идти с Ксенофонтом по иссушенным диким равнинам
Месопотамии для Хобарта было наслаждением.
   Профессор свободно принимал студентов у себя дома. Это был самый
маленький домик во вс„м городе, в н„м была крохотная гостиная, а дрова для
печки доставали бывшие ученики, так как на дрова у профессора никогда не
хватало средств. И вот там-то он читал Горация своим студентам, временами
прерываясь и предупреждая учеников о сниженном уровне морали у Горация и
Катулла. Однако он любил латынь, с моралью или без не„, и передавал свою
любовь без особо серь„зных оговорок.
   Его добрая жена не вынесла такой скудной жизни и умерла. Но осталась
дочь лет сорока, которая готовила профессору на завтрак тосты и яичницу.
Она была очень милой и первой открыла грудь Хобарта для любви, простой
страстной любви. Но она была слишком стара.
   Иногда на таких встречах профессор откладывал в сторону Вергилия и
Феокрита и комментировал современную жизнь. В те времена местные газеты
много писали о Боссе Твиде. А профессор комментировал:
   Quid non mortalia pectoria cogis Auri sacra fames?
   (О, на что только ты не толкаешь Алчные души людей, проклятая золота
жажда?)
   А затем продолжал: "Как говорит Гораций: "Пусть пшеничные поля Алжира
дадут тебе горы зерна, в пузе тво„м его не уместится больше, чем в мо„м".
   Хобарт Элберн закончил колледж с отличием. Его старый милый профессор
заявил, что Хобарт - лучший из латинистов, когда-либо заканчивавших
колледж, и настоятельно рекомендовал назначить его преподавателем. Совет
милостиво избрал его и положил ему такое жалованье, на которое он мог
снять хорошую комнату, питаться в приличном пансионе, и у него ещ„
оставались деньги на прачечную и костюм. Ужимая свои расходы, Хобарт ещ„
умудрялся расходовать двадцать долларов на книги.
   Хобарт вступал в карьеру с нуждой. Однако это не оттолкнуло его. Все
преподаватели, врачи и даже юристы жили очень скромно все три первые
четверти века. Они гордились своим скромным достатком - костюмы надо было
носить пять лет, платья их ж„н и дочерей переделывались по нескольку раз,
деш„вое мясо ели в меру, пережаривая его по нескольку раз. Нужда была
ценой, которую эти люди платили за жизнь в лучшем обществе. Все это
признавали и уважали их за это.
   Но теперь была середина семидесятых годов, и мир стал меняться. Деньги
стали обладать собственной ценностью в качестве реальной пробы
достоинства. Кучи денег, надо было только руку протянуть. Деньги можно
было заработать честно и не очень, они афишировались богатыми постройками,
модной одеждой, дворецкими и горничными, дорогой едой и винами. Самый
тупой однокашник Хобарта ездил в блестящей коляске, запруж„нной
норовистыми рысаками, хвосты которых были заплетены.
   Аскетизм уже вышел из моды, и Хобарт знал об этом. А что не выходило из
моды - так это образование. Forma mentis aeterna - ум в его истинном виде
вечен.
   Конечно же, зарплата у него будет расти. В контракте у него в
действительности были предусмотрены ежегодные надбавки. Но стоимость
жизни, даже аскетической, росла быстрей.
   Он очень много читал по латыни и гречески. Как различны были по духу
эти языки!
   Римляне усердно изучали греческий, и вс„ же не понимали его до конца.
Тонкий ум Лукреция не мог полностью понять греческих мастеров, не могла
его постигнуть неутомимая уч„ность Цицерона. Может быть, различный
характер этих языков приводил к таким различиям в образе мышления? А может
коллективный разум и язык развиваются вместе? Хобарт строил планы изучения
этого явления по многим языкам, по нескольким историческим периодам. Ради
этого стоило жить аскетически.
   Хобарту было двадцать три года, и он сильно любил дочь юриста, который
мчался как комета по орбите прочь от аскетизма. К счастью, Хобарт сохранил
сво„ чувство глубоко в сердце, так как не смел пригласить эту прекрасную
девушку разделить с ним скромные крохи аскетизма. Сократ сумел жениться
так, что жена разделила с ним бедность. Но гречанки выходили замуж раз и
навсегда и ждали от жизни только худшего.
   Холостячество - совершенно ясно - было ценой образованности. Хобарт был
готов уплатить е„. И вс„ же в двадцать три года мечты о доме с милой женой
и детишками преследуют молодых людей с хорошим здоровьем, а Хобарт был
здоров как бык.
   Конечно, на чистую науку не прожив„шь, даже весьма аскетически. Но на
жизнь можно было заработать преподаванием, и Хобарт с радостью жаждал
учить молодые умы, которые блистали бы духом открытия. Он помнил
счастливую улыбку на лице старого профессора, когда студент, отвечая урок,
проявлял настоящую страсть к поэзии, которой хотел овладеть. Хобарту
пришлось вести курс Вергилия и Горация.
   Он считал, что ему повезло, когда удалось отделаться от Цезаря и
Цицерона.
   Но в умах студентов произошла перемена. Им нужно было получить зач„т и
сдать экзамен, чтобы получить диплом, который обеспечит им приличную
работу. Не то, чтобы латынь имела какое-либо отношение к бизнесу, но
работодатели вспоминали прежние времена и готовы были закрыть глаза на
первоначальную некомпетентность выпускника колледжа.
   Если Хобарт отвлекался от упражнений и отмечал чрезвычайно зримое
впечатление от сравнений Вергилия или же величайшее мастерство Горация,
когда тот умудрялся втиснуть латынь в рамки греческой лирической поэзии,
лица его учеников становились безучастными. Эти пассажи не имели отношения
к сдаче итоговых экзаменов.
   По вечерам в субботу он принимал студентов у себя дома. Некоторые
приходили всегда, главным образом те, у кого с успеваемостью было неважно.
Один из его лучших учеников, который никогда не приходил на эти встречи,
однажды злорадно сообщил ему, что в классе бытует поговорка: "Лучше уж
сдать предмет, ублажая преподавателя, чем корпя ночами".
   Может быть, неспособность пробудить интерес студентов к латинской
поэзии вызвана его неопытностью как преподавателя? Он проделал тщательный
анализ своей методики и составил планы е„ улучшения на следующий год. Но в
успеваемости студентов не произошло существенных изменений.
   В конце второго года Хобарт подал заявление об отставке. Председатель
совета сделал вид, что огорч„н, но Хобарт знал, что тот уже присмотрел
себе нового выпускника из Гарварда. Образование, полученное в Гарварде,
звучало бы лучше для попечительского совета, чем домашний продукт. Хобарт
расстался с председателем с удивительно трогательным неискренним
сожалением.
   Почему вдруг Хобарт кинулся в Калифорнию, он и сам толком объяснить не
мог. Он никого там не знал, даже никого из тех, кто там бывал. И вот в
один прекрасный прохладный день в июне он оказался в Сан-Франциско.
Однажды, когда Хобарт ш„л по улице, у него вдруг сердце забилось чаще. В
торопливой походке людей на тротуарах, в их задорных выражениях, в высоких
тонах их речи было нечто такое, что вселяло в него уверенность в светлое
будущее, независимо от того, какого цвета было ускользающее настоящее. Он
взял газету и просмотрел страницы с объявлениями о найме на работу.
Секретарь - 50 долларов в неделю, продавец - 75, бухгалтер - 100. Ясно,
что Калифорния вс„ ещ„ была золотым штатом.
   Ему нужно было найти работу, а какая у него специальность? Да никакой.
Тогда попробуем любую. Как-то он проходил мимо магазина готового платья.
Там висело объявление: "Требуется продавец". Он заш„л. В глубине комнаты
за столом сидел полный пожилой мужчина. Хобарт смело направился к нему.
   - Прошу прощения, сэр, вы, случаем, не хозяин?
   - Да, я здесь босс.
   - У вас тут объявление "требуется продавец". Я прошу взять меня.
   Босс критически осмотрел его. - А у вас есть какой-либо опыт в торговле?
   - Никакого.
   - А чем вы занимались раньше?
   - Преподавал в колледже латынь.
   - А почему вы думаете, что сможете продавать одежду?
   - Откуда мне знать, что не могу, коль не пробовал? Я отношу сомнения в
свою пользу, хотя вы, конечно, думаете иначе.
   - И у вас хватает смелости обращаться к занятому человеку вовсе ни с
чем?
   - Да, я до сих пор ещ„ никуда не обращался по этому поводу. Я знаю, что
меня отфутболят первые девять раз, но я получу сво„ на десятый. Вот я и
приш„л к вам первому, чтобы посмотреть, как это делается.
   - Я бы уважил тебя, но у меня болят ноги. Ты ведь приехал с востока,
это видно по твоему говору.
   - Да, я с востока, но скоро научусь по-калифорнийски.
   - Не делай этого, если собираешься торговать в магазине одежды высокого
класса.
   У нас тут свой говор, но клиенты считают, что восточный выговор - это
класс.
   Пусть это звучит несколько ж„стко, но и ты, видимо не простак. И это
хорошо.
   Наш клиент не любит размазню. Он снова посмотрел на Хобарта. У тебя
хорошее сложение, не слишком высок, но и не коротышка. Не слишком толст,
но и не тощ.
   Осанка прямая, но и не жердь. Ты, возможно, занимался спортом.
Осторожен, но не робок. Пожалуй, тебя можно испробовать. Мы, калифорнийцы,
любим рисковать. Ну заходи завтра в девять. Беру тебя с испытательным
сроком.
   У Хобарта не было ни малейшей надежды на успех. Но он сказал себе: "Я
теперь калифорниец, а калифорнийцы любят рисковать". Он почистил себе
п„рышки, насколько это было возможно, и отправился в магазин.
   - Походи вокруг и посмотри товар, пока никого нет. И вот тебе несколько
принципиальных советов. Во-первых, надо заставить клиента израсходовать
больше того, на что он рассчитывает. Если он рассчитывает потратить
пятьдесят долларов, вынуди его израсходовать семьдесят пять. Он будет
хвастать дорогой вещью, которую приобр„л у тебя, и этим привлеч„т к нам
новых клиентов. Вот так. Как тебя зовут?
   - Хобарт Элберн.
   - Ну, Хобарт, пораскинь умом. Вот тебе клиент. Здравствуйте, г-н
Бэррет. Чем можем быть вам полезны? Я поручу вас моему новому продавцу,
г-ну Элберну. Не наседайте на него, он раньше работал в магазине, где цены
снижают. Это плохо как для дела, так и для качества.
   Покупатель протянул Хобарту свою жирную руку.
   - Мне нужен костюм для повседневной носки. Что-нибудь такое на каждый
день.
   - Понятно, - сказал Хобарт. - Нечто неброское, но хорошее и прочное.
Ведь мы жив„м будничной жизнью, и имеем право на хорошую одежду. Какой
предпочитаете цвет?
   - А что вы посоветуете?
   Хобарт проследил за взглядом клиента. Тот остановился на сером и затем,
поблуждав, опять вернулся к серому.
   - Полагаю, что сероватый цвет вам подойд„т, мне кажется, вам нравятся
черные вязаные галстуки. Странно, как в жизни черное сочетается с серым.
Черный галстук к вязаной рубашке, черный плет„ный ремешок к часам,
фирменные туфли. Да, буднично, да, но со вкусом.
   - Вот примерно это я и имел в виду. Давайте посмотрим.
   Хобарт прин„с кипу ткани с полки. - Отлично. Сколько будет стоить такой
костюм?
   Хобарт глянул на хозяина, который поднял указательный палец и изобразил
два кружочка большим и средним пальцем.
   - Сто двадцать пять долларов. Но позвольте вам заметить, у нас есть
товар получше, такого же цвета, но неподражаемой английской ткани. Как они
это делают, нам так и не удалось выяснить, хотя наши производители очень
стараются изготовить нечто подобное. Давайте я вам покажу.
   Он прин„с другой рулон той же самой ткани.
   - Вы только пощупайте. Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? Я,
пожалуй, уступлю вам е„ за ту же цену. Хозяин, понятно, подымет вой, но
это уж мо„ дело.
   - Беру! Сейчас выпишу чек - боже мой, я забыл, как пишется фамилия
босса.
   Я вам дам его визитку. - Ловко выкрутился, так как Хобарт вовсе не знал
имени хозяина. - Джон Рокфорд.
   Клиент уш„л. Хозяин вылез из кресла и обнял Хобарта.
   - Ну, молодец, ты просто находка. Считай себя продавцом.
   - Позвольте спросить, а какая зарплата?
   - Двадцать пять в неделю.
   Хобарт посмотрел ему в глаза. - У меня есть товар получше.
   - Что? Ах да, понимаю. Только не возьму в толк, это что - смышленость
или дерзость?
   - Дерзость - это суть смышл„ности.
   - Ну, парень, ты да„шь. Я не смог бы долго удерживать тебя на двадцати
пяти, так что начн„м с пятидесяти. - Эй, Милдред, -позвал он кассиршу, -
выпиши чек на пятьдесят долларов Хобарту Элберну, это его зарплата за
первую неделю. Но тебе, Хобарт, прид„тся приодеться для такой работы.
   - Да, пожалуй. Но, скажите, как можно купить стодолларовый костюм на
пятидесятидолларовую зарплату и жить при этом так, как подобает вашему
приказчику?
   Босс призадумался. - Ты вс„-таки экипируешься для фирмы, а не сам по
себе. Ты представляешь часть нашего рекламного дела. Мы оденем тебя за
счет предприятия.
   Милдред, позови-ка главного закройщика. А, вы уже здесь, г-н Браун.
Сделайте-ка нашему новому сотруднику, г-ну Элберну, костюм за сч„т фирмы.
Я хочу, чтобы это был такой костюм, которым бы гордились клиенты,
обслуживаемые им.
   - Итак, я впрягся в торговлю одеждой, - сказал себе Хобарт. Но он был
доволен собой. Ему устроили трудный экзамен, а он его выдержал.
   Одно только омрачало ему радость. Милдред, кассирше, он явно не
понравился. Они встретились взглядом, когда она вручала ему чек, и в
глазах е„ промелькнул стальной холодок. А она, несомненно, имела большое
влияние на г-на Рокфорда. Он был стар и одинок, а она была чрезвычайно
привлекательна. Хобарт, пожалуй, и не видал таких красавиц в своей жизни.
В е„ манерах не было и следа кокетства. Она может быть опасной.
   Через неделю удачной работы Хобарт почувствовал, что Милдред немного
смягчилась.
   Он пригласил е„ пообедать с ним в "Золотом орле". Расходы будут,
правда, большие, но разочек можно и пострадать.
   - Я тут новичок, - сказал он, - может вы меня просветите?
   - Да, пожалуй, - согласилась она, но тут же добавила, что г-н Рокфорд
просил е„ позаботиться о н„м. Они уселись в нише ресторана. Милдред дала
ему некоторое время осмотреться. Взгляд у не„ был ни дружелюбен, ни
враждебен.
   - Знаешь, почему ты так понравился боссу? Вовсе не потому, что оказался
прекрасным торговцем. Ты грабишь клиентов в два раза больше хозяина, а
клиентам это нравится. Ну, конечно, и он этому рад. Как это ты так ловко
научился делу?
   - У меня был однокашник, который работал в магазине мужской одежды в
Нью-Йорке.
   Я походил к нему недельку и понаблюдал, как он обдирает клиентов. Вс„
показалось просто.
   - Да, у тебя хорошо выходит. Но боссу ты приглянулся вовсе не поэтому.
Вс„ из-за твоей манеры разговаривать, и потому, что ты был преподавателем
латыни.
   - Ассистентом.
   - Вс„ равно. Если бы ты приш„л устраиваться, когда за прилавком была я,
то ты бы через полминуты вылетел вон. А господин Рокфорд до сих пор
сожалеет, что ему не довелось учиться в колледже. Ему так хотелось бы
пощеголять латынью среди знати.
   Он часто пользуется одним латинским выражением: "Caveat emptor",
котороепо его словам означает: "Клиент должен быть осмотрительным". Когда
ты появился у нас, он сказал, что надо сделать плакат с такой надписью и
вывесить его в магазине.
   - У меня складывается репутация разбойника с большой дороги.
   - Наши покупатели тоже не очень-то честно заработали свои денежки. Они
получали их на городских контрактах и махинациях, на обвесах и обсч„тах.
Так что грабить грабителя не грех.
   Что верно, то верно. Хобарт не чувствовал за собой вины, но и не
очень-то гордился своими подвигами.
   Прош„л месяц, а звезда Хобарта поднималась вс„ выше. Милдред вручила
ему чек на зарплату: сто долларов. И не было никаких признаков того, что
ей не нравится его продвижение. Напротив, в глазах у не„ сквозило
удовлетворение.
   - Это ты подбила сделать мне повышение.
   Она не стала ни признавать, ни отрицать этого. Но теперь он уже понял,
что Милдред делала с г-ном Рокфордом вс„, что хотела. Он был старым
одиноким человеком, жена у него давно умерла, а детей не было. И его
исключительно хорошенькая и компетентная секретарша заняла у него в сердце
место дочери.
   - Я не могу тебя сейчас отблагодарить должным образом, так как вон уже
маячит покупатель. Но ты ведь позволишь пригласить тебя пообедать со мной?
   - Да.
    
  
 Они сидели в нише "Золотого орла".
   - Какой вс„-таки прекрасный хозяин г-н Рокфорд, - сказал Хобарт.
   - Да. Жаль только что он не честолюбив. В прошлом году он посылал меня
в Англию посмотреть, что носят мужчины, особенно лорды. И мне пришлось
также поехать в