как правило, хватает
для навязчивой теории. Я и начал формировать такую теорию. И вс„-таки мне
хотелось самому увидеть индейскую школу. Моя сестра Джейн ещ„ раньше
получила назначение заведующей хозяйством в индейской школе в
Лак-дю-Фламбо, в северном Висконсине. Мне, конечно же, понадобилось
навестить е„ и посмотреть школу.
   Школьные здания - один комплекс, затем общежитие мальчиков, далее
здание для персонала, следующее - общежитие для девочек, были расположены
на узком перешейке между двумя чудесными оз„рами. Там было сорок мальчиков
и сорок девочек в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Это была, в
основном, школа с трудовым уклоном. Мальчики учились плотницкому делу, на
штукатуров, сельскому хозяйству, лесному хозяйству. Девочек учили кроить
платье, шить, стирать, готовить и прочим подобным вещам, которые должна
знать домохозяйка. Было также обучение английскому языку, изобразительным
искусствам, арифметике и т.п.
   Я познакомился с учителями за завтраком и сказал, что хотел бы побывать
на уроках. Они не стали мне отказывать, но я заметил, что это им не
понравилось. И я знал почему. Уроки пойдут насмарку. И не вина учителей в
этом, но какому учителю охота показывать класс безнад„жных недот„п. Ещ„
больше им не хотелось этого потому, что они знали, что я сотрудничаю в
"Нью-Рипаблик". Если я напишу об их педагогических неудачах, то начальство
в Вашингтоне свалит всю вину на учителей. Классная работа действительно
оказалась плохой, как я и ожидал. Я заметил, что крупные педагоги,
готовившие учебники для индейских детей, приложили немало усилий, чтобы
придать практическое направление каждой задаче.
   Не просто "вычесть восемь из шестнадцати", а "отнимите полфунта от
фунта, сколько унций останется?" Не "сколько десятков в сотне?", а "если
яйца стоят 10 центов дюжина, то сколько дюжин можно купить на доллар?" Эти
четырнадцати и пятнадцатилетние не справлялись с задачами для
восьмилетних. Девочки так же плохо справлялись с рисованием. Они довольно
сносно могли скопировать другой рисунок, но, если попросить их нарисовать
дерево, видимое из окна, то полученное вряд ли можно было назвать даже
палкой. Было совершенно очевидно, что они не упрямились. Они старались
делать то, что от них требовали. Но у них не было ни малейшего интереса к
этому.
   Зато я почувствовал к себе дружеский интерес одного сотрудника-индейца.
Я уж не помню, какую должность он занимал, то ли плотник, то ли просто
"механик". Он появлялся на каз„нной машине и возил меня по всей
резервации, показывая мне поля и полевые станы, объяснял, почему кукуруза
так плохо раст„т, а у бобовых так много ж„лтых листьев. Но незачем было и
объяснять. Почва была такая бедная и скудная, а внизу был крепкий сланец.
Начальствующему белому человеку доставляет просто удовольствие выделять
индейцам самые плохие из имеющихся земель.
   Большая часть резервации представляла собой раскорчеванный лес. Деревья
снова прорастали, и постоянно приходилось рубить их опять. Индеец пов„з
меня на лесопилку, где показал мне, как тонкомер превращают в
пиломатериал, довольно посредственный сучковатый пиломатериал. Я спросил
его, почему не дают деревьям вырасти до приличных размеров. Он ответил,
что корни не удерживают их в крепком сланце, и если деревья вырастут
действительно большими, то их повалит ветром.
   Английским он владел в совершенстве, и строй мыслей у него был как у
образованного человека. Я спросил его, где он учился, в индейской школе? -
Нет, в белой школе. - Хорошо ли относились к нему дети? - Нет, но и не
третировали. - Задирались ли ребята? - Да, но он уклонялся от драк.
Индейцы не любят драться кулаками, - заметил он. Они предпочитают
томагавки, но у него не было томагавка.
 
   Вот ещ„ материал для моей теории. Как сообщила мне сестра, этот
индеец-механик каждый вечер настойчиво спрашивал, когда я поеду поездом в
Чикаго. Я же этого не знал, и мой визит сюда становился интересным.
Однажды этот индеец пов„з меня на лодке посмотреть на Прыгающую скалу. Он
вел лодку по длинной извилистой протоке между двумя оз„рами. Как только
лодка завернула за крутой поворот, он указал мне на высокий ут„с,
выступавший на пятнадцать-двадцать футов из воды. "Видите, - сказал он. -
Сейчас он на правой стороне протоки". Протока проделала несколько
удивительных поворотов и затембезмятежноустремилась впер„д, а прыгающая
скала была теперь по левую сторону.
   - Мы называем е„...,- он выдал совершенно непроизносимое индейское
слово. - По-английски это значит Прыгающая скала. Белые считают, что мы,
индейцы, думаем, что эта скала действительно скачет. Мы же так не думаем.
Но мы называем вещи так, как они выглядят. А представляется нам то, что мы
видим. Вашу вторую сестру называют "солнышко в глазах". Там нет никакого
солнца, но впечатление именно такое. В тот вечер я сказал сестре, что мне
нужно ехать в Чикаго поездом в десять утра. Когда я уходил от не,, мой
приятель-индеец ждал у дверей, несомненно для того, чтобы узнать, когда я
уезжаю. Я льстил себя мыслью, что он узнает об этом с сожалением, так как
мы уже были закадычные друзья. Пока мы доедем до станции, я скажу ему, как
я признателен ему за проявленный интерес.
   Но не он, а другой индеец появился с машиной, чтобы отвезти меня на
станцию. Я огорчился, наверное, мой друг заболел. Спросил об этом у шоф„ра.
   - Да нет, - ответил тот.
   - А что, у него какая-нибудь важная работа?
   - Нет.
   Ничего больше я не смог добиться у этого молчаливого индейца. Но на
станционной платформе стоял мой друг с какой-то женщиной, которую он
представил как свою жену. У не, было круглое, как луна, лицо,
светло-кашатновое с розоватым оттенком. Блестящие черные глаза. Черные
волосы были заплетены в две толстые косы, перекинутые впер„д на плечи. У
не, была очаровательная улыбка, но от подмышек вниз она представляла собой
пузырь.
   - Жена едет в восточный Висконсин к родителям, где и собирается рожать.
Мы так рады, что она поедет с вами в одном вагоне. Нам так гораздо
спокойнее.
   Если им и стало спокойнее, то мне - вовсе нет. На протяжении около
двухсот миль в тряском поезде мне прид„тся быть ответственным за женщину,
которой вот-вот предстояло стать матерью. В колледже мы проходили курс
первой помощи, и я, пожалуй, мог наложить турникет, чтобы пережать
поврежд„нную артерию, мог соорудить временные лубки при переломе руки или
ноги, мог обернуть кулак полотенцем, чтобы вправить вывихнутую челюсть. Но
наш курс скромно останавливался перед родовспоможением. Может быть, в
вагоне окажется какая-нибудь женщина, которая сможет заняться этим?
Подош„л поезд и, завизжав кол„сами по рельсам, остановился. Женщина
взобралась на подножку вагона.
   Друг-индеец с е, и моим чемоданами последовал за ней, затем поднялся я.
Быстрым взглядом я окинул вагон. Ни одной женщины, и только двое мужчин,
невзрачные парни, с виду лесорубы, уезжавшие с работы. Женщина прошла в
середину вагона, выбрала себе место и подвинула спинку сиденья так, чтобы
я мог сесть напротив не,. Индеец поставил наши чемоданы рядышком на
багажную полку, ещ„ раз поблагодарил меня, торопливо попрощался с женой и
пош„л к дверям вагона как раз тогда, когда поезд стал незаметно двигаться.
Индианка крепко схватила меня за руку, и на лице у не, мелькнуло
выражение: "Сейчас!" Но оно вскоре прошло, и она улыбнулась.
   - Вс„ в порядке.
   Так же было и со мной некоторое время.
   - Доктор говорил, что срок наступит сегодня. По мне так, чем скорее,
тем лучше.
   Но "человек предполагает, а бог располагает". Вы читали "Книгу для
начинающих"
   из Новой Англии?
   - Да, она была у нас в школьной библиотеке.
   - В агентстве?
   - Нет, в моей школе.
   Я с облегчением подумал, что можно перевести разговор на школу. Но не
успел. Е„ мысли были так же переполнены реб„нком, как и тело.
   - Я уже проголодалась, и у меня в чемодане есть бутерброды. Но мне
нельзя есть.
   Я подумал было, что существует какое-то правило о воздержании в еде у
беременных в последний срок.
   - Подумать только, мне прид„тся голодать до тех пор, пока не отниму
реб„нка от груди. Хлеб без масла, кофе без сливок, мясо без жира. Один
хлеб да овощи.
   - А у вас что, какие-нибудь серь„зные осложнения?
   - Да нет, но говорят, что если есть жирное, то реб„нок будет слишком
толстым.
   - Так вам сказал ваш доктор?
   - Нет, я читала в одной статье, а доктор говорит, что в этом что-то
есть.
   Одно из моих слабых мест - это внезапный гнев по поводу скороспелых
суждений о диете.
   - Знаете ли миссис...
   - Джулия. Джулия Ла-Флеш.
   - Да, Джулия - вы позволите называть вас по имени? - у каждого десятого
доктора возникает какая-нибудь идея. Девять из них - чепуха, а в десятой
может быть какое-то зерно. Мысль о том, что содержание жиров в молоке
матери может влиять на ожирение реб„нка - это одна из таких никчемных
идей. Мать-природа экспериментировала с высшими животными и человеком
миллион лет. Нет сомнения в том, что она испробовала много формул
материнского молока, и остановилась на примерно четыр„х частях протеина на
пять частей жиров. Если мать голодает, то количество молока у не, может
уменьшиться, но в том молоке, что оста„тся, соотношение протеина и жира
сохраняется.
   - А как может реб„нок усвоить столько жира?
   - Чтобы расти. Клетки размножаются по всем телу. Чтобы молекулы
двигались и формировали клетки, нужна энергия, а единственным источником
такой энергии являются жиры. Вот почему в любой живой клетке есть
столько-то жира, чтобы обеспечить производство новой клетки. Если
полностью урезать жиры, то не будет совсем никакого роста. И не
тревожьтесь, если у вас самой появится немного жирку, пока вы кормите его
грудью. Мать-природа выяснила, что матери иногда недоедают. По побережьям,
где люди в основном обитали первые сто тысяч лет, можно было легко
добывать рыбу и богатых протеином моллюсков. Жиры также есть в корнях,
орехах и семенах. Но если этих продуктов почему-то не хватало, мать могла
воспользоваться жиром, имеющимся в сво„м теле, чтобы удовлетворительно
кормить реб„нка. Поэтому все высшие млекопитающие немного толстеют, когда
появляется потомство. Надо только опасаться излишков. Джулия достала
записную книжку и писала страницу за страницей. Я чувствовал себя очень
неловко, излагая свои любительские познания с таким апломбом, что она
принимала меня за авторитет.
   - Я вас совсем заговорил, Джулия. Поговорите вы. Мне хочется знать,
почему индейские школы при агентстве так неважно выглядят. Ведь не потому,
что индейцы неспособны к уч„бе. Вы и ваш муж - хорошо образованные люди.
Может быть, вы просто исключение, но я этому не верю.
   - Я тоже. Но ведь мы оба рано начали учиться в белой школе. Когда меня
отдали в школу, я не знала ни слова по-английски. Дети говорили мне злые
слова, такие как "вы из племени скальпов" или "вы собак едите". Я не
понимала, что это значит, но мне очень хотелось выяснить. Так я начала
учиться английскому, у детей. То же самое было и с остальным. Если дети
учили арифметику, то и я заставляла себя учить е„, коль они занимались
орфографией, то и мне этого хотелось. Я училась сначала у детей, а потом
только у учителей. В среде только индейских детей они подхватывают друг у
друга желание познавать только то, что имеется в жизни индейцев. Учитель
пытается научить их, сколько родов в миле, сколько унций в фунте, сколько
пинт в галлоне. Но в жизни индейцев нет таких понятий как мили, фунты или
галлоны.
   Индейцы ничего не измеряют, они действуют наощупь. Например, индеец
покупает фунт сахару. Лавочник накладывает в мешок четырнадцать унций.
Индеец пробует вес рукой и чувствует, что там меньше по сравнению с теми
фунтами, с которыми ему приходилось иметь дело раньше. Лавочник может
уверять его, что весы показывают фунт, но весы-то у него расстроены. Таким
образом он может надуть белого человека, но не индейца.
   Учитель рисования очень недоволен работой индейских детей. Ему кажется,
что те не в состоянии нарисовать дерево, лошадь, человека. Искусство
индейцев служит им так, как письменный язык служит белым людям. Индейское
искусство рассказывает историю, а картинка с деревом, лошадью или
человеком не делает этого. Это как будто бы вы расположили слова на бумаге
так, чтобы они смотрелись красиво. Я только было собрался спросить, что же
можно с этим поделать, как поезд вдруг резко остановился, и Джулия снова
ухватилась мне за пальцы. Выражение "вот теперь" задержалось у не, на
лице, и так же задержалось е„ рукопожатие. В вагон ворвалась целая
платформа молодых людей, возвращавшихся с модного курорта на озере
Верхнем. Женщины были расфуфыренны почти до предела, мужчины - чуточку
сверх допустимого. Когда женщины проходили мимо нас с Джулией, я услышал,
как одна из них сказала: "А ведь он белый". А когда проходили мужчины, я
слышал, как один из них презрительно бросил: "Сквомэн".
   Когда новые пассажиры расселись, я сталвнимательно всматриваться в лица
восемнадцати-двадцати женщин передо мной. Взгляд сочувствия к тому, что
они посчитали межрасовым браком, пробегал по их матовым лицам. У меня же
сжалось сердце. Среди них не было ни одной, которая могла бы лучше меня
оказать первую помощь. Я убрал свою руку из рук Джулии и пош„л в конец
вагона поискать, нет ли опытной женщины среди тех, кто сидел ко мне
спиной. Не оказалось на одной. Я вернулся на место.
   Паровоз опять резко д„рнул, и поезд начал набирать ход. Джулия снова
сжала мне руку, и снова на лице у не, заметалось выражение "ну вот".
Вскоре оно прошло, и она улыбнулась.
   - Прошло, - сказала она. - А теперь расскажите мне о детских болезнях.
Правда ли, что они протекают гораздо труднее у индейских детей, чем у
белых? Верно ли, что белые, имея богатый опыт борьбы с этими болезнями,
приобрели иммунитет, которого индейцы не имеют, так как эти болезни у них
новые?
   - Большинство так и считает, - ответил я. - Корь, от которой у белых
детей редко бывают летальный исход, говорят, иногда уничтожает вс„ детское
население индейских плем„н и значительную долю взрослого. Когда я в
молодости был фермером, то разрабатывал участок прерии под кукурузное
поле. На участке был холм, и при пахоте я обнаружил множество маленьких
костей, о которых говорили, что это были дети, погибшие от кори,
завез„нной в этот регион экспедицией Льюиса и Кларка на Миссури.
   А позднее я узнал о многих эпидемиях кори среди индейских детей, когда
жертв было не больше, чем у белых. Я считаю, что уход за детьми или его
отсутствие имеют гораздо большее значение, чем наследственный иммунитет,
явление, по поводу которого у уч„ных имеются серь„зные сомнения.
Иммунитет, который люди получают при приступе болезни, является
приобретенным свойством, а уч„ные считают, что приобрет„нные свойства не
передаются.
   - Если у вас реб„нок заболеет корью, то ухаживайте за ним так, как
скажет врач.
   И он скоро поправится. Она достала записную книжку и исписала несколько
страниц моими любительскими рассуждениями, которые считала очень
авторитетными. Я снова решил держаться подальше от медицинской темы. Но,
закончив записывать, она попросила: "Расскажите о дифтерии и скарлатине".
   - Что касается дифтерии, то доктор Шик научил весь мир, как бороться с
ней.
   Любой хороший врач знает, что надо делать. Если реб„нок оказался в
дифтерийной среде и его хоть немного лихорадит, то позовите к нему как
можно скорее врача, а ещ„ лучше поместите его в больницу. Через несколько
дней он поправится.
   Скарлатина тоже почти искоренена. Если у вас реб„нок заразится
скарлатиной, отправьте его в больницу и сделайте прививку.
   - Вы имеете в виду прививку Дика?
   - Да.
   - Наш врач говорит, что она вс„ ещ„ в экспериментальной стадии. И что
от прививки реб„нок может так же заболеть, как и от самой болезни.
   - Он консерватор, а докторам полезно быть консерваторами до тех пор,
пока не появится полной уверенности. А что касается прививки, то здесь
можете быть совершенно уверены. Снова записная книжка. Я уж больше не
возражал. Если она считает мои суждения авторитетными, то никакой
настоящий авторитет не будет критиковать их слишком сурово. У не, был
такой ч„ткий почерк, что, несмотря на качку и тряску вагона, я мог читать
е„ записи даже вверх ногами.
   - А теперь расскажите, что вы думаете о воспитании индейцев, - попросил
я, когда она закрыла записную книжку. Вы очень хорошо образованы. А
начинали в белой школе. То же самое ваш муж и другие образованные индейцы,
с которыми я был знаком. А не лучше было бы, если бы индейцы вместо
кучного проживания в резервациях расселялись среди белых, так чтобы все
индейские дети могли бы ходить в школу вместе с белыми детьми.
   - Нет. Образование - важное дело, а жизнь важнее.
   Индейцы в резервациях бедны, но они не чувствуют себя таковыми. Им,
конечно, хотелось бы иметь больше мяса и лучшего качества. Им хотелось бы
иметь больше одеял. Нередко они уходят на заработки к белым, чтобы
заработать денег на то, что им хочется. Но индеец не стремится к
богатству. Никого из индейцев не презирают за то, что он беднее соседа. У
себя в лагере или селении они чувствуют себя вполне счастливыми. Муж с
женой почти не ссорятся, отец с сыном - хорошие друзья. Стариков
слушаются, но они не подавляют молодых. Индейцы любят собираться вместе на
вечеринки, особенно на танцы. Они часто ходят в гости и рады друг другу.
Если же их рассеять среди белых людей, они окажутся там низшим сословием и
будут страдать от этого. Они по-прежнему останутся бедными и будут
чувствовать себя униженными. Они будут ссориться с белыми, а общество
всегда будет считать их виноватыми.
   Короче говоря, у них при этом не будет никакой жизни. Я надеюсь, что
мне удастся дать образование сыну, но я хочу, чтобы он жил индейцем, а не
изгоем среди белых. Для вас, белых, жизнь - это деньги. Я хочу, чтобы мой
сын знал, что жизнь есть жизнь, а деньги - хорошая штука, если не
приходится платить за не, слишком дорого. А что касается образования, то
может наступить время, когда мы начн„м изучать наш индейский язык,
добавляя затем и другие индейские языки. Индейские дети начнут
интересоваться английским языком. Сначала мы будем учить их индейским
обычаям, индейскому искусству, а затем, возможно, перейд„м к искусству и
обычаям белых.
   И снова напугавший меня взгляд мелькнул у не, на лице. Она схватила
меня за пальцы и крепко сжала их. Но затем лицо у не, прояснилось, и она
снова улыбнулась. Я посмотрел расписание. - Через два часа прибываем на
вашу станцию.
   Кто вас встретит?
   - Родители. Они будут ждать меня с повозкой и отвезут домой. Около тр„х
миль.
   - Вы устали, Джулия. Откиньтесь назад и вздремните.
   - Вы позволите мне держать вас за руку?
   - Хорошо. А почему бы мне не держать вашу?
   - Вы отпустите.
   Через несколько мгновений она уснула, решительно держась за мои пальцы.
Вдоль прохода хол„ные головы представляли собой симфонию сентиментального
одобрения такого очевидного проявления межрасового хозяйства.
   Лицо Джулии утратило живость, а темная прелесть е„ глаз была прикрыта
веками, которые казались очень тонкими. Кожа щ„к от длинных черных ресниц
казалась светлой. В отличие от большинства индейских женщин она не
выщипывала бровей в тоненькую полоску, они были достаточно густые и
прямые, над ними возвышался невысокий, но широкий лоб. Скулы у не, были
высокие и казались очень широко поставленными. Щеки были круглые, челюсти
сильные и решительные, так же как и подбородок. Нос был недостаточно велик
для такого лица, но четко очерчен и несколько похож на орлиный. Губы были
полные и хорошо скроены для улыбки.
   Обычное лицо - а может быть и нет? Если читать его в плане индейского
искусства, то оно рассказывало историю ... решительной женщины, готовой
идти в огонь и воду, противостоять землетрясениям и напастям в течение
веков, рожающей детей в муках в этот тревожный мир, нередко с болью теряя
их, но продолжая нести