собой
необходимости не было.
     Двадцать третьего сентября, в половине  первого  дня,  в небе появилась
первая звезда, а солнце между тем догорало над еще свободными водами.
     Однажды матросы заметили, что на северной оконечности льдины образуется
новый лед, и стали с любопытством следить за этим интересным явлением.
     Тонкие  кружевные льдинки  жались друг к другу, но  еще не  смерзались.
Постепенно  они  превращались  в  пластинку,  которая,  как  ни странно,  не
ломалась от волн, а двигалась вместе с ними.
     Пластинка  становилась все шире, а  волны стихали. Еще  немного, и море
будет сковано льдом.
     Дни становились все короче. Наступил сентябрь,  морозный, со  студеными
ветрами. На  небе стали появляться  огромные ложные  солнца --  предвестники
бурь.
     Атмосферное  давление падало.  В  это  время  года  ураганы в  полярных
странах -- явление обычное.
     Вот  бы освободили они  "Галлию" из  ледяного  плена,  чтобы она  могла
двигаться дальше! Быть может, воды Крайнего Севера не замерзли?
     Предположение на первый взгляд совершенно  нелепое, но кто знает, какие
сюрпризы ждут исследователя в этом зловещем краю?
     Бывает, что круглый год океан на Севере остается подо льдом и сохраняет
каменную неподвижность.  Доказательством тому  экспедиция сэра  Нерса.  Зато
лейтенант Грили обнаружил бурное таяние льдов.
     Какой же выдастся зима 1887 года? Спокойной? Ураганной?
     На всякий  случай де  Амбрие  велел  оставить на месте и  винт  и руль.
Машина тоже была приведена в полную готовность.
     Ветер  крепчал.  Мгла  рассеялась,  словно   по  волшебству.  На  синем
бархатном небе засверкали звезды.
     Послышался  глухой  треск.  Льдина  дрогнула  и закачалась,  будто  под
ударами волн. Пошла рытвинами и горбами. Затишье сменялось все усиливающимся
гулом.
     Отлетевшие  глыбы,  сталкиваясь,   вдребезги  разбивались.  В  огромных
трещинах клокотала серо-зеленая вода.
     Самые  невероятные звуки слились в один адский шум дьявольский оркестр.
В  нем слышались раскаты грома,  свистки паровой машины,  рев диких  зверей,
треск картечи, рокот водопада, стук машин, гул толпы, вой бури.
     Громадные   ледяные  глыбы  катились  с  неимоверной  быстротой,  почти
достигая  корабля,  грозя  раздавить  его,   уничтожить.  "Галлия"  трещала,
несмотря на всю свою прочность.
     Что  делать,  если  разразится  катастрофа? Ведь  на  судне  все  самое
необходимое, в том числе и съестные припасы!
     Де Амбрие задумался.
     Не  лучше  ли выгрузить  на  лед  провизию, оружие, лодки, инструменты,
лагерные  принадлежности?  Тогда  все  же  останется  какая-то  надежда   на
спасение.
     Но   где  найти  безопасное  место,  чтобы  сложить  все  эти  поистине
драгоценные вещи?  Ведь  лед  еще  недостаточно  крепкий. Мало ли  что может
случиться.
     Где только сейчас высился  холм, образуется  впадина. Рядом --  другая.
Потом появляется горб и тут же с оглушительным грохотом рушится. По склону с
бешеной скоростью скользит льдина и вдруг куда-то проваливается.

     Целые сутки  на  земле, так метко прозванной Гейсом  "Землей Отчаяния",
царил хаос.
     Все попытки что-то придумать были тщетны.
     Оставалось лишь  бесстрашно смотреть  в глаза разбушевавшейся  стихии и
ждать гибели либо спасения...

ГЛАВА 6

     После   бури.--   Тайна.--   Льдина   плывет.--   Тревога.--   Немножко
метеорологии.-- О радуге.-- Ученые собаки.

     Наконец  ураган  утих.  Однако льдина все еще  содрогалась  и  слышался
треск. В чем же дело?
     Понять  никто  не  мог. Но моряки -- народ беззаботный. Опасность  пока
миновала, а там видно будет.
     Одно удивляло: после бури солнце стало клониться  к востоку.  Но солнце
ведь не комета и не меняет своей орбиты.
     Никому в голову не пришла самая простая мысль, что льдина плывет.
     Неужели ее ураганом  оторвало  от берега? Как бы то ни  было, та  часть
льдины,  где стояли  корабли, двигалась с  северо-востока  на  юго-запад  со
скоростью пятнадцать миль[67] в сутки.
     Капитаны сообщили об этом матросам. И те стали оживленно обсуждать этот
факт.
     Последствия  могли оказаться  самыми печальными. Плыви льдина на север,
это приближало бы экспедицию к цели.
     Но увы! Она увлекала французов в противоположном направлении.
     За два дня льдина продвинулась к юго-западу  и повернула прямо  на  юг,
пройдя за последующие десять дней около трехсот километров.
     Матросы, поначалу  немного  расстроившись,  теперь  живо комментировали
сложившуюся   ситуацию.   Плюмован   же   старался   использовать   малейшую
возможность, чтобы отточить свое остроумие.
     --  Одно совершенно  ясно  --  мы  никак  не  можем  добраться  до  так
называемого  полюса.   А  я-то  мечтал  учредить  общество  по  эксплуатации
трамвайных линий, турецких бань и построить оперный театр.
     -- А, еще одна пропащая идея!
     -- Да что ты понимаешь, Гиньяр!
     -- Ну это уж точно.
     -- Если  бы господин Полюс  захлопнул свои  двери перед носом англичан,
немцев, американцев  или граждан  любой  другой  страны,  я бы  и глазом  не
моргнул,  но сыграть такую глупую шутку  с французскими моряками!.. О-ля-ля,
да он просто дурно воспитан!
     --  А  я  вот,--  продолжал  Гиньяр  задумчиво,--  размышляю  о  вычете
процентов.
     -- Да ты совсем извелся, думая о своем жалованье, о самый экономный  из
нормандцев!
     -- Слушай, парижанин, деньги -- всегда деньги.
     -- А я  лично боюсь, что  если мы здесь застрянем, то не видать мне  ни
моего трамвая, ни турецких бань, ни оперы. И самое печальное -- я буду лишен
удовольствия предложить тебе постоянное место в партере!
     -- Шути сколько хочешь, это у тебя в крови. Ты умудряешься шутить, даже
когда речь идет о деньгах.
     -- Ладно, не забивай себе голову, все обойдется.
     Время шло, а дрейф все не прекращался. Единственная перемена состояла в
том, что  льдина  довольно значительно изменила  свое направление.  Она  все
время двигалась  вперед, увлекая с  собой  оба  корабля,  которые находились
теперь гораздо ниже зимовки  Нерса, примерно в пятидесяти километрах от мыса
Колона,  открытого  Маркхамом  и Альдрихом.  Капитан даже смог разглядеть  в
бинокль мыс Коломбия. Льдина,  по всей видимости, двигалась  туда,  где  сэр
Нерс открыл Палеокристаллическое море.
     Де  Амбрие  очень  беспокоился,  но  тщательно  скрывал  свои  чувства,
оставаясь  внешне невозмутимым  и  уверенным в себе,  хотя,  честно  говоря,
твердой уверенности  в благополучном  исходе экспедиции у него  не было. Эх,
если  бы  Прегель  не  опередил  их, добравшись  до Севера, в  то время  как
"Галлия"   упорно   продвигалась  сквозь  паковый   лед!  Правда,  теперь  и
"Германия", зажатая  льдами  вместе с  французской  шхуной,  вынуждена  была
участвовать в этом  проклятом  дрейфе. Но  пока что Прегель был победителем.
Если  так  и  дальше  пойдет, французам вряд  ли  удастся торжествовать  над
соперником,  ведь для этого весной нужно будет подняться выше, чем  немецкий
географ. Но  как это сделать?  С  другой стороны, смогут  ли  вообще корабли
освободиться  из   ледяного  плена  или  им  суждено  долгие  годы  блуждать
закованными в ледяную броню?
     Но нужно сказать, что храбрый капитан был не из  тех, кто  теряет время
на бесполезные  сетования. С обычным  хладнокровием  он принял  свершившийся
факт и стал ожидать событий, какими бы они ни оказались.
     Де  Амбрие скрывал  от матросов  свое беспокойство. Между  тем на борту
"Галлии"  все обстояло благополучно. Ни один матрос  не пал духом. Напротив,
неожиданное путешествие внесло некоторое разнообразие в их монотонную жизнь.
     На борту, однако,  все  оставалось спокойным, жизнь экипажа  была четко
организована ввиду  предстоящей зимовки. Через несколько дней солнце надолго
исчезнет, ночи уже стали бесконечно длинными.
     Холод  и   отсутствие  продовольствия   --   жестокие   враги  полярных
путешественников, но не менее коварный  недруг -- мрачная, гнетущая темнота,
лишь изредка расцвеченная северным сиянием, этим отдаленным подобием солнца.
     Главная задача командиров, после того как они позаботились о пропитании
и крыше над  головой для своих подчиненных,-- это  борьба  с продолжительным
отсутствием  света.  Нужно не допустить, чтобы "ночь для глаз"  коснулась  и
души матросов.
     Общеизвестно, что растения  чахнут в постоянной темноте. Они становятся
слабыми,  хилыми,  теряют цвет, наконец, вянут и  быстро  погибают. Так же и
человек.  У   него  постоянное  отсутствие   света  вызывает   что-то  вроде
интеллектуального   паралича,  который  ухудшает   и  физическое   состояние
организма, и может даже серьезно подорвать здоровье.
     Итак, командир полярной экспедиции должен напрячь все свое воображение,
использовать  весь  имеющийся  опыт, чтобы  эффективно  бороться  с  мрачной
апатией,  которая  открывает  двери  разным болезням, подстерегающим  людей,
живущих в вынужденном заточении.  Но нельзя заставить  человека развлекаться
по  команде, будто на маневрах. Если  он  начал  слабеть  и  хандрить, нужно
срочно   найти   что-нибудь   такое,   что  поразило  бы   его  воображение,
заинтриговало,  взбодрило и  развеселило.  Нужна своеобразная гимнастика для
ума. Это  и есть  нравственная  гигиена,  которую нужно соблюдать  ничуть не
меньше,  чем  физическую,  так  как  она  жизненно  необходима для  здоровья
полярных зимовщиков.
     К счастью,  постоянное  движение льдины  приносило  огромное количество
развлечений  и  всяких  неожиданных  коллизий,  но  успевая  повеселиться  и
пошутить, матросы тем не менее всегда были начеку.
     Все было не так уж плохо. Если  бы  не  постоянно  усиливающийся мороз,
жизнь  на борту  "Галлии" казалась бы как  на земле обетованной, разумеется,
если таковая вообще могла существовать возле самого полюса.
     И будто нарочно, чтобы позабавить людей, начались обычные  для полярных
стран  световые  явления,  прежде  всего  солнечные  круги.   Они  того   же
происхождения,  что  и  радуга:  только  радуга --  это  отражение  солнца в
дождевых каплях, а  солнечные круги -- отражение солнечных лучей в застывших
парах с мельчайшими  частичками  льда.  Когда солнечный круг  приближается к
горизонту, в  нем иногда появляется светящееся  круглое пятно. Это -- ложное
солнце. Бывают и ложные луны.
     Все это доктор старался как можно доходчивей объяснить матросам. Хорошо
ли они поняли все термины этого мини-урока? Вряд ли. Но, несмотря на пробелы
в   знаниях,  являющиеся  следствием   отсутствия  начального   образования,
слушатели оказались очень сообразительны. Однако нашлись и  скептики, но они
не осмеливались открыто высказывать свои замечания, хотя доктор всегда готов
был их выслушать с добродушием и сердечностью. К счастью, среди матросов был
парижанин, выполняющий  роль хора в античной  трагедии,  который  выслушивал
жалобы и одновременно являлся доверенным лицом. Один из моряков заметил, что
хорошо, конечно, говорить, будто происходят такие-то и такие-то вещи, но вот
как проверить утверждения ученых? Плюмован, очень задетый подобным неверием,
принял высказывание на свой счет и заявил, что доктор прав, потому что можно
сделать искусственную радугу.
     -- Ты шутишь! -- воскликнул Ник, бывший рудокоп.
     -- Ну и глуп же ты, Бигорно!
     -- А как же ты ее сделаешь, скажи на милость?
     --Я и не говорю, что сам смогу сделать, но видеть ее -- видел.
     -- Поди ж ты! И где ж это, хотелось бы знать.
     --  В Париже  летом, в парке  Монсо, когда  поливали газоны. При помощи
специального  поливочного  устройства  на  траву льется настоящий  дождь, и,
когда солнечные лучи попадают на  водяной фонтан,  образуется радуга, правда
совсем маленькая, эдакий карманный вариант.
     -- Это  правда!  Верно,  я тоже  видел,-- откликнулись  сразу несколько
голосов.
     -- Ее иногда можно увидеть и просто в водяных брызгах.
     -- Ну хорошо, но я ставлю порцию табаку тому, кто сделает искусственное
ало.
     -- Вы проиграете, друг мой, лучше не рискуйте,-- вмешался доктор,-- так
как  я берусь показать вам  когда хотите искусственное ало, такое же, как вы
видели.  Для этого  мне  достаточно будет  поместить перед зажженной  лампой
стеклянную   пластинку,  покрытую  кристаллами  квасцов.  Ну   что,  желаете
посмотреть?
     --  Верю вам, доктор, и прошу простить  меня за то, что  позволил  себе
усомниться в вашей правоте.
     --  Ну  что  вы,  я,  напротив,  очень   доволен  вашей  реакцией.  Она
свидетельствует о  том, что перед тем, как утверждать что бы  то ни было, вы
хотите поглубже изучить предмет спора. И я поздравляю вас с этим.
     Было десять утра.  В этот час собак обычно выпускали на прогулку, и они
проявляли крайнее нетерпение.
     -- Ну,-- сказал Плюмован,-- чья нынче очередь заботиться о собаках?
     Все молчали. На корабле так тепло и уютно, что не хочется выходить.
     --   Языки  проглотили...  Придется  заглянуть   в  список...  До  чего
бессердечный народ!.. Неужели вам не жалко песиков, ведь они все время сидят
взаперти!.. Эй, Ник, твоя очередь! И твоя, Курапье... Живо! За мной!..
     Матросы,  как  положено, пробыли  несколько  минут  в палатке  и  вышли
наружу.
     -- Брр!.. Ну и холодище! -- вскричал Курапье.
     -- Как в Антиллах жара... Просто не верится, что где-то люди ходят чуть
ли не голые...
     -- И что растут апельсины, лимоны, бананы...
     -- Водятся райские птицы, попугаи и...
     Почуяв приближение людей, собаки громко залаяли.
     Парижанин открыл дверь, и вся стая с радостью бросилась наружу.
     -- Тише, вы!  Оглашенные!..--  Артур Фарен отскочил в сторону.-- Чуть с
ног не сшибли!
     Собаки окружили  Плюмована, стали  ласкаться. Они его очень  любили. Он
так трогательно заботился о своих четвероногих друзьях.
     -- Хватит вам! -- урезонивал собак Артур.-- Сейчас накормят.
     -- А вы, друзья, будьте любезны пока почистить клетки.
     "Иап, йап!"  При этих звуках, значение которых  четвероногие  прекрасно
поняли, они бросились  на  корабль, галопом  пробежали мостик и остановились
перед палаткой. Рука  кока слегка  приоткрыла вход, и  вся свора, толкаясь и
радостно тявкая, бросилась  внутрь. Дюма ласково позвал псов, поставив перед
ними три огромных миски.  Собаки,  подняв хвосты, с удивительным проворством
принялись  поглощать содержимое  мисок.  О, великолепный,  горячий, пахнущий
тюленьим жиром суп! Одно движение языка -- и вот все тарелки уже пусты! Пока
собаки ели, Ужиук стоял неподалеку, жадно посматривая на собачьи тарелки.
     "Иап,  йап!"  Сметливый  парижанин  сам  придумал  это звукоподражание,
сильно  напоминающее  собачий  лай.  С  его легкой  руки  выражение "сделать
"йап-йап" быстро вошло в лексикон экипажа, обозначая,  что пора идти обедать
или ужинать.
     Наконец псарня вычищена. Дверь остается некоторое время открытой, чтобы
проветрить   ее.   Но   вот   Плюмован   пронзительно  свистнул,  и   хорошо
подкрепившаяся  свора  тут же покинула палатку, сломя  голову  бросившись на
льдину, в самый  снег. Здесь  собаки исполнили какую-то безумную  сарабанду,
сопровождаемую  неистовым лаем, вилянием хвостов и прыжками, поднимая вокруг
себя целые  столбы снежной пыли. Когда первое буйство прошло, стая собралась
вокруг  капитана, готовая  по первому зову броситься за добычей --  полярным
зайцем или лисой. Но капитан, человек решительный в случае, когда речь шла о
медведе,  старался  успокоить  излишний  собачий  пыл.  Нужна  была  крайняя
осторожность,  так как  в случае малейшей  ошибки встреча  могла закончиться
трагически.
     Иногда случалось, что собаки выходили  из повиновения.  Артур мог долго
звать их, кричать, свистеть, но  хитрые псы делали вид, что не слышат. Тогда
раздавался громкий удар хлыста. Аргумент был лучше всяких слов и редко когда
не срабатывал.  Если все же находился правонарушитель, слишком тугой на ухо,
Плюмован приводил в действие свое оружие -- верное средство для  поддержания
дисциплины.
     -- Эй, Белизар, Кабо, Помпон, Рамона! Собачки мои, в дозор!
     Раздался  громкий радостный лай, псы  взяли след  и  бросились  вперед.
Вдалеке  послышался  шум борьбы, и  вот  четыре  "жандарма",  который  Фарен
называл  своим  четвероногим   конвоем,  ведут,   толкая,  кусая  и  дергая,
опоздавшего пса, который понуро бредет, съежившись и  опустив  хвост.  С тех
пор,  как  животные  были  предоставлены  его  заботам,  парижанин,  выказав
незаурядные способности дрессировщика, сумел сделать из них настоящих ученых
собак.
     И странное дело: в  Юлианехобе, где их плохо кормили и держали в черном
теле, они не были такими понятливыми.
     Забота и внимание сделали свое дело.
     А ведь собаки были  самые обыкновенные, не красивее  и не умнее других.
Одна,  по  кличке Белизар,  цвета перца с солью,  совсем неказистая, другая,
Помпон,  белая  и кудлатая; третья, Рамонда,-- гладкая,  черная. Вожаком был
огромный злой кобель Кабо, собаки его боялись и слушались.
     Ко  времени,  о котором  идет речь,  дрессировка  близилась  к концу, и
собачий капитан только ждал случая, чтобы  продемонстрировать  всему экипажу
искусство своих подопечных.
     И хоть подготовка песьего спектакля держалась в секрете, кое-что все же
просачивалось.  Все  шепотом  передавали  друг другу, что парижанин  покажет
настоящие чудеса.
     Прогулка на этот раз длилась около часа и прошла вполне благополучно.

ГЛАВА 7

     Льдина продолжает  плыть.-- Плюмован  объясняет историю.-- Неосторожный
поступок.--  Обморожение.--  Констан  Гиньяр   лишается  носа,  но  получает
премию.-- Берегите носы!

     С наступлением ноября морозы уже  доходили до  двадцати восьми,  а то и
тридцати градусов, и спасаться от холода можно было только в помещении.
     Непонятно почему, ртутный столбик термометра опускался, лишь когда  дул
юго-западный ветер. Стоило ветру перемениться -- и столбик поднимался.
     Неужели на Севере теплей и там есть свободное пространство?
     Неожиданно  льдина   сделала  поворот,  поплыла  на   север,  потом  на
северо-запад и  достигла  восемьдесят четвертой параллели,  куда  невозможно
добраться ни водой, ни сушей.
     Скорость  движения  определялась  направлением  ветра:  при   южном   и
юго-западном  -- около  десяти  миль в сутки; при  северном  -- три, от силы
четыре.
     Оно и понятно: с попутным ветром плыть всегда легче.
     Матросы  "Галлии",  сначала  проклинавшие   полярное   течение,  сейчас
радовались от всей души.
     В особенности Констан Гиньяр.  После  восемьдесят  четвертой  параллели
моряки  получили  прибавку  к  жалованью.  Не  об  этом ли всю дорогу мечтал
расчетливый нормандец!
     -- Эх, погубит тебя твоя алчность! -- частенько говорил ему парижанин.
     --  Не бойся,  не  погубит! -- ликовал Гиньяр.--  Шутка ли, пальцем  не
шевельнул, а  десять  франков, не считая жалованья, в кармане. Как бы то  ни
было, деньги никогда не лишние.
     --  Да  пойми  ты, за  все приходится в жизни платить,  за каждую каплю
счастья. А у тебя дела идут чересчур хорошо.
     -- Знаю, что за все надо платить... Даже за табак и за чай... Поэтому и
нужны денежки.
     -- Ты не понял меня. Я совсем в другом смысле.
     -- В каком же еще?
     --  Видишь ли, за счастьем приходит несчастье, и  наоборот... Есть одна
байка про это. Хочешь, расскажу?
     -- Ну, расскажи! Интересно послушать!
     -- Жил-был на свете  не то король, не то император, не то папа -- точно
не помню. Может, сам Наполеон или император американский... вообще кто-то из
великих. Был он богатый, счастливый  и до того везло ему в жизни, что самому
страшно  стало. И решил он принести судьбе жертву, чтобы дурной глаз от себя
отвести.  Взял  да  и бросил на  дно морское перстень  драгоценный, стоивший
миллионов пятьдесят.
     -- Уж лучше бы подарил его марсовому[68] своего флота.
     --  Не догадался,  а  это