полюс!.. Как будто  он уже  побывал там!  Издеваться над несчастным
Локвудом!.. Грабить мертвого!..
     -- Успокойтесь,  доктор. Мы пробьем дорогу сквозь  лед и пройдем дальше
немца! Не забудьте, Прегель вышел в море на год раньше нас, а опередил всего
на пять  недель, судя  по дате на документе. Вполне возможно,  что судно его
сейчас еще только в Форт-Конжере... Впрочем, не будем строить предположений.
Пора возвращаться.  И как можно быстрее. На судне, наверное, волнуются из-за
нашего долгого отсутствия.
     Де  Амбрие, чтобы быть уверенным, что лед на  обоих берегах  однороден,
решил вернуться на корабль другой дорогой. Он высадил свою маленькую команду
параллельно землям  Локвуда. Моряки держались скал, не покидая ледника. Путь
был гораздо тяжелее, чем раньше.
     Так,  французские  исследователи,  увидев  в  бинокль  мыс  Вашингтона,
замеченный  лейтенантом  Грили,  открыли  фьорд,  которому  Грили  дал   имя
несчастного командира "Жаннеты", и пошли вперед, огибая ледник с юга.
     Итак, через тридцать шесть часов  экспедиция будет  закончена. Несмотря
на туман  и препятствия, которые встречались на каждом шагу, путешественники
не  боялись  заблудиться,  настолько  капитан   был  уверен  в  правильности
выбранного  направления. Прошло двенадцать  часов, потом  еще двенадцать,  в
последний раз ставили палатку.
     -- Вперед, ребята, смелее! Цель близка.
     Де Амбрие, обычно такой хладнокровный, выказывал явное нетерпение.
     Доктор,  которому  была известна  причина  этой  спешки, тоже  подгонял
матросов, служа им примером. Он ускорил шаги и, казалось, совсем  забыл, что
покрылся испариной, об опасности которой сам недавно предупреждал.
     Это происходило  четырнадцатого июля[61]  --  в национальный
праздник французов.  Капитан хотел  сделать сюрприз  своим товарищам.  Бершу
получил соответствующий приказ, на борту было уже все  готово, дабы достойно
отметить  знаменательную дату: изысканные блюда, хорошее вино, ликеры, потом
различные  представления,  подготовленные матросами,  оставшимися на  борту.
Организация  веселого, задорного праздника среди вечной мерзлоты,  в  основе
которого лежал горячий патриотизм,-- явление поистине уникальное.
     Капитан все  время  ворчал  на  туман, скрывающий  корабль,  украшенный
разноцветными флагами,  к  которому подходили  все  ближе  и  ближе.  Собаки
повернули  свои острые морды на юго-восток и  шумно вдыхали почти неуловимые
запахи.  Одна из  них -- Помпон  -- любимец  парижанина, внезапно завыла,  и
словно  эхо  ей  ответил  отдаленный прерывистый  лай.  Внезапно  вся  свора
принялась  неистово лаять, к  великому  изумлению  людей, не  веривших своим
ушам.
     -- Ба,-- озадаченно  заметил  парижанин,-- видно,  это какой-то  шутник
веселится на корабле и передразнивает моих собачек.
     -- Ну, тише вы, окаянные! Вы бы должны знать, что это не ваши собратья.
Есть, однако, с чего ошибиться. Если  бы я хотел  изобразить собаку, у  меня
вряд ли бы лучше получилось.
     Как    справедливо   заметил   Плюмован,    имитация   была   настолько
правдоподобной,  что собаки  ощетинились  и глухо рычали. Можно  было  легко
догадаться, что  на  собачьем языке  это  рычание означало отнюдь  не "добро
пожаловать".
     И вдруг перед  изумленными  людьми  появилась  какая-то  темная  масса,
призрачно выделявшаяся  среди опаловой  белизны  осевшего  пара. Можно  было
различить корпус корабля. Из груди матросов вырвалось глухое восклицание.
     -- Wer da? Кто там? -- донеслось с корабля.
     Де Амбрие вздрогнул.
     -- А вы кто?
     -- Корабль "Германия", из Бремена, капитан Вальтер.
     -- А я -- капитан "Галлии", французского корабля.
     -- Милости просим, капитан.
     -- Я  не к вам, извините... Мой корабль тут где-то поблизости, в тумане
его не видно.
     -- "Галлия", капитан, стоит в трех кабельтовых южнее.
     -- Благодарю вас. Честь имею.
     Французские матросы угрюмо молчали.
     -- Ну, что вы на это скажете? -- спросил доктор.
     -- Скажу, что нисколько не удивлен.
     -- Я думаю, что у них навязчивая идея --  опередить соперников,  причем
весьма странными способами.
     -- О да, так их опознавательный знак стоит на двести метров дальше, чем
у Локвуда, а здесь их корабль расположен дальше к северу, чем наш.
     -- Ну,  едва ли на  двести  метров.  Это  сущие пустяки.  Мы наверстаем
упущенное и легко обгоним их, я в этом твердо уверен.
     -- Но если придется зимовать, вам не кажется, что будет очень неприятно
каждую  минуту  видеть  наших  победителей,  у нас  под  носом  зубоскалящих
победителей, кичащихся своими смехотворными результатами.
     --  Но  мы  имеем  своеобразную компенсацию.  У  нас  есть великолепная
якорная стоянка, чем они похвастаться не могут.
     Последние  слова  доктора  сопровождались  громким   радостным  "Ура!".
Показалась "Галлия". Как  бы  для  того,  чтобы увеличить всеобщую  радость,
появилось солнце, лучи которого  наконец  пробили  туманную завесу, и  перед
восхищенными взглядами французов появилось расцвеченное флагами судно. Затем
раздался новый крик: "Да здравствует капитан!"
     Чтобы быстрее  приступить  к  празднеству,  вновь  прибывшие,  забыв об
усталости,  пошли  переодеваться,  и  веселье   началось.  Сначала  устроили
настоящий пир, на котором присутствовало  все  начальство,  причем командиры
гуляли  не меньше  матросов.  Потом стали произносить  тосты  за Французскую
республику, за капитана, за покорение полюса.  После еды  на  площадке,  где
стояло пианино, начался  концерт.  Сцена  была  более  двух метров  длиной с
двойным занавесом. Начались выступления.
     Лейтенант, господин  Вассер,  играл на пианино. Однако  он был  из  тех
виртуозов, которые останавливаются, открыв рот, не осмеливаясь из уважения к
дисциплине возвысить голос, когда играет их начальник.
     Колоссальный успех имел  Плюмован. Он  спел  арию, которой  был  обязан
своим  прозвищем. Аплодировали изо всех сил, не  боясь  отбить огрубевшие от
работы  ладони,  и  ему  пришлось  три  раза   спеть  знаменитый  куплет  из
"Риголетто":
     Сердце красавиц склонно к измене
     И к перемене, как ветер в мае...
     -- Браво, парижанин, браво!
     -- Эй, Плюмован, да это  же ты, это  же  твоя песня. Ты не говорил нам,
что участвовал в знаменитой опере.
     Прерванный таким образом, парижанин перешел на прозаический язык:
     --  Знаете,  друзья,  тут  есть  чем  похвастаться.  Вы  мне  напомнили
прискорбный случай, который погубил мою драматическую карьеру.
     -- Расскажи!
     -- Как-то  мне  пришла  в голову странная идея --  пойти  петь  в Опере
славного города Орлеана, и  я  должен был исполнять  роль  герцога,  который
поет[62] "...плюм о ван...". И в тот момент,  когда  я беру самые
высокие ноты, сильный запах  уксуса бьет в нос публике, и вот... я  атакован
целой  бурей  свистков. Черт, какая неудача! Вы, конечно, представляете, что
на этом мой дебют закончился, к великой радости товарищей по театру, которые
сильно завидовали моему успеху. Вот после этого меня и прозвали "Плюмован" в
память о провале.
     Прошло  некоторое время. Из Орлеана я перебрался аж в Буэнос-Айрес, где
и  преуспел  в том... что  нашел  директора, который "забыл"  заплатить  мне
жалованье.
     Однако надо было как-то  жить. Я подвизался поваром, но, честно говоря,
даже не умел почистить  копченой  селедки. И... оказался на  улице. Пришлось
стать цирюльником, но я так здорово  брил моих клиентов, что  после  каждого
сеанса они уходили с изрезанными  ушами и носами. Ничего  не оставалось, как
сложить оружие.  Я  вернулся во  Францию  кочегаром  на борту  транспортного
судна,  чтобы оплатить свой проезд. Профессия мне понравилась,  я проработал
восемь лет  и не раскаиваюсь, потому что  сегодня  имею  честь работать  под
началом нашего славного капитана. Вот и вся моя история.
     Излишне  говорить, что рассказ удостоился не меньшей похвалы, чем ария.
Концерт продолжался.  Пели патриотические, сентиментальные и шутливые песни.
Потом  Дюма своим  почти  органным  басом  спел прованский романс, в котором
никто ничего не понял, но зато аплодировали от всего сердца.
     Затем  началась стрельба  по мишеням с  довольно  заманчивыми  призами,
среди  которых особо выделялась  пеньковая трубка.  Призы подогревали  пыл и
азарт соперников. Дюма, обычно не принимавший участия в конкурсах, промазал,
а парижанин,  который не мог задеть ни одной фигурки  в ярмарочном балагане,
попал в самую точку. Он выиграл трубку и любезно подарил се бравому эльзасцу
Фрицу  Герману,  который время от времени показывал кулак немецкому кораблю,
стоявшему у края прибрежных  льдов.  Этот подарок немного  успокоил храброго
малого  и заставил  на время  забыть о недавней  ране. Накануне,  видя,  как
пришла "Германия", он в гневе разбил свою фарфоровую трубку.
     Позже Фриц предложил пойти перевернуть вверх дном злополучный  корабль,
"чтобы достойно закончить праздник".
     -- Не переворачивай ничего,  мой дорогой,-- мягко вмешался де Амбрие,--
и наберись терпения в ожидании реванша.
     -- До этого еще далеко, капитан, а жизнь коротка...
     -- А мы начнем прямо завтра, и я уверен -- победа будет за нами.
     -- Прекрасно, за победу!
     Конец первой части

* Часть вторая. ЗИМОВКА В ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ *

ГЛАВА 1

     Светит, но  не греет.-- Капитан хочет прорезать ледяное поле.-- Пила.--
Французское  изобретение.--   Электрический  аппарат.--   Первые  пятнадцать
метров.-- Опять динамит.-- Тяжелый труд.-- Незваные гости.-- Предложение  со
стороны офицеров "Германии".-- Решительный отказ.

     Полярный день продолжал тянуться.
     В полночь,  как  и в полдень,  ослепительно  ярко светило  солнце.  Все
вокруг  сверкало и  искрилось. Только не  было здесь  ни ласкового тепла, ни
душистых  цветов,  ни резвых  зверьков, ни  щебечущих  птиц, ни  букашек  --
ничего,  что  радует  летом  душу.  Сплошной  лед,   куда  ни  кинь  взгляд.
Окаменевший  и  неподвижный.  На всем печать  смерти. Само солнце, казалось,
оледенело.
     Арктическое лето  короткое.  Уже  не  за  горами зима, с  ее  жестокими
холодами и долгой полярной ночью...
     Через  месяц,  к пятнадцатому  -- двадцатому августа, подтаявшая слегка
льдина  вновь сделается нерушимой,  как скала. Неровности  ушли под  снежный
покров.  Зажглась  в небе первая звезда, наступила ночь, и исчезли последние
приметы жизни.
     Но ничего  не пугало наших путешественников. Ни бесконечные сумерки, ни
лютый мороз, ни вечные льды. В борьбе со стихией они выходили победителями.
     С   удивлением   смотрели  матросы   "Германии"  на  то,  как  трудятся
французские моряки.
     Однако капитан  де Амбрие считал это  делом обычным. Раз уж  встала  на
пути льдина,  надо,  пока  не  началось  лето,  пробить в  ней  канал в  три
километра длиной и метров двенадцать шириной. Вот и все.
     В ход были пущены пилы, топоры,  ножи, колуны, все, чем можно долбить и
рубить. Динамит пока не трогали, приберегали на крайний случай.
     Неужели  капитан думает, что можно обойтись лишь  усилиями людей? Разве
возьмет  пила  лед? Но пила на "Галлии"  особая,  с  громадными зубьями,  по
десяти  сантиметров каждый. И не  голыми  руками приводят ее в движение! Для
этого можно было бы использовать паровую  машину "Галлии", но пилой придется
работать на расстоянии пятнадцати,  двадцати, а то и сорока метров от судна.
А туда машину не потащишь.
     Еще можно воспользоваться электричеством.
     Этот  способ  основан на  открытии, сделанном в  1875  году французским
инженером Марселем Депре[63].
     Сообщите   динамо-машине[64]   движение,   и  она  даст  вам
электричество, сообщите ей электричество -- и она даст вам движение.
     Представьте  себе динамо-машину, приводимую  в  действие газом,  водой,
сжатым воздухом, паром.  Под влиянием  полученного движения  она  выработает
известное количество тока; отсюда и название этой машины -- генератор.
     Затем с  помощью  проволоки установите сообщение между  этой машиной  и
другой,  такой же. Вторая  машина, или  рецептор,  воспримет  переданное  ей
электричество и выполнит механическую работу.
     Правда,  при  такой   передаче  тридцать  --  сорок  процентов  энергии
теряется. Но разве не чудо -- передать силу, пусть  с некоторой  потерей, на
расстояние сотен, тысяч,  десятков тысяч  километров и  более,  как передают
телеграмму?
     Готовясь   к   полярной  экспедиции,  де   Амбрие  взял  с   собой  две
динамо-машины системы Депре, способные передавать на определенное расстояние
шесть  лошадиных  сил.  И  вот  пришло  время  эти машины  использовать.  Их
установили, соединив проволокой; приготовили механические пилы. Вооружившись
подзорными  трубами  и биноклями,  за  своими собратьями наблюдали  немецкие
моряки.
     Фриц, взявшись  рукой за  регулятор,  пустил по  свистку пары.  Пила  с
визгом, легко и свободно врезалась в лед.
     Только сейчас матросы поняли замысел де Амбрие и пришли в восторг.
     -- Ай да капитан! -- восклицали они.-- Надо же такое придумать!..
     -- Пила-то, пила! Лед режет, как масло!
     Через четверть часа в льдине  образовался  надрез в  пятнадцать  метров
длиной.
     -- Стоп! -- скомандовал капитан.
     Машину  остановили, чтобы изменить  направление,  и  вскоре надпиленный
кусок  льдины был вырезан  напрочь. Когда пила таким образом  вычертила дугу
окружности диаметром примерно в два метра, капитан опять скомандовал:
     -- Стоп!
     Снова  изменили направление машины, параллельно  прежнему, и от  льдины
отделилась первая глыба.
     Работа для моряков хоть и была непривычной, результаты для первого раза
оказались как нельзя  лучше.  Теперь встал  вопрос; куда  девать  отпиленную
глыбу?
     -- Капитан что-нибудь придумает,-- говорили матросы.
     И он придумал, решив прибегнуть к динамиту.
     Все инструменты  и приспособления перенесли на следующий участок и,  не
теряя  времени, стали дальше  пилить, а в отпиленной  глыбе просверлили пять
отверстий и заложили в каждое по десять зарядов.
     Взрыв оказался  не таким  мощным, как в  бухте  Мельвиля, но цель  была
достигнута.  Глыба разлетелась  на  куски, которые  судно  во время движения
могло без труда разбросать. Если хватит динамита, можно и дальше действовать
таким же способом. Де Амбрие высчитал, что если  в середине лед  не окажется
толще, то на весь канал  потребуется около тысячи  снарядов.  Иначе придется
израсходовать еще некоторое количество динамита.
     После шестнадцати  часов  усиленной работы образовался  канал длиной  в
шестьдесят метров.
     Это был прекрасный результат, принимая во внимание сложность дела.
     Учитывая,  что  ледяное поле было длиной около  трех километров, на всю
работу,  при  существующих  условиях, потребовалось бы не  менее  пятидесяти
дней.  А это уже  будет  седьмое  сентября, зима.  Распиленные  льдины снова
смерзнутся. И весь  труд пропадет даром. Необходимо  во что бы  то  ни стало
выиграть время.
     Капитан  пока не  знал,  как  это  сделать,  но, как  всегда,  надеялся
что-нибудь придумать, а пока велел продолжать работу.
     Приказано  было  выдавать  экипажу  двойной рацион. Матросы  работали с
неистовством.   Восемнадцатого  числа   канал   удлинился   на  сто  метров,
девятнадцатого -- еще на сто  десять. Но чего это стоило!  Люди трудились до
седьмого пота!
     Немцы, сидевшие у себя на корабле  и даже  носа не показывавшие,  стали
подавать признаки жизни:  то выезжали на лед на санях, то бегали на коньках,
не скрывая своего желания приблизиться к французам.
     -- Черт  меня  побери! -- проворчал Фриц,  достойный эльзасец,  который
всегда говорил все, что думал.-- Проклятые псы готовы уже на нашу территорию
перебраться. Ну, подождите же!
     -- Эй, друг, спокойствие, не впутывай нас в неприятную историю.
     -- Да какую там историю, всего-то одно  и нужно -- набить бы бока этого
кашалота динамитом и поджечь, пусть я бы даже взорвался вместе с ним!
     -- Вот черт, что ты мелешь?
     --  Что  вы  хотите,  у меня просто  кровь закипает, когда я  вижу этих
прусских ворон. И подумать только, надо  было добраться до Северного полюса,
чтобы встретить их здесь!
     -- Гляди-ка, двое с той стороны идут сюда.
     -- Да они совсем обнаглели!
     -- Гром и молния! Если бы  я  был  на  месте капитана, я бы их встретил
парочкой выстрелов.
     -- Старина Фриц, еще раз прошу тебя, успокойся!
     -- Жаль, что мы не на войне, иначе бы я...
     -- Ну вот, они уже здесь!
     Немцы  были  аккуратно одеты в  голубую  форму,  которую  обычно  носят
офицеры морского флота. Начались  переговоры  с капитаном. Де Амбрие человек
очень  сдержанный  и.  не  выносящий  фамильярности, холодно ответил  на  их
приветствие и спокойно ждал, что будет дальше.
     --  Господин  капитан,-- сказал  один из немцев,-- благодарю за то, что
посетили  Форт-Конжер, и хочу представить вам командира "Германии", капитана
Вальтера.
     --  Весьма  рад  познакомиться,--  поспешил  представиться Вальтер,  не
дожидаясь  ответа  де  Амбрие.-- Спасибо  господину  Фогелю  за  то, что  он
способствовал   сближению   соперников.   Согласитесь,   господин   капитан,
соперничество вовсе не вражда.
     Де Амбрие  был  слишком хорошо  воспитан, чтобы  выказать Вальтеру свою
неприязнь. Он произнес в ответ несколько банальных фраз и хотел откланяться,
сославшись на дела.
     -- О, мы  не хотели бы вам мешать,-- промолвил Вальтер,-- тем более что
вы затеяли поистине грандиозное дело.
     -- Стараюсь как могу проложить себе путь,-- ответил де Амбрие.
     -- Но ведь такое не всякому по плечу.
     -- Вы сомневаетесь в успехе дела?
     -- Напротив. Но я смущен.
     -- Почему?
     -- Ведь тогда мне придется воспользоваться плодами вашего титанического
труда, чтобы продвинуться следом за вами к северу.
     -- Ах, вот оно  что!.. Понимаю. Что же, на здоровье. Своих  следов я ни
от кого не прячу!
     --  Но,  господин капитан,  с моей стороны  было бы  в  высшей  степени
несправедливо не предложить вам вознаграждение.
     -- Убытка я не несу и, следовательно, не претендую на вознаграждение.
     --  Извините,  господин капитан, может быть,  я не так  выразился из-за
плохого знания французского.
     -- Чего же, собственно, вы хотите?
     -- Хочу предложить вам...
     -- Мне? Что же именно?
     -- Своих  матросов, в  помощь вашим. Я  не смею воспользоваться плодами
ваших трудов, не приняв в них участия.
     --  Вы хотите, чтобы  ваши люди  работали  вместе  с  моими?..  Но  это
невозможно!
     -- Почему же? Мы будем следить, чтобы они вам повиновались.
     -- Нет, нет. Здесь все должны делать только французы.
     -- Но послушайте. Ведь нам придется идти следом за вами.
     -- Пожалуйста.
     -- Еще одно  слово, капитан! Вообразите, что этот канал сделан немцами!
Стали бы вы им пользоваться?
     -- Ни за что!

ГЛАВА 2

     Французские  матросы  возмущены.-- Немецкая бесцеремонность.--  Военная
хитрость.-- Понижение температуры.-- Приметы  ранней зимы.--  Обморожение.--
Экскурсия.

     Капитан и офицеры "Галлии" не могли нахвалиться своим экипажем. Матросы
безропотно преодолевали все  трудности. А  между тем дело,  которым пришлось
заниматься, было для  них ново и непривычно. Они не совсем понимали конечную
цель  своего  труда, но, не щадя сил,  старались  продвинуться  еще  хоть на
несколько  метров  к северу, к  неведомой  географической точке где-то  там,
среди льдов.
     Зачем?  А кто его знает! Капитан приказал -- значит, надо.  Вся команда
обожала де Амбрие и готова была идти за ним в огонь и в воду.
     А тут еще немцы, пруссаки... Таращатся... Следят за каждым шагом... Как
же тут не показать себя?
     Но  однажды утром матросы увидели, что в канал, проложенный их  руками,
входит немецкий корабль!
     Только  дисциплина заставила французских моряков сдержат