н покончить с одним пустячком.
     Он обошел майора и остановился  перед  подпоручиком.  Голос  его  был
резок:
     -- До меня дошли слухи, что вы, господин подпоручик...-- эти слова он
произнес с нескрываемым презрением,--  осмелились  волочиться  за  дочерью
князя!
     Подпоручик взглянул на него искоса, мимоходом, словно на  проползшего
мимо жука, продолжал слушать оркестр. Лицо  его  было  спокойное.  Грессер
сказал, закипая:
     -- Вы мне ответите, молодой наглец!
     Подпоручик обратил на него ленивый взор. Голос был  медленный,  но  в
нем Грессер ощутил ледяную угрозу:
     -- Вам лучше не требовать ответа.
     -- Почему?
     -- Я вобью вам в глотку ваши наглые слова вместе с зубами.
     Грессер чувствовал глаза всех собравшийся. Даже далекий оркестр играл
медленнее, вразнобой. Там тоже следили за ссорой. Грессер сказал,  закипая
злостью:
     -- Что ж, попробуйте.
     Он  никогда  не  думал,  что  человек  может  двигаться  так  быстро.
Подпоручик внезапно  оказался  перед  ним.  Грессер  ощутил  резкую  боль,
услышал хруст. Земля и небо несколько раз поменялись местами. В ушах тонко
и противно зазвенело, в  голове  возник  тяжелый  гул,  словно  с  разбега
ударился лбом о колокол.
     Постепенно он начал слышать голоса, увидел обеспокоенные лица на фоне
синего неба и понял,  что  лежит  на  земле.  Он  попытался  встать,  рука
подломилась, и он со стоном рухнул обратно. Только тогда  ощутил,  что  по
лицу течет кровь, а во рту перекатываются мелкие камешки.
     -- Вы можете встать, господин Грессер? -- спросил кто-то.
     Он хотел ответить, закашлялся, выплевывая  вместе  с  кровью  крошево
зубов. Потом сознание снова поблекло. Он  чувствовал,  что  его  тащат  по
земле, поднимают и несут. И только тогда внезапно  понял,  что  случилось.
Нахлынул страх, какого никогда не чувствовал,  когда  скрещивал  шпагу  на
дуэли или смотрел в черное дуло пистолета. Его передернуло как в судороге,
сознание спасительно померкло.

     На другой день город судачил на чем будут драться Грессер и  новичок.
Грессер  владел  одинаково  хорошо  шпагой  и  саблей,  метко  стрелял  из
пистолета. О новичке знали только то, что он один сумел справиться с пятью
разбойниками. Очевидцы рассказывали со страхом и восторгом, каким  образом
он ответил на оскорбление барона.
     Все тогда ожидали, что подпоручик с достоинством  поднимется,  он  не
трус, знали. Затем снимет перчатку и швырнет к  ногам  Грессера,  а  то  и
прямо в лицо. Может быть даже отпустит ему хлесткую  пощечину.  Затем  оба
назовут своих секундантов и предоставят им выбор места дуэли и  оружия.  А
затем где-то за городом, потому что дуэли официально запрещены,  состоится
встреча. А там уж либо дело ограничится извинениями,  что  случается  чаще
всего, либо легкой раной, ибо дерутся обычно до первой крови.
     Но этот смуглый дьявол, доказывая что под блестящим мундиром  офицера
находится дикий казак и сын казаков, попросту двинул барона в зубы! И  как
двинул! Вышиб ему передние зубы, как и обещал, а белыми как жемчуг  зубами
Грессер  гордился  и  всегда  ослепительно  улыбался,  сломал  челюсть   и
превратил этим  одним-единственным  ударом  всю  нижнюю  половину  лица  в
кровавое  месиво.  Этот  было  не  по-дворянски,  так  дерутся  разве  что
простолюдины... но каждый из офицеров, осуждая поступок  Засядько,  втайне
желал  овладеть  таким  ударом.  Да  и  не  как  простолюдин  ударил,  это
говорилось со зла и зависти. Простолюдин не ударит так умело и так быстро.
Это был удар воина, который сразу убрал противника со своего пути.
     Прошла  неделя,  а  о  Грессере  доходили  лишь  слухи,  что  он  уже
поднимается с постели, врачи хлопочут над изуродованной челюстью, но  руки
барона все еще трясутся, шпагу или пистолет он еще долго не сможет взять в
руки. Александр пожал плечами, а когда кто-то при нем заметил, что дворяне
так не поступают, заметил равнодушно:
     -- Хорошо. Пусть  будет  по-дворянски.  Назовите  ваших  секундантов,
время, место и вид оружия.
     Офицер побледнел, выдавил слабую улыбку:
     -- Да я что... Дорогой Александр,  это  была  только  шутка!  Прости,
ежели задел!
     -- Ничего, меня задеть трудно.
     Его в самом деле задевало немногое. Ему приходилось подсказывать, что
его задели или пренебрегли, он был  либо  слишком  равнодушен  к  светским
условностям, либо просто не знал  их.  Откуда  в  Запорожской  Сечи  знать
правила этикета высшего света? Правда, очень  скоро  в  гарнизоне  местные
бретеры поняли, что новичок постоять  за  себя  может,  а  вида  крови  не
боится. В первый день, когда только распаковал свои вещи, один из  молодых
и драчливых насел на новичка, пробовал на храбрость. Дуэль состоялась  тут
же в казарме, пока  двое  прапорщиков  стояли  на  воротах,  сторожили  от

один из трех лучших фехтовальщиков гарнизона, а когда тот,  выведенный  из
себя насмешками и подбадриванием друзей, осыпал новичка  грязной  руганью,
тот хладнокровно обрубил ему уши.
     На следующий день несчастный, скрываясь от позора, написал  рапорт  и
отбыл из гарнизона, а для Засядько служба началась с гауптвахты.

     На очередном балу в присутствии всей знати города  было  объявлено  о
предстоящей  помолвке  его  дочери  с  подпоручиком  Александра  Засядько.
Правда,  подпортило  известие  о  стычке  с   Грессером,   молодой   барон
пользовался уважением  и  даже  симпатией,  несмотря  на  горячий  нрав  и
готовность идти на обострение  отношений.  Князь  качал  головой,  княгиня
жалела Грессера, даже Кэт мягко упрекнула:
     -- Саша... Обязательно ли было так?
     Александр развел руками, он и сам чувствовал вину:
     -- Не знаю. Иначе была бы дуэль. А  барон  мог  не  остановиться  при
первой крови.
     Ее плечики зябко передернулись:
     -- Наверное, вы правы. Вы могли его убить вовсе... Но как это ужасно,
когда мужчины дерутся!
     -- Ужасно. Хуже того, они еще и воюют.
     Она подняла на него прекрасные глаза:
     -- Когда вы уезжаете?
     -- Послезавтра. Я сразу же напишу, едва узнаю, куда меня направляют и
на какое время.
     -- Я люблю вас, Саша!
     -- Я люблю вас, Кэт.
     Он коснулся ее губ, намереваясь это сделать легко,  но  знакомый  жар
охватил так внезапно, что голова закружилась, его пальцы сжали ее  хрупкие
плечи, а ее губы недолго  были  тугими  как  спелые  вишни,  расплавились,
обожгли в ответ, он погрузился в сладкую агонию, вбирая  ее  сладость,  ее
запахи, ее нежность.  Ее  сердце  стучало  часто-часто,  а  грудь  уже  не
вздымалась, прижатая к его твердой груди так плотно, словно они уже  стали
единым существом.
     Усилия, которые он предпринял, чтобы  заставить  себя  оторвать  свои
жаждущие губы от ее, горячих и обещающих, хватило бы своротить  гору.  Она
взглянула на него так, словно он обидел ее:
     -- Саша...
     -- Я люблю вас, Кэт. Я вернусь сразу же. Я вернусь быстро!
     В ее больших серых глазах блеснули слезы:
     -- Я буду ждать, Саша. Как я буду ждать!

     Он сбежал по мраморной лестнице окрыленный и взволнованный. Серый мир
вне дворца, где было все так радушно и радостно, встретил сухой  пылью  на
улице, мусором на тротуарах и руганью пьяных извозчиков, но Александр  все
еще видел чистое лицо Кэт, понимающие глаза князя, добрую улыбку княгини.
     Ноги сами несли его, он почти не касался земли. Сейчас даже  Грессеру
бы бросился  на  шею.  Все-таки  переборщил,  надо  бы  с  бароном  как-то
попробовать миром. Тот понял бы,  что  оскорблениями  да  дуэлями  любимых
женщин не получают. Мы только предлагаем себя, а выбирают они...
     Чей-то голос окликнул его Он вскинул голову и увидел, что  рядом  уже
некоторое время едет легкая карета с  открытым  верхом.  На  козлах  сидит
дюжий мужик в роскошной ливрее, на него косится изумленно и насмешливо.  В
карете ехали двое, покачиваясь на мягких сидениях. Юноша с бледным  лицом,
одетый изысканно, чуть постарше его самого, и грузный мужчина, похожий  на
переодетого медведя. Юноша приятно улыбался, а мужчина прорычал
     -- Это невежливо, наконец! Я сейчас тебе переломаю кости!
     Засядько виновато улыбнулся:
     -- Извините... Я задумался, не услышал вас сразу. Еще раз извините
     -- Я орал! -- сказал мужчина свирепо.-- Чуть кони не понесли!  А  вот
там уличные торговцы разбежались в испуге!
     -- Еще раз извините,-- повторил Засядько.
     Карета  остановилась,  молодой  человек  наклонился,  глядя  в   лицо
Засядько. У него было бледное,  слегка  утомленное  лицо,  пухлые  губы  и
слегка покрасневшие глаза.
     -- Я слышал о вас,-- сказал он.
     Засядько продолжал идти. Сзади послышались негодующие возгласы, затем
копыта зацокали снова. Карета, судя по стуку колес, нагоняла.  Два  голоса
спорили, наконец медведь умолк, рассерженно ворча, а бледный юноша  сказал
с укором:
     -- Это невежливо так прерывать разговор.
     -- А он был?
     -- Я же с вами разговаривал!
     -- А я нет,-- ответил Засядько холодно.
     Карета двигалась вровень с шагающим офицером.  По  лицу  юноши  пошли
розовые пятна. Он сказал все тем же тихим голосом, но теперь  в  нем  тоже
прозвучала угроза:
     -- Мой управляющий сказал, что это невежливо. Теперь я вижу,  что  он
прав...
     --  А  вежливо,--  поинтересовался  Засядько,  не  замедляя   хода,--
разговаривать из кареты? Мне кажется, я пока что не  ваш  управляющий  или
прочая челядь.
     Грузный мужчина взревел, сделал движение броситься на дерзкого. Юноша
придержал его ленивым  движением  руки.  Тут  же  остановилась  и  карета.
Засядько сделал еще два шага, повернулся. Юноша нехотя  вылез  из  кареты,
держась за  поручень  и  внимательно  следя  за  лицом  молодого  офицера.
Засядько смерил холодным взглядом медведя-управляющего.
     -- Может быть тот  жирный  пес,  что  гавкает  из-за  вашей  спины,--
предложил он,-- спустится тоже?
     Юноша сказал предостерегающе:
     -- Он сломает вас двумя пальцами.
     -- Я дам ему этот шанс.
     Медведь всхрапнул и  начал  вылезать  из  кареты.  Юноша,  не  отводя
взгляда от лица подпоручика, внезапно улыбнулся
     -- Не стоит затевать ссору. Я верю, что господин  Засядько  умеет  за
себя постоять. Даже если придется обойтись без сабли.  Барон  Грессер  это
подтвердит.
     Медведь недовольно хрюкнул, посмотрел еще раз в глаза, из которых  на
него смотрела сама смерть, опустился обратно. Сидение продавилось почти до
рессор, а карета склонилась на ту сторону.
     --  У  меня  к  вам  предложение,--  сказал  юноша.--  Я  --  Дмитрий
Мещерский, из рода Мещерских. Наши  земли  лежат  по  ту  сторону  реки  и
тянутся через леса до самого...
     Засядько нетерпеливо оглянулся. Дмитрий из рода Мещерских нахмурился,
в глазах мелькнули обидчивые искорки. Похоже, его за всю жизнь столько раз
не прерывали, не ставили на место, сколько за эти минуты.  Но  совладал  с
собой, закончил торопливо:
     -- Да, это вам не интересно. Я слишком увлекаюсь родословными. У меня
к вам предложение. Не могли бы мы заехать ко  мне  в  имение,  это  совсем
рядом, там обсудить...
     Засядько покачал головой:
     -- Нет.
     -- Почему?
     -- Я занят. Я тороплюсь на службу.
     -- Пустяки! -- воскликнул юноша.-- Мой кучер домчит вас во  мгновение
ока! У меня самые быстрые кони во всей Херсонщине.
     Прохожие останавливались в сторонке,  указывали  на  них  друг  другу
кивками. Засядько уже знали в свете, а хозяина этой  кареты,  как  и  саму
карету, видимо знали во всем городе.
     -- Говорите здесь,-- предложил Засядько.
     Потомок знатного рода покачал головой:
     -- Обстановка не та.
     -- Ничем не могу помочь,--  сказал  Засядько  сухо,  потомок  ему  не
нравился,-- извините.
     Он повернулся и пошел, не обращая внимания на голоса и крики.  Колеса
снова застучали по булыжнику мостовой, и Засядько на всякий случай  отошел
от края тротуара. Он шел, почти касаясь плечом стены,  уши  ловили  каждый
шорох.
     Нет, медведистый остался на месте, а карета некоторое время катила  у
самого бордюра. Засядько  услышал  голос  Мещерского,  в  котором  звучала
нескрываемая досада:
     -- Если дело только в службе, то  я  мог  бы  договориться  с  вашими
командирами!
     Что это за командиры, подумал Засядько обозленно, если с ними  каждый
богатый  проходимец  может  договориться.  Уверен,  что  с  Суворовым   не
договорятся о каком-либо нарушении дисциплины ни князь Вяземский,  ни  сам
император Павел!
     Вслух он бросил сухо:
     -- Вы правы. Не только.
     Карета катила,  медведистый  рычал,  бледный  юноша  некоторое  время
изучал спокойно шагающего офицера. Тот опасен как шаровая молния, в каждом
движении таится угроза. По тому, как он расправился  с  Грессером,  видно,
что может соблюдать  правила,  а  может  и  пренебречь  ими  с  легкостью,
непостижимой для дворянина. Но победы добиваться умеет. И сдачи дает.
     -- Хорошо,-- крикнул он с  натужной  бодростью,--  я  как-нибудь  сам
навещу вас в гарнизоне!
     Кучер придержал коней, и Засядько пошел свободнее,  не  слыша  цокота
подков.

     Глава 8

     Когда на следующий день ему сказали, что к нему посетитель,  Засядько
уже знал, что "как-нибудь" таит за собой что-то срочное,  жизненно  важное
для потомка знатного рода.
     Он угадал, Мещерский уже ждал у коменданта. После сухого приветствия,
на этот раз и Дмитрий не скрывал, что пришел без особой охоты, они  вышли.
Миновав караульного, оказались на  берегу  речи.  Деревья  шумели  листвой
вдалеке, чахлая трава едва доходила до щиколотки.
     -- Здесь нас никто  не  подслушает,--  сказал  Засядько.--  Вы  этого
хотели? Даже ваши люди, что изображают вон там зевак...
     -- Что вы,-- оскорбился Мещерский, но по его глазам  Засядько  понял,
что угадал.
     -- Как хотите,-- сказал Засядько.
     -- Ладно-ладно,-- сказал Мещерский  торопливо.--  Это  моя  маменька.
Всегда ко мне приставляет всякого рода нянек. Сперва толстых  баб,  теперь
-- бородатых мужиков. Но как вы заметили?
     -- Не знаю,-- ответил Засядько равнодушно.-- Просто заметил.
     Звериное чутье, понял Мещерский. Он из края, где выживают сильнейшие.
Там взрослеют рано. А кто не успевает...
     А вслух сказал:
     --  Александр  Дмитриевич...  У  меня  к   вам   несколько   странное
предложение. Но возьмите себя в руки и выслушайте. Не  понравится,  просто
откажитесь. Мы же не дикари в самом деле! Не обязательно ругаться, кричать
и все такое разное...
     Он не пояснил, что это "все такое разное", но кому  нужно  объяснение
кто видел, что случилось с Грессером, или слышал?
     -- Говорите,-- пригласил Засядько.
     Мещерский развел руками, зачем-то отступил на шаг:
     -- Я знаю, вам неприятно слышать, когда бахвалятся землями, десятками
деревень с крепостными, дворцами в Петербурге и Москве... Но у иных  кроме
богатств, унаследованных от предков, ничего нет. Ни своего ума, ни отваги,
ни жизненной силы. Что им еще остается?
     Засядько смерил его взглядом:
     -- Я это уже заметил.
     Красные пятна вспыхнули на скулах знатного потомка, но сдержал  себя,
только голос стал еще сдержаннее, точнее в интонациях:
     -- Да, у меня примерно так.  Правда,  я  не  считаю  себя  обделенным
жизненной силой. На мне знатный род, надеюсь, не прервется... но это  так,
к слову Вы родом из Малороссии? Государыня, после того как ввела войска  в
Запорожскую Сечь и упразднила тамошнее  самоуправление,  пожаловала  моему
отцу обширные земли. Там что-то около трех десятков деревень, леса, озера,
богатые пашни, старинные замки или что-то в этом роде... Но там  постоянно
бунты, льется кровь, малороссы не смиряются с потерей независимости.  Отец
там побывал лишь однажды, да и то без охотки. Вам не  покажется  странным,
если я... предложу вам эти земли?
     Засядько смотрел в упор. Потом  в  глазах  мелькнул  опасный  огонек.
Мещерский отступил еще на шаг. Голос Александра был  ровным,  даже  слегка
насмешливым:
     -- Нет.
     Голова  Мещерского  дернулась,  будто   получил   удар   в   челюсть.
Расширенными глазами взглянул, словно на призрак:
     -- Почему?
     -- Такое не предлагают незнакомому человеку  даром.  Видимо,  у  меня
есть что-то ценное на обмен. Верно?
     Мещерский совладал с собой, нехотя кивнул:
     -- У вас есть Кэт. У барона Грессера на самом деле  не  было  шансов,
чтобы он не говорил и как бы не  надеялся.  Я  был  гораздо  ближе,  чтобы
получить ее руку. Грессер -- отважный и горячий дурак, он  умеет  работать
до двадцати часов в сутки, прыгает на диком коне через ограды, но все  еще
не умеет говорить женщинам то, что они хотят услышать. Я -- умею. И я  был
близок к моменту, когда просил бы руки Кэт... и не получил бы  отказа,  но
тут появились вы. Слава богу, отважный  Зигмунд  первым  налетел  на  вас.
Боюсь, что я мог бы совершить что-то  подобное...  пусть  не  так  лихо  и
безрассудно. Но я хорош еще и тем, что умею учиться на чужих ошибках.
     Деревья  приблизились,  листва  громко  шумела  под  свежим   ветром.
Становилось  зябко.  Мещерский  ежился,  нос  посинел,  щеки   побледнели.
Засядько повернул  обратно,  и  Мещерский  с  готовностью  последовал  его
примеру.
     После недолгого молчания Засядько сказал ровным голосом:
     -- Вы уже знаете, что я отвечу.
     Мещерский взглянул жалко, но в глазах была бессильная ярость:
     -- Догадывался с  самого  начала.  Честь,  верность  слову...  Вы  не
замечаете, что наступают  новые  времена.  Мужчины  перестанут  стреляться
из-за женщин, вообще перестанут стреляться, и скоро уже  никто  не  пустит
пулю в висок из-за пятна на чести...
     Засядько покачал головой:
     -- Такие времена никогда не наступят.
     -- Наступают! Так  вы  в  самом  деле  не  хотите  принять  в  дар...
оформленные по всем правилам с нотариусами и свидетелями, богатейшие земли
в Малороссии? Всего лишь за отказ от руки княжны, с которой вы  все  равно
никогда не будете счастливы?
     Засядько взглянул в упор. По спине пробежал неприятный холодок:
     -- Почему?
     -- Вы ведь гордый и независимый человек! И вдруг  окажетесь  в  такой
незавидной роли? Вас будут знать не как Александра Засядько,  а  как  мужа
богатой и знатной княжны. Это не  уязвит  ваше  самолюбие?  Уязвит,  знаю.
Начнутся ссоры, взаимные недовольства, скандалы. Чем все кончится, не могу
предвидеть, уже зная ваш горячий характер.  Так  не  лучше  ли  расстаться
сейчас, пока все так красиво и романтично?
     Мрачные стены гарнизона приближались, давили недоброй  мощью.  Оттуда
несло нежилым, хотя был слышен стук прикладов упражняющейся роты рекрутов.
     -- Я приму то, что пошлет судьба,-- сказал Засядько негромко.-- Никто
из нас не зрит, что будет впереди.
     Он поднялся на крыльцо, повернулся к Мещерскому. Тот уже подал  знак,
его люди перестали изображать зевак, спешно гнали повозку в его сторону.
     Мещерский сказал с кривой улыбкой:
     -- Так я и поверил, что будете ждать, что пошлет  судьба!  Каждый  из
нас старается взять ее за рога, каждый  пытается  заглянуть  в  завтрашний
день... Как вы понимаете, я все-таки  не  оставлю  попыток  разрушить  ваш
союз... пока это еще возможно.
     -- Вы просто обязаны пытаться,-- ответил Засядько.
     -- Конечно, попытки будут продолжаться только до  момента,  когда  вы
встанете под венец. На святость семейной жизни я не покушаюсь...
     Засядько скупо улыбнулся:
     -- Ну вот, а вы еще отрицаете правила чести!
     --  Рудименты,--  отмахнулся  Мещерский.--  Остатки   зачатков,   что
всобачили в меня бонны...
     Подъехала  карета.  Мещерский  торопливо  вскарабкался,   управляющий
заботливо укрыл ноги  хозяина  толстым  шотландским  пледом.  На  Засядько
смотрел злобно, но Александр его проигнорировал  как  ползающую  по  спине
кучера муху.
     --  Не  скажу,  что  было  приятно  с  вами  разговаривать,--  сказал
Мещерский,-- но разговор для обо