мператорское  величество...--  начал  было  Засядько,   но
Александр прервал его нетерпеливым жестом, кивнул  в  знак  приветствия  и
указал на свободное кресло. Несколько обескураженный  таким  неофициальным
приемом, Засядько пытался угадать причину. Руки императора дрожали,  глаза
неестественно блестели. Возможно, сказывалось увлечение квакерством. Всему
Петербургу было известно, что царь  давал  аудиенцию  делегации  квакеров,
молился и плакал вместе с ними, целовал руки их старейшине Аллену.
     Великий  князь  вышел  из-за  стола,  с  наслаждением  размял  кости.
Засядько вскочил, вытянулся, повернул голову в сторону Михаила, у которого
были знаки различия генерала-фельдцейхмейстера.
     -- Сядьте! -- сказал Александр повелительно, пристально вглядываясь в
Засядько.  Тот  почтительно  выдержал   взгляд   императора.--   Александр
Дмитриевич,-- продолжил он,  смягчив  тон,--  какого  вы  мнения  о  нашей
артиллерии?
     Вопрос был неожиданным, но не застал Засядько врасплох. И он  ответил
уверенно:
     -- Пока одна из лучших в мире. Если точнее, то -- лучшая.
     Император остался доволен ответом, однако Михаил  уцепился  за  слово
"пока".
     -- А каковы перспективы?
     Засядько вопросительно  посмотрел  на  императора.  Тот  благосклонно
кивнул, давая понять, что они не в армии и отвечать  можно,  не  спрашивая
позволения старшего по чину.
     -- Потом отстанем,-- отрубил Засядько.
     Александр нахмурился. Михаил многозначительно взглянул на брата.
     -- Почему же так? -- спросил Александр.
     -- В  Европе  уже  есть  артиллерийские  заведения,  которые  готовят
знающих инженеров-артиллеристов. У нас же такого нет. Артиллерийское дело,
как и любое другое, не может стоять на месте. Должно развиваться.
     Александр нахмурился, опустил голову.  Михаил  одобрительно  закивал.
Засядько понял, что великий князь, очевидно, добивается у брата создания в
России высшего училища для инженеров-артиллеристов.
     Царь задумчиво стучал тонкими нервными пальцами по столу.
     -- Александр Дмитриевич, мы тут с  братом,  обсудив,  решили  создать
высшее артиллерийское училище. Помещаться оно будет в Петербурге. Дело это
новое... Мы решили вверить его вам.
     Засядько на мгновение смешался. Во время разговора он ждал, что  речь
пойдет о его ракетах. Тогда бы он выложил самые веские доводы!  А  училище
для артиллеристов...
     Михаил, видя, что генерал колеблется, вступил в разговор:
     -- Александр Дмитриевич, мы долго перебирали кандидатуры. Сошлись  на
вашей.  Во   главе   высшего   артиллерийского   училища   должен   стоять
исключительно  знающий  человек  и   с   широким   кругозором.   Все   его
организаторские способности должны быть направлены на  создание  лучшей  в
мире школы артиллеристов. Вам будут предоставлены широкие  полномочия  для
подбора  преподавательского  состава  и  учащихся.  Лишь  бы  вы   создали
российскую школу артиллерийской науки!
     "Не то, что  я  хотел,--  быстро  прикидывал  Засядько,--  но  и  это
немало...  Судьба  будущего  артиллерии  России...  Можно  заложить  такие
традиции, что российская школа станет сильнейшей в мире. И при  ней  можно
будет завести класс ракетчиков..."
     -- Сочту за честь,-- сказал он,-- но программы...
     -- Составите  сами.  Кто  лучше  вас  знает,  что  нужно  преподавать
артиллеристам? Будьте в училище полным хозяином. Единственное  требование:
дайте России знающих инженеров-артиллеристов!
     -- Хорошо,-- ответил Засядько.-- Берусь. Когда вы  полагаете  открыть
училище?
     Михаил опередил брата с ответом:
     -- Чем скорее, тем лучше!
     -- Но у меня есть дело личного характера...
     Александр насторожился, а Михаил с любопытством вытянул шею.
     -- Мне нужно вернуться в Одессу. Я собираюсь жениться.
     Император довольно улыбнулся, протянул руку для поздравления.
     -- Рад за вас,  Александр  Дмитриевич!  Поздравляю  от  души.  Честно
говоря, в такой роли вы еще  больше  подходите  для  должности  директора.
Солидный женатый человек...
     Михаил расхохотался:
     -- Засядько  --  солидный!  Ну,  насмешил.  Впервые  встречаю  такого
несолидного генерала. Вечно какие-то идеи... Но если шутки в  сторону,  то
вы нас очень порадуете, когда со свойственной вам энергией  возьметесь  за
организацию училища.
     Засядько понял, что разговор окончен, и поднялся. Александр  проводил
его до дверей и уже у порога сказал:
     -- Кланяйтесь от нас своей невесте!

     Не задерживаясь ни дня в Петербурге, Засядько возвратился  в  Одессу.
Его ждал странный и  неприятный  разговор,  к  которому  он  не  знал  как
поступиться. Грессер оставался его противником.  А  с  того  времени,  как
вырвал его с семьей из  рук  разбойников,  затем  из  рук  турков,  только
усилили бессильную ненависть. Да и Кэт ляжет костьми, но  не  отдаст  свою
дочь тому, клятву которому нарушила.
     Они встретились на приеме у графини Шишикиной. Грессеры  опекали  Олю
плотно, когда узнали, что она ездила на конях с Засядько, но на  этот  раз
ей удалось ускользнуть.
     За эти несколько дней она похудела, глаза  блестели  сухо.  Но  когда
увидела как он вошел в залитую светом залу, румянец  залил  ее  щеки,  она
едва не бросилась навстречу бегом. В глазах сразу  появился  живой  блеск,
лицо налилось жизнью.
     Он остановился, пораженный ей чистой блистающей  красотой.  Ее  гордо
приподнятые скулы  сейчас  были  еще  заметнее,  глаза  блистали  как  две
утренние  звезды,  омытые  росой.  Ее  пухлые  губы  чуть  приоткрылись  в
нетерпеливом ожидании.
     -- Я вернулся,-- сказал он, целуя ей руку.
     Она вздрогнула, он сам ощутил как от ее кожи по его  губам  пробежала
странная волна, в черепе вспыхнули фейерверки, а сердце затопило теплом.
     -- За мной?
     -- Я загнал троих коней,--  сказал  он.--  А  четвертый  заплакал  от
счастья, когда увидел ворота.
     Она пугливо огляделась по  сторонам.  Гости  медленно  прохаживались,
беседовали, но в их стороны бросали любопытные  взгляды.  Статный  молодой
мужчина с демоническим выражением лица привлекал  общее  внимание.  Как  и
но Оля вывернулась, улыбнулась красивому офицеру:
     -- Я пробовала  разговаривать  с  родителями,--  сказала  она  убитым
голосом.
     -- Представляю,-- сказал он тяжело.
     -- Нет, вы не  представляете,  Александр  Дмитриевич...  Мама  трижды
падала в обморок. Всю ночь с нею сидел врач. Хуже того, с отцом тоже стало
плохо, а это уже серьезнее. У него в самом деле здоровье пошатнулось очень
сильно. Он... ну, он часто кашляет, иногда неделями не встает из  постели.
Большую часть времени проводит в кресле.
     -- А... твоя мать?
     -- Ей за последний месяц дважды отворяли кровь. Врач говорит, что  ей
грозит апоплексический удар.
     Кондрашка, вспомнил он народное название. Бедолажка Ольга,  с  такими
родителями очень непросто. А уж ему совсем-совсем непросто. Знает  ли  она
их семейную тайну? Вряд ли.  Такое  супруги  Грессеры  не  расскажут  даже
собственной дочери.
     И не расскажу я, подумал он хмуро. Тем более не расскажу я.
     -- И что же делать? -- сказал он встревоженно.-- Они никогда не дадут
позволения на брак. Твой дед никак на них повлиять не может?
     -- Дедушка умер.
     -- Прости.
     -- Ничего, мне было всего пять лет... Александр Дмитриевич, нам никто
не поможет. Все лежит на нас.
     Она посмотрела ему в глаза открыто и прямо. Он ощутил  неловкость.  В
ее хрупком теле чувствовалась сила и решимость, которой не было у него. Он
был жесток в бою, убивал саблей, штыком и даже голыми руками,  но  избегал
ссор и не умел говорить людям неприятные  вещи.  А  здесь  требовалось  не
только говорить, но и поступать так,  что  оставишь  за  собой  не  только
слезы.
     -- Но что мы можем? -- спросил он.
     -- Я слышала, что отчаяние иногда толкает на безрассудные шаги...  но
не все раскаиваются. Обвенчаться можно и без родительского  благословения.
Достаточно заплатить какому-нибудь  деревенскому  священнику,  найти  двух
свидетелей, и таинство бракосочетания можно провести в церкви! А потом что
могут сделать родители? Если мы будем уже обвенчаны?
     Он покачал головой. Сомнение поднимались в глубине души:
     -- А это не убьет их окончательно?
     -- Я не игрушка,-- сказала она с болью. В  ее  больших  серых  глазах
блеснули слезы.-- Они думают только о своей неприязни...  а  подумали  обо
мне? Да и за что можно ненавидеть человека, который дважды  вырвал  их  из
рук смерти? А то и хуже, чем сама смерть?
     На них начали обращать внимание, Александр вывел  Олю  на  уединенный
балкон. С трех сторон был простор, а с  четвертой  Александр  задернул  за
собой занавес. Правда, узкую щель для приличия оставил. Бледное  лицо  Оли
было строгим и решительным.
     -- Ты готова пойти на такое?
     -- Я ждала двадцать лет,-- сказала она с силой.-- Я жила для  встречи
с тобой! Никто больше и никогда... А они хотят, чтобы я ради их застарелой
вражды, которую давно надо забыть, я погубила всю свою  жизнь?  Да,  я  их
дочь. Но разве я собачонка... Да что там! Они со своими любимыми собачками
считаются намного больше! Только и слышишь: это Жужа любит, это не  любит,
это захочет, этого не одобрит... А  меня  спрашивают  только  о  пустяках,
вроде какое пирожное я больше люблю или какое  ожерелье  одеть  под  такое
платье. А с кем мне жить, с кем делить брачное ложе...
     Она зарделась, смутилась, а слезы  прорвали  запруду,  покатились  по
щекам, оставляя блестящие  дорожки.  Александр  стиснул  челюсти.  Гнев  и
ярость заполнили грудь и сдавили горло. Она права, жестоко  права.  И  она
живет и борется, бедная девочка, в более  суровом  и  жестоком  мире,  чем
живет и борется он!
     -- Я это сделаю,-- сказал он глухо, чувствуя, что может  быть  делает
величайшую глупость в жизни.-- Отыщу священника, договорюсь, а в свидетели
можно брать весь офицерский корпус Российской империи! Они передерутся  за
честь участвовать в таком незаконном приключении. Я люблю тебя, Оля.
     -- Это я люблю тебя,-- возразила она. Слезы еще блестели в ее глазах,
но она счастливо улыбалась.-- Это ты  отбивался,  а  я  тебя  завоевывала!
Бессовестный.

     Глава 33

     Он все никак не мог решиться на разговор с Грессерами. Сколько он  не
пытался вообразить как они среагируют на его просьбу руки Оли, но все было
напрасно. Его богатое воображение,  которое  забрасывало  его  на  Луну  и
другие планеты, пасовало в бессилии.
     В конце-концов он решил, что лучше уж поступить как последнему трусу.
Все равно откажут, так пусть же это случится без криков, брызганья слюной,
обмороков, чудовищных обвинений.
     Он написал короткое формальное письмо, адресованное Грессерам, ответа
не получил, вздохнул с облегчением. Ну и хорошо, так даже лучше. Теперь  у
него руки  развязаны.  Осталось  посвятить  в  тайну  двух-трех  офицеров,
умеющих держать языки за зубами.
     Мартынов, молодой офицер, статный и готовый на любой риск, влюбленный
в своего командира, беззаветно преданный сперва ему, а  уж  потом  царю  и
Отечеству, был так польщен доверием, что готов был бросаться  на  стены  и
пробивать  их  лбом.  Он  разыскал  неподалеку  крохотную  церквушку,  где
священник пообещал за посильную помощь его храму обвенчать в  любое  время
дня и ночи. Он  поставил  только  одно  условие,  чтобы  невеста  не  была
похищена. Если он заметит по  ее  лицу,  глазам  или  по  голосу,  что  ее
принуждают, то венчать откажется и тут же донесет властям.
     Засядько спешно арендовал небольшой дом, нанял прислугу. Вряд ли даже
самая неприхотливая женщина сможет довольствоваться услугами его денщика!
     И уже на третий день у подножья лестницы его ожидали  трое.  Засядько
еще издали ощутил исходящую  от  них  угрозу.  В  середине  стоял  высокий
стройный молодой мужчина, одет безукоризненно,  манеры  сдержанные,  а  по
бокам еще двое -- крепкие и кряжистые, с одинаково угрюмыми лицами.
     Все трое  наблюдали  за  его  приближением,  и  Засядько  ощутил  как
мгновенно  натянулись  его  жилы,  сердце  застучало  чаще,  все   чувства
обострились, теперь он мог двигаться втрое  быстрее  и  принимать  решения
молниеносно, как в те  дни,  когда  прыгал  на  борт  вражеского  корабля,
врывался на чужие бастионы, высаживался во главе  десанта  на  захваченные
врагами острова.
     Мужчина в середине заступил ему дорогу:
     -- Вы -- генерал Засядько?
     -- Вы угадали.
     -- Меня зовут Серж Конецский. Я князь, мои владения лежат...
     Засядько прервал:
     -- Мне плевать на ваши владения. Вы пришли сказать,  что  претендуете
на руку Ольги Грессер?
     Мужчина  заколебался,  инициатива  ускользала  из  его  рук,  ответил
нехотя?
     -- Да. И я не допущу...
     -- И это знакомо,-- ответил Засядько.
     Его кулак  метнулся  с  такой  скоростью,  что  двое  увидели  только
смазанное движение. Послышался хруст, в тот же миг  Засядько  на  обратном
движение ударил ребром ладони под ухо второго. Пальцы третьего ухватили за
плечо, он перехватил кисть, повернулся, дернул, и по улице пронесся  дикий
вопль.
     Прохожие прижались к стенам домов, глядя на  страшную  картину.  Серж
лежал на спине, кровь текла изо рта и даже из носа.  Второй  скорчился  на
четвереньках, мычал и мотал головой, а третий стоял на коленях, дико  выл,
держа на весу сломанную руку.
     Засядько подошел к Сержу, пнул ногой:
     -- Поднимайся, тварь! Ты хотел вызвать меня на дуэль, князек? Обнажай
шпагу прямо сейчас.
     Он нарочито сделал голос грубым, наглым, злым. Как  намеренно  сломал
руку помощнику князя Сержа. Еще дед его учил  отделываться  малой  кровью,
чтобы не проливать большую. Вежливый разговор привел бы неизбежно к  дуэли
и большей крови.
     Примчался городовой, засвистел на ходу. За ним тяжело  притопали  два
околоточных. Засядько небрежно помахал им рукой:
     -- Все спокойно. Эти господа просто столкнулись друг с другом.  Когда
спешили на скачки.
     -- На скачки? -- вытаращил глаза городовой.-- Какие скачки?
     -- На следующей неделе начнутся,-- объяснил Засядько  любезно.--  Они
спешили занять места.
     Он перешагнул через Сержа, наступив ему на пальцы, и так,  чтобы  тот
видел, что озверелый казак наступил нарочно, пошел по лестнице к дверям.
     Нагнать страху, напомнил он себе старое казачье  правило.  Ошеломить,
растоптать сразу. Пусть видят, что он -- зверь, которому не писаны правила
благородных ссор. Пусть верят,  что  он  спокойно  перешагнет  даже  через
трупы, если дорога ведет к победе. Впрочем, все  победители  в  этом  мире
бредут к цели по колено в крови. Его противников  может  отрезвить  только
то, что этими трупами могут оказаться они сами!
     Была глубокая  ночь,  когда  на  втором  поверху  особняка  Грессеров
неслышно распахнулось окно. Засядько скорее ощутил, чем увидел,  как  вниз
упала толстая веревка из связанных простыней. В слабом лунном  свете,  что
изредка прорывался сквозь ночные тучи мелькнуло белое платье.
     Когда Оля, бледная и трепещущая, но с решительным  лицом,  спускалась
по этой лестнице, ее обхватили сильные руки, знакомый голос прошептал:
     -- Я люблю тебя, мой кузнечик.
     Она прильнула к его широкой груди. Ночь качнулась и поплыла, за  ноги
задевали ветви, а он нес ее на руках, не давая замочить ноги о росу. Потом
вблизи всхрапнул конь. Те  же  сильные  руки  посадили  ее  на  коня,  сам
Засядько вскочил в седло, ее  держал  в  объятиях,  одновременно  управляя
конем.
     Ехали шагом, потом Засядько вздохнул и пустил коня  рысью.  В  церкви
уже наверняка ждут Мартынов и Ренат, его доверенные офицеры.
     Она прошептала, зарывшись лицом в его грудь:
     -- Я сумасшедшая, верно?
     -- Это весь мир сумасшедший,-- ответил он нежно.-- Они  все  живут  в
тесной клетке, которую соорудили для себя сами.
     -- Я тебя люблю... Вот уже двадцать лет люблю.
     Конь, чувствуя свежесть ночи, сам перешел в  галоп,  помчался  сквозь
ночь, что отозвалась гулким стуком копыт. Засядько  ощутил  как  по  спине
пополз холодок:
     -- Гадалка...
     -- Что? -- встревожилась Оля.
     -- Да нет, мой мотылек, ничего... Когда-то  мне  предсказали,  что...
словом, будем жить долго и счастливо, и умрем  в  один  день,  все  как  в
сказке, потому я и  не  поверил,  смеялись  с  друзьями,  но  гадалка  еще
сказала, что ты будешь любить меня намного дольше...  Этого  сама  гадалка
понять не могла, но клялась, что карты говорят именно так...
     Она тихо смеялась:
     -- Что тебе нагадала еще?
     Ветер развевал прядь ее волос, щекотал его по лицу. Он поцеловал ее в
макушку:
     -- Не скажу.
     -- Почему?
     -- Упадешь с коня.
     -- Противный! Скажи немедленно.
     Он прислушался, показалось или в самом  деле  слышится  далекий  стук
копыт? Ночь тиха, справа тянется поле, слева темнеет стена леса,  заслоняя
беззвездное небо.
     -- Она сказала... Только держишь крепче!
     Оля послушно прижалась всем телом, крепко обхватила и так сжала,  что
он охнул:
     -- Ого! У нас должны родиться великаны.
     -- Это сказала гадалка?
     -- Гм... Она сообщила, что у нас их будет восьмеро.
     Оля ахнула и в самом деле едва не упала с коня. Он прижал  ее  груди,
ее плечи тряслись. Он с тревогой заглянул  в  ее  лицо,  увидел  блестящие
глаза и прикушенную губу. Понял, что Оля вздрагивает от  попыток  удержать
хохот.
     -- Что с тобой? -- спросил он.
     -- Во... сьме... ро? -- переспросила она, даваясь смехом.
     -- Все мальчики,--  подтвердил  он  убитым  голосом.--  Зададут  тебе
хлопот! Восемь здоровых жеребят вообще дом разнесут...
     Она хохотала так, что всхлипывала  и  хваталась  за  него,  чтобы  не
сползти с коня. Теперь Засядько уже ясно слышал стук множества  копыт.  Их
то ли увидели, то ли поняли куда скачут, и грохот подков по твердой  земле
становился все громче.
     Он прижал  ее  крепче,  а  конь,  словно  ощутив  опасность,  понесся
стрелой. Холодный ветер свистел в  ушах.  Под  ним  был  огромный  могучий
жеребец, свирепый и быстрый,  такой  сам  бросается  на  противника,  бьет
копытами и рвет зубами, но при всей своей мощи  не  сможет  долго  нестись
галопом с двумя всадниками на спине.
     Оля насторожилась:
     -- За нами погоня?
     -- Похоже. Но не тревожься... особенно.
     -- Отец? -- ахнула она в ужасе.
     -- Вряд ли.
     -- Кто? Неужто Серж? Или же отвратительный Маратин?
     Он пробормотал:
     -- Еще и какой-то Маратин? Нет, за  руку  твоей  матери  бойцов  было
вроде бы поменьше...
     Он впервые пришпорил коня. В ночной тишине она, наконец,  расслышала,
что, судя по топоту, по их следу несется целый отряд.
     -- Господи,-- взмолилась она,-- помоги нам!
     Александр лишь пришпоривал коня. В лунном  свете  его  лицо  казалось
темным как сама ночь, в глазах поблескивали звезды. Холодный ночной воздух
не успевать остужать разгоряченные лица.
     Внезапно, заслоняя редкие звезды, впереди показалась церквушка.  Конь
хрипел, бока ходили ходуном, с удил падали клочья  пены.  Он  доскакал  до
высоких дверей, упал бы, но Александр уже соскочил на землю, снял Олю.
     Руку об руку они вбежали в церковь. Темное  помещение  было  освещено
лампадками  перед  иконами.  На  алтаре  горели  свечи.  Старенький  седой
священник ожидал их уже в полном облачении. Сзади мелькнула тень, блеснули
золотые эполеты. Капитан Мартынов бросился закрывать двери.
     Из-за алтаря  появился  возбужденный  Ренат,  офицер  его  полка.  Он
смотрел на Александра восторженными влюбленными глазами.  Тот  решился  на
лихой поступок, достойный разве что безусого прапорщика, такое случалось в
кои-то веки и долго служило темой разговоров. А тут -- генерал!
     -- Все уплачено,-- сказал он преданно,-- 0бо всем договорено.
     -- Начинайте! -- велел Александр.-- За нами погоня.
     Ренат мгновенно выхватил  саблю  и  метнулся