неожиданно
усмехнулся:
     -- Тебе будет доставаться за рискованные  решения.  А  также  за  те,
которые ты принимаешь за других.  Признаться,  я  без  охоты  принял  того
разбойника.  Лишь  по  настоянию  дочери,  которую  люблю  настолько,  что
отказать ни в чем не могу. Но ты оказался прав: он обожает коней, готов  и
спать в конюшне, а на работе конюха просто счастлив. Конечно,  я  запретил
домашним упоминать, как он нам достался. Таким образом  мы  обрели  в  его
лице преданнейшего человека. Странные бывают повороты судьбы, верно?
     Он поднялся, обошел стол, снова обнял:
     -- Не предлагаю никакого вознаграждения. Знаю, не  примешь.  Судя  по
фамилии, ты из малороссов, а у них гонора на сто князей  хватит.  Но  если
что понадобится,  только  дай  знать.  Князь  Вяземский  с  его  влиянием,
деньгами и землями -- в твоем распоряжении!
     Он проводил его до дверей кабинета. На пороге взглянули друг другу  в
глаза. И оба знали,  что  никогда  ни  при  каких  обстоятельствах  гордый
подпоручик не унизится до просьбы о помощи.

     Кэт ждала его в большом зале.  Увидев  выходящего  из  кабинета  отца
молодого офицера, бросилась навстречу:
     -- Александр!
     Он снова ощутил волну нежности и щемящего жара в сердце. Еще  никогда
не видел такой прекрасной  девушки,  нежной  и  удивительной,  чистой  как
лепесток розы. Ее глаза сияют  как  две  утренние  звезды,  омытые  росой,
пухлые губы раздвинулись в счастливой улыбке.
     -- Милая Кэт,-- сказал он  и  поперхнулся.  Слова  сами  сорвались  с
языка, но не успел пожалеть, она вспыхнула от счастья, засветилась,  будто
ее сердце запылало жарким огнем.
     -- Ох, Александр,-- сказала она и подошла  к  нему  так  близко,  что
почти касалась его лицом. Ей пришлось задрать голову,  он  возвышался  над
ней на полголовы. Ее глаза лучились, а губы стали пунцовыми.-- Я  боялась,
вы никогда это не скажете!
     Ее глаза на миг ушли в сторону, там был альков, и  Александр  тут  же
предложил руку.  Они  уединились  в  алькове,  занавеси  были  раздвинуты,
незамужней девушке неприлично оставаться наедине с  молодым  мужчиной,  но
все же они могли издали услышать шаги.
     Александр усадил ее на мягкую кушетку, сел рядом. Кэт  поколебавшись,
вложила узкую ладонь в его руку:
     -- Александр, мы все благодарны... Ой, что это у вас  такое  твердое?
Мозоли? Неужели от шпаги?
     -- И от сабли тоже.
     Ее глаза стали огромными:
     -- У всех офицеров, которые вхожи в наш дом, ладони белые и нежные...
     В алькове было жарко, мундир душил горло. Он словно видел со стороны,
какое у него красное лицо с глупо  выпученными  глазами.  Кэт  старательно
отводила взгляд. От нее обворожительно пахло как от нежного цветка.
     Голос ее дрогнул:
     -- Как часто я в детских снах видела один и тот  же  сон...  На  меня
нападают разбойники, у них сабли и страшные ножи, мне страшно... Но  вдруг
появляется рыцарь в блистающих доспехах! Он горд и красив, он  отважен,  а
меч в его руке блещет как молния. Разбойники кто повержен,  кто  в  страхе
бежит обратно в лес. А рыцарь, отбросив меч, берет меня на  руки.  У  него
черные как смоль волосы, мужественное лицо, высокие скулы. Руки его сильны
как ветви дуба, а сам он красив и статен. Он сажает меня на своего коня  и
увозит в замок...
     Она  сделала  долгую  паузу,   смотрела   вопросительно.   Александр,
чувствуя, что надо что-то сказать, промямлил:
     -- У рыцаря должны быть  золотые  волосы  до  плечей.  Так  всегда  в
сказках.
     --  Это  в  сказках,--  возразила  она.--   А   мне   снился   всегда
черноволосый, смуглый, загорелый, а  лицо...  немножко  даже  разбойничье.
Чуточку злое, как у сильного и непокорного человека.  Я  даже  рассмотрела
черные волосы на его груди!
     Он ощутил как запылали его уши. Знал, когда увидела мельком волосатую
грудь своего рыцаря. Угораздило же его сидеть с рубашкой, расстегнутой  до
пупа! Даже не на солнцепеке.
     -- Хорошо, если у него есть замок,-- пробормотал он.
     -- Есть,-- сказала она убежденно.-- Или будет, это неважно. А в замке
он берет меня в жены, мы живем  долго  и  счастливо,  и  у  нас  множество
детей...
     -- Восьмеро,-- пробормотал он.
     -- Что? -- переспросила она.-- Ах, почему нет? Восьмеро.
     -- И все мальчики...
     -- Почему? Пусть и девочки.
     -- И оба умирают в один день,-- сказал он тихо.
     -- Что?
     -- Да так, вспомнил одно гадание...
     Она просияла:
     -- Вам такое напредсказывали? Я всегда мечтала жить в любви и умереть
со своим мужем и повелителем в один день!
     Она внезапно замолчала, спрятала лицо в ладони. Сказано  было  много,
слишком много. И молчание было долгое, мучительное  для  обоих.  Александр
прокашлялся, в горле стоял комок:
     -- Кэт... губернатор был прав. Все мужчины  мира  ради  вас  бросятся
хоть на сабли, хоть на штыки. Мое сердце у ваших ног! Я просто не  смею  и
надеяться... Но если я хоть чем-то похож на рыцаря  вашей  мечты,  если  я
смогу быть похожим... то я приложу для этого все  силы,  отдам  этому  всю
жизнь... Кэт, я люблю вас!
     Она подняла голову, лицо ее было счастливое. В глазах  стояли  слезы.
Она прижала кулачки к груди:
     -- Саша!.. Я люблю вас с того времени, когда еще играла в  куклы.  Вы
всегда были таким, как сейчас!.. Я просто дрожу от страха,  что  я  сейчас
проснусь, и все исчезнет!
     Ее голос в самом деле дрожал, а слезы прорвали запруду и побежали  по
нежным щекам. Губы распухли. Александр медленно наклонился и поцеловал. Ее
губы были солеными,  они  дрогнули,  словно  от  страха,  но  в  следующее
мгновение раскрылись ему  навстречу.  Он  вбирал  в  себя  ее  нежность  и
чистоту, ее аромат, его руки держали ее сперва за плечи,  потом  обнял,  а
она прижалась к нему с такой  силой,  какой  нельзя  было  ожидать  от  ее
хрупкого тельца.
     Сердце его стучало мощно и радостно. Он слышал  невидимые  фанфары  и
слышал хлопанье незримых крыльев, это праздновали их союз на небесах.
     Послышались шаги. Они с великим трудом оторвались друг от  друга,  но
остались сидеть, держась за руки как дети. Кто-то  прошел  мимо,  хлопнула
дверь.
     Александр сказал жарко, сам удивился своему севшему голосу:
     -- Я сегодня же попрошу вашей руки. Как вы думаете, что  скажут  ваши
родители?
     Она опустила ресницы:
     --  Скажут,  что  это  несколько  неожиданно...  что  как-то  еще  не
думали... Что я слишком молода... но вообще-то, если  встретится  человек,
которого я полюблю... то не спеша и с соблюдением приличий... Ах, Саша! Вы
знаете, что они могут сказать. Ведь они сами в вас влюбились. Тетушка  все
уши прожужжала, какой вы скромный, что не пьете и  не  курите,  к  гулящим
девкам и к цыганам не ходите, что вас высоко ставит начальство...  А  отец
сам навел о вас справки. Я к нему подлащилась, он все рассказал.  Он  тоже
ставит вас очень высоко,  еще  сказал,  что  вы  обязательно  станете,  по
меньшей мере, генералом.
     Александр слышал как горячая кровь  прилила  даже  к  ушам.  Радостно
слышать от других то, о чем мечтал втайне сам. Да, он  обязательно  станет
генералом. И очень молодым генералом! Не ради выгод и жалованья, а  потому
что генералы могут делать то, о чем подпоручики не смеют даже мечтать.
     -- Значит...
     -- Он не откажет.
     Он раскрыл объятия, она  бросилась  в  них  и  прильнула  беззаветно,
прижавшись к его сильному телу, как в могучему дубу. Его сердце задыхалось
от любви и нежности, слыша как совсем рядом вздрагивает нежное и  страстно
любимое существо. Она трепещет, словно он может исчезнуть! И что  это  все
окажется сном...

     Перед уходом он попросил доложить князю о себе,  собрал  всю  волю  в
кулак, а когда дворецкий распахнул перед ним дверь, шагнул  вперед,  глядя
чисто и преданно, вытянувшись и выпячивая грудь.
     Князь отложил бумаги, поднялся навстречу, разводя руки для объятия:
     -- Милый Саша, я начал скучать по  тебе,  едва  ты  ступил  за  дверь
кабинета! Садись, я велю подать кофий со сливками...
     Александр поклонился:
     -- Благодарствую. Я пришел откланяться... а еще -- просить  вас  руки
вашей дочери.
     Князь, не останавливаясь, как шел с раскинутыми руками, так  и  обнял
Александра. На лице старого вельможи не отразилось ни малейшего удивления.
Скорее, Александр прочел в нем нескрываемое удовольствие.  Князь  отечески
расцеловал молодого офицера, отстранил на  вытянутые  руки,  всмотрелся  в
юное лицо:
     -- Я надеялся, что ты это скажешь. Кэт без ума  от  тебя,  меня  даже
оторопь берет. В наших краях редко по  любви  выходят,  а  чтоб  по  такой
неистовой... об этом в нашем роду... теперь и в твоем, будут из  поколения
в поколение рассказывать!
     -- Значит, вы не против?
     -- Не против, еще как не против! Да и  матушка  возликует.  Мы  очень
любим Кэт и хотим, чтобы она была счастлива. А если ее желание совпадает с
нашим, то разве бывает родительская радость выше?
     Он позвонил в колокольчик, велел сообщить княгине, что  они  будут  в
парадной зале. На Александра посматривал отечески, много не  расспрашивал,
выгодно отличаясь от отца Оксаны. Александр терялся в догадках, не  думал,
что разговор может получиться таким быстрым и легким.  Или  же  князь  уже
получил о нем все-все сведения, знает все. А что о нем  знать?  Его  жизнь
может  поместиться   на   половинке   листа   бумаги.   Родился,   учился,
только-только начал службу. Нет ни богатых земель, ни  роскошных  дворцов,
ни имений. Тогда странно, что князь с такой легкостью  выслушал  его...  С
другой стороны,  он  настолько  богат  и  знатен,  что  нет  необходимости
родниться обязательно с богатыми и знатными. Его земель и деревень  хватит
не сто генералов.
     Сердце его стучало учащенно. В  алькове  уже  было  пусто,  но  когда
Александр проходил с  князем  мимо,  ноздри  уловили  едва  слышный  запах
знакомых духов.
     Они едва успели сесть в большой  гостиной,  как  дверь  распахнулась,
дворецкий пропустил вперед женщину. Александр мгновенно увидел в ней  мать
Кэт и жену князя. У нее были глаза Кэт, все еще блестящие и полные  жизни,
а на князя она была похожа больше,  чем  родная  сестра.  Такое  бывает  в
провинции, где женятся и выходят замуж по любви, живут и мире  и  согласии
всю  жизнь,  спят  в  одной  постели,  что  в   высшем   свете   считается
непристойностью, делятся горем и радостью, вместе растят  детей  и  строят
свое будущее. Такие семьи Александр часто видел в казачьих семьях дома  на
Сечи, но почти не встречал в деловом Санкт-Петербурге.
     -- Это и есть тот самый  герой,--  сказала  она  ласковым  голосом,--
Саша, вы должны были показаться раньше!
     В ее теплом материнском голосе звучал упрек. Александр развел руками:
     -- Простите меня великодушно, но  я  не  счел  свой  поступок  чем-то
необычным.
     -- Необычным? Вы дрались один против... против всей шайки!
     Он опять развел руками, подумал, что слишком часто  это  делает,  это
выглядит глупо, сказал уже тверже:
     -- Мне уже приходилось сражаться одному.
     -- Но вы спасли мою дочь от ужасных разбойников!
     Александр снова развел руками, рассердился  на  себя  за  этот  жест.
Князь пришел на помощь:
     -- Матушка, он прибыл из земли, где пьют  из  шолома,  а  кормятся  с
острия копья. Там война идет уже тысячу лет! Он владеет саблей и  пистолем
так же привычно, как мы вилкой и ложкой. Но  молодой  человек  не  огрубел
душой, он наиболее прилежен в учебе, и показал себя лучше  других  кадетов
во всех отношениях!..
     И  это  прочел,  понял  Александр.   Конечно,   разве   кто   откажет
могущественному князю заглянуть в государственные бумаги?  Возможно,  если
бы их что-то не удовлетворило в его послужном списке, то не пригласили  бы
в этот дом. Послали бы с дворецким рубль на выпивку... ну, пусть не рубль,
что-то подбросили бы, чтобы не чувствовать  себя  в  долгу  перед  простым
казаком, но все же так близко как сейчас общаться бы не стали.
     -- У вас очень хорошее лицо,-- сказала княгиня задумчиво.
     Князь сказал весело:
     -- Матушка, а ты знаешь, за чем явился этот молодец? Хочет увести  от
нас нашу Кэт!
     Ясные глаза княгини  обратились  на  молодого  офицера.  После  паузы
промолвила все тем же теплым голосом:
     -- Полагаю, надо бы пригласить и нашу дочь...
     Князь дернул за шелковый  шнур.  Прозвучал  гонг,  явился  дворецкий.
Выслушал, поклонился, попятился, а  через  некоторое  время  открыл  дверь
перед Кэт. Она часто дышала, словно  бежала  вверх  по  высокой  лестнице,
щечки разрумянились, глаза блестели.
     Князь сказал с легкой усмешкой:
     -- Я знаю надежное средство против любви с первого взгляда.
     -- Какое? -- спросил Александр невольно.
     -- Взглянуть второй раз.
     Александр обратил взор на Кэт. Она была  так  божественно  прекрасна,
что у него перехватило сердце. Она смотрела с надеждой, кулачки  прижимала
к груди, словно боялась, что второй взгляд его разочарует,  и  он  от  нее
откажется.
     -- После второго  взгляда  я  в  самом  деле  бросился  бы  на  сотню
разбойников,-- признался он.-- А после третьего... я не  знаю,  на  что  я
способен после третьего взгляда. Мне кажется, чем больше я  буду  смотреть
на вашу дочь, тем больше буду любить ее и заботиться о ней.
     Князь и  княгиня  переглянулись.  Александру  показалось,  что  в  их
взглядах промелькнуло одобрение. Кэт подбежала к нему, ухватила  за  руку.
Вместе опустились перед родителями на колени. Кэт сказала умоляюще:
     -- Маменька, папенька!.. Моя кузина моложе меня на два месяца, но уже
вышла замуж, а вы все еще  считаете  меня  ребенком!  Я  тоже  прошу  вас,
сжальтесь над нами!
     Князь сказал ласково:
     -- Встань, дитя мое. И  ты,  храбрый  юноша.  Нам  очень  не  хочется
отпускать тебя из родительского дома, ты наше сердце... но лучше сейчас, с
этим  достойным  всяческих  похвал  молодым  офицером,  чем  с  каким-либо
пустоголовым щеголем, коих так много вокруг тебя вьется.
     Он расцеловал их по очереди, затем их целовала княгиня. В  ее  глазах
блестели слезы. Они  с  Кэт  поплакали,  обнявшись,  а  князь  сказал  уже
деловито:
     -- Знакомство ваше было быстрым, так что помолвка  по  обычаю  должна
быть долгой. Чтобы успели остыть и подумать еще раз. Чтобы  ваш  брак  был
так же крепок, как... хотя бы наш с матушкой!
     Кэт спросила быстро:
     -- Когда объявите о нашей помолвке?
     -- Ну... месяца через два-три. Когда подвернется хороший случай.
     Александр кашлянул:
     -- Простите... не подумайте, что я тороплю из  каких-то  соображений.
Однако меня через две недели отправляют в Санкт-Петербург.
     Князь вскинул брови:
     -- Зачем?
     -- Мне сказано не было.
     -- А так бывает?
     -- Мы люди военные. Я на службе.
     Князь покачал головой, не сводя с него пытливого взгляда:
     -- Даже полковник не знает? Впрочем, он тоже  может  строить  догадки
сколько угодно. Да и я, кстати... По крайней мере, если тебя из этой  дыры
вызывают в Петербург, это что-то значит. По крайней мере, что  ты  чего-то
стоишь. Или в Петербурге полагают, что ты можешь что-то стоить.
     Кэт смотрела  на  Александра  остановившимися  глазами.  В  них  было
отчаяние, там предательски заблестело. Александр чувствовал как его сердце
дрогнуло от сочувствия и жалости.
     Княгиня спросила непонимающе:
     -- Вызывают в Петербург? Такого... юного?
     --  У  него  отличный   послужной   список,--   пояснил   князь.   Он
усмехнулся.-- Хоть и очень-очень короткий.  Что  ж,  это  меняет  дело.  Я
просто не знаю, что мы успеем сделать...
     Кэт вскрикнула:
     -- А на следующем балу? Это будет всего через неделю.
     Княгиня  молчала,  но  взгляд,  который  бросила  на   супруга,   был
красноречив и полон мольбы. Кэт прижалась к отцу, голову положила  ему  на
грудь. Князь погладил ее по волосам, вздохнул:
     -- Будь по-твоему.
     Она обняла и горячо поцеловала отца. Князь, обнимая ее  одной  рукой,
похлопал другой Александра по плечу:
     -- Ну, ежели жизнь торопит... Мы объявим о помолвке в субботу.

     Глава 7

     Высший свет Херсона был в  шоке,  когда  князь  Вяземский  в  частной
беседе за ломберном столом упомянул о предстоящей помолвке  его  дочери  с
юным подпоручиком из местного гарнизона.  Она  была  яркой  звездочкой  на
небосклоне Херсонщины, немало офицеров из высших семей имели на нее  виды,
добивались благосклонности.
     Барон Зигмунд Грессер, заслышав эту новость, загнал коня, примчавшись
из своего имения ко дворцу князя. Он больше всех  надеялся  получить  руку
юной княжны. На балах обычно он танцевал с нею главный танец. Он  танцевал
бы с нею все, если бы правила приличия не ограничивали  одним,  да  и  Кэт
благосклонно распределяла внимание между молодыми дворянами  из  окрестных
имений и блестящими офицерами из местного гарнизона.
     Ему было двадцать пять лет, он  вел  дела  на  землях,  принадлежащих
Грессерам и управлял имением, хотя был еще жив  его  отец  и  два  старших
брата. Но братья служили в армии, а  отец  был  слишком  болен,  почти  не
вставал, и юный барон взял всю ношу на свои плечи.
     Он был высок и статен,  силен,  сам  мог  заарканить  дикого  коня  и
обуздать его, владел оружием не хуже офицеров, а то и лучше, а своим живым
и неукротимым нравом успел нажить себе врагов, но еще больше -- друзей. Он
был кумиром у местных красавиц, но сам видел только Кэт, говорил только  о
ней, и хоть не все  смирились,  что  юная  княжна  в  конце-концов  станет
баронессой Грессер, но  молва  все  упорнее  связывали  их  будущие  жизни
вместе.
     Пометавшись по городу, Зигмунд  проскакал  на  взмыленном  коне  мимо
летней площадки городского сада. Там играл оркестр, мелодия была  искажена
до неузнаваемости, но играли с большим энтузиазмом, группа нарядных  людей
сидела на скамьях, слушала, изредка хлопала.  Среди  них  Грессер  заметил
расшитые мундиры офицеров.
     Он спрыгнул с коня, швырнул поводья мальчишке:
     -- Подержи коня! Вернусь, дам целковый.
     Даже оркестранты заметили высокого и явно рассерженного мужчину,  что
быстро шел к площадке для оркестра. В его  сторону  начали  поворачиваться
головы, переговариваться. Грессера знали в городе все: от  губернатора  до
чистильщика обуви.
     Офицеры,   ранее   встречавшие    его    недоброжелательно,    теперь
переглянулись, майор шагнул вперед с распростертыми объятиями:
     -- Дорогой барон!.. Как давно мы вас  не  видели,  соскучились!..  Не
желаете ли пропустить с нами по бокалу шампанского?
     -- Пока нет,-- ответил Грессер коротко.
     -- А чего-нибудь желаете? -- продолжал майор.
     -- Да.
     -- Можно нам полюбопытствовать...
     Грессер покосился на застывшие в радостном предвкушении скандала лица
офицеров. Некоторые поглядывали  на  статного  подпоручика,  тот  сидел  в
сторонке. Этого офицера Грессер еще не встречал в свете.
     -- Все увидите сами,-- ответил Грессер коротко.
     Подпоручик слушал музыку, лицо его было спокойное,  но  Грессер,  сам
собранный и чуткий как зверь, сразу ощутил идущую от него мрачную  угрозу.
Грессер был высок, но этот подпоручик на полголовы выше,  в  плечах  шире,
даже в  недвижимости  чувствуется  звериная  мощь  и  ловкость.  Малоросс,
вспомнил Грессер, слегка трезвея. Из горячих земель,  где  даже  крестьяне
спать ложатся с пистолем под подушкой... там нет крепостных, а  казачество
-- буйная сила. Он сам, если не врут,  сын  главного  гармаша  Запорожской
Сечи, с детства приучен  уступать  дорогу  только  старшим,  всегда  готов
постоять за себя и своих друзей...  Впрочем,  друзей  себе  здесь  еще  не
завел, что на руку его противникам.
     -- Это и есть щенок, о котором столько говорят?
     -- Он,-- радостно подтвердил майор.
     -- У меня еще много дел,--  ответил  Грессер  коротко.--  Важных.  Но
сперва я долже