тарые стычки долго помнятся, но  здесь  нам  зачастую  приходится
работать рука об руку на благо Отечества. Да и что вспоминать о  грехах  и
проступках молодости? Жаль, не застал. У меня к нему приятная новость...
     Он загадочно улыбнулся. Ольга прижала ладони к груди:
     -- Неужто получилось с ракетами?
     -- Даже более того,--  ответил  Васильев  еще  загадочнее.--  Где  он
сейчас? На Охтенском заводе? Я поеду прямиком к нему.
     Он откланялся, сожалеюще развел  руками,  сделал  несколько  шагов  к
двери, а затем, держась за ручку, внезапно повернулся:
     -- Кстати, Ольга Зигмундовна... А почему бы вам не съездить со мной к
своему супругу? Он будет не только удивлен, но и рад безмерно!
     Она покачала головой:
     -- У него очень серьезные дела. И опасные, к сожалению. Он не  любит,
когда я бываю вблизи ракет.
     -- Жаль, жаль,--  сказал  он  проникновенно.--  А  так  мы  могли  бы
принести ему радость вместе. Он тут же оставил бы завод, ибо новость  того
стоит.
     Ольга заколебалась:
     -- А он в самом деле покинет завод? И вернется домой?
     Васильев развел руками:
     -- Домой или... в императорский дворец, как уж он сочтет нужным. Но и
туда ему надо являть с вами, случай особый.
     Заинтригованная,  она  не  заметила,  как  сделала  шаг  вперед.  Так
хотелось, чтобы у Александра осуществился последний проект с ракетами!
     Васильев тут же услужливо подхватил ее под локоть,  подвел  к  двери.
Дворецкому кивнул:
     -- Будут спрашивать,  скажи,  господа  поехала  на  Охтенский  завод.
Вернется лишь к вечеру.
     Она опомнилась, сказала торопливо:
     -- Не могу же я выйти на улицу в таком виде? Погодите, я  переоденусь
быстро.
     Васильев стиснул зубы и в бессилии  выругался,  когда  она  заспешила
вверх по лестнице. Он знал что означает быстро у женщин.  Особенно,  когда
требуется хоть чуть что-то изменить в  одежде.  Только  шляпок  перемерять
приходится десятки, да еще каждый раз загибая поля, меня перья,  раздвигая
их то так, то эдак...
     Он не успел истощить свой запас ругани и до  половины,  когда  сверху
раздался торопливый голос:
     -- Я вот и я. Надеюсь, я не очень долго?
     Васильев отступил на шаг, как ошеломленный изменившейся красотой этой
удивительной женщины, так и той быстротой,  с  какой  она  сменила  одежду
полностью с  домашней  на  дорожную.  Да  еще  и  подобрала  легкий  плащ,
гармонирующий с цветом ее глаз.
     Он  подал  ей  руку,  когда  спускались,  подсадил  в   карету.   Его
прикосновения были неприятны, но она стерпела, ибо если  Александр  с  ним
общается и даже называет по имени, то значит либо  старая  вражда  забыта,
либо Александр  ставит  дело  и  работу  выше  личных  симпатий  и  личной
неприязни. А она, как верная и любящая жена, должна вести себя так же, как
муж.
     Лошади несли карету быстро, возница управлял ими умело. Копыта звонко
цокали по брусчатой мостовой, дома мелькали по обе стороны  уже  не  такие
серые, а словно бы  расцвеченные  солнечными  лучами.  Прохожих  почти  не
попадалось, как и экипажей. Рабочий день был в  разгаре,  а  на  вечера  и
балы, как и в театры, начнут съезжаться ближе к ночи.
     Они свернули с Невского проспекта, кони  пошли  по  узкому  переулку,
едва не задевая колесами за стены. Оля сказала обеспокоенно:
     -- Мне кажется, к заводу надо было ехать по улице вправо
     -- Конечно,-- согласился Васильев,-- но тогда какой крюк пришлось  бы
сделать! А так мы прямиком, как стрела летит...
     -- Но если навстречу экипаж?
     -- Здесь экипажи не ходят,-- ответил Васильев.
     Голос его чуть изменился, а ее сердце сжало  нехорошее  предчувствие.
Улица была грязной и запущенной, на тротуарах ни души.
     -- Куда вы меня везете? -- спросила она резко.
     -- Ко мне,-- ответил Васильев.
     Она  удивилась,  что   не   потеряла   самообладания,   хотя   сердце
затрепетало. Васильев посматривал по сторонам,  дважды  оглянулся,  словно
проверяя, нет ли следом погони.
     -- Зачем?
     -- Там поговорим,--  ответил  он  сипло.--  Там  поговорим...  Но  не
волнуйтесь, вашей женской чести это не грозит.
     -- Так что же вам нужно?
     -- Это наши личные счеты. С вашим мужем.
     Голос его была сдавленный, теперь он двигался резче,  глаза  блестели
как у лихорадочно  больного.  Оля  со  страхом  подумала,  что  постоянная
всесжигающая на протяжении десятка... нет,  двух  десятков  лет  ненависть
привела его к помешательству. Он говорил и действовал  как  безумный,  как
одержимый одной-единственной несбыточной идеей.
     Она попыталась держать голос ровным, устойчивым:
     -- И вы думаете, что вам это сойдет с рук?
     -- Я все продумал,-- ответил он резко.-- Вы заплатите мне за все!
     Карета замедлила ход,  поползла,  почти  царапая  стену.  Оля  успела
заметить как прямо перед дверцей появилась серая дверь.  Оттуда  выскочили
двое. Она не успела опомниться, как ее вытащили  из  кареты,  зажав  дурно
пахнущей ладонью рот.  Сзади  Васильев  заломил  ей  руки  за  спину.  Она
лягалась, попала во что-то  мягкое,  услышала  вздох  и  сдавленный  крик,
извернулась и укусила за пальцы. Человек вскрикнул, со злобой ударил ее по
лицу с такой силой, что у нее зазвенело в ушах, на какое-то время потеряла
сознание.
     Очнулась она в полутемной комнатке. Руки ее были связаны  за  спиной,
она лежала на топчане, накрытом  солдатской  шинелью.  Воздух  был  сырой,
слышался тихий плеск. Мороз пробежал у нее по коже. Они были где-то вблизи
причала. Как просто задушить ее и бросить труп в холодную грязную воду!
     Резкий злой голос ворвался в ее сознание:
     -- Вы очнулись, дорогая? Пора продолжить разговор.
     Она повернула голову,  передернулась  от  резкой  боли  в  висках.  В
маленькой комнате сидел напротив нее в старом ободранном кресле  Васильев.
Глаза его горели тем же лихорадочным блеском.
     -- Что вы... хотите? -- спросила она с трудом.
     -- Это другой разговор,--  сказал  он,  в  его  голое  звучало  явное
облегчение.-- Мне, может быть, ничего  не  понадобится  от  вас.  Подержат
здесь день-два, затем отпустят. Но... все  будет  зависеть  от  того,  как
поведет себя ваш муж.
     Она поморщилась от головной боли:
     --  Вы  безумец.  Неужели  думаете,  что  мое  исчезновение   пройдет
незамеченным? Слуги видели, что я уехала с вами.
     -- Ну и что?
     -- Вас найдут.
     -- Не в этом месте,-- отпарировал он.
     Она широко распахнула глаза:
     -- Не понимаю... Вы что же, решили отказаться от  карьеры,  от  места
при Генштабе, от семьи и богатого дома? Стать обыкновенным преступником?
     Он оскалил зубы в неприятной усмешке:
     -- У меня нет семьи... уже нет. Ваш муж многого меня лишил, но теперь
мой черед  нанести  удар.  Ваш  муж  занимает  очень  высокие...  и  очень
ответственные посты. Как в стране, так и в армии. Он уникален, потому  что
в его руках сосредоточены слишком большие секреты...  Их  гораздо  больше,
чем  можно  доверить  одному  человеку.  В  Генштабе  об  этом   говорили,
докладывали Его Императорскому Величеству, но тот всякий раз  отмахивался.
Ему удобно, что один человек держит в руках  все  нити,  все  знает,  всем
руководит и все помнит. И в любой момент готов обрисовать всю обстановку с
военным делом по всей империи. Не нужно собирать  кучу  специалистов,  что
перессорятся между собой, но ясности не внесут
     Она  слушала,  напряженно  стараясь  понять,  куда  же  клонит   этот
сумасшедший. Похоже, он не понимает, что творит.  Или  понимает?  Но  ведь
тогда ему одна дорога -- в  каземат  с  пожизненным  заключением,  раз  уж
смертная казнь отменена. Даже если тайком убьет ее и  утопит  труп.  Слуги
видели с кем она уехала...
     -- Мой муж отыщет меня и разделается с вами,-- перебила она, чувствуя
необходимость  повернуть  разговор  в  то  русло,  которого  больше  всего
боялась.-- Он сумеет отыскать...
     -- Не сумеет,-- покачал головой Васильев.-- В этот  самый  момент  он
брошен в подвал одного заброшенного дома. Там его, связанного и по рукам и
ногам, стерегут двое... двое его старых знаковых. Он их не знает,  но  они
его знают. Один даже сумел его  ранить.  Это  было  давно,  под  крепостью
Рущук... От них ему не уйти.
     Она похолодела. Сердце стукнуло дважды и словно бы  перестало  биться
вовсе. Холод сковал ее члены. Значит, Александра тоже держат в плену?
     -- А как вам удалось... его?
     Васильев развел руками:
     -- Трюк стар как мир. Самый осторожный человек теряет рассудок, когда
дело касается женщины. Особенно такой, как вы, прелестница...  Он  получил
нужную записку... от вас, конечно, у  меня  есть  умельцы,  что  подделают
любовь почерк! Помчался,  споткнулся,  на  него  навалились,  стукнули  по
голове... Правда, моих людей было четверо, но ваш муж,  все  еще  здоровый
как бык и быстрый как кошка, одному успел сломать спину, а другому -- шею,
прежде чем его огрели по голове бревном... Теперь он  явно  с  нетерпением
ждет меня.
     Он вытащил из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой:
     -- Ого, пора нанести ему визит. А вы молитесь, чтобы мой поход к нему
оказался успешным. Если нет, вам сразу же перережут горло.  Впрочем,  если
вас это утешит, ему тоже.
     Они жили счастливо, вспомнила она с похолодевшим сердцем предсказание
гадалки, и умерли в один день... Все сбывается,  вот  только  детей  всего
трое, а не обещанных восьмеро...
     Васильев направился к двери, а она крикнула ему в спину:
     -- Погодите! Вы не сказали, что от него хотите!
     Васильев обернулся  от  самой  двери.  Брови  его  взлетели  вверх  в
наигранной гримасе удивления:
     -- Не сказал? У  вашего  мужа  в  руках  все  секретные  карты.  План
Арсенала, особенно недоступные даже для августейших гостей части, сведения
о вооружении, составе войск, будущем  перевооружении...  За  это  одна  из
стран предлагает огромные деньги! Мое потерянное имение не идет ни в какое
сравнение. Но главное, знаете ли, что...
     Он посмотрел ей прямо в глаза взором безумного. Голос  окреп,  в  нем
были истерические нотки:
     -- Я все сделал бы бесплатно! Потому, что это  будет  последний  день
для Засядько! И вечный позор для его семьи, его детей и всего его  гордого
казачьего рода!
     Он ушел, хлопнув дверью. В комнату заглянул человек в  маске,  окинул
ее мрачным взором и снова закрыл дверь. Слышно было как дважды  повернулся
ключ, затем загремели засовы.
     Ольга застыла уже не в страхе, в панике. Если секретные карты,  планы
и военные сведения попадут в руки врага, и об  этом  станет  известно,  то
генерала Засядько ждет военно-полевой суд. Вряд ли спасет и заступничество
императора. Кто станет защищать изменника?

     Сознание вернулось к Александру сразу, будто он вынырнул из тьмы.  Он
лежал на охапке гнилой соломы, воздух был сырой и холодный. От стен  несло
сыростью, на массивных глыбах нарос слой плесени. Окошко было высоко, а  к
единственной двери вели три высокие ступеньки.
     Не двигая головой, он шевельнул руками,  затем  проверил  ноги.  Туго
связан, как и ожидал. Во рту вкус крови. Он поморщился,  с  трудом  поднял
руки, пощупал голову. Слева волосы слиплись от крови. Его ударили с  такой
силой, что рассекли кожу и едва не проломили череп.
     Он лежал, попеременно напрягая руки и мышцы ног, чтобы не дать  крови
застаиваться. Если удастся освободиться, а человек  должен  жить  с  такой
надеждой... даже уверенностью, то должен быть готов так, будто  отдыхал  и
готовился к схватке неделю.
     Наконец лязгнули запоры. Дверь открылась.  Александр  решил,  что  не
стоит прикидываться потерявшим сознание. Со связанными руками и ногами это
мало что даст. Он сел, упираясь спиной в холодный камень стены.
     По  ступенькам  в  сопровождении  двух  угрюмых  молодцев   спустился
человек, которого он меньше всего ожидал встретить. Васильев!
     Александр  беззвучно  выругался,  чувствуя  себя  последним  идиотом.
Занимался ракетами, Арсеналом, чем угодно, но совсем забыл -- да и кто  бы
на его месте помнил? -- что остался лютый враг, который не забыл унижения,
мстит, пакостит, ищет больное место, следит  за  каждым  шагом,  старается
уничтожить его вовсе...
     Васильев  остановился  на  нижней   ступеньке,   вытащил   серебряную
табакерку. Не сводя с пленника насмешливого взора, взял щепотку, заткнул в
одну ноздрю, затем в другую. Раскатисто и с наслаждением  чихнул,  брызнув
на Александра слюной. Двое его людей держали в руках  пистолеты,  направив
их в голову пленника.
     Александр сидел с каменным  лицом,  ждал.  Все  трое  его  боятся  до
свинячьего писка. Видно  по  лицам.  Васильев,  держа  табакерку  в  руке,
приблизился, всмотрелся в пленника:
     -- Ну-ну... Почему не радуемся? Так давно не виделись.
     -- Тебя заждались в аду,-- ответил Александр.
     -- Фу, как грубо,-- поморщился Васильев.
     Его рука с табакеркой метнулась вперед. Как не был  быстр  Александр,
но связанный по рукам и  ногам,  да  еще  не  отошел  от  бессознательного
состояния, и сильный удар по скуле почти застал врасплох. Голова дернулась
от удара, а вдобавок затылком ударился о стену. Перед  глазами  в  темноте
заблистали звездочки. Когда сознание очистилось, он увидел  злое  ликующее
лицо Васильева.
     -- Ну так что же?
     Струйка крови потекла по рассеченной скуле. Он слизнул с губ,  ощутил
теплое и соленое. Ответил хрипло:
     -- Ладно, мы не дети. Не будем играть в героев. Что ты хочешь?
     -- Разумный подход,-- кивнул Васильев. Его глаза заблестели триумфом.
Он нервно облизал сухие дряблые губы.
     -- Говори.
     -- Я скажу... но не вздумай дурачить меня. Ты  что-то  слишком  легко
соглашаешься. А знаешь ли  ты,  что  твоя  Оленька  сейчас  лежит  в  моей
постели?
     Александр невольно  рванулся  в  путах.  Васильев  отскочил,  а  двое
выступили вперед, один с силой ударил пленника сапогом в  грудь.  Васильев
предостерегающе погрозил пальцев:
     -- Не надо! Ты не знаешь этих ребят? Нет? А надо бы. Моим людям  было
поручено пристрелить тебя в боях. Стреляли и в спину, и как могли... Но ты
уцелел... даже одного-двух сам сумел. Однако остались еще двое.
     Александр кивнул:
     -- Ты нанял этих?
     -- Да, но как видишь, раньше я зря  тратил  деньги...  Немалые,  надо
признаться. Как видишь, никому нечего  нельзя  поручить.  А  вот  когда  я
взялся сам, то все пошло как по маслу.
     -- На масле скользко,-- предостерег Александр.
     -- Я старый лис из Генштаба,-- напомнил  Васильев  самодовольно.--  Я
умеют рассчитывать военные операции на много ходов вперед. И  эту  я  тоже
рассчитал безукоризненно. Не веришь?
     -- В чем твоя операция?
     -- Я отдаю тебе твое  жену  и  детей...  да-да...  они  тоже  в  моей
досягаемости... в обмен на секретные чертежи Арсенала,  планы  укреплений,
сроки перевооружения русской армии новыми видами орудий.
     Александр замер, еще не понимая. Происходило что-то очень серьезное.
     -- Понятно,-- сказал он медленно,-- а потом ты  меня  убьешь.  Как  и
Ольгу.
     Васильев протестующе выставил впереди обе ладони:
     -- Нет-нет! Глупо с моей стороны было бы и надеяться на такое сладкое
решение. Понятно, что ты  не  отдашь,  не  получив  каких-то  гарантий.  И
секретные планы потерять, и жизнь? Нет, мне нужны только планы.
     -- Зачем?
     -- Есть покупатель.
     -- Понятно,-- сказал  он  с  отвращением.--  Отчизну  предаешь...  за
тридцать серебряников!
     Васильев покровительственно усмехнулся:
     -- Не  за  тридцать.  Ты  даже  не  представляешь,  какую  сумму  мне
предложили. Словом, я получаю планы, а ты с женой -- свободу.
     Александр смотрел исподлобья:
     -- Что-то не понимаю. Видимо, слишком сильно по голове  ударили.  Как
ты можешь быть уверен, что я ничего не расскажу? Молчат только мертвые.  А
ты говоришь, что это в твои планы не входит.
     -- Не входит,-- заверил Васильев.--  Если  я  тебя  убью,  то  что  я
получу? Тебя просто не будет. Я не смогу торжествовать победу, ты ведь  ее
не увидишь. Нет, ты волен будешь говорить  все,  что  угодно.  Я,  получив
планы, тут же отбуду из России. А ты  здесь  говори,  бей  себя  в  грудь,
оправдывайся, кляни мое коварство...
     Александр медленно наклонил голову:
     -- Понятно. Тебе важнее покрыть меня позором, убить мою честь...  чем
меня самого.
     Васильев  двумя  пальцами  взял  другую  щепотку,  забил  ноздри,   с
наслаждением чихнул, разбрызгивая слюни по всей тюремной комнатке.
     -- Точно. Но у тебя остается шанс оправдаться, верно?  А  у  мертвого
шансов нет.
     -- У мертвого больше шансов остаться честным.
     -- Живой пес лучше мертвого льва,-- напомнил Васильев.--  Так  сказал
Экклезиаст.
     -- Для обывателя. Для офицера -- нет.
     Васильев захлопнул табакерку, сунул ее в карман. Лицо стало  холодным
и злым.
     -- Это твое последнее слово?
     -- Нет,-- сказал Александр поспешно.-- Был бы я  один...  Но  у  меня
жена и дети. Ты прав. Я отдам тебе планы. А там  будь,  что  будет.  Может
быть, еще и сумею оправдаться. Хотя, конечно, меня уволят отовсюду...
     Его плечи поникли. Глаза Васильева горели торжеством. Как же,  уволят
тебя, было написано на его лице. Отныне твой удел -- самые темные казематы
Петропавловской крепости или вечная каторга в сибирских рудниках. Да еще в
тяжелых кандалах! А детей под чужими фамилиями -- в сиротские приюты,  как
детей государственного преступника.
     -- Где хранятся план Арсенала? -- спросил он.
     -- Как я узнаю, что Ольга будет освобождена? -- прошептал Александр
     -- Очень просто.  Ее  привезут  сюда.  Вы  останетесь  здесь  еще  на
сутки-двое, а я за это время на одном из кораблей отбуду из России.  Когда
я окажусь на корабле, я дам знать моим людям. Вас немедленно  отпустят.  А
там выкручивайтесь как знаете.
     Александр тупо смотрел в пол. Он был раздавлен, уничтожен. Голос  его
был едва слышен:
     -- План Арсенала у меня в столе. Но не в кабинете, а в моей  спальне.
Той, второй, что возле малого кабинета.
     -- Ключ?
     -- В шкатулке.
     -- Где, какой? Говори быстро. Быстрее получу план,  быстрее  получишь
свою жену.
     -- Она возле моей постели.
     Васильев повернулся, медленно пошел,  явно  сдерживая  нетерпение,  к
двери. На пороге обернулся, погрозил пальцем:
     -- Если там не будет плана... или если я не найду ключ...  Понимаешь?
Ты получишь в мешке головы своих детей. И голову твоей жены.
     Вместе с ним ушел и один из стражей. Второй,  грязный  и  звероватый,
остался сидеть на ступеньках. Он сопел и  обрезал  длинные  грязные  ногти
острым как бритва ножом.  Встречаясь  взглядом  с  пленным  генералом,  он
зловеще скалил гнилые зубы,  многозначительно  поигрывал  лезвием,  бросал
зайчики в глаза связанному по рукам и ногам.
     Александр в отчаянии склонялся  все  ниже.  Лицо  его  было  искажено
страданием. Потом он заметно расслабился, и удивленный страж  увидел,  что
пленник, не выдержав страданий, провалился в глубокий спасительный сон.
     Слаб барин, подумал он с презрением. Все они хороши, когда с плетью в
руке прохаживаются вдоль солдатского строя. И все  отважны,  когда  за  их
спинами вся мощь солдатских штыков...
     Он отвернулся, лениво ковырялся  концом  ножа  в  зубах,  выковыривал
остатки мяса.  Он  не  видел,  что  пленник  незаметно  переместился.  Его
согнутые ноги приблизились. Когда  раздался  легкий  свист,  он  удивленно
начал поворачивать голову.
     Он никогда не узнал, что швырнуло его со  страшной  силой.  Александр
вложил в удар обеими ногами свою звериную мощь. Тело  стража  ударилось  о
каменную стену, будто им бросили из катапульты. Александр,  не  дожидаясь,
когда он рухнет на пол, перекатился, зубами подхватил нож, отполз к  щели,
которую заприметил раньше, воткнул нож и поспешно принялся тереть  веревки
на руках о лезвие.
     Времени в обрез, прикидыв