е дело, привык лить колокола для церквей!

     Глава 44

     Благодаря радушию Оли его большой дом был всегда открыт  для  друзей,
для знакомых, даже  незнакомых.  Сначала  посещали  самые  близкие,  потом
потянулись старые боевые товарищи, затем настал черед  воспитанников.  Они
как раз и интересовали его больше всего. Чему сумел научить, какие  знания
и добродетели заронил в их души?
     Кто не сумел навестить его лично, слал пространные письма. И шли  эти
конверты  со  всех  концов  необъятной  Российской  империи,  из   Польши,
балканских стран, Франции, Австрии, Пруссии,  Англии,  Италии,  Голландии,
Швеции, Испании, недавно созданного королевства Греции... Письма приходили
даже из-за океана.
     Обширнейшая переписка стала  занимать  по  несколько  часов  в  день.
Писали  друзья  далекие  и  близкие,  писали   бывшие   ученики.   Нередко
встречались письма совершенно незнакомых людей, испрашивающих совета в той
или иной области.
     Однажды Василь внес в кабинет особенно большой ворох писем.  Засядько
рассыпал их по столу, пробежал глазами обратные адреса,  выбирая,  с  кого
начать. Наконец  распечатал  письмо  от  Леопольда,  боевого  товарища,  с
которым ел кашу из одного солдатского котла, когда сражался против  полчищ
Бонапарта. Он любил этого сильного,  способного  и  энергичного  человека.
Леопольд -- поэт, любитель приключений и  сражений  --  скитался  по  всей
Европе, принимал участие в войнах, которые  случались  на  его  пути,  был
лично знаком со многими выдающимися людьми своего времени, в том  числе  с
наиболее известными учеными, изобретателями,  писателями.  Ему  предлагали
корону Греции, но он отказался от нее, и лишь бельгийцам удалось  склонить
его стать у них королем.
     -- Гм,-- произнес  Засядько,  читая  письмо,--  теперь  мне  придется
обращаться к тебе, Леопольд, "ваше величество"...
     Леопольд  писал,  что   революционные   бельгийцы,   сбросив   короля
Вильгельма I, оказались в тяжелом положении. Коалиция держав  во  главе  с
Николаем I готова была послать войска, чтобы восстановить короля в  правах
и растоптать республику, лишь поэтому он, Леопольд, согласился  прибыть  в
Бельгию и принять  королевскую  власть,  "чтобы  сохранить  конституцию  и
республику". Дальше Леопольд  жаловался  на  разорение  страны  предыдущим
королем и звал Засядько в Бельгию.
     "Нам очень не хватает  умных  и  знающих  людей",--  прочел  Засядько
вслух. Он криво улыбнулся, представив себя выезжающим в Бельгию. Неужто он
из породы людей, которые могут творить лишь на родной  земле?..  Вряд  ли.
Для настоящего человека вся земля -- родная.
     Еще раз прочел письмо. Да, Леопольд взялся за дело умно. Провел  сеть
железных дорог, всячески поощряет  промышленность  и  торговлю.  Жизненный
опыт и знание людей обеспечивали ему большое  влияние  на  судьбы  Европы.
Разогнал пышный  двор  льстецов,  окружил  себя  учеными,  изобретателями,
музыкантами.
     Но здесь на Руси дело с ракетами уже поставлено на хорошую основу.  А
в Бельгии придется начинать если не с нуля, то  времени  все  же  потеряет
немало!

     Ему было велено считаться генералом от артиллерии, и Засядько был рад
этому, ибо у артиллеристов жалованье было самым высоким в армии.
     Внуков тут же принялся подсчитывать:
     --  Генерал  от  артиллерии...   Уставом   1796-1797   годов   звание
генерал-аншефа заменено званием генерала по родам войск,  то  есть  ты  не
генерал-аншеф, а генерал от артиллерии... А по воинскому уставу 1716  года
генерал-аншеф  --   это   главнокомандующий,   равный   фельдмаршалу.   Он
возглавляет консилию генералов... Поздравляю, Александр Дмитриевич!
     -- Не с тем поздравляешь,-- ответил Засядько безучастно.
     -- А с чем же еще?
     -- Сегодня несколько часов провел  за  расчетами,  и,  представляешь,
концы с концами начали сходиться!
     -- Александр Дмитриевич!  --  всполошился  Внуков.--  Какие  еще  вам
понадобились расчеты?
     -- Высчитывал запас горючего  на  обратный  путь  с  Луны  на  Землю.
Понимаешь, оттуда стартовать намного легче. На Луне тяготение в  несколько
раз меньше...
     Возмущенный Внуков не находил слов. Конечно,  гении  всегда  поражают
окружающих своими причудами, но это уж слишком! Обратный путь  с  Луны  на
Землю! Как будто и туда можно добраться не иначе, как в горячечном бреду.
     -- Вся беда в том, что приходится считать  слишком  много,--  говорил
между тем Засядько, горестно вздыхая.-- Целую дивизию математиков нужно бы
усадить за расчеты. Эх, поскорее бы сделали математическую машину...
     -- Математическую машину?
     -- Да. Которая  бы  считала  в  миллионы  раз  быстрее  людей.  И  не
ошибалась бы. Чего глаза выпучил? Еще Свифт писал о такой. Помнишь,  когда
Гулливер попадает к лапутянам?
     -- Не читал,-- отрезал Внуков.
     -- Зря... Есть книги, которые не стареют. Наоборот, из дали лет лучше
видишь их величие.
     Засядько бросил в камин несколько поленьев, высек огонь. Пламя весело
побежало по дереву, повеяло теплом. Засядько довольно зажмурился. Он любил
тепло, хотя легко переносил и холод. Вспомнил,  что  Наполеон,  который  в
походах спал на сырой земле  и  на  снегу,  в  своем  дворце  в  Фонтенбло
панически боялся сквозняков и велел топить камины даже в июльскую жару.
     Внуков покосился на стол, заваленный бумагами с расчетами траекторий,
зябко передернул плечами. Засядько засмеялся. Он  понимал  исполнительного
офицера, который  смотрит  на  математические  формулы  как  на  китайскую
грамоту. Дескать, чур нас от  науки  и  техники!  Солдат  не  должен  быть
чересчур умным, а то умирать не пойдет по чужому слову. Беспрекословно  не
пойдет.
     --  Вы   великий   человек,   Александр   Дмитриевич,--   сказал   он
почтительно,-- Но, побей меня бог, я  так  и  не  понял  такого  увлечения
ракетами. Боевое оружие -- да! Но междупланетное?
     -- Вот-вот,-- Засядько горько махнул головой.-- Если у  меня  и  есть
какое-то величие, то оно как раз и заключается в ракетах. Ты считаешь меня
счастливым человеком, полно прожившим  жизнь?  А  я  чувствую  себя  самым
несчастным на свете. Военные  заслуги?  Груда  орденов  и  золотая  шпага?
Современники ценят меня только за них. Точно так же современники  Архимеда
ценили его только за инженерную оборону Сиракуз. А каково было  ему  среди
моря невежества? Ведь его математические работы больше чем на  две  тысячи
лет опередили время и становятся понятными лишь теперь, в  эпоху  создания
дифференциального  и  интегрального  исчислений!  Ты  понимаешь,  как  это
страшно: за всю жизнь не перемолвиться о главном ни с одним  человеком?  А
внешне все благополучно...
     Засядько отвернулся, проглотил комок, подступивший к  горлу,  и  стал
смотреть в окно. Потрясенный Внуков некоторое  время  пытался  представить
себе бездну, отделяющую этого гения от эпохи, в которой нужно было бы  ему
родиться, но стало страшно, словно бы повис над пропастью.
     -- А как  же  проект  насчет  священников-врачей?  --  спросил  он  в
отчаянии.--  Ничего  не  пойму!  Неужели  это  тоже  реально?  Ведь  явное
противоречие...
     Засядько, не оборачиваясь, ответил:
     -- А что делать? Сидеть сложа руки? Да, это мало реально. Но  посуди:
почти каждая самая захудалая деревушка имеет церковь. Поп, дьякон, дьячок,
причетники... А фельдшер едва ли на волость отыщется. Люди мрут как  мухи.
Грязь, болезни, увечья... В диких племенах  Тунгусии  и  то  дела  обстоят
иначе. Там, в каждом селении есть шаман, он же и лекарь.
     -- Такое сравнение  кощунственно,--  заметил  Внуков  робко.--  Дикие
язычники и православные служители господа...
     Засядько с неудовольствием пожал плечами.
     -- Какая разница? Религии всех времен и народов  служат  одной  цели.
Только у дикарей шаманы больше пользы приносят. Эх, не  скоро  придет  эра
новой античности! Но придет. Люди перестанут стыдиться  тела,  прекратятся
изуверские истязания плоти.  Ведь  все  напрасно!  Чем  больше  подавляешь
инстинкты, тем больше они бунтуют. А надо  бы  усвоить:  богу  --  богово,
кесарю -- кесарево.  Здоровый  человек  и  работает  лучше,  и  в  общении
приятнее. Красота  здорового  тела!  Пифагор,  величайший  математик,  был
победителем-борцом  на  Олимпийских  играх!  И  многие   другие   великие,
оставившие  полезный  след  в  истории,  понимали  пользу   гимнастических
упражнений, ухода за телом.
     -- Квант? -- спросил Внуков.
     -- Гуинфельд, Квант -- это  люди,  еще  оставившие  свои  методы  для
последователей. Но сколько таких, которые унесли с собой собственный  опыт
к достижению полной гармонии тела и духа!
     -- Понимаю вас, Александр Дмитриевич. Это было бы прекрасно.  Но  это
невозможно. Христианская религия рассматривает человеческое тело как сосуд
греховных мерзостей. Только так!
     -- Поэтому христианство и рухнет. Не ахай! Рухнет, рухнет. Жаль, сама
церковь этого не видят. В религии есть и хорошее, это  хорошее  стоило  бы
сохранить. Но где там! Все рухнет...

     Для  выполнения  заказов  на  части  к  ракетам  пришлось   загрузить
несколько государственных  и  частных  заводов,  но  окончательную  сборку
делали под руководством подполковника Внукова, которого Засядько  назначил
начальником "ракетного заведения", где готовились кадры  квалифицированных
ракетчиков, в своем ведомстве.
     7 марта Засядько вызвал Внукова.
     -- Василий Михайлович! Срочно готовьте роту Балабухи.  Без  малейшего
промедления отправляйте в Тульчин. Там стоит 2-я армия.
     -- Значит, война все-таки будет?
     --  Будет,  Василий  Михайлович.  И  очень   скоро.   Поэтому   прошу
поторопиться. Армия должна быть вооружена ракетами. Чем скорей, тем лучше.
Приготовьте к походу и ракетное заведение. Я  наметил  для  него  место  в
Тульчине, поближе к действующей армии.
     Он пытливо смотрел в бесстрастное лицо подполковника. Это не  горячий
Балабуха. Этот  все  не  спеша  обдумает,  взвесит,  выскажет  сомнения  и
опасения... Однако энтузиаст ракетостроения не меньший,  чем  Балабуха.  А
как организатор намного лучше. Сказывается жизненный опыт и умение  ладить
с людьми. Один из первых учеников...
     -- Когда в поход? -- спросил Внуков.
     -- 16 апреля,-- ответил Засядько.-- Ни  на  день  позже.  Кто  знает,
когда вспыхнет война.  Мы  должны  быть  к  ней  готовы  в  любую  минуту.
Возможно, она начнется раньше, чем вы приедете на место. Но в любом случае
вы должны выпускать не менее шести тысяч ракет в год.
     -- Шесть тысяч! -- ужаснулся Внуков.
     -- Шесть тысяч,--  подтвердил  Засядько.--  Попробуйте  дать  меньше,
Шкуру спущу и не приму никаких отговорок. Всем необходимым я вас обеспечу.
Ракетные установки, гильзы, треноги, гранаты,  спускные  трубы,  прессы  с
соответствующими приспособлениями для набивки ракет, поддоны -- это  будет
прибывать к вам прямо в ракетное заведение в Тульчин. Или  еще  лучше:  вы
пока  останетесь,  чтобы  принимать  необходимое.  Учтите,  от  вас   буду
требовать готовые к бою ракеты. Ясно?
     Внуков широко улыбнулся:
     -- Да что вы, Александр Дмитриевич, пугаете? Я все сделаю!
     Засядько провел рукой по воспаленным глазам.
     -- Извините,  Василий  Михайлович.  Устал...  Огоньки  перед  глазами
пляшут. Сегодня нехороший сон снился...
     Внуков с сочувствием смотрел на бледное,  исхудавшее  лицо  генерала.
Засядько держался на ногах лишь усилием воли. Он, как всегда, поднимался в
четыре утра и ложился далеко за полночь. И каждая секунда рабочего времени
была заполнена изнуряющей работой на пределе сил...
     -- Сделаем,-- повторил  подполковник,  и  Засядько  уловил  в  голосе
помощника жалость и сочувствие. Внуков любил учителя, хоть и  без  слепого
обожествления, как Балабуха, но верно и глубоко.

     Александровскому  чугунолитейному  заводу   в   Петербурге   Засядько
приказал "сколь возможно поспешнейшим образом"  изготовить  шесть  больших
прессов с соответствующими приспособлениями для  набивки  ракет.  Железные
поддоны и гранаты тоже пришлось заказать здесь, ибо Петербургский казенный
чугунолитейный завод был загружен изготовлением спускных труб для ракетных
станков.
     Внукову  пришлось  несколько  раз  ездить   на   Ижевский   завод   и
выколачивать медь для спускных труб, которые после  обработки  приходилось
везти обтачивать на токарных станках в технической  артиллерийской  школе,
что располагалась на другом конце города.
     С  заказом  на  деревянные  треноги  измученный   Внуков   решил   не
связываться и велел своим ракетчикам-технарям изготовлять их в собственном
ракетном заведении.
     Не ожидая, пока Внуков соберется с переездом, а тем  паче  подготовит
ракетную базу для  Балабухи,  Засядько  приказал  Шосткинскому  пороховому
заводу срочно отправить в Тульчин припасы, необходимые  для  приготовления
ракет в счет первых шести  тысяч,  а  именно:  "...мякоти  пороховой  1600
пудов, пороха мушкетного 80 пудов, угля ольхового молотого 120 пудов..."
     Управляющий заводом хватался за голову и молил об  отставке.  Слишком
уж немыслимыми были требования, да еще в предвоенное время, когда воинские
заказы сыпались со всех сторон. К тому же это было только начало: Засядько
предупредил о серии поставок.
     24 марта 1828 года первый транспорт под руководством  еще  одного  из
верных учеников Засядько, поручика Лацкого, выехал из Петербурга. С Лацким
ехало три фейерверкера и двое рядовых. Засядько рассудил, что пяти человек
достаточно для начала работ. Еще придется  отправлять  не  меньше  десятка
транспортов с припасами и готовыми к сборке ракетами.
     Лацкий ехал на передней телеге, уютно устроившись  на  сене,  которым
были прикрыты медные цилиндры ракет. Позади тянулся нескончаемый  обоз.  С
первым же рейсом Засядько распорядился отправить два копра, два пресса для
набивки  ракет,  шестьсот  ракет,  снаряженных  гранатами  и   полуядрами,
готовые, но не набитые гильзы и двенадцать треножных ракетных установок  с
медными цилиндрическими трубами для 2 -- и 2,5-- дюймовых ракет.
     Медленно двигался обоз по размытой  после  весенней  ростали  дороге.
Лацкий с тоской думал, что им  предстоит  трястись  на  груженных  телегах
несколько суток.
     -- Захарыч! -- крикнул он старшему фейерверкеру.-- Проследи  пока  за
обозом, а я подремлю. Разбуди, когда покажется деревня.
     --  Слушаюсь,  ваше  благородие,--  безразлично   отозвался   старик,
которого тоже клонило в сон, а про  себя  подумал:  чего  следить,  лошади
исправные, с дороги не собьются,  мимо  деревни  не  пройдут.  Да  и  люди
надежные, каждый рад-радехонек, что попал на такую  службу:  ешь,  пей  да
лежи себе на боку, пока  доедешь  на  другой  край  необъятной  Российской
империи.
     К задремавшему фейерверкеру подсел молодой солдат.
     -- Захарыч, а как там на месте?
     -- Что? -- недовольно буркнул старик.
     -- Сам знаешь. Служба-то у  нас  необычная.  Послабление  или  льготы
какие будут?
     -- Молодой, да прыткий,-- ответил Захарыч  неодобрительно.--  Еще  не
служил, а уже льгот захотел...
     Его сердили разговоры о мнимых льготах солдатам-ракетчикам. На  своем
веку насмотрелся на солдатские  профессии  и  знал,  что  все  зависит  от
барской воли. Попадется добрый начальник, и  служишь  при  нем  сносно,  а
попадется зверь -- хоть руки накладывай. Слава богу, у них все хорошо. Его
высокопревосходительство генерал-майор сам не  обидит  простого  человека,
дай ему господь долгих лет жизни...
     С такими успокоительными думами старый солдат и  заснул  на  зарядных
ящиках, покачиваясь, словно шлюпка на  волнах.  Впереди  дороги  было  без
малого две тысячи верст.

     Глава 45

     В апреле 1828 года грянула русско-турецкая война. С  1  мая  Засядько
был уже в действующей армии. Приняв командование артиллерией под  турецкой
крепостью Браилов, он в первый же день сделал рекогносцировку и  пришел  к
самым неутешительным выводам. Два  раза  русские  пытались  взять  штурмом
крепость, но оба раза безуспешно. Стояла сырая и холодная  погода.  Войска
страдали  от  недостатка   продовольствия,   начались   эпидемии.   Общего
начальника над осаждавшими  войсками  не  было,  поэтому  боевые  действия
велись без единого плана, нерешительно и вяло.
     Свои соображения Засядько изложил на военном совете, созванном по его
инициативе. Его слушали молча, никто  не  спорил.  Все  знали  сложившееся
положение, но никто не решался высказать мрачные мысли вслух.
     -- Через пару недель я жду партию новых осадных  орудий,  отлитых  по
моим чертежам. Теперь проверим их в  бою.  А  пока  давайте  готовиться  к
штурму,-- закончил Засядько.
     --  Вы,  батенька,  и  сейчас  не   прекращайте   обстрел,--   сказал
просительно генерал-майор фон Миллер.-- После вашего приезда пушек  словно
бы удвоилось.
     -- Это потому, что никто из здешних артиллеристов не  учился  в  моем
училище,-- ответил Засядько без улыбки.-- Я бы их  научил,  как  правильно
расставлять батареи.
     -- Пусть хоть сейчас поучатся,-- вставил полковник Брудзиевский.
     -- Пусть,-- согласился Засядько.-- Потаскают пушки  на  руках,  мигом
запомнят наилучшее расположение.
     Все засмеялись, и мрачное настроение несколько рассеялось.
     Однако вскоре произошли события,  которые  несколько  изменили  планы
Засядько. В Тульчин  прибыл  транспорт  Лацкого.  Поручик  уже  знал,  что
ракетное  заведение  решено  построить  в  Тирасполе,  и  намеревался  без
промедления следовать по указанному адресу.
     Но Засядько решил остановить обоз с  ракетами  в  лагере  осаждавших.
Остальные транспорты пусть сосредоточиваются в  Тирасполе,  а  этих  ребят
можно использовать при осаде Браилова.
     Лацкий выслушал новый приказ с радостью. Все-таки воевать будет рядом
с учителем!
     -- Ракетная рота Балабухи подойдет не скоро,-- продолжал  Засядько.--
Нам самим придется взяться за ракеты. В какой мере  ваши  люди  знакомы  с
ними?
     -- Только со сборкой. Увы, мы лишь мастеровые.
     --  Обстоятельства  переменились.  Придется  воевать.  Надо  показать
солдатам, как обращаться с ракетами.
     -- Я сейчас же...
     -- Я тоже. Но мы с вами  сможем  обслуживать  две  установки,  а  для
хорошего ракетного удара нужно как минимум два десятка. Поняли?
     Лацкий слушал, разинув рот. Вот оно, начинается!
     -- Понял, Александр Дмитриевич! Сейчас же прикажу  солдатам  собирать
ракеты.
     -- Я придам в ваше распоряжение еще две роты.  Обучите  тщательнейшим
образом. Хотя нет -- подберите добровольцев. Те лучше справятся.
     На следующий  день  Лацкий  уже  объяснял  новоиспеченным  ракетчикам
способы применения нового оружия. Засядько,  который  пришел  на  занятия,
лишь покрутил головой и удалился, ничего не сказав. Лацкий растерялся: что
случилось? Учитель недоволен? Но ведь он обучает целую роту!
     Вечером он увидел, как работает генерал. В течение недели  он  обучил
23 роты солдат-ракетчиков! Лацкий опустил руки. Вот что  значит  талант...
Он же полмесяца бился  с  подчиненными,  которые  еще  не  усвоили,  какой
стороной закладывать ракету в пусковую установку...
     Было подготовлено 24 роты, и Лацкий понимал, сколь невелика его  роль
в этом деле. Один из офицеров спросил сочувствующе:
     -- Тяжело с ним работать?
     -- Ой, как тяжко,--  пожаловался  Лацкий.--  Заставляет  работать  за
троих!
     -- Бедняги!
     -- К счастью, нас семеро.

     -- Значит, штурм. Бери  ракетчиков  и  командуй,--  сказал  Засядько,
вызвав его к себе.-- Ракет не жалей. Я заказал еще  две  тысячи  четыреста
снарядов.
     В ночь перед штурмом Засядько выдвинул ракетчиков на переднюю  линию.
Они должны были нанести удар фугасными ракетами  по  внутренним  строениям
крепости и сразу же повторить залп зажигательными. Пожары посеют панику, а
в это время начнется штурм.
     Под  Браилов  прибыл  новый  командующий  русскими  войсками  в