й момент на  одну  из  моих
квартир как раз должны привезти новую мебель, а заодно - труп  этого  самого
Рыбака и кассету с цифровой записью информации по всем его  группам.  -  Вот
эту? - отец Грубер вытащил из  внутреннего  кармана  видеокассету.  Цеппелин
напрягся. - Да, такую. Видеокассета с цифровой записью. Но откуда...  -  Мне
ее передал  некто  Николас.  -  А,  "ниндзя-черепашка",  -  снова  улыбнулся
Цеппелин. - Не приуменьшайте его  возможностей.  Николас  прошел  прекрасную
школу в Китае, Японии и на Памире, в России. Одно время он работал у меня...
Наконец, заволновался и дон Темпеста. Он даже привстал, а голос его с  хрипа
перешел на еле понятный свист: - Николас  Хорхе  Луис  Кесарес?  Иностранный
легион? Орден Иезуитов? Но ведь это - мой человек! Почему я... - А почему  -
я?! - вдруг спросила громко бабушка Нгуэн. От ярости она тоже  привстала  со
своего места. - Почему я ничего не знаю? Цеппелин, может, Николас и  на  вас
работает? - Ну, пару  раз...  -  промямлил  Цеппелин.  -  Боюсь,  теперь  он
работает на самого себя, - подвел итог отец Грубер, - это меня и  беспокоит.
Он, правда, не отказывается от сотрудничества. В частности, мне он по старой
дружбе сообщил, что в дело включились российские спецслужбы.  -  Та-а-ак!  -
бабушка Нгуэн  села  на  место.  Снова  плотно  сложила  ладошки.  И  гневно
вперилась в Цеппелина. - Господин Цеппелин. Вы  не  смогли  понять,  за  кем
гонитесь, за дочерью или за заложницей. Вы наделали  очень  много  шума.  Вы
подняли со дна реки слишком много ила. И мне  теперь  кажется...  Неожиданно
Цеппелин резво вскочил со своего кресла и запрыгнул на стол. Он  сделал  это
как раз вовремя: между подлокотниками его опустевшего кресла с оглушительным
хлопком проскочила толстая электрическая  искра.  Запахло  озоном.  Цеппелин
прошелся по столу и встал вплотную перед бабушкой Нгуэн. - Я смотрел  фильмы
про Джеймса Бонда. Я  готов  к  таким  штучкам  -  лучше,  чем  вы  думаете.
Во-первых, домик заминирован. Отец Грубер снова принялся мусолить четки, дон
Темпеста затаил дыхание. Бабушка Нгуэн сомкнула челюсти с такой  силой,  что
ее лицо потеряло цвет воска и приобрело цвет бумаги. А Цеппелин продолжил: -
Если я не появлюсь отсюда через  пятнадцать  минут,  в  Аппаллачах  появится
новый вулкан. Прямо здесь. Это раз. И еще два. Я собрал сведения не только о
Рыбаке. У меня есть полное досье на рыбок. На акул. На  вас  всех.  Регионы,
связи, каналы - все! Вы друг о друге и сами  о  себе  того  не  знаете,  что
теперь знаю я. Тринадцать лет ушло  на  работу,  тринадцать  лет!  Но  я  не
собираюсь толккаться жопой, у меня просто сил нет контролировать еще и  ваши
регионы. Моя цель - сохранить ситуацию в ее теперешнем виде. Правда, на роль
хранителя теперь претендую я -  вместо  нашей  уважаемой  бабушки.  Цеппелин
обвел взглядом остальных. Ногами в аккуратных рыжих бтиночках  он  стоял  на
изображении Австралии. Потом переместился к  центру  стола  и  стал  топтать
Северный Полюс. Бабушка Нгуэн злобно  процедила:  -  Ваше  предложение  надо
обсудить отдельно. - Разумеется. Приглашаю всех в Ливадию  через  неделю.  И
Бар Аввану передайте... Его прервал резкий писк зуммера. Дверь открылась,  и
на пороге с поклоном появился  низенький  вьетнамец.  Он  что-то  прощебетал
бабушке Нгуэн на своем языке. - Повтори для всех по-английски,  -  приказала
бабушка. Вьетнамец еще раз поклонился и сообщил:  -  Только  что  над  плато
пролетел самолет, и с него нам скинули посылку. Мы проверили посылку. Ничего
опасного. Но много печали. И вьетнамец поставил на стол, к ногам Цеппеллина,
ящик. Ящик был открыт. На дне ящика, выставив  к  потолку  огромный  холеный
нос, лежала отрубленная голова  Бар  Аввана.  Бабушка  Нгуэн  посмотрела  на
Цеппелина и улыбнулась -  левым  уголком  рта.  -  Говоришь,  убили  Рыбака?
Дур-рак!
 
   * * * Солнечный разворот причала, вечер уже, темнеет, и пляжи  похожи  на
раскрытую книгу. Кораблик притерся  к  пирсу,  словно  котенок  к  плюшевому
мишке, которого по ошибке принял за свою мамашу. Галантный  молодой  человек
подает  крепкую  руку  неловким  пассажирам  и   пассажиркам,   помогая   им
перебираться  на  берег,  чтобы  не  искупались  раньше  времени.  Улыбчивый
паренек, вырвавшись из объятий алкаша, забрался на борт и сиганул в воду как
был, в шортах, красивой смуглой рыбкой.  Теперь  Мила  потащила  свою  сумку
самостоятельно, на коричневом личике застыла непривычная хмурая злоба.
	 - Милочка, ты здесь когда нибудь была? - Слава все еще не мог выйти из полуватного состояния. 
	 - Пять лет назад, с мамой, - она оглядывала длинный прогон бетона, отгораживавший галечные пляжи со стройными топчанами, загнанными, как пони в стойло, под навесы. У дальнего причала одиноко покачивалась белоснежная яхта, похожая на вымазанную в известке гаванскую сигару. "И. Б. Тито" - гордо светилась на носу алая надпись. 
	 - Куда мы теперь пойдем? 
	Она пожала плечами, ей было плохо, гораздо хуже чем ему. 
	 - Давай с ними, что ль? - Слава посмотрел вслед удаляющейся шумной компании, к которой пристоился Сашок. - В очках это кто? 
	 - Таня, с косой Гретка... Они киевлянки. Ты иди с ними, я потом, - Мила поднесла руку к лицу, будто отгоняя надоедливых мух, - укачало меня... Они в сраный угол идут. 
	 - Ку-да? - присоединяться сразу расхотелось. 
	 - Или в камыши. Там вся тусовка... 
	Слава вдруг понял, что ему страшно. И это - нормально, это даже необходимо, чтобы избавить организм от идиотского действия "ношпы". Страх оказался настолько целительным, что Славе не было никакого дела до самой угрозы и до ее источника. А источник, на самом деле, был рядом: нагловатого вида подростки, человек двадцать, может больше, бросали на вновь прибывших ленивые колючие взгляды. Чем-то эти подростки напоминали маленьких вредных зверьков - хорьков. Небрежной походкой один отделился от общей массы и оказался возле девочки, с силой дернул за косичку - на асфальт посыпались разноцветные кругляшки. "Не мечите бисер перед свиньями," - еще одно левкино выражение гулко пробило в голове, заставив Славу полностью скинуть странную дремоту. 
	 - Слышь, ты... - это к нему направилась плотно сбившаяся кучка задиристых подростков, пытаясь взять в кольцо, но на Славу они не произвели должного впечатления, разум был полностью занят обидившим девочку хулиганом. 
	 - Пошел на хуй, - бросил Слава себе под нос, но достаточно громко, и направился к Миле, по дороге случайно здорово долбанув ближайшего подростка тяжелой сумкой. Оставить ее одну он не мог, поэтому подхватил под руку и потащил, пару раз наступив кому-то на ногу. Хотел извиниться, но ничего не получилось - лень было разговаривать. Вдруг, шутки ради, Слава усадил Милу на плечо и понес. Она вцепилась ему в волосы и запищала - видно, шел он не очень ровно. 
	Прямой путь, проложенний между строениями и решетками, делившими сушу на пляж и непляж, закончился, и они вступили в кемпинг. Шумная компания распалась: кто-то пошел дальше, кто-то пристроился к нелепым конструкциям в дальнем левом углу. От крайних палаток до забора все место было занято штабелями пыльных, пустых бутылок, слабые лучики заходящего солнца прорывались из глубин стекла изумрудными искорками, как от подземных сокровищ сказочных гномов. 
	Пьяно покачиваясь, длинный вотлосатый парень сделал неловкий разворот, задел одну бутылку ногой и чуть не упал на посеребренную плоскость стоящей рядом платки, но удержался. Медленно, даже слегка торжественно, так шествуют невесты в двери загса, вся хрустальная гора сьехала вниз и навалилась на расположившийся под ней выцветший брезент, закрепленный несколько враскоряку, минуту постояла, раздумывая, и подмяла его под себя, полностью погрузив под разноцветный ворох стекла. Через какое-то время снизу раздалось возмущенное похрюкивание, бутылки затрепыхались и из-под них вылез здоровенный взлохмаченный мужик. 
	 - Рота, па-адьем!! - весело гаркнул волосатый, убредая куда-то вдаль, в сторону остро пахнущенго сортира, прямоугольного и неопрятного. 
	 - А шампанское где? А?! Была еще бутылка!!! Была здесь! - ревел разбуженный. Солце уже ушло за театральные декорации почти лысых гор, ветер дул с моря, мешая сортирную вонь с резким мускусным духом айвазовско-гриновской романтики. Таня и Грета, мало обращая внимание на происходящее, ставили синюю прочную палатку чуть в стороне от других, поближе к машинам, которые держали пустую пограничную зону между собой и этой странной ордой. Лохматый мужик, забыв, что дом его раздавлен, искал шампанское: выстроив в ряд всех присутствовавших, требовал вернуть украденное. Пытавшаяся с пьяных глаз его урезонить встрепанная снаружи, да и, видать, изнутри, девица получила по морде - отлетев к забору, она даже не попыталась подняться, а вместо этого грустно запела: 
	" У меня на жопе сорок пять прыщей, 
	 У меня неправильный обмен вещей, 
	 И хоть регулярно мою жопу я, 
	 Все равно прыщей на жопе трам-пам-пам..." 
	Слава, невольно попятился, но заметив, что Мила уже влезла в синюю палатку киевлянок и втащила туда сумку, замер на месте. 
	- Ты!! - раздалось от строя, где все глупо хихикали, стараясь остаться незамеченными. Теперь мужик уставился мутными глзами прямо на него, - Верни бутылку!!!! 
	Со всего размаху Слава влепил подошедшему пьяному верзиле пощечину, тот не устоял на ногах и грохнулся на кучу гладкого стекла, распозшуюся по его жилищу. Полежав какое-то время тихо, он стал шарить вокруг себя руками, словно собирая осколки своей памяти в единый кулак. Слава приготовился к дальнейшей борьбе. 
	 - Ага, - торжественно огласил верзила, - Нашел! - в одной руке он держал пыльную бутылку, - Вернули, сволочи!!! Так вас всех! На, попей, - протанул ее Славе. Не обратив на поверженного в прах врага внимания, Слава подошел к костру и присел на поваленный чурбан. Уставшие девушки пытались сварить в почерневшем котелке бурду из пакетика чешского супа и гречневой каши. Приятно заурчало в животе, с краю от воображаемой кухни валялся прозрачный целлофан с мидиями... 
	Вернулся, распространя вокруг себя полный едкого аромата воздух, давешний волосатый: 
	 - Виктор. Летенант запаса. Коммандир гондонного взвода! - четко представился он, сунулся к девушкам, но те его отогнали. - Давайте, что ли, споем? - предложил он кому-то, взяв в руки измученный инструмент. - Горька моя судьба, не может горше быть, я никогда не брошу пить!.. - сиплый бас переплетался с нарочитыми "петухами". 
	 - Витя, Витя, может ты пожрешь лучше? - предложил какой-то невысокий человечек. 
	 - Давайте лучше выпьем, - была уже почти ночь, и Слава перестал различать людей, ему наливали, дали каши и хлеба, но с вопросами никто не приставал. Мила переодически мелькала у костра то тут, то там. Внезапно Витя начал буянить - этого, кажется, все уже давно ждали, и теперь забавлялись каждый на свой манер. Слава решил остановить зарвавшегося хулигана, но Витя уже не держался на ногах - два первых удара в челюсть прошли мимо. Когда, повалив пьяного на землю, Слава попытался заломить ему руки за спину, тот внезапно укусил его в бедро, сзади, там, где уже и не бедро вовсе... Укусил сильно, зло, как кусает бешенная крыса. От неожиданности Слава подпрыгнул и попал боком на остатки костра - не обжегся, только брюки задымили, но быстро погасли. Витя куда-то делся. Вокруг происходила непонятная суета и оживление: ловили молоденького поросенка, неосторожно вышедшего к людям. Наверное, поросенку тоже хотелось праздника. 
	 - Держи, держи! Загоняй! - орали мужики, прыгая за юркой жертвой. 
	 - Оствьте его! Немедленно прекратите! - ныли девушки, гоняясь за мужиками. 
	 - Костер разводите! Шашлык есть будем! 
	Но, видно, поросенку это все нравилось, он бегал между палаток, смело шмыгая среди разозленных людей, не даваясь в руки, сбивал колышки, валявшуюся на земле посуду. Кто-то наступил на гитару, раздался треск. Принявшись буянить по-настоящему, Витя обвинил во всех бедах жидо-массонский заговор и Жириновского. Откуда-то взялся нож... Славе стало тоскливо: "Ну вот, сейчас они его убьют, такого маленького и славного, - поросенок был ростом уже с хорошую дворнягу, - будут резать, он будет плакать, а я ничем не смогу ему помочь." 
	Слава брел по прямой, прочь от всего этого шума и суеты. Теперь к погоне подключилось еще больше народу. Поросенок разгромил напоследок тент, укрывавший чью-то машину, и решил, наконец, смыться - тихонько улизнув от разьяренных охотников, он пристроился к Славиной ноге, пошел рядом, доверительно похрюкивая. 
	Найдя подходящее уединенное место, Слава сел на бетон и стал думать. Поросенок лег рядом, у самых ступней, изредка к чему-то прислушиваясь, как верный сторожевой или охотничий пес. Слава думал о всех людях, то есть о человечестве, его месте во Вселенной, такой безграничной. Звезды уже намозолии глаза, но он все равно на них смотрел; далекие и нежно-холодные, само воплощение некоего идеала и совершенства, они невольно притягивали к себе его расползшееся по поверхности земляной доски слабое и беспомощное сознание. "Может быть, там тоже есть Разум, - мысли не думались, а переживались во всей полноте своего бытия, между ними и телом исчезла китайская стена мозговой коры, и мысли стали едины со всем окружающим, особенно с последним истинным другом - поросенком. - Может, он (Разум... или - поросенок?) огромный и могучий, как океан. Как Солнце. Звезды такие большие и перемигиваются между собой целую вечность. Бессмертны. - Тут Слава вспомнил, что свет от них до нас доходит через миллионы лет, и заплакал, стало жаль себя, поросенка и их всех, не понимающих бессмертную истину, что все относительно, - Перед вечностью все пустяки! - он лицезрел первозданный хаос и потерялся в нем. - Песчинки, голые неразумные песчинки..." 
	Поросенок ласково терся о сбитые, онемевшие ноги - одинокий друг, но когда ночной бриз принес на сизых крыльях запах разбросанных объедков, друг внезапно предал Славу, уковылял в заросли высокой травы. Стало совсем грустно, вовсе невмоготу, дыхание съежилось в груди и не желало... дышать? Слава осторожно опустился под козырек пляжного навеса, пристально вглядываясь в гигантские призрачные телеса блестящего моря, расписанные поверху звездами; он пытался разгадать какую-то важную тайну... Словно там на самом деле есть эта самая тайна. 
	 - Двенадцатый имам, он придет, точно, раз так написано, значит .. - бубнил сумеречно-закомый голос, от которого приятно шли по коже знакомые страшные мурашки. 
	 - Ты, давай, забивай, забивай. Фу, черт, опять штакент сломал! - слегка дребезжал девичий голосок - Дубина! Имам, будет тебе имам, ты раскумариться дай только! - в ее тоне злобно проскакивала стервозная нежность. 
	 - Не понимаете вы все, - и Слава был согласен, но сидел на лавочке рядом тихо-тихо, как задумчивый мышонок, и все смотрел на искрящуюся воду и огромное небо. 
	 - Бекушка, ну не тяни душу. Это тебе имам, а мне... - в темноте наконец запрыгал красный, как глаз дьявола, огонек. - Вот теперь хорошо, - после минутной задержки Мила больше не хотела плакать, - Ну чего там отчим, как поживает? 
	 - Ты хотела что-то вернуть? 
	 - Держи, все девять, как было... 
	 - Было десять. 
	 - У нас было девять... 
	 - Тебе его не жалко? 
	 - А тебе? Меня бы кто пожалел! 
	Бандит что-то сказал и укоризненно поцокал языком, Мила жадно сделала еще одну затяжку и передала папиросу: 
	 - Он не виноват. 
	 - А кто у нас виноват? Однажды Ходжа Насреддин... 
	 - Ой, нет! Про гарем я уже слышала и про зонтик тоже... 
	 - И так ничего не поняла. 
	 - Ну, куда уж нам со своим некошерным рылом... 
	 - Ты глупая мелкая девчонка, сейчас ты решила жить или умереть человеку, прекрасному человеку, которого так хорошо знала с детства. 
	 - Да, а кто грохнул Марго и другие были, между прочим! - она отобрала огонек, - Все равно не отдам! Если хочешь, можешь зарезать меня, раз уж обещался, вот уж точно никому не жалко! 
	 - Двенадцатый имам придет и всех нас рассудит, кто прав, кто виноват... 
	 - И что нам делать? - вставил Слава, завороженно гляда на слабое трепыхание волн. Он не замечал, как бандит стал медленно разворачиваться, но Мила сунула ему в руку папиросу, томно заверив: 
	 - Свои. 
	 - А что произошло с Ходжой Насреддином? - наверное это и была та тайна, которую он должен обязательно сегодня разгадать. - А правда, свиней есть нельзя? Они же такие милые... 
	Рассмеявшись, Мила харкнула на камни так обидно, неприятно, что Слава поднялся с топчана и побрел прочь, вперед, искать поросенка и объяснить им всем, что приличные люди свиней не едят, так велел имам, а то придет - разберется со всеми, и еще у него есть брат, большой и сильный, как двенадцатый имам, он ему все расскажет...Хотя бы и про Ходжу Насреддина... Внезапно Слава понял, что про Насреддина он ничего не узнал и повернул обратно. Но кругом больше не было ни навесов, ни бетона, везде валялись какие-то люди, некоторые вроде даже купались. 
	 - Витя, отпустите даму, - уговаривал тихий голос где-то внизу, у самых его ног, - она вас просит... 
	 - Не... - там кто-то шевелился. 
	 - Ах, Витя, у вас же все равно не получается... - девичий голосок то ли плакал, то ли смеялся. 
	 - А нам-то хули?.. Ма-ал-чать!!! Когда пыхтишь под командиром гондонного взвода!.. - но ласковый девичий голос только рассыпался в ответ серебристыми хрустальными бляшками. 
	 - Витя, ты такой же острый, как и галька... 
	 - Ты - Галина? - движения внизу на минуту замедлились. 
	 - Нет, я Грета, - девушка томно смеялась, - Витя, раз вы такой половой гигант, давайте познакомимся, что ли? 
	 - Потом.. - он возобновил прервавшуюся деятельность. - У Галки триппер... - Слава стоял в недоумении. 
	 - Ну, ты что залип? - пьяная женщина потянула за штанину, он пошатнулся и упал, голова ударилась об относительно мягкую и довольно теплую человеческую плоть. 
	 - А-га! Получилось! - в это время луч фонарика прошелся по голым телам, высветив на секунду чьи-то поросшие пушком ягодицы под самым славиным носом - те волнами поднималась и опускалась, слегка раздвигаясь, как скалы перед аргонавтами. Женщина начала постанывать, когда фонарик перешел на лица... 
	 - Какого! - взревел Витя, намереваясь подняться, но женские руки удержали его и заставили продолжить движение. 
	 - Да, ладно, это только погранцы... 
	 - Ща, наверное гонять будут... - Слава понял, что с него стаскивают брюки: "Воры!" 
	 - Не, теперь не будут, - девушка рядом нежно провела рукой по его животу. - Им теперь не до этого...Пойдем, окунемся? 
	 - Нет. Я не могу. Там двенадцатый имам, он человека убивает, а вы свиней едите... 
	 - Ну, как хочешь... - девушка разочарованно отвернулась, и это было тоже обидно, он засыпал, море шелестело над ухом, там плыл гигантский змей, кажется Левиафан...Слава вежливо поздоровался, змей заставил его встать и повел в свой дворец; во дворце жили странные создания с большими овальными грудями, змей называл эти создания то ли русалками, то ли - нимфетками, и одна из них кричала: 
	 - Ро-ота! Па-адьем!! - Слава уже было решил поступить с ней, как тот грубый Витя с девушкой на пляже, но проснулся. Рядом действительно лежала русалка, под неестественно синим небом, в душном и влажном воздухе, на ее верхней губе блестел пот. 
	 - Это ты - Витя? - огромные хрустально-синие глаза придавали лицу величественное выражение, как у испанской королевы Изабеллы, что ли, или как там ее? 
	 - Нет, я Слава, - он сейчас же пожалел о сказанном, потому что девушка потеряла к нему интерес и вылезла из палатки; он понял, что ему очень плохо и что он умрет, потому что умрет.... прямо немедленно... Что-то прохладное коснулось ноги. 
	 - Ну, вылезай, купаться . - лицо Милы было непривычно опухшим: глаза-щелки, пластилиновые губы отвратительно вывернуты - маска экзотического демона, да и только. - Давай быстрей. На нудку пойдем. 
	С ужасом Слава обнаружил, что совершенно раздет, смятые брюки валялись рядом, пиджак и рубашка тоже, под головой, вместо подушки. 
	 - Выйди, я оденусь. 
	Немилосердно палило солнце, затуманенные мозги боялись лишний раз шевельнуться под