алы. Облако все росло, росла дрожь. Слава понял, что не слышит ничего - кроме оглушительного грохота. И вот грохот дощел до предельной точки. Облако рассыпалось отдельными языками, языки - искрами... Но дрожь не прекратилась. Снова ахнула Мила и невольно вытянула руку по направлению к скале. Скала двигалась! Гигантская скала заваливалась вперед, прямо на яхту. Яхта быстро тонула, скала обрушивалась сверху, разваливаясь на неровные угловатые части. 
	"Рыбки" замерли на пирсе возле своих мотоциклов. Мила очнулась, дернула Славу за рукав, прошептала: 
	- Толкай! 
	- Скала... - завороженно ответил Слава. 
	Мила сильно ткнула его в бок. 
	- Толкай бандуру, пока те не очухались! 
	Слава толкал тяжелый мотоцикл в гору, невольно оглядываясь на скалу, продолжавшую оседать в черную воду, раскатываться грохочущими валунами. 
	- Скорей! - шепотом торопила Мила. 
	Земля все еще подрагивала под ногами - а может быть, Славе просто казалось, что дрожит земля. Он не мог забыть ужасного зрелища, хотя и море, и пирс, и остатки скалы давно скрылись за деревьями. Подъем вывел на дорогу, но Мила продолжала толкать мотоцикл руками - вверх по шоссе, круто забиравшему в гору. 
	- Отойдем подальше. Они думают, мы там. 
	Когда у обоих иссякли силы, Мила сдалась. 
	- Ладно. Авось, не поймут, куда мы дернули. Садись. - она развернула мотоцикл к спуску. 
	- А куда? 
	Слава медлил садиться. Мила вскочила в седло, сама толкнулась ногами. Мотоцикл проехал несколько метров под гору, разок чихнул и завелся. Мила круто развернулась вокруг ноги и подъехала обратно к Славе. 
	- Садись, говорю. В Ливадию. 
	- А зачем... 
	- Куда хочу, туда и поедем. Там будет весь кагал. Там папка. Ты помнишь, эти, Макс и Николас, говорили, он ее где-то в Бахчисарае держит? Новости! Уж я из него... Садись! 
	Слава пожал плечами. Ему уже, на самом деле, было абсолютно все равно, куда ехать и зачем. 
	"Рыбки", наверное, так и не очухались от увиденного. Никакой погони не было. Мотоцикл проскочил несколько темных аллей, нырнул между двумя высокими каменными изгородями, перешедшими в двухэтажные кирпичные домики. Пустые тротуары, слепые витрины. Улица становилась все уже, подъем все круче, и вдруг Слава узнал место: автобусная станция. Именно здесь хитрые бабки сосватали им с Милой жилье... Черт! 
	Слава похлопал Милу по плечу. 
	- Мил, деньги! Деньги на квартире остались! 
	Мила резко затормозила. 
	- И джинсы твои, - добавил Слава. 
	Мила молчала. Потом затрясла головой. Волосы ее разметались в стороны, шляпка давно где-то потерялась. 
	- Назад нельзя. Я боюсь. А... Твои-то деньги целы? 
	Слава проверил карман. 
	- Целы. 
	- Ну тогда - в Ливадию. Потрошить папку. 
	После остановки дорога стала пыльной. Чистый влажный Симеиз, усеявший склоны шифером и яркой черепицей, прочерченный узкими каменными лесенками, увенчанный прекрасной - даже в старости - "виллой Ксения", крымский рай Симеиз остался за спиной, вместе с людьми Рыбака, завалившейся скалой и утонувшей яхтой. 
	На развилке Мила забрала вверх и помчалась по серпантину. Темная пустая дорога вьется еле заметной серой полосой, справа давят черными боками горы, а слева - пустота, такая же черная, но совсем другая. Она не давит. И не зовет. Она безразлична. "Пустота полна до конца," - вспомнил Слава одно из непонятных левкиных высказываний. 
	Через некоторое время горы и пустота поменялись местами. Теперь пустота была справа, а горы слева. А потом - наоборот. Слава совершенно не представлял, куда они несутся по пустой едва различимой дороге. Мила молчала. На секунду Слава решил, что это не Мила и не мотоцикл, а Ангел Смерти, чудовищный кентавр с телом мотоцикла и головой девочки, подхватив его на закорки, несет... Куда? Темнота вокруг не была похожа ни на рай, ни на ад. Она была просто темнотой. 
	Повороты закончились, дорога долгое время шла ровно. Руль начал подрагивать в руках у Милы - она устала. 
	- Может, я попробую? - предложил Слава. 
	Мила помотала головой. Потом притормозила. Заглушила движок. 
	- А все уже. Мы приехали. 
	Луч фары выхватил из темноты белую вывеску-указатель: Ливадия. Стрелка указывала на сьезд вниз. Внезапно вывеска стала ярче, совсем яркой, нестерпимо яркой... На дороге послышался ровный мощный гул. Что-то тяжелое, длинное двигалось прямо на них, ослепляя мощными фарами. Пришлось отскочить в сторону и прижаться к обочине: едва не чиркнув по плитам песчанника, ограничивающим дорогу, мимо пронесся фургон. Чем-то фургон показался знакомым. Может, все фургоны просто одинаковые? 
	 - Давай срежем? - предложила Мила, заводя мотоцикл в узкую щель между домами. 
	 - Что срежем? - переспросил Слава, но уже сам понял. 	Фургон, петляя, пробирался вниз. Туда же вел узкий проход-лаз. Мотоцикл вести сразу пришлось Славе, потому что Мила не удержалась на скользких ступенях, отполированных ногами людей, прошедщих здесь за столетия, или даже тысячелетия до них. Приходилось бежать трусцой за тяжелым мотоциклом, когда ступеньки превращались просто в узкую тропинку, петлявшую между домами и дворами. Наконец мотоцикл вырвался окончательно, но удрать не успел - рухнул на потрескавшиеся плиты внутреннего дворика, возле пересохшего фонтана. Слава догнал мотоцикл и прислушался. Мила где-то отстала, но спуск кончился. Впереди видна нормальная дорога с фонарями. 
	Слава вывел мотоцикл на дорогу и огляделся. Мертвая пелена тумана, подкрашенная голубым светом фонарей. И из этой пелены медленно выходит одинокая фигура - тоже мертвая!.. Нет, это всего лишь Мила. Славу невольно передернуло. 
	 - Пойдем, - Мила положила свои пальцы на теплую рукаятку газа, случайно задев Славу. Ее ладонь показалась неестествено холодной. 
	 - Куда? - Слава слегка отстранился. 
	 - Я дворец нашла и фургон...- она уверенно повела мотоцикл. Славе пришлось покорно идти следом. 
	Они вышли к просторной площади перед высоким зданием. В окнах верхнего этажа горел кое-где свет. 
	 - Что ты собираешься делать? - Слава спросил очень тихо, почти шепотом. 
	 - Фургон остановился у служебного выхода. Пойдем туда, посмотрим. 
	Они обогнули здание по правой стороне. Мила приметила небольшую пристройку, Слава нажал плечом на дощатую дверь, засов не выдержал, и они вошли. Внутри было душно и пыльно. Выключатель оказался у самой двери. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Служебное помещение: метлы, старая газонокосилка ржавеет в углу. 
	 - Заводи, - Мила подтолкнула мотоцикл к Славе, - я больше не могу. Устла. 
	Она привалилась к стене: 
	 - Давай немного передохнем. 
	Слава выключил свет и выглянул наружу. Заметил фургон и еще пару легковых машин. Осторожно ходили люди, наверное, очень не хотели привлекать к себе внимание. Слава прислушался, но ничего не уловил, слишком далеко. Кто-то распахнул дверь фургона, посветил внутрь фонариком. Черная тень залезла в нутро фургона. Теперь человек поочередно светил то в фургон, то себе на бумажку. С описью сверяется, решил Слава. 
	 - Ну что, двинули? - перекурив, Мила была готова действовать. 
	 - Куда? 
	 - Туда, - кивнула в сторону входа девочка. 
	Люди закончили свой нехитрый осмотр содержимого, прикрыли неплотно дверь, значит, скоро вернутся. 
	 - Рискованно слишком, - Славу разбирали сомнения. А стоит ли вообще туда соваться? 
	Но Мила уже направилась к фургону. Пришлось догонять. Плюшевый диван, кадка с чуть подзасохшей пальмой, книжные полки, коробки и что-то еще. Не хватало трупа. Слава узнал фургон, узнал слегка покореженную дверь. Снова приближались голоса, женский и два мужских... По спине проползли мурашки, и маленький ледяной гномик резко подпрыгнул из желудка к кадыку. 
	 - Лезь! - скомандовала Млиа, распахивая дверцу какого-то узкого шкафа. Слава еле протиснулся. 
	"Ну и ну! - успел он подумать, прежде чем шкаф перевернулся и его понесли, - Как в гробу! Ща в землю зароют и привет!" Он еле сдержался, чтобы не выскочить из мерно покачивающегося ящика с диким криком. 
	 - Да что в них понапихали-то? - возмущенно спросил сильный бас. 
	Шкаф резко опустили на землю. Наверное, отдыхали. 
	 - Твое дело таскать, - оборвал его другой голос, - вот и тащи, да болтай поменьше! Взяли! 
	Теперь Слава отчетливо слышал вибрацию мотора, треск лебедки. Шкаф слегка потряхивало. Лифт? Только не это! Общий шум и грохот выдавал ненадежность конструкции. Все запросто могло рухнуть в любой момент. Если молиться, то поможет? Слава постарался вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но не смог. В голову лезли только левкины дурацкие шутки, типа: "Господи Исусе, возьми меня за уси, а я тебя - за бороду, пойдем гулять по городу!" 
	Наконец пытка закончилась. Шкаф выставили куда-то наружу, лифт поехал вверх, должно быть, за следующей невольной жертвой. А шкаф потащили дальше, изредка задевая за углы на поворотах. 
	 - Здесь ставь! - приказал знакомый голос Бека. 
	Слава даже расслабился. Хоть что-то определилось. Только зачем Беку старая мебель? 
	 - Все? - переспросил Бек. 
	 - Все! - втащили что-то вовсе громоздкое, кажется, диван. 
	 - Ладно, идите. Пианино можно не тягать, оставьте на втором этаже. Черт с ним... Отдыхайте. 
	Грузчики вышли. В комнате загудел противный  зуммер телефонного вызова. 
	 - Да. - голос у Бека бул глухой и усталый, - да, хозяин, все готово. Все расставили. Я знаю... 
	Через минуту кто-то вошел в комнату и развалился в кресле, только обивка скрипнула. 
	 - Хорошо, Атабек, можешь идти. - Цеппелин говорил напряженно, но размеренно, как будто на машинке печатал. 
	 - Приметы, вещь серьезная, - пояснил он Атабеку, - когда удача в важном деле нужна, нельзя принебрегать ничем. Ты же знаешь? 
	 - Да, хозяин, - по голосу Бека трудно было определить его отношение ко всей этой затее.- Вы приказали перевезти кабинет - мы сделали. Что-нибудь еще надо? 
	 - Нет. О Миле ничего не слышно? 
	 - Нет, хозяин. В Симеизе, вроде, Луиса потопили. 
	 - Как? 
	 - Еще не ясно. Информатор в больнице, без сознания. 
	 - Если что выяснишь, доложи. Хорошо? 
	 - Хорошо, хозяин. Вы будете здесь? 
	 - Нет, ну что ты! Это так, просто символ - залог успеха, чтобы все гладко прошло... Ты же помнишь! 
	 - Да, хозяин. 
	 - Я еду в Ялту.- Цеппелин вышел. 
	Наверное Бек вышел вместе с ним, потому что в комнате стало тихо. Очень тихо. Слава слышал шелест собственного дыхания и дергающий перестук сердца. И еще темнота. 
	Но в комнате кто-то был. Вот скрипнула доска, зашелестела кадка, кто-то вдруг налетел на письменный стол. Этот кто-то двигался к Славе. А волосы на голове действительно могли шевелиться. И они шевелились, противно переплетаясь, падали на лоб, впитывали капли пота, потекшие с шеи на спину. Сердце забилось еще аритмичнее, будто выскакивало из засады при каждом ударе. Все, пора... Одним движением Слава распахнул шкаф и кинулся вперед на кого-то, кто пробирался к нему в темноте. Вспыхнул свет и на мгновенье лишил его зрения. Все еще держа руку на выключателе, Мила нелепо хлопала глазами. Она тоже слегка ослепла, свет оказался слишком ярок. 
	 - Включи торшер, - попросила девочка. 
	Слава кивнул, нашел белую кнопку, и снова стало хорошо. Прикрытый плотным оранжевым абажуром свет раскидывал мягкие тени по выкрашенным темно-зеленой краской стенам бункера. 
	 - Что делать будем? - спросила Мила. 
	 - Ты меня спрашиваешь? - Слава слегка опешил. 
	 - У тебя часы есть? 
	 - Нет, - Слава на всякий случай еще раз проверил карманы, - А что? 
	 - Я думаю, что до утра нас не потревожат, - Мила свернулась калачиком на диване. - У Альбертыча пунктик: он в особо важных случаях таскает за собой свою детскую комнату. Он в ней в детстве жил. Как талисман. На счастье. Я тут ни разу не была. Он как-то раз послушался своего психоаналитика и не взял ее с собой в Швейцарию. И как ты думаешь, что стало с этим аналитиком? 
	Слава представил и поежился, но преспросил: 
	 - А что? 
	 - Вот до сих пор никто и не знает! - вздохнула девочка, - давай спать, что ли. Я устала. Поставь будильник на девять, на всякий случай... 
	Ослава огляделся - действительно, за стеклом буфета тикал гигантский будилькик "Слава". Весь золоченный, он нелепо возвышался среди советского хрусталя и фарфоровых собачек. 
	Проснулся Слава сам, за пятнадцать минут до звонка будильника. Осторошно опустил рычаг выключателя. Поджав ноги, Мила сидела на диване и читала тонкую книжку. До конца ей оставалось немного, страниц двадцать. 
	 - Что читаешь? 
	 - Борис Виан. Ерунда какая-то. Так не бывает.- Она кинула книжку под стол. - Пора ноги делать, студентик. 
	 - Как? - Слава осмотрел комнату. 
	 - Через вентиляцию, - предложила Мила. - Бункер-то старый, может, даже сталинский. Ходы должны быть, вентиляционные. Ищи решетку, Артемон! 
	Решеток было несколько - большие чугунные квадраты, плотно влипшие в каменную стену почти под самым потолком. Впрочем, не совсем плотно. Один квадрат сидел слегка неровно. 
	- Помоги. 
	Слава с Милой подвинули диван чуть в сторону. Слава встал на плюшевую спинку, дотянулся до решетки... 
	- Есть! 
	Нижние болты проржавели и рассыпались, верхние тоже держали кое-как. Слава дернул решетку вниз. Один из верхних болтов тоже рассыпался, решетка с шумом закачалась на последнем болте, открывая темный лаз. Слава подсадил Милу, ее лодыжки мелькнули под потолком и скрылись в глубине лаза. Потом появилась голова. 
	- Давай скорей! Тут просторно! 
	Но Слава медлил. Диван на место можно и не ставить - авось, не заметит никто, всего-то на полметра сдвинули. А вот решетку надо за собой закрыть. Но как? 
	Взгляд Славы упал на тяжелый журнальный столик. Черная лаковая поверхность, в центре - чернильный прибор. Сухая чернильница-"непроливайка", стаканчик с карандашами и перьевыми ручками. Слава пошарил в стаканчике. Одна из ручек оказалась стальной - старая самоделка с какой-то выгравированной во всю длину дарственной надписью. Подойдет. 
	Снова взобравшись на спинку дивана, Слава ухватился за край лаза, подтянулся. Мила ему помогла. Лаз действительно оказался просторным, можно было легко развернуться. Слава вернул решетку в прежнее положение, пропихнул стальную ручку в узкое отверстие - ручка засела плотно. Когда Слава осторожно отпустил решетку, та не двинулась с места. 
	- Теперь поползли, - сказал Слава. Потом задумался: а куда ползти-то? Но Мила уже ползла. Собственно, выбирать было не из чего: ни одного ответвления так и не встретилось на этом темном пути, кроме прямых шахт, ведущих вверх, к свежему воздуху. Слава прикинул, можно ли выбраться наружу по какой-нибудь из этих шахт, упираясь в стенки руками и ногами. Нет, слишком высоко. 
	- Мил, а зачем мы вообще куда-то ползем? 
	Мила остановилась. 
	- Папка будет здесь, под землей. Не в том кабинете, а еще где-то. Вдруг да и выползем... 
	- Слушай! - Слава хлопнул себя по лбу, - ведь Цеппелин был один! Ну, с Беком. Там, в кабинете. Ты бы и вылезла из... Где ты пряталась? 
	- В диване. 
	- Вот вылезла бы из дивана, да и спросила бы его прямо! Почему... 
	- Потому что испугалась, вот почему! 
	- А следующий раз - не испугаешься? 
	- Не знаю. Увидим. 
	Мила снова поползла вперед. Слава не видел ее, только слышал ритмичное шарканье ладошек и коленок по камню. Как она не устанет? Сам он страшно устал и готов был заснуть прямо здесь, в недрах дворца, хоть и проснулся, вроде, совсем недавно. 
	Мила снова остановилась. 
	- Лаз кончился. 
	- Тупик? 
	- Нет. И решетки нет. Что-то другое. Посмотри. 
	Слава обошел Милу и пролез вперед. Лаз действительно кончился. Сверху был такой же каменный потолок, что и в кабинете. А вот снизу... 
	Слава пошарил рукой. Какая-то гибкая пластиковая поверхность, изрешеченная рядами мелких, миллиметра два диаметром, отверстий. Рука славы уперлась в металлическую арматуру. И он догадался, что это. 
	- Подвесной потолок! Итальянский. 
	- Современный? 
	- Ну да, как в офисах бывает. 
	- Значит, пришли. Давай ждать. 
	Ждать пришлось недолго. Внизу зажегся свет, отверстия в пластике засияли желтыми звездочками. Только настоящие звезды не расположены такими ровными рядами. Послышались неторопливые шаги - в комнату вошло сразу несколько человек. Слава с Милой замерли на краю вентиляционного лаза, укрытые ото всех дырявой пластиковой кожицей навесного потолка. 
	- Талгат, Ваня, стоите у дверей. Сергей с ребятами - за дверьми. Бек - при мне. Главное, с вьетнамцев глаз не спускать. В остальном - как обычно. 
	Распоряжения отдавал Цеппелин. 
	- Хозяин, а если стрелка в вентиляцию... - голос Бека. 
	- Нет, - твердо ответил Цеппелин, - я не собираюсь никому хамить. Я уже сказал им в прошлый раз, что жопой не буду толкаться. У меня ни к кому нет претензий. У них ко мне - были. Но теперь, когда Луис утонул... 
	- Утонул, хозяин. 
	- Я, честно говоря, не верю. Он уже как-то тонул - и что с того? Но наши друзья верят, что он утонул, и этого достаточно. Еще у них ко мне предъява в связи с Рыбаком, но эта предъява рассосется, когда я им сделаю свое предложение. Они мне будут руки целовать, пятки лизать, молиться будут на меня! Причем - добровольно. Единственное, следи за вьетнамцами. 
	- Вы окончательно решили, хозяин? - голос Бека зазвучал неуверенно. 
	- Да. Иначе я - враг народа. А с этими штучками я - друг, и даже более того. Я - чуть ли не бог. Вот она, власть, в химически-чистом виде! 
	Слава высунулся по пояс из укрытия и прильнул глазом к отверстию. Ему ужасно хотелось посмотреть, как выглядит "власть в химически-чистом виде". 
	Сквозь мелкое отверстие трудно было что-либо разглядеть, но Славе это удалось. Прямо под собой он увидал руку Цеппелина. А в руке была зажата баночка из-под ношпы. Та самая. 
 
   Бабушка Нгуэн спускалась по мрачной лестнице, стараясь  не  дотрагиваться
до дубовых перил. И сам дворец, похожий на письменный стол в  провинциальном
полицейском управлении, и  противоестественно  роскошный  лифт  с  золоченой
кушеткой, обитой бархатом, Но Луис, к счастью, утонул, придавленный  скалой.
А Цеппелин перестал всем грозить своими компроматами.  Наоборот,  теперь  он
обещел всех  порадовать.  Что  ж,  пусть  порадует.  Если  радость  окажется
недостаточной, у Бабушки Нгуэн есть  для  Цеппелина  интересный  сюрприз.  В
комнате обстановка оказалась такой же простой и дубовой, как перила. Дубовые
панели прикрывают стены, овальный дубовый стол, дубовые  кресла.  Вроде  бы,
никаких подвохов. За дешевым подвесным потолком может скрываться  стрелок...
Нет, едва ли Цеппелин будет так рисковать. У дона Темпесты, у отца  Грубера,
а тем более - у самой Бабушки Нгуэн отличная охрана. Если в комнате начнется
пальба, то погибнут все. Главное же,  что  успокаивало  Бабушку  Нгуэн,  это
последние сведения,  полученные  от  ее  людей.  Цеппелин  действительно  не
собирался брать под контроль новые регионы. Скорее всего, он даже  не  будет
претендовать на наследство Луиса. Бабушка  Нгуэн  тоже  не  претендовала  на
наследство Луиса, она уже прибрала к рукам регионы  Бар  Аввана.  А  регионы
Луиса, обе Америки, должны были поделить  между  собой  отец  Грубер  и  дон
Темпеста. Дон Темпеста и отец Грубер уже сидели за овальным столом. Цеппелин
стоял возле своего кресла, ждал, пока  усядется  Бабушка  Нгуэн.  За  спиной
Цеппелина маячил Бек. Возле остальных участников встречи тоже находилось  по
одному охраннику. Бабушка Нгуэн вошла в  сопровождении  низенького  молодого
вьетнамца в сером костюме. У дверей встал еще один вьетнамец, вместе с двумя
людьми Цеппелина. Остальная охрана торчала на лестнице и у лифта. -  Ну  что
ж, - Бабушка Нгуэн присела на краешек своего  кресла,  -  господин  Цеппелин
принес  нам  немножко  печали,  но  обещал  много  радости.  Господин  Иосиф
отправился делать революцию в стране предков.  И  в  этом  уже  очень  много
радости. Но господин Цеппелин хотел подарить нам что-то еще, кроме покоя, не
так ли? Цеппелин молчал, улыбался. В  тишине  сухо  постукивали  четки  отца
Грубера, иногда заглушаемые астматическими вздохами дона Темпесты.  Цеппелин
размашистым жестом поставил на стол маленькую цилиндрическую баночку. - Вот,
коллеги, - сказал он, наконец, - тут находится  лекарство  от  многих  наших
проблем. "Коллеги" молч