се равно, спасибо, что подбросили, - Мила была готова на ходу выпрыгнуть из машины. - Здесь уже недалеко, можно и на собаках. 
	 - Постой, - Славе стало вдруг неуютно, - мы же на Юг ехали, на каких это собаках? 
	 - Мила наферное говорит о шелезных сопаках, электричках, - объяснил Тыну, - они такой тлинный, зеленый и жифут в короде Сапорожье, так? 
	 - Запорожье?.. 
	 - Да! Да! Выходить пора! - суетилась Мила, с ужасом поглядывая через плечо Большого Тыниса на желтый в веселых ржавых крапинках капот, под которым рассыпался джазовыми руладами подозрительный там-там. 
	 - Да, вы, наверное, торопитесь? - посочувствовал Миле Большой Тынис. 
	 - А вы куда едете? - спросил Слава. 
	 - Нас ждут, - Тыну, казалось, не хотел говорить, - мы с девушками должны встретиться в Гурзуфе. Они побоялись ехать с нами в такой замечательной машине! Все наши будут под Керчью, а мы решили, что немного поживем в Гурзуфе и потом, наверное, присоединимся, - он посмотрел на приятеля. 
	 - Да, - подтвердил тот, - но не сразу. 
	 - Ой, а высадите нас здесь, - Мила забилась о стекло, как больная рыбка в аквариуме, - Тут и универмаг, вон, вроде и ремонт ваш там виднеется... 
	 - Хорошо, - эстонцы синхронно улыбнулись, - Приятно отдохнуть. 
	 - Удачи! - Слава с трудом вылез, кивнул Тыну, пожали друг другу руки, и он хлопнул дверцей. Машина неспешно отъехала метров сто и встала. Из-под капота змеились струйки грязно-сизого дыма. 
	 - Пронесло, не взорвались. И то хорошо, - Мила вытирала пот со лба черной косынкой. 
	 - Пойти посмотреть, может, помочь надо? 
	 - Я в универмаг, пока не закрыли. Слушай, а у тебя деньги есть? 
	 - На, - Слава достал из заднего кармана старенький потрепаный кошелек, Мила открыла, вытащила все деньги, вернула обратно и, прихватив сумку, направилась к магазину. 
	Помочь эстонцам уже ничем было нельзя - мотор оказался в крошку, ремонт до недели, они решили выпить пива. Слава сначала отказывался, но потом понял, что воды нигде нет, морщась выпил полбутылки, больше не влезло. И как люди пьют эту дрянь огромными кружками? По внутренней поверхности живота катались тошнотворные гири, сталкивались грязными бортами и звенели - звон распирал уши навстречу вечерней тишине. Вечерней пустоте. Куда опять подевалась Мила? Наверное, ее раздавило гирей. Лень спасать... Лень победила - но надо ползти, вот порог, магазин еще не закрыт. Внутри оказалось довольно прохладно, продавщицы собирались закрывать, просчитывали товар. Мила выбила в кассе чек, и тут Слава увидел, как она вместе с оплаченными вещами быстро запихала в сумку пластмассовй паровозик, который просто стоял на прилавке... 
	 - Закрыто, закрыто у нас! - толстая бабка-уборщица принялась выталкивать его своей грудью, гремя ведром и шваброй, продавщица отвлеклась, и Мила стащила еще что-то. 
	 - Пойдем, пойдем, - она весело сунула Славе сумку и потянула его на улицу, - Чего уставился? - они зашли за угол, и девочка принялась вытаскивать из потайных кармашков внутри своей кожаной куртки всякую всячину: две бутылки кефира, пять пачек папирос, банки с килькой, плюшевого чебурашку с заплывшим глазом, пакеты с сухими супами и черствые булочки - все это она рассовывала по сумке. 
	 - Мила, зачем ты украла паровозик? 
	 - Что? А, денег не хватило. Он смотри, какой клевый, - вытащив игрушку, она повертела ключик и пустила ее на асфальт. Паровозик смешно запищал и поехал, махая передней синей пупочкой, - Правда здорово! 
	 - Немедленно отнеси на место! 
	 - Славик, нам до автобуса пятнадцать минут, - напоследок она достала из штанов бутылку водки, - Давай выпьем! Денег у нас больше нет... 
	Славе очень захотелось ее ударить, но он сдержался: 
	 - Ты - воровка! 
	 - Сам мне деньги отдал, - девочка обиженно надулась, - Ну не хочешь водку пить, держи кефир, студент! - она убрала бутылку обратно. - Там еще для тебя минералка есть.... 
	 - Ты украла в магазине паровозик! - с наслаждением Слава пил прохладный, слегка подзакисший за день кефир. 
	 - Ну и что? Кефир я тоже так взяла, - он поперхнулся и ей пришлось долго стучать по его крепкой спине. - Да не циклись ты, мы ж с тобой смертники. Забыл что ли? Я не виновата, что билеты такие дорогие оказались! 
	 - Какие билеты? 
	 - До Мелитополя, проснись, мы почти приехали! На автобусе поедем, цивильно. - она тоже пила кефир. - Вон, смотри, уже идет. Побежали!!! 
 
  Вначале было душно, потом зной сменился прозрачным сумраком, они мчались в полуосвещенном обьеме по ночному нутру трассы. Мила заняла себе место у окна, но сразу уснула, свалив голову на плечо Славе. Слава не мог взять пример с девочки и наслаждат 
	 - Жора, в том что машину грохнули под твоим руководством, - журчал женский голос, - твоей вины нет, и я говорить не стану, ну ты же сам понимаешь, слухи... 
	 - Марго, пора прекратить этот разврат, - акцент Слава где-то слышал, но на грани сна не мог вспомнить, имена тоже были до боли знакомые, он даже открыл глаза и сразу перестал понимать, что говорят соседи. 
	 - Возьмете в Джанкое товар и повезете дальше сами, - женшина протягивала слова лениво, как будто между прочим, так, давала досужие советы, - Это твой последний шанс. Придешь к Цеппелину первым, оправдаешься. Он как любой жирный совок - первому докладу больше верит. Я тебя люблю, глупенький! 
	 - Сука ты, Марго! 
	 - Обижаешь, начальничек! - она тихонько рассмеялась. 
	 - А кто Бека трахал? 
	 - Для тебя же старалась, дурень! 
	 - Зачем мы полезли во все эти дела, а? Марка! - Жора был слегка пьян, это забавляло женщину. 
	 - Ну-ну, не бзди. С товаром тебе Бек поможет, ты не плакай, сейчас просто время такое - звезды косо стоят... - тут Слава проснулся окончательно, холодок страха пробежал сверху до низу, застряв в пятках мелким покалыванием. Как жаль, что у него не было оружия, чтобы задержать бандитов! 
	- В Джанкое, говоришь? - Жора сказал это очень громко и рыгнул. 
	- Ну что ты так орешь! - испугалась женщина, - Тише, людей побудишь! 
	 - Так и хрен бы с ними! 
	 - Да ну тебя, несерьезный ты. 
	 - Я несерьезный?! Что-то ты меня забывать стала! 
	 - Ладно, не кипятись... Пьян совсем, - извиняясь в сторону соседки, сказала женщина. 
	 - Та ничо, бывает, - баба толкала своего мужика, пьяного еще больше, в начале пути тот блевал в газетный кулек, - Приехали уж. Выходим скоро... Петро, а Петро... 
	Подождав, пока спереди все выйдут и пропустив немного народа для верности, Слава раздбудил девочку: 
	 - Милка, тут твои эти, - он пытался быстрее обьяснить, - Марго с Жорой. Они в Джанкой едут... 
	 - Давай сначала отсюда выйдем, а потом уже и в Джанкой! - она никак не могла проснуться. 
	 - Да стой же, я первый, - схватив девочку за плечо, он оттолкнул ее от двери - очень вовремя: женщина усаживала пьяного нескладного человека в белые "Жигули". 
	 - М-да, - Мила стояла рядом, - Плохо дело. А ты, знаешь, даже весело их вот так за нос водить! 
	 - Дура, мы чуть не вляпались! Ты должна мне все про них рассказать. 
	 - Только не здесь. Держи вещи, - она сунула ему сумку, - нам на вокзал надо. Собаками поедем. 
	 - Нет, постой! 
	 - Слушай, там я тебе все обьясню. Честное слово, - она опять потащила его за собой. 
	Перрон был странно пустынен, желтые фонари в пыльных ореолах манили к себе, хотелось разбежаться вдоль перрона и долететь до них - но на пути вставали вдруг противоестественно-белые блики из светлых окон вперемежку с прямыми черными тенями, тоже совершенно противоестественными на фоне нормальной, здоровой прямоты перрона. 
	В здании вокзала они поняли, что проворонили последнюю электричку, а до харьковского поезда еще час с небольшим. Устав от дурацкой тяжелой сумки, Слава хотел остаться внутри здания, так, ему казалось, будет надежнее, но девочка молча пошла на улицу, не стала даже спорить. 
	 - Эй, может ты поесть хочешь? - ему просто нужно было избавиться от пары банок этих ее дурацких ворованых консервов. - Мила, ты обещала мне все объяснить! 
	 - Ну а что объяснять? - огрызнулась злобно девочка, - Бабах был дураком, но очень добрым. Марго эта - сука, та еще. Жора? Ну что Жора! Шестерки они, я же тебе говорила. Дела тут у них, вот и все. Главное - не напороться. Слушай, я выпить хочу! А то этот винт не тащит ни черта...Ненавижу стимуляторы, даже кофе, они на меня как-то не так действуют... Выпей со мной, а? - Сев на скамеечку, Мила разложила булочки, достала банку кабачковой икры и кружки. 
	 - Нет, я водку вообще не пью, - Слава отрицательно покачал головой, ему не нравился запах всех этих напитков. 
	 - Мне что, одной пить? Как алкоголику?! 
	 - Да ладно, не сердись, - со страхом он смотрел, как она плеснула понемногу в кружки."Женский алкоголизм практичаски неизлечим! Нужно ее как-то остановить." Взяв кружку, он почувствовал давящую тяжесть, будто олово неким алхимическим чудом перешло в свинец. Девочка, стукнув своей посудиной по его руке, влила в себя эту гадость залпом. "Авось! Не дохнут же люди сразу." - задержав зачем-то жидкость во рту, Слава чуть не выплюнул ее на траву, но сдержался и сглотнул. Неприятно обожгло пищевод и желудок, дернуло по глазам, на миг мускулистым кулаком сжало дыхательные пути... И прошло. Он взял протянутый Милой кусок булки и принялся судорожно жевать - хлеб потерял вкус хлеба и слегка отдавал сушеной петрушкой. 
	 - Слушай, а открывалки-то у нас нет, - Мимла вертела в руках стеклянную банку с кабачковой икрой, - я тогда у тех водил брала. Черт дернул отдавать! Тащили-тащили... 
	 - Давай, - тепло перестало быть жгучим, разлилось по телу. - Я локтем умею, - так Савватий открывал пару раз на пикнике похожую банку. Вернувшись к низенькому перрону, стлавшемуся почти по земле, Слава сел на асфальт и поставил банку рядом. Уперев локоть в крышку, посильнее нажал. Банка чпокнула и раскололась, перемешав в кучку стекло и содержимое. Посидев растерянно минуты две, Слава встал и пошел обратно; Мила вдруг стала безудержно хохотать, она пыталась что-то сказать, но тонула в собственном смехе... 
	 - Знаешь, на что это было похоже? - наконец, смогла она выговорить, когда немного успокоилась, - Сидит себе молодой человек, красивый, сидит мечтает. Встал и оставил кучу. Что это за куча такая, ну посмотри сам! 
	Дествительно, если подойти поближе, казалось, что кто-то насрал. 
	 - Пойдем-ка отсюда, только, давай еще по одной, а? Немножечко. - она снова плеснула в кружки и упаковала бутылку. 
	 - Слушай, ты же ведь наркоманка, - Славу потихоньку развозило, - а они водку не пьют! 
	 - Они и не пьют. Наркоманы пьют наркотики вместо чая и компотика! Твое здоровье! Это не я придумала, правда хорошо? 
	 - А ты как же? 
	 - Отходняк только, это такое похмелье, сильный очень будет. Ну и что? Да и вообще: не наркоманка я вовсе и водку не пью! Я - буду-ю-щая мать! 
	 - Ты что, беременная?! - они свернули куда-то за вокзал, фонарей здесь не было, зато ярко светили близкие, по-южному объемные звезды. 
	 - Нет еще, но обязательно буду! - сели, она положила голову к нему на колени, - Или ты имеешь что-нибудь против? 
	 - Нельзя играть такими важными вещами! Ты совершенно не понимаешь ни что говоришь, ни что делаешь! - На Славу накатило странное чувство ясности, словно мир совершил долгожданный переход с головы на ноги, или как-то наоборот, это не важно... - Уйди от меня, не прикасайся своими грязными руками! - Мила хихикнула , и он ударил ее, не сильно, но девочка отлетела в сторону и, должно быть, больно стукнулась обо что-то. А он все продолжал говорить о главном, уже для себя, уходя куда-то в даль непонятного шаткого забора. Она была не нужна ему; раз это стало для него ясно, необходимо было бросить ее здесь и сейчас, здесь и сейчас, здесь и сечас... А, собственно, где это - здесь? И который час? Слава повернулся и побежал обратно. Ноги двигались туго, зато каждый шаг переносил Славу не только вперед, но и вверх, к желтым нимбам. Святые ждали, геометрично склонив безликие передние части вытянутых мордочек, святые требовали подвига, святые были все одинаковые - каждый из них мог оказаться Главным. И вот, когда до гладкой мордочки Главного осталось полтора взмаха ног, между Ним и Славой возникла жирная, мерзкая, ночная бабочка. В мохнатых лапках бабочка держала банку кабачковой икры!.. Слава испугался, сник. С трудом отыскав место своего неудачного старта, он обнаружил только сумку с продуктами и одеялом - взвалил ее на плечо, решил вернуться обратно к вокзалу... Но по дороге наткнулся на белый жигуль и остановился в задумчивости, не зная с какой стороны его лучше обойти. У одной дверцы нескладный мужчина спорил с высокой стройной женщиной, у другой двое парней пытались удержать какую-то брыкающуюся тень: 
	 - Жора, эта блядь кусаеться, 
	Невольно Слава отступил назад. 
	 - За свисток дерни... Или под ребра сунь пальцем - перестанет! Таки-мне тебя шлифовать, что ли? - донеслось рассерженное шипение. 
	 - Оставьте ее в покое! - это был тот самый знакомый женский голос, - Я вам что сказала! 
	 - А ты тут не командуй! Это мои люди! - наседал на нее Жора, - Ты, шкирла, только стучать можешь. 
	 - Фильтруй базарчики... Жоха! 
	 - Так, Жор, куда ее? В машину что ли? - видно, бандиты уже устали от "борьбы с тенью". 
	 - Цеппелин вас спишет. Шпана. Когда я... - и тут тяжелая бутылка шампанского, которую Жора держал в руке, опустилась ей на голову. Брызги шампанского... Брызги стекла, кровь, череп, волосы и мозги, еще какие-то непонятные кусочки - все это рассыпалось с хрустом. Женщина рухнула. Жора стоял, нелепо разводя руками, пытался все объяснить уже не существующей Марго. 
	 - Не трогай... пошли, - из машины вылез Бек, усадил Жору вперед, бандитам с притихшей Милой велел быть сзади. Слава только успел рассмотреть знакомое белое пятно. "Черт, она опять в моей рубашке!" 
	 - Скажем, что Николас... 
	 - Не поверит. 
	 - И не надо... - донеслись до него последние слова. 
	"Вот и хорошо, вот и все закончилось," - успокаивал он себя, но совесть не отставала: ему постоянно, с повторами и стоп-кадрами, мерещилось, как Милу привязывают к столбу, отрывают по кусочкам ее худенькие черненькие ручки-ножки. 
	"Я просто пьян. Это ее жизнь, пускай так и живет. Меня это вовсе не должно касаться" 
	Тут он как в детстве придумал себе двойника и завел с ним дискуссию: 
	- Я не попечительский совет и не детская комната миллиции... 
	- Но она искала защиты именно у тебя... 
	- Подумаешь! Ночью заползет таракан в ухо - его тоже защищать? 
	- Мужчина должен защищать своих женщин... 
	- Это? Моя женщина?! 
	- ... И детей. 
	- Пошел в жопу!!! 
	- Не ори сыночек, вот, картошечки купи, - вдруг запричитал двойник старушачьим голосом. Слава не понял, как оказался на перроне; вагоны тянулись в обе стороны чуть не до горизонта и пахли... вагонами - тут и сравнить не с чем, и спутать невозможно. Мимо бродили всякие люди, кто-то с чемоданами, кто-то с картошкой. Шарахнувшись от бабки с ведром не пойми чего, Слава поскользнулся, ударился лбом о ступеньку поезда - пошла кровь, на глазах стало мокро. 
	 - Куда тебе? - спросила какая-то сердобольная тетка на ступеньках. Поезд дернуло, он собирался тронуться. 
	 - В Джанкой. 
	 - Ладно, залазь. - она подала ему руку, - хоть морду отмоешь. Червонец гони, русскими. 
	Вваливаясь в медленно убегающий поезд, Слава посмотрел, на чем он поскользнулся: "Что за свинья умудрилась насрать прямо посередине перрона?!" - тут вспомнил про икру и рассмеялся. 
	 - Ну, ты чо?! - проводница ткнула его локем, закрывая дверь. Он протянул ей деньги, которые лежали в переднем кармане, сам себе удивился, но тут вспомнил, что пред уходом из дома, точнее еще накануне вечером сунул туда все сбережения, а потом забыл. 
	- Вон, в третье купе ступай, к дембелям. В Джанкое я тебя высажу. Это скоро. 
	Ополоснув лицо тепловатой водой, Слава слегка протрезвел, рана была не глубокая, он попросил у проводницы пластырь и вошел в купе. За столиком сидели двое молодых парней, тупо глядя друг на друга; между ними стояло уже три пустых бутылки с зелеными этикетками и одна только-только открытая с этикеткой неопределенного сероватого цвета - "Напиток виноградно-ячменный крепкий Курский Соловей". Один парень вдруг зажмурился, потом снова открыл глаза - но муть из них так и не пропала. Тогда он поставил на стол третий стакан, предваврительно дунув в него, чтобы вытрясти чаинки, и налил до краев: 
	 - Борис, - представился он, протягивая стакан Славе. 
	 - Не могу я ребята, да вы что? Мне выходить скоро. 
	 - Пей. - Второй налил себе и Борису, - Закусить нет, извини. Кончилось. 
	С облегчением Слава скинул дурацкую сумку и достал из нее консервы: 
	 - Во, ребята, держите, у меня тут как раз... Открывалки только нет. 
	Второй дембель достал узкий складной нож и легко вспорол банку, потом еще одну. 
	 - Михаил, - представился он, подняв стакан. Слава понял, что отказываться неудобно, и Михаил это сразу подтвердил: - Пей, не кокетничай... 
	Совершенно неожиданно полстакана "напитка крепкого" прошли лекго и даже приятно, Слава закусил, размазав рыжее содержимое по куску булки. Борис кивнул Михаилу: 
	 - Вишь, а ты говорил - нельзя... Жив парнишка, значит - можно. 
	И они тоже выпили. 
	 - Домой мы едем, - зачем-то обьяснил Борис. - А ты кто? 
	Слава с минуту подумал и вдруг понял, что забыл. 
	 - Зовут-то тебя как? 
	 - Не помню... 
	 - Надо еще, - Михаил опять разлил по стаканам. 
	 - Мих, видал? - Борис нехорошо усмехнулся, пьяная улыбка блуждала по щекам, скользкая, как мыло. - Он не хочет сказать, как его зовут!! 
	 - Ну и что? - Михаил пытался попасть килькой на хлеб, но все время промахивался, - Что ж нам теперь с ним делать? 
	 - Выписать... Или нет? Ты сам-то как думаешь? - спросил он у Славы. 
	 - Не знаю, вам виднее...Ребята, какие вы замечательные... 
	 - А давай проверим, может, у него бабки есть? - сквозь сон уловил Слава далекий голос Бориса. Борис порылся в черной сумке, потом достал из заднего славиного кармана пустой хлипкий бумажник. - Нету, сто рублей есть. 
	 - На, дай ему червонец, - протянул бумажку Михаил, - вот, на опохмел как раз. Возьми еще консервов и хлеба... - он опять разлил по стаканам. 
	 - Эй, раненый, - застучала в дверь проводница, - Джанкой твой скоро, не угори там. 
	Дембеля открыли дверь. 
	- Ребята, ребята, толкайте его, а то мимо проедет, - она покачала головой, поезд стал медленно тормозить, - опаздываем, одну минуту стоим только... 
	Спросонья, ничего не понимая, Слава стал упираться, но дембеля ткнули ему в спину, заломали руки, вытащили в тамбур, спустили вниз, повесив на шею сумку. 
	- Шагом-а-арш-ой!.. - В командирском крике Бориса что-то предательски булькнуло и сразу было заглушено грохотом сцепок. Слава пошел вперед, поезд ехал мимо, как громадное кошмарное чудовище - захотелось с ним сразиться, но вовремя расхотелось. Вот лавочка удобная, поле боя с настоящим чудовищем, с грозным Курским Соловьем. 
	- Как меня зовут?.. Колись, сука, я тебе в глаза гляну, я тебе - третью степень... 
	Два пальца сухо и бестолково шевелились в горле - Соловей крепко держался за новое гнездышко. Ладно. Кому не удалась жизнь, тому удастся смерть - это Левка Шуйский кого-то процитировал перед самой сессией. Интересно, что такое сессия? Слава заснул, свернувшись калачиком на лавочке, и снов ему никаких не снилось, потому что он не знал, кто он такой есть и какие должен видеть сны. 
	 - Хлопчик, вставай. Та вставай же, ты умер, чи ни? - неимоверно огромная толстая баба высилась над ним горой, закрывая звезды. - Переночевать надо, да? Пошли, у меня коечка, а тут нельзя... - Слава сел. - Смотри, поездов больше не будет. - она громыхнула ведром, - все разойдутся, цыгане обворуют... 
	 - Ой, спасибо, мне идти надо... - тело было дряблым и никчемным, Соловей выпил изнутри все силы, оставив только чуть-чуть на поверхности, для смеха. 
	 - Ну, надо, так иди... - она неторопливо развернулась и присоединилась к другой женщине, тоже с ведром. 
	Кузнечики издавали звуки трех разных видов - пискляво-надоедливый, томный, пугающе-грассирующий и... Значит, их не три, а четыре? Или сколько? Слава никак не мог определить: все звуки умолкали под его шаркающими шагами