ые  ниши,   сводчатые  галереи,   то  затененные,  то
освещенные  скупыми  белесыми  лучами  искусственной луны,  прятавшейся  в
кронах деревьев.  А  высоко над  нами,  в  черных разрывах между северными
облаками, вспыхивали настоящие звезды. И небо со звездными огнями казалось
вторым потолком,  даже еще более реальным,  чем первый,  почти незаметный,
невесомый, полупрозрачный. А рядом с нами шумела листва. Может быть, стань
они поодушевленней, эти плененные растительные великаны, рассказали бы они
об  ураганах в  дальней стороне,  о  тревожных криках  перелетных птиц,  о
странных следах и чащобах,  о южных созвездиях -  дивных островах в ночном
океане. Тогда хорошо послушать их...
     Нельга  безошибочно находил дорогу.  Его  цепкая  память  хранила все
выходы из лабиринтов,  все закоулки этого рукотворного зеленого рая.  "Как
автомат",  - подумал я с завистью. Я едва поспевал за ним, и в голове, как
ни   странно,   бродили  мысли  почти  посторонние.   Тревога  поулеглась,
поубавилась,  стоило мне оказаться здесь, в привычной обстановке. Семь лет
назад это был,  если можно так сказать, один-единственный квартал будущего
города.  Каждый год площадь удваивалась.  Кое-где все еще отступали леса и
саванны,  а  здесь зеленое море разливалось все шире.  Теперь в  нем легко
было заблудиться,  если только не  обращать внимания на светящиеся знаки и
созвездия лампочек, словно парившие в воздухе.
     Впереди угадывалась высокая стеклянная колонна-аквариум.  Тонны воды,
выпуклый объем, ставший частью инопланетного мира. Подняв голову, я увидел
сквозь  светофильтры  тускло  поблескивавшее под зеленым солнцем глянцевое
зеркало воды. Янтарные глаза приборов и датчиков пристально вглядывались в
полумрак.
     Нельга остановился как вкопанный.
     Секундой позже  я  увидел нечто  поразительное.  По  стенке аквариума
медленно ползла водяная капля.  Мы осторожно обошли аквариум: он был пуст.
На дне его,  по песку, тянулась цепочка углублений, напоминавших следы, но
цветка с двадцатью тремя лепестками там не было!
     Я   включил  свет  и   приборы  записи.   Это   было  очень  важно  -
зарегистрировать  на  термопластической нити  общую  картину.  Тут  же  мы
выяснили,  что инфракрасной записи не  было,  то есть лента,  на которой с
довольно высоким разрешением фиксировались все события до  нашего прихода,
попросту куда-то исчезла.
     Мы  услышали шорох,  уловили какое-то движение у  прохода в  соседнее
помещение.  Там,  в пятнадцати шагах от нас,  кто-то притаился... Женщина,
которую мы почему-то не сразу увидели...
     Она стояла на  траве,  никогда не  видевшей настоящего солнца,  среди
свесивших вниз свои ветви вечнозеленых деревьев.  На  ней  был белоснежный
халат.  Темные волосы ее были влажными, она откинула их назад левой рукой.
У  нее  были  длинные  стройные  пальцы.  Необыкновенно мягкие  пластичные
движения рук наводили на мысль о музыке, о танце.
     Их  ритм  завораживал.  Мгновенное наваждение,  которое  испытывал  и
Нельга.
     Возник неопределенный страх,  и я начинал догадываться:  нет,  нельзя
было изменять режим фитотрона.  Что  было бы,  если мы  сразу,  с  порога,
вмешались бы в его работу? Наверняка случилось бы что-то непоправимое.
     В тишине прозвучал нерешительный голос Нельги:
     - Карташев в отъезде, нам с вами самим придется реагировать.
     - На  что  реагировать?   -   обернулся  я   к  нему:   это  словечко
"реагировать" сбило меня с толку, я растерялся.
     Когда я  спохватился,  женщины уже не было.  В  считанные секунды она
исчезла. Почему-то нам показалось, что искать ее бессмысленно: легче найти
иголку в стоге сена. Скоро мы в этом убедились.
     - Так как будем реагировать? - переспросил я Нельгу.
     Он молча пошевелил губами.


                             У ЗЕЛЕНОЙ ДВЕРИ

     Сеанс  связи кончился.  Возможно,  мы  даже  прихватили минуту-другую
сверх положенного времени.  Я  уговорил его:  у  меня  была  копия записи.
Репликатор тут  же  по  изображению на  экране воссоздал на  термопластике
рельеф.
     Я  попробовал собраться с  мыслями.  Простой вопрос:  знал  ли  он  о
легенде?  О расшифрованных письменах?  Успел ли узнать?  Кажется, нет... И
чем дольше я размышлял,  тем определеннее убеждался в этом.  Во-первых, он
не сразу поведал мне свои злоключения,  он явно не хотел это делать. Вывод
о  похищении цветка был самым естественным,  и  они с  Нельгой не могли не
прийти к нему.  Во-вторых,  если бы он знал, то, бесспорно, сопоставил оба
события  (нужно,  конечно,  ознакомиться с  текстом памятника инопланетной
письменности).  А отсюда -  далеко идущие предположения.  Во всем подобные
тем,  которые буквально захватили меня...  Стоило допустить,  что на камне
записана легенда,  имевшая прямое отношение к  действительности,  и  тогда
история  с  фитотроном звучала  совсем  иначе,  как  прелюдия к  встрече с
космической явью, с подобными нам.
     И если бы так и было,  если бы он знал текст легенды, то вряд ли даже
мне   рассказал   бы   о   происшествии  -   сигналы-то   шли   по   общей
межконтинентальной линии полной связи. Контактов с обитателями иных планет
и  верно у нас до сих пор не было,  но теория разработана основательно.  Я
помнил:  при  любом случайном контакте ни  одна из  сторон не  имела права
признать его свершившимся без взаимного согласия. Иначе трудно представить
последствия... А где оно, это согласие?
     Нет проблемы более серьезной и  более сложной,  хотя бы  потому,  что
решение ее  выходит за  рамки  нашей  обычной логики.  Я  знал:  вопрос  в
теоретическом плане ставится остро. Рассматривалось много случаев, когда и
взаимного   согласия   еще   недостаточно.   Преждевременность   исключает
благоприятную перспективу развития.
     Вот почему я  не мог пока ознакомить Янкова с ходом моих рассуждений.
Нужно проверить гипотезу.  Самостоятельно. Время для споров еще не пришло.
Я включил проектор.
     Появилась  точка,   затем  несколько  концентрических  окружностей  -
интерферограмма.  Значит, пойдут кадры... Но нет, молоко, туман, как будто
запись стерта, и разобрать, увы, ничего нельзя! Стоп! Это место, о котором
говорил Янков: начала записи нет, как же я забыл!
     Вот наконец... снова интерферограмма. Нельга, я узнал его по описанию
Янкова... Аквариум. Крупный, очень крупый план. Песок на дне, видна каждая
песчинка.  Ямки, рытвинки на дне. Следы? Размыто водой, не совсем понятно.
Как будто следы.  А вот капля на стекле,  она уже сползла  совсем  вниз  к
моменту возобновления записи.  Так... Ветви - они неподвижны. Я пристально
всматривался...  Они шелохнулись!  Да,  это она. Деревья с длинными узкими
листьями...  как ивы. Ветви не укрыли ее, она выходит: волосы, лицо, белый
халат с короткими рукавами (чей халат  ей  под  руки  попался  -  уточнить
потом).  Движения быстрые,  легкие...  ноги босые. Рука взметнулась вверх:
поправляет волосы.  Смотрит на Янкова.  Глаза темные, большие, прозрачные.
Ладонь на мгновение задержалась у мокрых прядей.  Что это? Браслет! Он был
прикрыт ее  волосами.  И  вдруг  засиял,  открылся.  Нитка  с  изумрудными
цветами.  А по ней как будто пробегает зеленое электричество. Удивительная
соразмерность    с    линиями    рук,    шеи...    настоящее    украшение.
Браслет-украшение?..  Ну нет!  Как это Янков и Нельга не заметили его? Это
же о нем...  в той книге.  Вот оно  что!  А  цветы  на  браслете?  Эталон,
матрица? Глупости... Рано об этом.
     А дальше-то?  Она уходит,  уходит...  Теперь этот чудак задает вопрос
Янкову. А она вдруг скрылась! Ее нет в кадре.
     Вот  Нельга  побежал  туда,   где  примята  трава  ступнями  ее  ног.
Удаляется...  Исчез. Пустота. Аквариум. Тропическая зелень. Янков вызывает
Нельгу.  Тот  заблудился!  Перепутал знаки.  Возвращается.  Уходят вместе.
Через  минуту  Янков  снова  в  кадре.  Поспешно проверяет запись.  Все  в
порядке,  дорожка  изображения не  стерта.  Могло  быть  хуже...  надо  бы
догадаться,  с кем имеете дело,  дорогие биологи,  Нельга,  Янков. Вместе.
Говорят о  чем-то.  Выражение лиц озадаченное,  даже растерянное.  Еще раз
обходят аквариум.  Нажимают какие-то кнопки,  клавиши, с кем-то говорят по
фону... Интерферограмма - конец записи.
     ...Легенда,  записанная на камне,  перестала быть сказкой. По крайней
мере,  для меня.  Догадка моя все еще оставляла место для доказательств, я
не смог бы,  пожалуй,  с  уверенностью назвать имя женщины,  оказавшейся в
фитотроне.  Кэма?  Аира?  Имена эти,  недавно ставшие известными мне,  еще
принадлежали легенде. Но не было уже цветка с двадцатью тремя лепестками и
двумя узелками на каждом из них. Недаром, наверное, вышитый узор из сорока
шести узелков соответствовал полному набору хромосом человека.  Я мысленно
продолжил разговор с Янковым. А позже вызвал его снова.
     - Что же произошло дальше? - произнес я как можно естественнее.
     - Не думай,  что происшедшему можно дать какое-то  объяснение.  -  Он
отвел взгляд и помолчал,  собираясь с мыслями.  - Для нас это загадка. Вот
почему я не спешил тебя посвящать во всю эту историю,  но ты  настаивал...
Что  произошло  дальше?  -  повторил  он  мой  вопрос.  -  Если  бы что-то
произошло,  а то ведь нет,  ровным счетом ничего...  Просто исчез цветок и
больше не появлялся.  Сегодня утром обнаружилась и еще одна пропажа: исчез
халат препаратора Ракитиной,  но это  как  раз  легко  объяснимо.  Что  ты
думаешь об этом?
     - О пропавшем халате?
     - Да... и о нем тоже.
     - Думаю,  что халат пропал, точнее, украден. На большее, извини, моей
проницательности как будто пока не хватает. Что ты решил?
     - Есть правила для  выбора решений,  но  нет  правила для выбора этих
правил,  -  заметил Янков.  -  Похоже,  что  все наши труды пропали даром.
Одного не  пойму:  нелепый случай виноват или какая-то закономерность?  Ну
кому, скажи, пожалуйста, нужен был этот цветок?
     - Тебя ведь интересует истина.  Журналист рассказывает о новостях,  а
истины -  не новость...  Ты не знаешь о  последних работах по исследованию
инопланетного грунта? Может, тебе поговорить?..
     - К чему? Тем более сейчас.
     - И все же.  Вот координаты.  Там нашли, как мне передали, любопытную
вещь - запись легенды на камне.
     - Неужели? Я ничего не знаю об этом.
     - Уверен, что тебя это заинтересует.
     - Я свяжусь с ними.
     И  на  прощание еще одно напоминание о  том давнем времени,  когда мы
бегали по  отмелям за  отступавшей с  отливом водой или  перебирали речной
песок - искали золото, а находили слюду, обманчиво блестевшую на солнце.
     Есть  хороший принцип:  ничему не  верить,  пока не  отвергнуты самые
простые и правдоподобные предположения. Слава богу, на нашей планете около
десяти миллиардов женщин,  половина -  молоды,  четверть из них - красивы,
как предполагаемая Аира. Итого, миллиард с лишним.
     Браслет...  Нетрудно прикинуть,  что к  этому украшению небезразлична
примерно   каждая   десятая   женщина.   Остаток   поверий,   смешанных  с
очаровательным дикарством,  но красиво.  Природа устроила так, что женщины
склонны к  деторождению,  магии и  колдовству.  Вспомним теперь про теорию
вероятности,  несомненно мужское начало, рожденное и окрепшее за карточной
игрой и  во  время безотрадных размышлений о  судьбе и  фортуне.  Что  она
подсказывает?  А то,  что среди ста миллионов красивых женщин с браслетами
наверняка найдется десяток миллионов именно с  зеленым браслетом.  Цвет не
редкий.  Светится,  как  от  электричества или тепла -  значит,  вкраплены
энергоносители.  Вероятность уменьшается,  но цифра остается внушительной:
около  миллиона.   В   доброе  старое  время  пришлось  бы   исключить  из
рассмотрения тех из них, кому долго добираться до фитотрона, то есть почти
всех.  Ныне же поездка для любой из этого миллиона не превышает пяти часов
из любой точки земного шара. Из удаленных районов добираться даже быстрее,
если есть универсальный эль.  Все они знали о фитотроне и звездном цветке.
Неужели из  миллиона не  нашлось ни  одной,  которая захотела увидеть его;
пробраться в  фитотрон  и  удостовериться,  увидеть  все  своими  глазами?
Зачем?..  Простое любопытство,  стресс...  что-нибудь в  этом  роде.  Нить
рассуждений была тонкой, но вполне правдоподобной. Как она достала цветок?
Элементарная техника и даже телекинез - все подходило для этого. На песке,
на  дне  аквариума,  угадывались следы,  рядом с  ним -  тоже.  Объяснение
годилось. Выходит, это могла быть вовсе не Аира из легенды инопланетян.
     А если она?
     Наверное,  кое-что послужило бы сигналом к  превращению.  Может быть,
долгий  анабиоз  в   камере  космического  зонда?   Они  предвидели  такую
возможность.  И все,  что они успели сделать,  -  это подготовиться к ней.
Гены цветов несли двойную информацию.  На  них  был  как  бы  вышит узор -
невидимое даже в самый сильный микроскоп изображение,  в нем,  допустим, и
хранилось человеческое начало.  Рисунок хромосом,  полный набор  генов.  В
подходящих  условиях  рисунок   "проявлялся".   Гены   начинали  управлять
превращением. Рождался человек. Но какие это условия?
     Я на минуту задумался.  Мне трудно разобраться во всем, гипотеза вела
меня слишком далеко.  Вдруг я  понял:  одним из  условий мог быть анабиоз!
Ведь это значило,  что цветок взят на космический корабль. Но главное не в
этом.  Не  сам  анабиоз,  конечно,  вызывал превращение.  Что  же?  Понять
нетрудно:  то,  что  следовало за  этим.  Если анабиоз прервался,  значит,
долгое звездное путешествие кончилось.  Это и  было сигналом.  Стало быть,
тут  все  и  началось.  Но  где взять строительный материал,  так сказать,
материальную первооснову жизни? И машинально, без всяких усилий я вспомнил
об  океане.  Разве не  этой могучей стихии мы обязаны своим рождением -  в
эволюционном,  конечно,  плане? Вода, может быть, азот воздуха, атмосфера.
Вот почему изменился состав среды в  фитотроне!  В тот вечер,  когда Янков
услышал вызов автомата...
     ...Вода  пришла  в  движение.   Стоп.  Это  капризная  стихия,  нужны
дополнительные предположения.  Среда должна быть такой,  чтобы превращение
могло состояться.  Значит,  они  должны были  предвидеть все.  Ведь  Янков
говорил о роли тех миллиграммов примесей,  которые всегда растворены,  они
могли помешать или помочь.  Но это же просто! Вода не могла быть иной. Кто
угодно на  месте Янкова в  точности воспроизвел бы  ее  состав.  На этом и
строился  их  расчет.  Инопланетное  озеро  или  море  было  их  последним
убежищем,  их владением.  Разумеется, они могли управлять его составом. На
долю тех, кто отыскал цветы, оставалось одно: сделать так, чтобы вода была
такой же,  ничем не  отличалась ни  по  составу,  ни  по свойствам.  Иначе
неизбежен риск.  В  другой среде ничего бы  не  вышло.  Вот оно,  еще одно
условие:  полное  совпадение химического состава  воды  после  долгих  лет
анабиоза! Это означало: рядом разум, люди, заботящиеся о них. Впрочем, они
могли бы уловить и незначительные отклонения от нормы:  и это само по себе
свидетельство  того,   что   кто-то   заботится   о   космическом   госте.
Искусственная среда,  несомненно,  одно  из  проявлений разумного  начала.
Следовательно...
     Я  много раз пытался связаться с  Янковым,  но  его просто не  было в
лаборатории,  он пропадал целыми днями, никто не знал, где он, и только на
третий день мне сказали,  что он в  Минске,  в  том самом институте,  куда
попал грунт.
     "Приятный сюрприз,  -  подумал я, - и для него, и для меня. Что-то он
скажет?"
     Выходить на Минск я не стал. Не знал еще, готов ли Янков к разговору.
     Но он не появился и несколько дней спустя,  хотя я и подозревал,  что
работа  шла:   в   лаборатории  пахло   суетой,   девушка,   которая  меня
внимательнейшим образом выслушивала совсем недавно,  теперь перестала даже
узнавать.  "С  чего  бы  это?"  -  подумал я.  Потом  я  махнул  рукой  на
возможность встречи и послал ему вопросы,  все,  какие только пришли мне в
голову. Вскоре от него пришел ответ.
     "Благодарю за  помощь,  которую ты оказал мне.  Сейчас я  понимаю что
вопросы твои ускорили дело настолько,  что даже я  стал кое-что понимать в
этой истории. Прежде всего мне хотелось бы подтвердить догадку о ферментах
и катализаторах.  Без них процесс в аквариуме, или превращение, как ты это
называешь,  не мог бы окончиться благополучно в ограниченное время. Здесь,
в Минске, нам удалось обнаружить остатки этих веществ в пробе грунта. Сами
не зная того,  мы создали их, растворив в воде все необходимые компоненты,
- тогда,  когда начинался наш эксперимент. Они возникали в слабом растворе
и  напоминали жидкие кристаллы;  зыбкие и  неустойчивые,  они распадались,
уступая  место  другим,   чтобы  вновь  появиться.   Так   устанавливалось
своеобразное  динамическое  равновесие:   в   воде  всегда  присутствовали
многочисленные компоненты,  ускорявшие процесс в десятки и сотни раз.  И в
то же время сами эти вещества лишь помогали превращению.  В  этой сложной,
как бы многоцветной картине нам еще и сейчас не так легко разобраться.  Мы
столкнулись с интересными явлениями,  о которых нельзя было и подозревать,
когда начинался опыт и все данные, казалось, были налицо.
     Секрет  разгадан  не   до   конца,   но  замысел  и   его  воплощение
поразительны.  Как это у них получилось?  Даже представить трудно. Если бы
ты  рассказал об  этом мне во время сеанса,  я  не поверил бы.  Думаю,  ты
догадывался уже тогда.  И, несмотря на это признание, не могу не заметить:
как это тебе удалось промолчать?  Впрочем,  и я на твоем месте поступил бы
точно так же. Янков".


                              ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

     - Сегодня день рождения Соолли, Глеб! - напомнила Валентина.
     "Что ей подарить?  -  подумал я.  - Вопрос. Я ведь с ней незнаком. Не
знаю ее. Значит, все равно".
     В  груде  старых металлических вещей,  которыми так  дорожил Энно,  я
подыскал подходящую медную посудину столетней давности.  Когда я  почистил
ее мелким тихоокеанским песком, она стала совсем как новенькая. Оставалось
приклепать ручку.
     Медный прут,  который я еще раньше заметил в морском сундучке в каюте
Энно,  вполне подошел бы для этого.  Нужно было достать молоток. Ни у кого
на корабле не нашлось этой реликвии. Я вызвал того самого голубого робота,
в  исправности которого был уверен Энно,  и попросил решить задачу.  Минут
через пять он принес пневматический молоток, который почему-то не работал.
     Он пояснил:
     - Устаревшая конструкция, не способна к самовосстановлению.
     - Достань  что-нибудь  еще,  -  потребовал  я,  -  чтобы  можно  было
расплющить прут.
     - Первичные задачи не программируются. Их решает Энно.
     - Сам знаю, но ты же неглупый парень. Придумай что-нибудь.
     - Хорошо, - сказал кибер и выскользнул за дверь.
     Через четверть часа он явился с заржавленной болванкой, которую можно
было  держать только обеими руками,  такая  она  была  массивная.  Потом я
отправился к  Энно с  бутылкой рома и  через час вернулся с  медной ручкой
будущей кофеварки.  Все  это  время кибер ждал  меня;  он  истосковался по
работе.  Я  подумал несколько минут и  отправил его  на  палубу,  чтобы он
отвязал от шлюпки якорь и  доставил его в каюту.  Он попробовал возражать,
но  я  убедил  его,  что  чем  меньше у  Энно  под  рукой  будет  музейных
экспонатов, тем лучше с точки зрения его собственной безопасности.
     - Так что лучше стащить якорь вместе со шлюпкой,  - закончил я, и это
окончательно убедило кибера.
     Но понял он меня буквально.  Якорь он отрезал,  а  шлюпку отправил за
борт.  Несколько дней после этого случая Энно как-то подозрительно смотрел
на меня и то и дело переводил разговор на тему морской романтики и дальних
путешествий, когда шлюпка может значить так много...
     Итак,  мы вооружились этими инструментами.  Якорь служил наковальней.
Ручку мы приварили ультр