лько по радиусам.  Они переламывались,  давали ответвления,  изгибались,
правда,  очень редко, как ветви дерева. И очень хорошо было видно, что две
сблизившиеся клетки,  два  зеленых  микроорганизма изменяли этот  рисунок.
Между ними линии сразу укорачивались,  а  снаружи биополе распространялось
далеко, линии его были густыми, яркими.
     Точно  так  же  два  дерева чувствуют тесноту:  ветви  их  уклоняются
наружу, а между кронами они редки, изогнуты, и порой стволы с этой стороны
кажутся голыми. Береза, например, угнетает рост сосны, примостившейся у ее
подножия.  Хвоя,  как от невидимого ветра, тянется прочь от березы. Иголки
как бы убегают от слишком тесного соседства.  Но это лишь внешняя картина.
Ей соответствует внутренняя -  картина биополя.  Оно в точности такое, как
крона,  как  ветви,  как  иголки на  них.  Только все начинается как раз с
биополя.  Это оно дает форму кроне,  ветвям, зелени. Оно управляет ростом.
Где линии своего поля гуще,  ярче,  с той стороны и размножаются клетки. А
чужое поле может сдерживать их рост.
     Значит,   биополе  побега  -   это  модель  его  в   будущем.   Сняв,
сфотографировав биополе, можно предсказать, каким будет взрослое растение.
     Вместе с Соолли я пришел к любопытным выводам.  Я понял,  что и форма
любого  живого  существа зависит  от  собственного его  поля,  что  уже  в
одной-единственной клетке  живет  этот  светлячок,  посылающий кванты;  и,
поймав их, можно без ошибки предсказать, что же вырастет из нее.
     Мне  вспомнилось  наше  маленькое  путешествие  с  Янковым.  (Как  ни
странно,  Соолли о нем не знала.  Она с интересом слушала, как мы собирали
коллекцию дальневосточных растений.  Я понимал теперь,  чувствовал,  знал,
почему из каждой клетки вырастает целое дерево, куст или цветок.)
     Отсюда один только шаг к инопланетным формам жизни... Я спросил:
     - А  можно по  форме поля  одной клетки реконструировать инопланетный
организм?
     - Да.  У нас есть таблицы.  Но они верны только для известных, хорошо
изученных видов.
     - Вот оно в чем дело...  Значит, никто не смог бы угадать, что выйдет
из инопланетной кувшинки в фитотроне?
     - Никто не смог бы этого сказать...  И все же кое-что стало бы ясным.
Особенно если бы успели изучить тонкую структуру генов. Или тонкий рисунок
биополя.
     Я  понял еще  одну  любопытную вещь.  На  долгом пути  жизнь проходит
разные стадии,  поднимаясь по эволюционной лестнице, но не зря же тратятся
на это миллионы лет...  Личинки и  куколки байкальских бабочек,  о которых
рассказывал Янков,  подсказывали вот какую мысль:  в  самой природе живого
скрыта возможность удивительных метаморфоз. Нужно лишь научиться управлять
ею. Я подумал о созвездии Близнецов. Аира знала этот секрет.


                                  ТАЙФУН

     Тайфун напоминает воронку.  Или веретено.  Конечно, если наблюдать со
спутника.  Веретено урагана раскручивается все  стремительней,  втягивая в
свою орбиту тысячи тонн воды,  пыли,  воздуха.  В центре тайфуна его ядро.
Эта  свободная от  облаков зона  пониженного давления так  и  называется -
"глаз  бури".  Облака стягиваются к  нему  быстрыми нитями,  но  не  могут
проникнуть внутрь,  точно  алмазная стена отделяет их  от  ядра.  Вращение
Земли отклоняет тайфун,  заставляет его  описывать пораболу.  Постепенно в
центр  урагана  проникают  клочья  тумана,  море,  исторгнув волны,  точно
вздохи,  постепенно утихает.  В конечном счете Солнце рождает тайфуны.  И,
рожденные Солнцем, они, быть может, лучшее свидетельство его неисчерпаемой
мощи.
     ...Вечером 29 августа тайфун прошел Японские острова,  опрокинул мост
между Хонсю и  Кюсю,  вышел снова на просторы моря и  продвигался к Берегу
Солнца.  Его воронка была небольшой, около двухсот километров, но скорость
ветра у  ядра превосходила все,  что  было известно до  сих пор:  никто не
помнил такого урагана. Тайфун нарекли "Глория".
     Я знал, что третья и четвертая ленты поглотителей тепла не готовы. Не
хватило нескольких месяцев работы. Что теперь будет?
     Мы  с  Энно склонились над картой.  С  точностью до  часа он  наметил
движение тайфуна в Японском море. "Гондвана" снялась с якоря. Оставаться у
берега было опасно.  Энно вел корабль к югу, чтобы разминуться с ураганом.
Выходило: он заденет нас краем.
     "Что там происходит?"  -  думал я  поминутно.  Там -  значит в районе
Солнцеграда...
     - Решено покинуть всем побережье, - пришла первая весть оттуда.
     Через полчаса:
     - Эвакуация окончена.
     Старик оторвался от карты.  Глаза усталые,  лоб в  глубоких морщинах,
седые  рассыпавшиеся волосы  -  как  загнанный зверь...  В  глазах тот  же
вопрос: что будет?
     Отражатель,  собирающий лучи,  унесет,  сомнет ветром.  Он  похож  на
парус, на огромную бабочку. Волна, рожденная ураганом, накинется на берег,
разрушит все  на  своем пути,  дойдет до  подножий сопок и  успокоится.  И
схлынет в море, оставив пустынный, мертвый берег. Вот о чем мы думали.
     Если бы готовы были охладители,  тогда в считанные часы,  сегодня или
завтра на рассвете можно было провести эксперимент. Поймать солнечные лучи
в ловушку.  А теперь?  Без охладителей Солнце сожжет берег. Камня на камне
не  останется.  Это пострашней тайфуна.  Из  двух стихий Ольмин выбрал бы,
бесспорно,  ветер.  Но  не  Солнце.  Небесный огонь страшен,  если  им  не
управлять.
     Об  Ольмине никто ничего не знал.  Подобно героям старых романов,  он
исчез.
     Ольмин остался там! В этом я был уверен. Я высказал эту мысль Энно.
     Энно посмотрел на меня так, будто я был в чем-то виноват.
     - Он остался, ты понимаешь? Он не отвечает на вопросы. Что он затеял?
     - Не знаю... не знаю.
     Догадка уже промелькнула.  Неужели?..  Мне не верилось, но я понимал,
что  это  единственный  шанс.   Он   остался  для  того,   чтобы  провести
эксперимент. Чтобы поймать солнечное тепло в ловушку.
     Вместо поглотителей - сам тайфун. Он хочет заставить его сработать на
эксперимент:  ветер  мгновенно перемещает тепло  и  холод,  поможет первой
космической    машине    человека.    Избыток    энергии    рассеется    в
двухсоткилометровом кольце урагана.  Ветер заменит охладители, которые еще
не готовы. Стихия против стихии! Вскоре это стало ясно всем.
     - Тайфун - гигантская тепловая машина, - вот что передал Ольмин через
несколько минут. - Он будет работать вместе с нами.
     "Вместе с нами..." Как будто там был еще кто-то. Нет, с ним никого не
осталось там.  Ни  одной живой души.  Он  всех отправил подальше от Берега
Солнца.  Даже Телегина.  Он не имел права рисковать ничьей жизнью. Ничьей,
кроме своей собственной.
     Он все знал заранее.  Он готовился.  И молчал...  Ну да, ему же могли
помешать.  В первый раз он никому не сказал правды. Промолчал. И теперь он
был там. А я?
     Я ушел в свою каюту и мысленно беседовал сам с собой: а я?


                                  ПОБЕГ

     Даже когда побережье таранят муссонные беспокойные ветры,  Ольховский
начеку:  эли  под  укрытием,  улететь с  "Гондваны" можно  только в  самом
крайнем случае. Что уж говорить о тайфуне?..
     - Тайфун - это серьезно, - почти ласково пророкотал Ольховский, и я с
готовностью кивнул.  Я  изо  всех сил  старался быть похожим на  человека,
который осознает опасность.
     На  юте  "Гондваны" настоящий автопарк,  эли стоят рядами,  простые и
универсальные,   подводные  и   стратосферные,   дальние  и   разведочные.
Коллекция,  любовно  пополняемая  Энно,  внушает  почтительное уважение  к
достижениям техники,  но какой прок от этого собрания,  если в кармане нет
ключа от укрытия?  Ключ -  это все.  И  будь он у  меня,  я  не пошел бы к
Ольховскому и  не  тревожило бы  меня по дороге предчувствие,  закономерно
оправдавшееся.
     - Что вы знаете о тайфуне? - спросил он.
     Вопрос показался мне  чисто  риторическим,  но  я  вежливо ответил на
него:
     - Это  ураган.  Настоящий ураган.  Нужно  быть  предельно собранным и
внимательным.
     - Да, это правда. С тайфуном шутки плохи. Обычный ураган средней силы
или  настоящий ураган,  как вы  изволили выразиться,  по  сравнению с  ним
легкий бриз.  Знаете ли  вы,  сколько ядерных зарядов,  каждый из  которых
делает выемку под водохранилище, упрятано в "Глории"?
     - Ядерный эквивалент поражает воображение, я читал...
     - Тридцать тысяч крупных ядерных зарядов.  Вот с  чем надо сравнивать
энергию сильнейшего из  тайфунов.  Это не так уж мало и  далеко выходит за
рамки явлений, способных только поразить воображение. Как вы думаете?
     - Пожалуй, - согласился я.
     Теперь мне ясна стала тактика Ольховского:  за беседой время пролетит
незаметно, а там видно будет.
     - А знаете,  сколько атомных зарядов в обычной грозе?  - спросил я, в
свою очередь.
     - Немного, - ответил Ольховский.
     - Девяносто, - соврал я.
     - Возможно, - снисходительно кивнул мой визави.
     - В детстве мне приходилось гулять в грозу босиком тем не менее.
     - Дети -  смелый народ.  Да  что дети,  и  родители иногда попадаются
отчаянные.   Кое-кто   именно  в   недостаточном  воспитании  ищет   корни
безответственности. Впрочем, это особая тема.
     - Отважные  летчики  пересекали  тайфун   на   самолетах.   Я   видел
старые-престарые фото.  Представьте себе  древний самолет,  эту  неуклюжую
машину из алюминия,  в черном вихре урагана.  И летчика.  Думаю, тут нужна
самая   высокая  степень  ответственности,   какую   только   можно   себе
представить.  Для современного эля это не  проблема.  Любой из нас сделает
это  не  задумываясь,  если речь идет о  жизни другого человека.  О  деле,
наконец.
     - Вы правы,  любой способ хорош,  если он последний,  вынужденный.  Я
думаю,  Ольмин отказался бы разделить место в  эле.  И  как бы я или вы ни
уговаривали его,  не  согласился бы  покинуть Берег,  если,  конечно,  нам
удалось бы его разыскать там.
     - Но попробовать стоит. Это наш долг.
     - Ну  еще  бы!  К  нему уже  послали два  автоматических терраплана с
приказом эвакуироваться.  Давайте обсудим,  в какую именно точку побережья
направить автоматический эль.  Мне кажется, он может находиться неподалеку
от главной станции, например возле отражателя. Как вы думаете?
     - Говорят,   он  молчит.   Только  радиоавтомат  передает  сводку  об
эксперименте. От его имени.
     - Это детали.
     - Думаю,  можно нащупать и  то  место,  где он  сам.  По линии связи.
Уверен, что быстро найду его.
     Наши взгляды встретились. До этого мы думали каждый о своем.
     Между нами вдруг встала Валентина.  Я не знаю, как это получилось. Но
я вспомнил о ней. И он тоже.
     - Шутки в сторону,  - резко сказал он, - эль вы не получите. И хватит
об этом.
     - Мне нужна машина! - твердо сказал я.
     - Зачем? - спросил Ольховский сурово.
     - Помочь Ольмину. Вы хоть понимаете, что там происходит?
     - Он сумасшедший!
     - Как вы смеете!..
     - Вы  не  получите машину!  Пока  тайфун не  пройдет между  берегом и
"Гондваной". Оставим этот разговор.


                                  * * *

     На палубе было сумрачно,  сыро,  скользко, косой дождь хлестал с того
самого часа,  как мы  отошли от  берега.  За  спиной остался гостеприимный
причал  маленького тихоокеанского островка.  У  "Гондваны" начинался новый
долгий  маршрут:  завтра  небо  станет  ясным,  ветер  утихнет,  откроется
простор. А я?
     И тут я наткнулся на Энно.  Он быстро шагал мне навстречу,  наверное,
спешил укрыться от непогоды в каюте. Я загородил ему дорогу.
     - Энно, мне нужен эль!
     - Ты говорил с Ольховским?
     - О чем с ним говорить... Конечно.
     - Да... Но ведь он за тебя отвечает. Упросить нельзя?
     - Ну что ты меня пытаешь,  как будто сам не знаешь!  У тебя есть ключ
или нет?
     - Я сдал его.
     - Ну да,  я и запамятовал,  он отвечает за людей,  а ты за машины,  и
потому все так удобно здесь устроились.
     - Что ты говоришь!
     - Пойдем!  -  Я  взял его за рукав плаща и повел.  Он послушно шел за
мной, даже не пытаясь освободить руку.
     Мы подошли к элям.  Они стояли, поблескивая крутыми выпуклыми боками.
Над  ними  опрокинулся купол,  похожий  на  огромную линзу,  -  защита  от
непогоды.  Я  ударил  кулаком  по  голубоватому прозрачному  пластику.  Он
спружинил и отозвался мягким певучим звуком.
     - Давай ключ, - сказал я Энно. - Я все возьму на себя.
     Он молчал и грустно улыбался. Тогда я понял, что у него действительно
нет ключа.  Ни при себе, ни в каюте. "Энно, Энно, - подумал я, - не так уж
часто я  встречался с  тобой,  но успел выдумать тебя с  головы до ног,  и
вовсе ты, оказывается, не такой, каким показался мне в тот первый день три
года назад, когда мы охотились на манту".
     Я отпустил его.  Он пошел ссутулившись, потом оглянулся, остановился,
словно раздумывая, снова подошел ко мне.
     ...И мы вместе долбили голубой пластик ломом,  и пинали его ногами, и
поджигали с  помощью старинной паяльной лампы,  которую он хранил в  своем
сундучке,  и  резали самозатачивающимся старинным кинжалом и просто ножом.
И, обессилев, царапали алмазом, поливали химикалиями и снова пинали ногами
и били кулаком.
     А потом старик,  запыхавшись, принес под плащом лучевой пистолет, что
меня немало удивило, и мы палили поочередно, словно по мишени, по входному
блоку,  а пластик, пружиня, отступал и с певучим мягким звуком возвращался
на место, в мгновение ока затягивая раны и рубцы. Укрытие не поддавалось.
     Через четверть часа я изнемог,  и мы ушли, побежденные, покорившиеся,
тихо, как отходят шлюпки от ночного причала.
     Я мучительно искал выход.  Если связаться с Никитиным?  Через час, от
силы через два он будет здесь,  на борту "Гондваны".  Полетим вместе.  Или
нет...  Лучше я  его оставлю здесь на некоторое время.  Но как осуществить
этот  простой  план,   если  даже  обычный  видеофон  расположен  в  каюте
Ольховского?  Вторая установка у его помощника, но воспользоваться ею тоже
нельзя без его ведома.  А в том,  что согласия на прибытие эля не будет, я
не сомневался.  У Ольховского неуязвимая позиция:  он считал, что отвечает
за  меня.  Переубедить я  его не  мог.  Потому что он был прав.  Как же он
примет  Никитина,  если  тому  надо  следовать  прямехонько  через  кольцо
тайфуна, а если обогнуть его, то воздушная экспедиция лишится смысла из-за
невосполнимых потерь времени.  Уж  он-то  сообразит,  что  будет  после...
Придется разрешать Никитину обратный полет.  Или мне вместо него.  Или нам
обоим.
     Ольховский был настороже,  и обойти его я не мог.  Он дал мне понять,
что лимит несчастных случаев на "Гондване" полностью израсходован.  И я не
мог возразить.
     Моя безопасность была сейчас превыше всего:  я был гостем "Гондваны".
Абсурд: разве я не мог распоряжаться собой? Обо мне проявляли трогательную
заботу.  За  этим могло скрываться что  угодно:  соображения безопасности,
боязнь   ответственности,   нежелание  ломать  себе   голову  над   чужими
проблемами, то есть попросту безразличие. Или все это сразу вместе? Голова
сделалась тяжелой, я готов был возненавидеть его без достаточных, впрочем,
на то оснований.  Только через несколько минут я взял себя в руки. В конце
концов, так можно что угодно выдумать - и самому поверить выдумке. А потом
вооружиться, например, дезинтегратором или микропистолетом, наподобие тех,
что  так  ловко пускают зайчик,  когда нужно обновить коллекцию экспонатов
биологического музея.  И предъявить права человека, который волен всегда и
всюду  безоговорочно  распоряжаться собой,  а  значит,  и  другими...  Так
выходило.
     Меня  охватило оцепенение.  Я  закрыл глаза,  даже задремал,  но  все
слышал,  малейшие шорохи,  чьи-то  шаги  за  переборкой,  улавливая мерные
всплески волн за  бортом.  "Гондвана" шла  полным ходом,  расстояние между
судном и  Берегом Солнца быстро увеличивалось.  А  я  все лежал и старался
забыться: а вдруг во сне произойдет чудо?
     Становилось тише, как будто уши заложило ватой. Но я вдруг понял, что
за дверью кто-то стоит.  Да,  я слышал шаги, но у моей каюты звук растаял.
Там кто-то притаился.  Я лежал без сил и почему-то не мог пошевелить  даже
пальцем. Но все понимал. Голова стала ясной.
     Чье-то дыхание...  Может быть, это лишь показалось мне; но кто там, в
трех шагах от меня?  Дверь стала медленно открываться.  Только после этого
раздался тихий стук.  Я  разрешил войти.  Из-за  портьеры в  комнату вошла
женщина.
     Я молча смотрел на нее и в первые мгновения не узнавал.  Лицо ее было
знакомым,  как  лицо  актрисы,  которую случайно видел в  старом кино,  но
название ленты давно вылетело из  памяти,  и,  кроме подсказки,  не на что
было и надеяться. Надо же...
     Она  не  без любопытства разглядывала меня.  Я  встал и  предложил ей
стул.  В моей голове вспыхнуло:  Аира!  И это имя я произнес вслух. Она не
ответила,  как  будто догадка моя не  имела для нее ровным счетом никакого
значения.
     - У меня к вам просьба, - сказала она спокойно.
     - Вторая  просьба,  -  уточнил я,  -  первую  мне  удалось выполнить.
Когда-то вы попросили рассказать о женщине со звезд...
     - Да, - просто сказала она, - это была я.
     - Тогда вам без труда удавалось изменять... Изменять внешность.
     - Это совсем нетрудно.
     - Я слушаю вас.
     - У меня мало времени, чтобы подробно рассказать вам...
     - Жаль. У меня его сколько угодно.
     - Значит, я могу надеяться?
     - Разумеется.
     - Я вам верю.  Вы ведь знаете,  что я работала с Ольминым?  И знаете,
почему я  это делала.  Так вот:  никогда еще так не нужна ему была помощь,
как сейчас.
     - Я это знаю. Дальше.
     - Вы сможете...
     - Помочь ему?
     - Да.
     - Нет. Пока не будет эля - нет.
     - Это пустяки.
     - Вы дадите мне эль?
     - Если вы хотите ему помочь.
     - Что  за  вопрос!  Но  не  оставите же  вы  мне свой эль?  Тогда вам
придется встретиться с экипажем этого славного дредноута,  и если когда-то
вам удалось скрыться от меня, то теперь ситуация может оказаться другой.
     - Я достану эль.
     - Мне нужен магнитный ключ.
     - Хорошо. Ждите меня.
     Она  выскользнула из  каюты,  а  я  смотрел и  смотрел,  как медленно
опускалась портьера, потревоженная волной воздуха, слетевшей с того места,
где только что стоял человек.
     Я опять лег спать и стал размышлять.  Маски были сорваны.  Ради чего?
Ради успеха нашего дела? Конечно. Но не только... не только.
     Когда она вернулась,  в голове моей почти сложился ответ. Прошло едва
ли  пять  минут.  Аира  протянула мне  руку,  на  ладони ее  лежал ключ  с
магнитным кодом от всех элей "Гондваны".  Тонкая, теплая рука, на запястье
зеленый браслет.
     - Как это вам удалось?
     - Это копия. Ключ остался у Ольховского.
     - Еще лучше. Вас подкинуть к берегу?
     Я внимательно смотрел в ее темные прозрачные глаза.
     - Я сама,  - сказала она и вдруг спохватилась.  - У меня другие дела.
Вот, возьмите... тороин.
     - Тороин! Так это ваш подарок нам. Вот оно что! Спасибо!
     Я вышел на палубу.  Пробрался к элям. Облюбовал один из них, похлопал
его по обшивке,  как некогда ковбои похлопывали верховых лошадей. Только у
меня для  этого жеста были основания иного порядка:  тайфун над  океаном -
это  не  дымок над  вигвамом в  прериях.  Обшивка не  пропускала звук,  не
отзывалась на удары и похлопывания - то, что надо.
     Аира стояла за моей спиной.  Я махнул ей рукой и вскочил на услужливо
подставленную элем ступеньку. И вдруг я услышал:
     - Спасите его!
     Любовь.  Стихия.  Любовь?..  Да. Снова став Аирой, она не совладала с
ней. Не смогла... не смогла.
     Она стояла на том же месте,  я  уже был в  машине и  уже поднимался в
воздух, а в ушах моих звучало:
     - Спасите его!


                          ИНТЕРЛЮДИЯ: ГАРМОНИСТ

     Наверное,  стоило все же удивиться его неожиданному появл