вспомнилась  ночь  после   обращения   Президента   к   нации.
Присутствовали  отец,  Мэри,  Рекстон,  Мартинес,  а  также   генерал   из
лаборатории,  доктор  Хазелхерст  и  полковник  Гисби.  Все   следили   за
электронной картой на стене; прошло уже четыре с половиной дня  от  начала
операции "Лихорадка", но долина Миссисипи по-прежнему светилась рубиновыми
огнями.
     Я немного нервничал, хотя в целом заброска обезьян прошла успешно,  и
мы потеряли только три десантные машины. По расчетам,  каждый  паразит  за
исключением тех, может быть, которым по каким-то причинам не  довелось  за
это время вступить в прямые переговоры,  должен  был  заразиться  три  дня
назад, причем двадцать три процента из  них  от  двух  и  более  векторов.
Операция планировалась таким образом, чтобы  охватить  около  восьмидесяти
процентов титанцев в первые двенадцать часов - в основном, в городах.
     Скоро, очень скоро паразиты начнут дохнуть даже  быстрее,  чем  мухи.
Если только мы нигде не ошиблись.
     Усилием  воли  я  заставил  себя  сидеть  на  месте,  но  мысли  сами
возвращались к карте.  Что  там  за  этими  рубиновыми  огнями?  Несколько
миллионов мертвых паразитов или всего две  сотни  мертвых  обезьян?  Вдруг
кто-то напутал в расчетах? Сболтнул лишнего?  Или  мы  допустили  в  своих
рассуждениях ошибку столь глобальную, что до сих пор этого не понимаем?
     Неожиданно   на   красном   поле   вспыхнул   зеленый   огонек.   Все
встрепенулись. Из динамиков стереовизора пошла речь, хотя изображение  так
и не появилось.
     - Говорит станция Дикси, Литл-Рок, - донесся  до  нас  очень  усталый
голос; говорил явно южанин. -  Нам  срочно  нужна  помощь.  Все,  кто  нас
слышит, пожалуйста, передайте это  сообщение  дальше:  в  Литл-Роке,  штат
Арканзас, разразилась ужасная эпидемия. Необходимо поставить в известность
Красный Крест. Мы были в руках... - Голос растаял - или от  слабости,  или
что-то случилось со связью.
     Я наконец вспомнил, что надо дышать. Мэри тронула меня за руку,  и  я
откинулся на спинку кресла, чувствуя, как полегчало  на  душе.  Не  просто
удовольствие,  нет,  ощущение  великой  радости.   Вглядевшись   в   карту
внимательнее, я заметил, что зеленый огонек вспыхнул не в самом Литл-Роке,
а западнее, в Оклахоме. Вскоре вспыхнули еще два: один в Небраске,  другой
чуть к северу от канадской границы. Из динамиков донесся новый голос -  со
звонким новоанглийским произношением. И как  его  угораздило  оказаться  в
красной зоне?
     - Как во время выборов под конец дня, да? - пошутил Мартинес.
     - Похоже, но обычно мы не получаем сведений из Мексики, -  согласился
Президент и указал на карту: в штате  Чиуауа  загорелись  сразу  несколько
зеленых огней.
     - А черт, верно! Видимо, когда все  это  закончится,  Госдепартаменту
придется утрясать не один конфликт, а?
     Президент не ответил, и Мартинес, слава богу, умолк. Я  посмотрел  на
Президента. Тот шевелил губами, словно разговаривал  сам  с  собой,  затем
заметил мой взгляд и произнес вслух:

                На вшах побольше ездят вши поменьше,
                Зовутся паразиты.
                На тех, поменьше, ездят еще мельче
                И так ad infinitum [до бесконечности (лат.)]

     Я из вежливости улыбнулся: ситуация - наша,  во  всяком  случае  -  к
веселью не располагала.
     Президент отвернулся и сказал:
     -  Кто-нибудь  будет  ужинать?  У  меня  впервые  за  несколько  дней
разыгрался аппетит.


     К двенадцати часам следующего дня зеленого  на  карте  стало  гораздо
больше, чем красного. Рекстон распорядился установить в зале два  монитора
с прямым подключением к Новому Пентагону: один показывал сложную диаграмму
степени готовности к высадке; другой - расчетное время десантирования.  На
втором мониторе  цифры  иногда  менялись,  но  последние  два  часа  время
колебалось около 17:43 по Вашингтону.
     Рекстон поднялся с места и объявил:
     -  Я  думаю,  надо  назначить  десантирование  на   17:45.   Господин
Президент, если позволите...
     - Разумеется, сэр.
     Рекстон повернулся к нам со Стариком.
     - Если вы, донкихоты, еще не передумали, то пора идти.
     Я встал.
     - Мэри, ты меня обязательно дождись.
     - Где? - спросила она.
     Еще раньше мы решили - правда, не без скандала - что Мэри в  операции
участвовать не будет.
     - Может быть, миссис Нивенс подождет вас здесь? - вмешался Президент.
- В конце концов, она уже как член нашей семьи.
     -  Благодарю  вас,  сэр,  -  сказал  я.  Полковника  Гисби  чуть   не
перекосило.


     Спустя два часа мы были над целью, и дверь уже открылась. Мы с  отцом
шли  последними,  за  молодыми  десантниками,   которым,   собственно,   и
доставалась настоящая работа. Руки у меня вспотели,  и,  видимо,  от  меня
просто несло страхом. А кроме того, я ненавижу прыгать с парашютом.



                                    34

     С лучеметом в левой руке и впрыскивателем в правой я  перебирался  от
дома к дому в назначенном мне квартале  -  старый  район  Джефферсон-Сити,
почти трущобы, застроенные  жилыми  домами  пятидесятилетней  давности.  Я
успел ввести антитоксин двум с половиной десятков больных, и  еще  десятка
три с половиной ампул оставалось, а затем нужно было идти к месту сбора  у
здания муниципалитета. Но по правде сказать, меня уже начинало мутить.
     Я знал, зачем прилетел.  Нет,  не  из  любопытства.  Я  хотел  своими
глазами увидеть, как подыхают паразиты, хотел увидеть их мертвыми, всех, и
эта иссушающая душу ненависть пересиливала  все  другие  чувства.  Увидел.
Достаточно увидел. Теперь мне хотелось только домой - отмыться и забыть.
     Работа  была  не  тяжелая,  но  монотонная  и,  в   общем,   не   для
слабонервных. Ни одного живого паразита я пока  не  встретил,  зато  видел
множество мертвых. Прижег собаку, у которой,  мне  показалось,  был  горб,
хотя, может быть, я и ошибся: высадились мы перед закатом, и вскоре  стало
совсем темно.
     Я закончил проверку дома, покричал  на  всякий  случай  -  вдруг  кто
откликнется - и вышел на улицу. Никого. Поскольку все слегли от лихорадки,
люди на улицах нам почти не встречались. Но на этот раз я увидел  человека
- редкое исключение. Он шел на заплетающихся ногах прямо на меня,  но  его
пустые глаза, похоже, ничего не замечали. Я крикнул: "Эй!".
     Человек остановился.
     - У меня есть как раз то, что тебе нужно, - сказал я. - Вытяни руку.
     Он попытался меня ударить. Я легко увернулся, двинул его несильно  по
шее, и он повалился лицом вниз. На спине  у  него  краснела  сыпь:  совсем
недавно там сидел паразит. Я выбрал  над  почками  место  почище,  воткнул
впрыскиватель и чуть наклонил,  чтобы  сломать  головку-ампулы.  Они  были
заряжены под давлением, так что больше ничего не требовалось.
     На первом этаже следующего дома оказалось семеро больных, большинство
из них в таком плохом состоянии, что я, не говоря ни слова,  ввел  каждому
по дозе и пошел дальше. На втором этаже - то же самое.
     На самом последнем - три пустые квартиры. Правда, чтобы  убедиться  в
этом, в одной из них пришлось выжечь замок. В четвертой жили - если  можно
так сказать. На полу кухни лежала женщина с пробитой головой. Паразит  все
еще сидел у нее на плечах, но уже мертвый. Я не стал их  трогать  и  пошел
дальше по квартире.
     В ванной комнате, в старинной чугунной ванне, сидел, уронив голову на
грудь, мужчина средних лет со вскрытыми венами.  Мне  показалось,  что  он
мертв, но когда я наклонился,  мужчина  с  трудом  поднял  голову  и  тупо
произнес:
     - Вы пришли слишком поздно. Я убил свою жену.
     Или слишком рано, подумал я. Судя по тому, сколько крови  натекло  на
дне ванны, по его серому лицу, пятью минутами  позже,  было  бы  лучше.  Я
смотрел на него, не зная, стоит ли тратить ампулу. Но тут он  едва  слышно
произнес:
     - Моя дочь...
     - У вас есть дочь? - громко спросил я. - Где она?
     Века его дрогнули, но он ничего не сказал и снова  уронил  голову  на
грудь. Я прикрикнул на него, надеясь, что он очнется, потрогал  подбородок
и приложил палец к горлу. Пульса не было.
     Его дочь лет восьми или около того я  нашел  в  постели  в  одной  из
комнат - если бы не болезнь, очень симпатичная девчушка.  Она  проснулась,
заплакала и назвала меня "папочкой".
     - Да, папочка здесь. Сейчас папочка тебя вылечит, - сказал я, и  ввел
ей антитоксин в ногу. Она даже не заметила укола.
     Я уже собрался идти, но она попросила пить. Пришлось  возвращаться  в
ванную. Когда я держал стакан у ее губ, пронзительно зазвонил мой телефон,
и от неожиданности я пролил немного воды.
     - Сынок, ты меня слышишь?
     Я притронулся к аппарату связи на поясе и включил.
     - Да. Что случилось?
     - Я сейчас в небольшом парке к северу от тебя. Нужна твоя помощь.
     - Иду.
     Поставив  стакан,  я  двинулся  к  выходу,   но   в   нерешительности
остановился, затем вернулся. Нельзя же было оставить  ее  там,  чтобы  она
проснулась  и  первым  делом  наткнулась  в  квартире  на  своих   мертвых
родителей. Я взял девочку на руки и отнес на второй этаж, зашел  в  первую
попавшуюся квартиру и положил на диван. Люди в этой квартире  сами  лежали
без движения, но ничего другого мне не оставалось.
     - Скорее, сынок!
     - Иду! - Я метнулся на улицу и, не тратя лишних слов, бросился бегом.
Улица, назначенная отцу, шла параллельно  моей  и  граничила  с  крохотным
парком. Обогнув дом, я не заметил отца и пробежал мимо.
     - Сюда, сынок. Я в машине! - Теперь я слышал его и в телефоне, и так,
а обернувшись, увидел машину, большой летающий "Кадиллак" вроде  тех,  что
обычно использует Отдел. Внутри сидел человек, но в  темноте  трудно  было
разглядеть, кто.
     - Слава богу! Я уж думал, куда ты запропастился.
     Голос отца.
     Забираясь в машину, я пригнулся, и  вот  тут-то  он  двинул  меня  по
затылку.


     Придя в себя, я  обнаружил,  что  руки  и  ноги  у  меня  связаны.  Я
полулежал во втором водительском сиденье, а  Старик  вел  машину,  сидя  в
первом. Руль на моей стороне был убран вверх. Когда до меня дошло, что  мы
в воздухе, я очнулся окончательно.
     Старик повернулся ко мне и спросил довольным тоном:
     - Ну как, уже лучше?
     - Пожалуй, - ответил я, глядя на сидящего у него на плечах паразита.
     - Извини, что пришлось тебя оглушить. Выбора не было.
     - Да, наверно.
     -  Придется  оставить  тебя  пока  связанным.  Позже   мы   придумаем
что-нибудь получше. - Он улыбнулся своей такой знакомой зловещей  улыбкой,
и меня поразило, до чего же сильно проглядывает личность Старика в  каждом
слове, которое произносит паразит.
     Я не стал спрашивать, что означает "что-нибудь получше"  -  не  хотел
знать. Вместо этого я принялся проверять веревки, но Старик постарался  на
совесть, ничего не скажешь.
     - Куда мы летим?
     - На юг, - ответил он, склонившись над приборами.  -  Далеко  на  юг.
Подожди, я задам колымаге программу и тогда объясню тебе все наши планы. -
Он еще несколько секунд работал с автопилотом, затем выпрямился. - Ну вот,
этого ей хватит, пока не наберем тридцать тысяч.
     Упоминание о такой большой высоте заставило меня еще раз взглянуть на
приборную панель. Машина не просто походила на  специальную,  это  и  была
одна из наших переделанных машин.
     - Где ты ее взял? - спросил я.
     - Отдел держал ее в тайнике в Джефферсон-Сити. Я проверил, и вот,  ее
действительно никто не нашел. Повезло, да?
     У меня, конечно, на этот счет сложилось свое мнение,  но  я  не  стал
спорить. Я по-прежнему пытался найти выход, хотя шансы  вырисовывались  от
почти безнадежных до нулевых. Пистолет исчез. Свой он, очевидно, держал  с
другой стороны, подальше от меня.
     - Но это еще не все, - продолжал Старик. - Мне  посчастливилось  быть
пойманным,  возможно,  единственным  во  всем   Джефферсон-Сити   здоровым
титанцем. Хотя в удачу я, как ты знаешь,  не  верю.  Короче,  мы  все-таки
победим. - Он усмехнулся. - Это очень похоже на сложную шахматную  партию,
когда играешь сразу за обе стороны.
     - Ты не сказал мне, куда мы летим. - Я  ничего  не  мог  предпринять,
оставалось только говорить.
     Он на секунду задумался.
     - Во всяком случае, за  пределы  Соединенных  Штатов.  Возможно,  что
кроме моего хозяина, на всем континенте больше нет ни одного незаболевшего
титанца, и я не хочу рисковать.  Полуостров  Юкатан  нас,  видимо,  вполне
устроит - как раз туда  я  и  направил  машину.  Во  второй  раз  -  а  мы
обязательно вернемся! - мы не сделаем тех же ошибок.
     - Может, ты меня развяжешь, пап? У меня и ноги, и руки затекли. Ты же
знаешь, что мне можно доверять.
     -   Подожди,   подожди...   Всему   свое    время.    Сначала    надо
запрограммировать автопилот.
     Машина все  еще  поднималась.  Даже  после  доработки  в  Отделе,  ей
требовалось время, чтобы набрать тридцать тысяч футов: в конце  концов,  с
конвейера она сошла как обычная серийная модель.
     - Похоже, ты забываешь, что я и сам долгое время был под хозяином.  Я
знаю, что это такое, и могу дать тебе честное слово...
     Он только усмехнулся.
     - Не учи отца овец воровать. Если  тебя  развязать  сейчас,  ты  меня
убьешь, или мне придется убить тебя. А ты нужен мне живым. Мы с тобой  еще
погуляем, сынок. Хитрости и решительности нам не занимать, а это  как  раз
то, что нужно.
     Я промолчал, и он добавил:
     - Кстати, насчет того, что ты  знаешь...  Почему  ты  мне  ничего  не
сказал?
     - О чем?
     - Ты не сказал мне, каково это на самом деле. Я даже  не  подозревал,
сынок, что такое возможно - покой, удовлетворение,  благодать.  Никогда  в
жизни я не чувствовал себя таким счастливым. Разве что... - на лице у него
промелькнуло удивленное выражение. - Разве что до того,  как  умерла  твоя
мать. Впрочем, сейчас мне даже лучше. Ты  напрасно  не  рассказал  мне  об
этом.
     Меня охватило отвращение, и я начисто забыл о  тонкой  игре,  которую
пытался вести.
     - Может быть, для меня все это совсем не так. Да и для тебя на  самом
деле тоже, старый ты  идиот,  только  сейчас  у  тебя  на  загривке  сидит
паразит, говорит твоим языком и думает твоим мозгом!
     - Не кипятись, сынок, - сказал он мягко, и, черт  побери,  его  голос
действительно немного меня успокоил. - Скоро ты сам все  поймешь.  Поверь,
это наша судьба, наше предназначение. Человечество разделено  и  постоянно
воюет, но хозяева сделают его единым.
     Я вдруг подумал, что, наверно, и в самом деле есть такие  слабоумные,
которым эта идея придется по вкусу - добровольно продать душу за  обещание
мира и безопасности. Однако промолчал.
     - Совсем немного уже ждать осталось, - сказал отец, бросив взгляд  на
приборную панель. - Сейчас я задам ей направление, и все будет в  порядке.
- Он настроил автопилот и проверил еще раз приборы. - Следующая  остановка
- Юкатан. А теперь пора к делу.
     Отец поднялся с сиденья и наклонился рядом со мной.
     - На всякий случай, - сказал он, затягивая ремень безопасности у меня
на поясе.
     Я резко поднял колени и ударил его в лицо.
     Отец отскочил и бросил на меня беззлобный взгляд.
     - Нехорошо, нехорошо. Я мог бы обидеться, но хозяева  выше  этого.  А
теперь сиди смирно.  -  Из  носа  у  него  текла  кровь,  но  он  даже  не
остановился, чтобы ее стереть, проверил веревки на  руках  и  на  ногах  и
добавил:
     - Сойдет. Потерпи еще немного.
     Затем сел на свое место  и  наклонился  вперед,  упершись  локтями  в
колени. Теперь мне хорошо было видно его паразита.
     Несколько минут ничего не происходило, и я,  напрягая  силы,  пытался
хоть немного ослабить веревки -  ничего  другого  не  оставалось.  Старик,
казалось, уснул, но я знал, что он может притворяться.
     На твердом кожистом покрытии паразита,  посередине,  вдруг  появилась
вертикальная линия. Прямо у меня на  глазах  трещина  становилась  шире  и
шире, и вскоре показалось мерзкое переливающееся мутными цветами тело этой
твари. До меня наконец дошло, что паразит разделился и  теперь  высасывает
из моего отца жизнь и его плоть, чтобы хватило на двоих титанцев.
     И в то же мгновение я понял, что моей собственной свободной жизни мне
осталось от силы минут пять. Мой новый хозяин уже родился и вот-вот  будет
готов перебраться ко мне на спину.


     Если бы было возможно разорвать путы усилием человеческой плоти, я бы
это сделал, но увы. Старик не обращал на мои потуги никакого  внимания.  Я
даже думаю, что он вообще ничего не  замечал.  При  делении  контроль  над
носителем наверняка ослабевает,  и,  видимо,  паразиты  просто  парализуют
своих рабов. Старик, во всяком случае, сидел совершенно неподвижно.
     К  тому  времени,  когда  я,  обессилев  и  потеряв  всякую   надежду
вырваться, сдался, по телу самого паразита уже бежала  тонкая  серебристая
линия - верный признак  того,  что  процесс  деления  вот-вот  закончится.
Именно это, пожалуй, и заставило меня думать о другом выходе, если то, что
происходило у меня в голове, можно охарактеризовать словом "думать".
     Мои руки были связаны за спиной, ноги  тоже  связаны  у  лодыжек,  и,
кроме того, Старик притянул меня за пояс к сидению ремнем безопасности. Но
ногам, хотя и связанным вместе, от пояса вниз ничего не мешало. Я сполз по
сидению еще ниже, задрал ноги и изо всех сил ударил по  приборной  панели,
включив сразу все стартовые ускорители.
     Перегрузка получилась дай бог. Я не знаю, сколько в машине оставалось
ускорителей, и поэтому не могу сказать точно, сколько вышло  "же",  но,  в
общем, немало. Нас обоих швырнуло назад. Отца гораздо сильнее, поскольку я
был пристегнут ремнем. Его  бросило  на  спинку  сиденья,  и  открывшийся,
беззащитный паразит оказался как между молотом и наковальней.
     Короче, он буквально брызнул во все стороны.
     Отца выгнуло в этом жутком спазме, что я видел  уже  три  раза,  и  с
искаженным лицом, со  скрюченными  пальцами  откинуло  вперед  на  рулевую
колонку.
     Машина резко пошла вниз.
     Я сидел и смотрел, как она падает, если вообще можно "сидеть",  когда
висишь привязанный только ремнем у пояса. Если бы тело отца, рухнувшее  на
приборную панель, не сбило все приборы, я бы  еще  мог  что-то  сделать  -
например, связанными ногами выровнять курс. Пытался, но ничего  не  вышло.
Видимо, управление еще и заклинило.
     Альтиметр деловито щелкал. Когда я нашел время взглянуть  на  прибор,
он показывал уже одиннадцать тысяч футов. Затем  стало  девять...  семь...
шесть, и мы вышли на последнюю милю.
     На высоте полторы тысячи футов включилась радарная блокировка, и один
за другим выстрелили тормозные ускорители в носу машины. Каждый  раз  меня
чуть не разрезало ремнем пополам, однако  появилась  надежда,  что  теперь
машина выровняется, и, может быть, я спасусь.  Рассчитывать  на  это  было
глупо, поскольку отец по-прежнему лежал на рулевой колонке.
     Но когда мы врезались в землю, я все еще надеялся.


     В себя я начал приходить, почувствовав какое-то  мягкое  покачивание.
Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же  это
кончится?" Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во
всем теле. Я с трудом разлепил один глаз - второй вообще не открывался - и
тупо огляделся, пытаясь  сообразить,  что  же  вызывает  это  раздражающее
покачивание.
     Надо мной был пол машины, но я довольно долго его разглядывал, прежде
чем понял, что это такое. К тому времени я начал вспоминать, где  нахожусь
и что произошло. Вспомнился стремительный полет  вниз,  удар,  и  до  меня
дошло, что мы упали не  на  землю,  а,  видимо,  в  воду.  Может  быть,  в
Мексиканский залив? Я не знал наверняка, да и не до того было.
     Мысль об отце отозвалась вспышкой боли и отчаянья.
     Надо мной болтались два  обрывка  ремня  безопасности.  Руки