Мы умерли?
   - Какая чушь!
   - Значит, они нас одолели?
   Он ничего не  ответил,  только  сердито  заворчал.  Продолжавшееся  еще
действие яда сделало его странно раздражительным.
   - Что вы намерены делать?
   - Почем, я знаю?
   - Ну ладно, ладно, - прошептал я и умолк.
   Скоро я вышел из своего оцепенения.
   - Черт побери! - крикнул я. - Прекратите это жужжание!
   Мы снова погрузились в молчание, прислушиваясь к  глухому  гулу  не  то
многолюдной улицы, не то фабрики. Сначала я не  мог  разобраться  в  хаосе
звуков, потом начал различать новый, более резкий  ритм,  выделяющийся  из
всех остальных. Это был  ряд  последовательных  звуков,  легких  ударов  и
шорохов, вроде шуршания ветки плюща об окно или порхания птицы  в  клетке.
Мы прислушивались и напрягали зрение,  но  темнота  окутывала  нас  темным
бархатом. Послышался звук, точно щелкнул хорошо смазанный замок. И  передо
мной во мраке блеснула тонкая светлая линия.
   - Посмотрите! - еле слышно шепнул Кейвор.
   - Что это такое?
   - Не знаю.
   Мы смотрели во все глаза.
   Тонкая светлая линия превратилась в широкую  полосу  и  стала  бледней,
потом приняла вид голубоватых лучей, падающих на белую стену. Края светлой
полосы перестали быть параллельными: один из них  потемнел.  Я  обернулся,
чтобы указать на это Кейвору, и удивился, увидя его ярко освещенное ухо, -
все остальное поглощала темнота. Я  повернул  голову  насколько  позволяли
оковы.
   - Кейвор! Это позади нас!
   Ухо его исчезло, уступив место глазу!
   Внезапно щель, пропускавшая свет,  расширилась  и  оказалась  просветом
отворяющейся  двери.  Снаружи  виднелся  сапфировый  проход,  а  в  дверях
показалась странная  фигура,  силуэт  которой  уродливо  вырисовывался  на
светлом фоне.
   Мы оба сделали судорожную попытку повернуться, но не смогли  и  сидели,
косясь через плечо. Сначала мне показалось, что перед нами стоит неуклюжее
четвероногое  с  опущенной  головой;  потом  я  разглядел,  что  это  была
тщедушная  фигурка  селенита  на  коротких,  тонких  ножках,  с   головой,
вдавленной между плечами. Он был без шлема и без верхней одежды.
   Мы видели перед  собой  только  темную  фигуру,  но  инстинктивно  наше
воображение наделяло ее человеческими чертами. Я решил, что  он  несколько
сутуловат, что лоб у него высокий, а лицо продолговатое.
   Селенит сделал  три  шага  вперед  и  остановился.  Движения  его  были
совершенно бесшумны. Затем он еще немного  придвинулся.  Ходил  он,  ставя
ноги одну перед другой, по-птичьи. Он вышел из полосы света,  проникавшего
через дверь, и исчез в тени.
   Я тщетно искал его глазами, потом вдруг увидел стоящим уже против нас в
полосе света. Однако все  человеческие  черты,  какие  я  ему  приписывал,
полностью отсутствовали!
   Конечно, этого и следовало  ожидать,  но  я  был  совершенно  потрясен.
Казалось,  что  у  него  не  лицо,  а  какая-то  страшная   маска,   ужас,
бесформенность, не поддающаяся  описанию,  без  носа,  с  двумя  выпуклыми
глазами по бокам, - сначала я принял их за уши, которых  вообще  не  было.
Позднее я пробовал нарисовать такую голову, но мне так и не  удалось.  Рот
был искривлен, как у человека в припадке ярости...
   Шея,  на  которой  болталась  голова,  расчленялась  на  три   сустава,
напоминающие ногу краба. Суставов конечностей я не мог  увидеть,  так  как
они были обмотаны чем-то вроде лент, - вот и все его одеяние.
   Таково было существо, стоявшее там и смотревшее на нас!
   В то время я весь был поглощен мыслью о том, что такое нелепое животное
вообще не может существовать.  Полагаю,  что  и  селенит  был  изумлен  не
меньше, чем мы, и у него было для этого, пожалуй, еще больше оснований. Но
только, будь он проклят, он не показывал этого. Мы по крайней мере  знали,
чем мы были обязаны встрече с этим созданием. Но вообразите, как были  бы,
например, поражены почтенные лондонцы, натолкнувшись на пару живых существ
ростом с человека, но совершенно не похожих ни на каких земных животных  и
разгуливающих среди овец в Гайд-парке! Наверное,  так  же  был  поражен  и
селенит.
   Представьте себе наш вид! Скованные по  рукам  и  ногам,  измученные  и
грязные, обросшие бородой, с исцарапанными  и  окровавленными  лицами.  Не
забудьте, что Кейвор в велосипедных брюках (продранных  во  многих  местах
шипами колючего кустарника), в егерской фуфайке и  в  старой  шапочке  для
крикета, а жесткие волосы его  взъерошены  и  торчат  во  все  стороны.  В
голубом свете лицо его выглядело не красным, а очень темным:  его  губы  и
запекшаяся кровь на моих  руках  казались  совсем  черными.  Я,  вероятно,
выглядел  еще  хуже,  чем  он,  потому  что  был  покрыт  желтыми  спорами
грибовидных растений, в которые я прыгнул. Куртки наши  были  расстегнуты,
ботинки сняты и брошены рядом. Мы сидели спиной  к  уже  упомянутому  мною
фантастическому голубоватому свету, уставившись глазами в чудовище,  какое
мог придумать и изобразить разве только Дюрер.
   Кейвор первый прервал молчание; он  начал  что-то  говорить,  но  сразу
охрип и стал откашливаться. Снаружи послышалось отчаянное мычание,  словно
с  лунной  коровой  происходило   нечто   ужасное.   Мычание   закончилось
пронзительным визгом, и снова наступила мертвая тишина.
   Селенит повернулся, скользнул снова в тень, показался на миг  у  входа,
спиной к нам, и закрыл дверь за собой; мы опять очутились  в  таинственном
мраке, наполненном странными звуками.



        13. МИСТЕР КЕЙВОР ВЫСКАЗЫВАЕТ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ

   Некоторое время мы  оба  молчали.  Связать  воедино  все,  что  с  нами
произошло, было выше моих умственных способностей.
   - Они нас захватили, - проговорил я наконец.
   - И все из-за грибов.
   - А если бы я не начал их есть, мы бы  упали  в  обморок  и  умерли  от
голода.
   - Мы могли бы отыскать шар.
   Я разозлился на его упрямство и выругался про себя. Несколько минут  мы
молча, с ненавистью глядели друг на друга. Я барабанил пальцами по полу  и
позвякивал цепями. Наконец я вынужден был заговорить:
   - Все-таки, как вы думаете, что с нами происходит?
   -  Это  разумные  существа,   они   умеют   создавать   и   действовать
целенаправленно. Огоньки, что мы с вами видели...
   Он запнулся. Ясно, что и он ничего не понимал. Потом заговорил снова:
   - Должен признать, что в конце концов они отнеслись к нам лучше, чем мы
вправе были ожидать. Я полагаю...
   К моему неудовольствию, он снова запнулся.
   - Что?
   - Во всяком случае, я полагаю, что на всякой планете, где есть разумные
существа, они должны иметь черепную коробку, руки и держаться прямо...
   Тут он перескочил на другую тему.
   - Мы находимся на какой-то глубине, в несколько тысяч  футов  или  даже
больше.
   - Почему вы так думаете?
   - Здесь холоднее. И  наши  голоса  звучат  громче.  Ощущение  усталости
совсем исчезло, пропал и шум в ушах и сухость в горле.
   Я сначала этого не замечал, но теперь убедился, что он прав.
   - Воздух сделался гуще. Мы находимся, вероятно, на  большой  глубине  -
пожалуй, в целую милю - от поверхности Луны.
   - А нам и в голову не приходило, что внутри Луны существует целый мир.
   - Да.
   - Да и как могли это предвидеть мы?
   - Могли, но наш ум чересчур консервативен.
   Кейвор задумался.
   - А теперь это кажется таким естественным!
   - Внутри Луны, очевидно, много гигантских пещер, заполненных  воздухом,
в центре же расположено море.
   - Известно было, что Луна имеет меньший удельный вес, чем Земля, что на
ней мало воздуха, и воды. Предполагали также, что эта  планета  родственна
Земле, и было бы естественно для нее иметь то же  строение.  Отсюда  легко
было сделать вывод, что она полая внутри. Однако  же  никто  не  признавал
этого факта. Кеплер, правда...
   Голос Кейвора звучал теперь увереннее: он нашел логичное объяснение.
   - Да, - продолжал он, - предположение Кеплера о подпочвенных пустотах в
конце концов оказалось правильным.
   - Хорошо было бы, если бы вы удосужились подумать  об  этом  раньше,  -
сказал я.
   Он ничего не ответил и зажужжал, отдавшись, по-видимому, течению  своих
мыслей. Я раздражался все больше и больше.
   - Что же все-таки, по-вашему, произошло с шаром? - спросил я.
   - Потерялся, - равнодушно ответил он,  как  будто  это  его  совсем  не
интересовало.
   - Среди зарослей?
   - Если только они его не нашли.
   - Что тогда?
   - Почем я знаю!
   - Кейвор, - истерически заговорил я, - дела моей компании  идут  просто
блестяще...
   Он ничего не ответил.
   - Черт  возьми!  -  воскликнул  я.  -  Вспомните,  сколько  лишений  мы
перенесли для того, чтобы попасть в эту яму! Зачем мы здесь? И что  теперь
с нами будет? Что нам была Луна и что были мы для нее? Мы захотели слишком
многого, слишком рискнули. Нам следовало бы  начать  с  меньшего.  Это  вы
предложили лететь на Луну! Эти заслонки из кейворита! Я уверен,  мы  могли
бы применить их и на Земле. Совершенно уверен! Вы просто не поняли, чего я
хотел... Стальной цилиндр...
   - Ерунда! - отрезал Кейвор.
   Разговор прервался.
   Но  скоро  Кейвор  возобновил  свой  прерванный  монолог  без   всякого
поощрения с моей стороны.
   - Если они найдут шар, - начал он, -  если  найдут...  что  они  с  ним
сделают? Вот в чем вопрос! И, может быть, основной вопрос. Как  бы  то  ни
было, они не поймут, что это такое. Если бы они знали толк в таких  вещах,
то уж давно прилетели бы к нам на Землю. Полетели бы они? А  почему  бы  и
нет? Или послали бы что-нибудь к нам? Они бы не удержались,  нет!  Но  они
станут  разглядывать  шар.  Несомненно,  это  разумные  и   любознательные
существа: они начнут его  рассматривать,  войдут  внутрь,  станут  дергать
заслонки... И шар улетит... То есть мы останемся на Луне  до  конца  наших
дней. Странные существа, странные знания...
   - Что касается странных знаний... - начал я, и язык отказал мне.
   - Послушайте, Бедфорд, - сказал Кейвор, - вы  ведь  отправились  в  эту
экспедицию по доброй воле.
   - Вы убеждали меня и называли это исследованием.
   - Всякое научное исследование сопряжено с некоторым риском.
   - В особенности, когда  его  предпринимают,  ничем  не  вооружившись  и
ничего не предусмотрев.
   - Я был всецело занят мыслью о шаре. События вынудили нас...
   - Вынудили "меня", хотите вы сказать?
   - И меня точно так же. Разве я  знал,  принимаясь  за  исследования  по
молекулярной физике, что судьба забросит меня в такую даль?
   - Во всем виновата проклятая  наука!  -  разозлился  я.  -  В  ней  вся
дьявольщина!  Средневековые  проповедники  и  инквизиторы  были  правы,  а
современные искатели ошибаются. Вы суетесь в дела науки, и она преподносит
вам подарочек, который разрывает вас  на  куски  или  уносит  к  черту  на
кулички самым неожиданным образом. Древние страсти и новейшее оружие - это
переворачивает вверх тормашками ваши верования,  ваши  социальные  идеи  и
ввергает вас в пучину одиночества и горя!
   - Ссориться бесполезно. Эти существа, селениты - или называйте  их  как
хотите - поймали нас и сковали по рукам и ногам. В каком бы настроении  вы
ни были при этом, вам придется это пережить... Нам еще предстоят серьезные
испытания, и это потребует от нас максимума хладнокровия.
   Кейвор остановился, как  бы  ожидая  от  меня  поддержки,  но  я  сидел
насупившись.
   - Черт бы побрал вашу науку! - буркнул я.
   - Главная проблема  сейчас  -  найти  с  ними  общий  язык,  попытаться
заговорить. Жесты их, боюсь, совсем не будут  похожи  на  наши.  Например,
показывание пальцем. Ни одно  существо,  кроме  человека  и  обезьяны,  не
показывает пальцем.
   Мне это показалось совсем неверным.
   - Почти каждое животное указывает глазами или носом, - возразил я.
   Кейвор задумался.
   - Да, - согласился он наконец, - но  мы  так  не  делаем.  Тут  столько
различий, столько различий...
   Можно было бы... Но ничего нельзя сказать заранее. У них свой язык, они
издают звуки вроде писка или визга. Как мы можем  этому  обучиться?  Да  и
язык ли это? Но у них  могут  быть  совсем  иные  чувства,  иные  средства
общения. Несомненно, у селенитов есть разум, и у нас должно  найтись  хоть
что-нибудь общее. Но сможем ли мы понять друг друга?
   - Это невозможно, - проговорил я. - Они отличаются от нас  больше,  чем
самые далекие земные животные. Они совсем из  другого  теста.  Об  этом  и
говорить нечего.
   Кейвор снова задумался.
   - Я этого не нахожу. Раз у  них  есть  разум,  то,  наверное,  найдется
что-нибудь общее с нами, хоть разум этот и  развился  на  другой  планете.
Конечно, если бы мы или  они  были  только  животными  и  обладали  одними
инстинктами...
   - А разве они не животные? Они гораздо более  походят  на  муравьев  на
задних лапах, чем на человеческие существа, а разве  можно  сговориться  с
муравьями?
   - А машины и одежда? Нет, я  не  согласен  с  вами,  Бедфорд.  Разница,
конечно, велика...
   - Непреодолима.
   - Но сходство должно найтись. Помню, я читал  как-то  статью  покойного
профессора Голтона о возможности межпланетных сообщений. К сожалению, в то
время это меня непосредственно не занимало и  я  не  отнесся  к  статье  с
должным вниманием... Да... Но я постараюсь припомнить...
   - По теории Голтона, следовало начать с  общеизвестных  истин,  которые
доступны  всякому  разумному  существу  и  составляют   основу   мышления.
Например, можно начать с общих принципов  геометрии.  Он  предлагал  взять
какую-нибудь основную теорему Эвклида и показать построением, что она  нам
известна, доказать, например, что углы равнобедренного треугольника равны,
что если начертить равные  стороны,  то  углы  будут  одинаковы,  или  что
квадрат  гипотенузы  прямоугольного  треугольника  равен  сумме  квадратов
катетов. Обнаруживая знание подобных вещей, мы покажем вместе с  тем,  что
обладаем некоторым интеллектом... Теперь предположим, что я... начертил бы
геометрическую фигуру мокрым пальцем или обозначил бы ее в воздухе.
   Кейвор замолчал. Я сидел, обдумывая его слова. На  несколько  мгновений
его безумная надежда на общение, на взаимное понимание с этими непонятными
существами увлекла  меня.  Но  затем  отчаяние  -  следствие  усталости  и
физических недомоганий - взяло верх. Я снова с предельной ясностью  увидел
чудовищную глупость всех своих поступков.
   - Осел! - ворчал я. - Осел, неисправимый осел!  Я,  кажется,  только  и
делаю в жизни, что попадаю в самые дурацкие истории. Зачем мы  вылезли  из
шара? И зачем стали прыгать? Уж не в надежде ли на патенты и  концессии  в
лунных кратерах? Хоть бы мы догадались прицепить платок  на  шест  у  того
места, где оставили шар!
   И я замолчал, совсем раскипятившись.
   - Несомненно, - рассуждал Кейвор, - это  существа  разумные.  Некоторые
вещи всегда можно предсказать заранее. Раз они не убили нас  сразу,  то  у
них, должно быть, есть понятие о милосердии. Милосердие!  Или  по  крайней
мере о сдержанности, быть  может,  об  обмене  мыслями.  Они  могут  снова
явиться к нам. А эти пещеры и  часовой?!  Эти  кандалы?!  Несомненно,  они
обладают развитым умом...
   - Господи, как это я пустился в такое безумное предприятие, не подумав!
- воскликнул я. - Сначала одно сумасбродное путешествие, потом другое.  Но
я доверился вам. И отчего я бросил свою пьесу? Вот мое предназначение, моя
сфера! Я бы мог окончить пьесу, я в этом уверен, и  это  была  бы  хорошая
пьеса. Сценарий был у меня уже почти  готов,  а  тут...  Подумать  только,
полететь на Луну! Да я просто загубил свою жизнь! У той старухи в трактире
в Кентербери гораздо больше здравого смысла...
   Я взглянул вверх и умолк на полуслове. Мрак снова сменился  голубоватым
светом. Дверь открылась,  и  несколько  селенитов  бесшумно  скользнули  в
помещение. Я замер и во все глаза смотрел на их чудовищные лица.
   Вдруг настроение мое резко изменилось. Я заметил, что первый  и  второй
селенит несут чаши. Видимо, хоть в одном, очень важном отношении мы  могли
понять друг друга. Это были чаши из какого-то металла, казавшиеся,  как  и
наши кандалы, темными в этом голубоватом  освещении,  и  в  каждой  лежало
какое-то  белое  вещество.  Все  мое  раздражение  и   отчаяние   внезапно
перевоплотилось в непереносимое чувство голода. Я волчьими глазами  впился
в эти чаши, и, хотя потом я часто видел все это во сне, в то  время  я  не
придал никакого значения тому, что на конце рук, протягивавших мне одну из
этих чаш, находились не целые  кисти,  а  лишь  нечто  вроде  лопаточки  с
большим пальцем, похожим на кончик слонового хобота.
   Чаша  была  наполнена   студенистой   массой   беловато-бурого   цвета,
напоминавшей ломти холодного желе или суфле,  и  от  него  исходил  легкий
запах все тех же злополучных грибов. Очевидно, это было мясо лунных коров,
если судить по туше, которую мы после этого видели.
   Мои руки были так крепко скованы, что я едва мог  дотянуться  до  чаши;
селениты заметили мои усилия, и двое из них ловко ослабили мои  наручники.
Их щупальца-руки, касавшиеся меня, были мягки и холодны. Я схватил  еду  и
сразу же набил полный  рот.  Пища  была  такая  же  студенистая,  как  все
органические вещества на Луне, и напоминала по вкусу вафлю или пирожное...
Я схватил еще две пригоршни.
   - Ох, как я голоден, - бормотал я, снова набивая рот.
   Некоторое время мы ели, поглощенные  одним  только  процессом  еды.  Мы
утоляли голод, потом пили что-то, как нищие бродяги  на  кухне  у  богача.
Никогда в жизни - ни раньше, ни после - я не был  так  голоден,  и,  кроме
того, я убедился в том, чему никогда бы прежде  не  поверил:  за  четверть
миллиона миль от  нашего  земного  шара  в  совершенном  смятении  чувств,
находясь  под  стражей,  чувствуя  прикосновения   невероятных   уродливых
существ, каких  не  увидишь  даже  в  страшном  сне,  я  ел  с  чудовищным
аппетитом, забыв обо всем на свете. Селениты стояли  вокруг,  наблюдая  за
нами, и временами издавали легкое чириканье, очевидно, заменявшее им речь.
Я даже не вздрагивал при их прикосновении. Когда я несколько утолил  голод
и взглянул на Кейвора, то убедился, что он ест  с  таким  же  аппетитом  и
беззастенчивостью.



        14. ПОПЫТКА ОБЪЯСНИТЬСЯ

   Когда мы наконец кончили есть, селениты снова крепко сковали нам  руки,
но ослабили цепи на ногах и закрепили их так, чтобы дать  нам  возможность
двигаться. Затем они сняли цепи, которыми мы  были  прикованы.  Для  всего
этого им приходилось то и дело касаться нас, иногда они наклонялись близко
к моему лицу, и мягкие щупальца дотрагивались  до  моей  головы  или  шеи.
Однако в те минуты я не  пугался  и  не  чувствовал  отвращения  от  такой
близости. Вероятно, наш неизлечимый антропоморфизм  заставлял  нас  и  тут
представлять себе человеческие лица под этими масками. Кожа их, как и  все
остальное, казалась голубоватой, но это, видимо, от  освещения;  она  была
жесткая и блестящая, как надкрылья у жуков, отнюдь не  мягкая,  влажная  и
волосистая, как у позвоночных животных. Вдоль головы  от  затылка  до  лба
тянулся ряд белесых игл или типов; такие же иглы торчали по обеим сторонам
над глазами. Развязывавший меня селенит пускал в ход  и  челюсти,  помогая
рукам.
   - Они, по-видимому, освобождают нас, - сказал Кейвор. - Помните, что вы
находитесь на Луне: не делайте резких движений.
   - А вы не пустите в ход свою геометрию?
   - Попробую, если представится случай. Впрочем, они могут и сами начать.
   Мы не двигались. Селениты, кончив возиться с цепями, отступили назад и,
казалось, наблюдали за нами. Я сказал "казалось" потому, что глаза  у  них
были сбоку, а не спереди, и направление их взгляда  было  так  нее  трудно
определить, как, например, у курицы или у рыбы. Они разговаривали  друг  с
другом звуками, похожими на шелест тростника, - звук  этот  невозможно  ни
воспроизвести, ни точно определить. Дверь позади нас раскрылась  шире,  и,
оглянувшись через плечо, я увидел широкое пустое пр