ее
одеялом.
   - Остается с полчаса до  наступления  дня,  -  сказал  Кейвор.  -  Надо
подождать.
   В  окружающей  темноте  ничего  не  было  видно,  словно  шар  был   не
стеклянный, а стальной. Протирание одеялом не помогло, а только загрязнило
окно: стекло снова потело  от  сгустившегося  пара  и  облипало  волосками
шерсти. Конечно, одеяло для этого не годилось. Протирая стекло, я нечаянно
поскользнулся на влажной поверхности и ударился ногой об один из цилиндров
с кислородом.
   Нелепое  положение!  Все  это  очень  раздражало  меня.  После   такого
невероятного странствия мы наконец  очутились  на  Луне,  среди  неведомых
чудес, и ничего не могли увидеть, кроме тусклой стенки нашего  стеклянного
пузыря.
   - Проклятие! - разразился я. - Ради этого не стоило улетать с Земли.
   И я присел на тюк, дрожа от холода и закутываясь плотнее в одеяло.
   Мокрая  поверхность  стекла  вскоре  замерзла  и  покрылась   морозными
узорами.
   - Вы можете дотянуться до электрического обогревателя? - сказал Кейвор.
- Да вон та черная кнопка. Иначе мы рискуем замерзнуть.
   Я не заставил его повторить просьбу дважды.
   - А теперь, - спросил я, - что мы будем делать?
   - Ждать, - отвечал он.
   - Ждать?
   - Конечно. Надо подождать, пока воздух снова согреется, тогда и  стекло
оттает. До тех пор нам  делать  нечего.  Здесь  еще  ночь,  надо  обождать
наступления дня. А пока не хотите ли закусить?
   Я ответил не сразу и сидел злой и раздраженный. Потом нехотя отвернулся
от мутной стеклянной стенки и посмотрел прямо в глаза Кейвору.
   - Да, - сказал я наконец, - я проголодался.  Я  сильно  разочарован.  Я
ожидал... Не знаю, чего ожидал, только уж, конечно, не этого.
   Я призвал на помощь всю свою философию: натянув получше  одеяло,  снова
уселся на тюк и приступил к своему первому завтраку  на  Луне.  Не  помню,
кончил ли я  его,  как  вдруг  стеклянная  поверхность  стала  проясняться
сначала местами, а потом быстро расширявшимися и  сливавшимися  полосками,
и,  наконец,  тусклая  вуаль,  скрывавшая  лунный  мир  от  наших  взоров,
совершенно исчезла.
   Мы жадно выглянули наружу.



        7. ВОСХОД СОЛНЦА НА ЛУНЕ

   Нам  представилась  дикая  и  мрачная  картина.  Мы  находились   среди
громадного амфитеатра, в обширной  круглой  равнине,  на  дне  гигантского
кратера. Его обрывистые стены замыкали нас  со  всех  сторон.  С  западной
стороны на них падал свет еще невидимого Солнца, достигая подошвы обрыва и
ярко освещая хаотические нагромождения темных и серых  скал,  перерезанных
сугробами и снежными ущельями. Края кратера  находились  от  нас  милях  в
двенадцати, но в разреженной атмосфере блестящие очертания их  были  видны
очень отчетливо. Они вырисовывались ослепительно  ярко  на  фоне  звездной
темноты,  которая  нашим  земным  глазам  казалась  скорее   великолепным,
усеянным блестками бархатным занавесом, чем небом.
   Восточный край обрыва  вначале  был  просто  темной  кромкой  звездного
купола. Ни розового отблеска, ни брезжущего рассвета -  никакого  признака
наступления утра. Только солнечная корона  -  зодиакальный  свет,  большое
конусообразное светящееся пятно, направленное вершиной к сияющей  утренней
звезде, - предупреждала нас о близости Солнца.
   Слабый свет вокруг нас отражался от западного края кратера  и  открывал
обширную волнообразную равнину, холодную и серую, постепенно  темнеющую  к
востоку и  переходящую  в  глухую  черную  пропасть  обрыва.  Бесчисленные
круглые  серые  вершины,  призрачные  холмы,  сугробы  из   снегоподобного
вещества, простирающиеся вдоль  множества  хребтов  в  таинственные  дали,
подчеркивали  нам  размеры  кратера.  Холмы  напоминали  ледяные   торосы,
покрытые снегом. Но то, что я принял сначала за снег, оказалось  замерзшим
воздухом.
   Так было сначала, а потом  вдруг  сразу  наступил  удивительный  лунный
день.
   Солнечный свет  скользнул  вниз  по  скалам,  коснулся  сугробов  у  их
оснований  и,  точно  в  сапогах-скороходах,  быстро  добрался   до   нас.
Отдаленный  край  кратера  словно  зашевелился,  дрогнул,  и  при   первом
проблеске зари со дна стал подниматься серый туман;  хлопья  и  клубы  его
становились все шире, гуще и плотнее, и вскоре вся западная часть  равнины
задымилась, как мокрый платок, повешенный перед огнем, и западная  сторона
кратера озарилась розовым светом.
   - Это воздух, - сказал Кейвор, - конечно,  это  воздух,  иначе  пар  не
поднимался бы так при лучах Солнца...
   Он пристально посмотрел вверх.
   - Смотрите! - воскликнул он.
   - Куда? - спросил я.
   - На небо. Видите? На черном фоне -  голубая  полоска.  Звезды  кажутся
больше, а некоторые из них помельче, и все туманности, которые мы видели в
небесном пространстве, исчезли!
   День наступал  быстро  и  неудержимо.  Серые  вершины  одна  за  другой
вспыхивали и клубились плотным дымящимся паром, и вскоре  вся  равнина  на
западе казалась сплошным морем тумана, прибоями и отливами облачной  дымки
волн. Края кратера отступали все дальше и дальше,  тускнели,  меняли  свои
очертания и в конце концов исчезли в тумане.
   Все ближе и ближе надвигался клубящийся прилив с быстротой  бегущей  по
Земле  тени  облака,  подгоняемого  юга-западным  ветром.   Вокруг   стало
сумрачно.
   Кейвор схватил меня за руку.
   - Что? - спросил я.
   - Смотрите! Восход Солнца! Солнце!
   Он  с  силой  повернул  меня  и  указал  на  восточный  край   кратера,
выступавший из окружающего нас тумана и немного просветлевший по сравнению
с темным небом. Контуры его  теперь  обозначились  странными  красноватыми
жилками, пляшущими языками  багрового  колеблющегося  пламени.  Я  подумал
сначала, что это лучи Солнца упали на клубы тумана и  образовали  огненные
языки в небе, но это была солнечная корона, которая  на  Земле  скрыта  от
наших глаз атмосферой.
   И, наконец, Солнце!
   Медленно  и  неотвратимо  появилась  ослепительная   линия   -   тонкая
лучезарная  полоска,  постепенно  принявшая  форму  радуги,  потом   дуги,
превратилась в пылающий спектр и метнула в нас огненное копье зноя.
   Мне показалось, что  у  меня  выкололи  глаза!  Я  громко  вскрикнул  и
отвернулся, почти ослепленный, ощупью отыскивая свое одеяло под узлом.
   И вместе с этим  жгучим  светом  раздался  резкий  звук,  первый  звук,
достигший нашего слуха из вселенной с тех пор, как мы  покинули  Землю,  -
свист  и  шелест,  бурный  шорох  воздушной  одежды  наступающего  дня.  С
появлением света и звука шар наш накренился,  и  мы,  как  слепые  щенята,
беспомощно повалились друг на друга. Шар  снова  качнулся,  и  свист  стал
громче. Крепко стиснув веки, я  делал  неуклюжие  попытки  закрыть  голову
одеялом, но этот новый толчок свалил меня с ног. Я упал  на  узел,  открыл
глаза и увидел на мгновение  блеск  воздуха  снаружи  стекла.  Воздух  был
жидкий,  он  кипел,  как  снег,  в  который  воткнули  раскаленный  добела
металлический  прут.  Отвердевший  воздух  при  первом  же   прикосновении
солнечных лучей превратился в какое-то тесто, в  грязную  кашицу,  которая
шипела и пузырилась, превращаясь в газ.
   Шар снова покачнулся,  на  этот  раз  много  резче,  и  мы  с  Кейвором
ухватились друг за друга, но в следующую же секунду уже кувыркались  вверх
ногами. Потом я оказался на четвереньках. Лунный рассвет играл  нами,  как
мячиком, точно хотел показать нам,  ничтожным  людям,  что  может  с  нами
сделать Луна.
   На мгновение я вновь увидел, что происходит  снаружи,  -  там  клубился
пар, текла и капала полужидкая грязь. Мы  падали  в  темноту.  Я  очутился
внизу, колени Кейвора  уперлись  мне  в  грудь.  Затем  его  отбросило,  и
несколько мгновений я лежал на спине,  задыхаясь  и  глядя  вверх.  Лавина
полужидкого кипящего вещества погребла под собою  шар.  Я  видел,  как  по
стеклу прыгали пузырьки. Кейвор слабо вскрикнул.
   Теперь огромная масса тающего воздуха подхватила шар, и мы,  вскрикивая
и бормоча проклятия, покатились под откос  к  западу,  перепрыгивая  через
расщелины, срываясь с уступов,  все  быстрей  и  быстрей,  в  раскаленную,
белую, кипящую бурю лунного дня.
   Цепляясь друг за друга, мы катались по шару вместе с тюком  багажа.  Мы
сталкивались, сшибались головами и снова разлетались в  разные  стороны  с
фейерверком искр в глазах! На Земле мы давно раздавили бы друг  друга,  но
на Луне, к счастью, наш вес был в  шесть  раз  меньше  -  и  все  обошлось
благополучно. Я припоминаю ощущение неудержимой тошноты  и  сильной  боли,
будто мозг перевернулся у меня в черепе, а затем...
   Что-то шевелилось у меня на лице, словно тонкие  щупальца  трогали  мои
уши. Потом я обнаружил, что яркий блеск ослаблен надетыми на  меня  синими
очками. Кейвор наклонился надо мной, я увидел снизу его  лицо;  глаза  его
также были защищены синими очками. Дышал он порывисто, и губа у него  была
рассечена в кровь...
   - Ну что, лучше? - спросил он, обтирая кровь рукой.
   Все вокруг качалось, но это было просто головокружение.  Кейвор  закрыл
несколько заслонок в оболочке тара, чтобы  скрыть  меня  от  прямых  лучей
солнца. Все вокруг нас было залито ярким светом.
   - Бог ты мой, - задыхаясь, выговорил я, - ведь это...
   Я повернул голову, чтобы посмотреть наружу. Ослепительный блеск  сменил
мрачную темноту.
   - Долго я лежал без чувств? - спросил я.
   - Не знаю, хронометр разбился. Должно быть, недолго, мой дорогой, но  я
очень испугался...
   Я лежал молча, стараясь вдуматься в случившееся. На  лице  Кейвора  еще
отражалось пережитое волнение. Я ощупывал рукой свои ушибы и вглядывался в
его лицо. Больше всего пострадала у  меня  правая  рука,  с  которой  была
содрана кожа; лоб тоже был  разбит  в  кровь.  Кейвор  подал  мне  немного
подкрепляющего средства, которое он захватил с собой, - я забыл,  как  оно
называется. После этого  я  почувствовал  себя  лучше  и  начал  осторожно
шевелить руками и ногами. Вскоре я мог уже разговаривать.
   - Это никуда не годится, - сказал я, как бы продолжая начатый разговор.
   - Вы правы.
   Кейвор задумался, опустив руки. Он выглянул наружу через стекло,  потом
взглянул на меня.
   - Господи! - воскликнул он. - Не может быть!
   - Что случилось? - спросил я, помолчав. - Мы попали под тропики?
   - Случилось то, чего я ожидал.  Воздух  испарился  -  если  только  это
воздух.  Во  всяком  случае,  вещество  это   испарилось,   и   показалась
поверхность  Луны.  Мы  лежим  на  какой-то  каменистой   скале.   Кое-где
обнажилась почва, и довольно странная.
   Кейвор не стал вдаваться в дальнейшие объяснения. Он помог мне сесть, и
я увидел все своими глазами.



        8. УТРО НА ЛУНЕ

   Резкие  контрасты  белого  и  черного  в  окружающем  пейзаже  исчезли.
Солнечный свет окрасился в светло-янтарный тон; тени  на  скалистой  стене
кратера стали пурпурными. На востоке все еще клубился туман, укрываясь  от
лучей солнца, но на западе небо было голубое и чистое. Долго же я пролежал
в обмороке!
   Мы больше не находились в  пустоте.  Вокруг  нас  поднялась  атмосфера.
Очертания предметов вырисовывались отчетливей, резче и  разнообразней,  за
исключением разбросанных то там, то сям полос белого вещества, но это  был
не  воздух,  а  снег:  пейзаж  уже  не  походил  на   арктический.   Всюду
расстилались ярко  освещенные  солнцем  широкие  ржаво-бурые  пространства
голой, изрытой почвы. Кое-где по краям снежных сугробов  блестели  лужи  и
ручьи - единственное, что оживляло мертвый пейзаж. Солнечный свет проникал
к нам в два отверстия и превратил климат  в  жаркое  лето,  но  ноги  наши
оставались еще в тени, и шар лежал на снежном сугробе.
   На скате виднелись какие-то разбросанные сухие ветки; они были такой же
бурой окраски, как и скала, но с теневой стороны их покрывал  белый  иней.
Это заинтересовало меня. Ветки! В мертвом мире! Но когда я  пригляделся  к
ним, то заметил, что вся лунная поверхность затянута волокнистым покровом,
похожим на ковер из опавшей бурой хвои под стволами сосен.
   - Кейвор! - воскликнул я.
   - Что?
   - Теперь это мертвый мир, но раньше...
   Тут мое внимание было  привлечено  другим:  я  заметил  между  опавшими
иглами множество маленьких кругляшей, и мне показалось, что  один  из  них
шевелится.
   - Кейвор, - прошептал я.
   - Что?
   Я ответил не сразу. Я пристально смотрел, не веря своим  глазам.  Потом
издал нечленораздельный звук и схватил Кейвора за руку.
   - Посмотрите, - показал я. - Вон там! И там!
   Он посмотрел туда, куда я показывал пальцем.
   - Что такое? - спросил он.
   Как описать то, что я увидел? Это такой пустяк, и, однако, он показался
мне  чудесным,  почти  необычайным.  Я  уже  сказал,  что  между   иглами,
устилавшими почву, были рассеяны какие-то  круглые  или  овальные  тельца,
которые можно было принять за мелкую гальку.  Вдруг  одно  из  них,  потом
другое зашевелились  и  раскрылись,  показывая  зеленовато-желтый  росток,
тянущийся к горячим лучам восходящего Солнца.  Через  несколько  мгновений
зашевелилось и лопнуло третье тельце.
   - Это семена, - сказал Кейвор и как бы про себя прошептал: - Жизнь!
   "Жизнь!" Тотчас у меня промелькнула мысль, что наше далекое путешествие
совершено не напрасно, что мы прибыли не в бесплодную пустыню минералов, а
в живой, населенный мир. Мы продолжали с интересом наблюдать.
   Помню, как тщательно протирал я рукавом запотевшее стекло.
   Жизнь мы могли наблюдать, только смотря сквозь центр  стекла.  Ближе  к
краям мертвые иглы и семена  увеличивались  и  искажались  выпуклостью.  И
все-таки мы смогли увидеть многое. По  всему  освещенному  Солнцем  откосу
чудесные  бурые  тельца  лопались,  как  семена  или  стручки:  они  жадно
раскрывали уста, чтобы пить тепло и свет восходящего Солнца.
   С каждой секундой росло количество лопающихся семян, между тем  как  их
первые  застрельщики  уже  вытягивались  из   расколовшихся   оболочек   и
переходили во вторую стадию роста.  Уверенно  и  быстро  эти  удивительные
семена пускали в почву корешок и в воздух странный росток в  виде  узелка.
Скоро весь откос  покрылся  крохотными  растеньицами,  впитывавшими  яркий
солнечный свет.
   Но недолго оставались они в этом состоянии. Узелковые ростки надулись и
лопнули, высунув кончики крошечных остроконечных бурых листочков,  которые
росли быстро,  на  наших  глазах.  Движение  это  было  медленней,  чем  у
животных, но быстрее, чем у всех виденных  мною  растений.  Как  нагляднее
передать  вам  процесс   этого   произрастания?   Листочки   вытягивались.
Коричневая оболочка семян морщилась и быстро распадалась. Случалось ли вам
в холодный день взять термометр в теплую руку и наблюдать, как поднимается
в трубке тонкий столбик ртути? Так же быстро росли и эти лунные растения.
   Казалось,  в  несколько  минут  ростки   более   развившихся   растений
вытянулись в стебельки и пустили по второму побегу  листьев.  Весь  откос,
еще  недавно   мертвый,   усыпанный   иглами,   покрылся   теперь   темным
оливково-зеленым ковром колючих листьев и стеблей, поражающих мощью своего
роста.
   Я повернулся к востоку, и - чудо! Там вдоль всего верхнего  края  скалы
тоже колыхалась  бахрома  растительности,  поднимавшаяся  так  же  быстро,
темневшая в блеске солнечных лучей. А за этой бахромой  возвышался  силуэт
массивного растения, узловатого, точно кактус; оно пучилось и  надувалось,
как пузырь, наполненный воздухом.
   На западе я обнаружил еще одно такое  же  растение,  поднимавшееся  над
мелкой порослью. Но здесь свет падал на него сбоку, и  я  мог  разглядеть,
что оно окрашено в ярко-оранжевый прет. Оно росло на наших глазах.  Стоило
отвернуться на минуту и снова взглянуть  на  него,  как  контуры  его  уже
менялись: оно выпускало из себя толстые,  массивные  ветки  и  в  короткое
время преобразилось в кораллообразное дерево высотой в несколько футов.  В
сравнении с этим быстрым ростом развитие земного гриба-дождевика, который,
говорят, в одну ночь  достигает  фута  в  диаметре,  показалось  бы  очень
медленным. Но дождевик растет на Земле, где сила  тяготения  в  шесть  раз
больше, чем на Луне.
   Вокруг, из всех оврагов и равнин, которые были скрыты от наших глаз, но
не от  живительных  лучей  Солнца,  над  грядами  и  рифами  сияющих  скал
вытягивались   заросли   тучной    колючей    растительности,    спешившей
воспользоваться коротким летом, в продолжение  которого  нужно  расцвести,
обсемениться и погибнуть. Этот быстрый рост лунной растительности  казался
чудом.  Так  было,  наверное,  на  первозданной  земле,  когда  в  пустыне
разрастались деревья и травы.
   Представьте только! Представьте себе рассвет на Луне! Оттаивает мерзлый
воздух, оживает и шевелится почва, бесшумно и быстро поднимаются стебли  и
растут листья. И все  это  залито  ослепительным  светом,  в  сравнении  с
которым самый яркий солнечный свет на Земле показался бы слабым и тусклым.
И среди этих джунглей, в тени - полосы синеватого  снега.  А  для  полноты
картины не забудьте, что все это мы видели через толстое выпуклое  стекло,
подобное чечевице, которая лишь в центре дает ясное и верное  изображение,
а по краям все увеличивает и искажает.



        9. ПЕРВЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

   Мы перестали наблюдать и повернулись друг к другу  с  одной  и  той  же
мыслью, с одним и тем же  вопросом  в  глазах.  Раз  эти  растения  живут,
значит, есть воздух, которым могли бы дышать и мы.
   - Открыть люк? - предложил я.
   - Да, - согласился Кейвор. - Если только это воздух.
   - Растения скоро достигнут человеческого роста, - заметил я. - Но можно
ли быть абсолютно уверенным, что там есть воздух? Может быть, это азот или
углекислота?
   - Это легко проверить, - сказал Кейвор и приступил к опыту.
   Он нашел обрывок смятой бумаги, зажег ее и поспешно выбросил через люк.
Я наклонился вперед и начал внимательно следить через  толстое  стекло  за
бумагой и за огоньком, от которого зависело так много.
   Я видел, как бумага медленно опустилась на снег и желтоватое пламя  как
будто погасло. Но через  мгновение  на  краю  показался  синевато-огненный
язычок, который, дрожа, полз и ширился.
   Скоро весь листок, за исключением кусочка, соприкасавшегося со  снегом,
обуглился и съежился, выпустив вверх легкую струйку дыма. Сомнения  больше
не было: атмосфера Луны состоит либо из чистого кислорода, либо из воздуха
и, следовательно, если только  она  не  находится  в  слишком  разреженном
состоянии, способна поддержать нашу жизнь. Значит, мы можем выйти наружу и
жить.
   Я уселся у люка и собирался уже отвинчивать крышку, но Кейвор остановил
меня.
   - Необходима маленькая предосторожность.
   Он сказал, что хотя это, несомненно,  атмосфера,  содержащая  кислород,
но, может быть, она настолько разрежена, что мы ее не  вынесем.  При  этом
Кейвор напомнил мне о горной болезни  и  о  кровотечении,  которому  часто
подвергаются воздухоплаватели при слишком быстром подъеме аэростата. Затем
он принялся изготовлять какой-то противный на вкус  напиток,  который  мне
пришлось выпить вместе с ним.  Снадобье  несколько  расслабило  меня  -  и
только. После этого Кейвор позволил мне открыть люк.
   Как только стеклянная крышка  люка  немного  поддалась,  более  плотный
воздух нашего шара начал быстро вытекать наружу  вдоль  нарезки  винта  со
свистом, похожим на песенку закипающего чайника.
   Кейвор  остановил  меня.  Очевидно,  атмосферное  давление   вне   шара
значительно меньше, чем давление внутри, но насколько меньше, этого мы  не
могли определить.
   Я сидел, ухватившись  обеими  руками  за  крышку  люка,  готовый  снова
привинтить ее, если,  к  несчастью,  лунная  атмосфера  окажется  чересчур
разреженной. А Кейвор держал в  руках  цилиндр  сжатого  кислорода,  чтобы
регулировать воздушное давление внутри шара. Мы молча смотрели то друг  на
друга, то на фантастическую растительность, бесшумно выраставшую на  наших
глазах. Резкий свист не прекра