и старте ухватиться будет не за что и что  нам
придется испытывать неудобства из-за отсутствия сидений.
   - Отчего вы не взяли стульев? - спросил я.
   - Ничего, я все устроил, - сказал Кейвор. - Стулья нам не понадобятся.
   - Как так?
   - А вот увидите, - сказал он тоном человека,  не  желающего  продолжать
разговор.
   Я замолчал. Мне вдруг ясно представилась вся глупость  моего  поступка.
Не лучше ли вылезти, пока еще не поздно? Я знал, что мир за пределами шара
будет для меня холоден и негостеприимен, - уже несколько недель я  жил  на
средства Кейвора, -  но  все  же  мир  этот  будет  не  так  холоден,  как
бесконечность, и не так негостеприимен, как пустота.  Если  бы  не  боязнь
показаться трусом, то думаю, что  даже  и  в  эту  минуту  я  еще  мог  бы
заставить Кейвора выпустить меня наружу. Но я колебался, злился на себя  и
раздражался, а время шло.
   Последовал легкий толчок, послышалось щелканье, как  будто  в  соседней
комнате откупорили бутылку шампанского, и слабый  свист.  На  мгновение  я
почувствовал огромное напряжение, мне показалось, что ноги у  меня  словно
налиты свинцом, но все это длилось лишь одно короткое мгновение.
   Однако оно придало мне решимости.
   - Кейвор, - сказал я в темноту, - мои нервы больше не выдерживают. Я не
думаю, чтобы...
   Я умолк. Он ничего не ответил.
   - Будь проклята вся эта затея! - вскричал  я.  -  Я  безумец!  Зачем  я
здесь? Я не полечу, Кейвор! Дело это слишком рискованное, я вылезаю.
   - Вы не можете этого сделать, - спокойно ответил он.
   - Не могу? А вот увидим.
   Несколько секунд он молчал.
   - Теперь уже поздно ссориться, Бедфорд. Легкий толчок - это был  старт.
Мы уже летим, летим так же быстро,  как  снаряд,  пущенный  в  бесконечное
космическое пространство.
   - Я... - начал было я и замолчал. В конце концов теперь все это уже  не
имело значения. Я был ошеломлен и некоторое время ничего не мог сказать; я
будто никогда и не слыхал об этой идее -  покинуть  нашу  Землю;  затем  я
почувствовал  удивительную  перемену   в   своих   физических   ощущениях:
необычайную  легкость,  невесомость,  странное  головокружение,  как   при
апоплексии, и звон в ушах. Время шло, но  ни  одно  из  этих  ощущений  не
ослабевало, и скоро я так привык к ним,  что  не  испытывал  ни  малейшего
неудобства.
   Что-то щелкнуло: вспыхнула электрическая лампочка.
   Я взглянул на лицо Кейвора, такое же бледное, наверно, как  и  мое.  Мы
молча смотрели друг на друга. На фоне прозрачной темной поверхности стекла
Кейвор казался как бы летящим в пустоте.
   - Итак, мы обречены, отступления нет, - сказал я наконец.
   - Да, - подтвердил он, - отступления нет. Не шевелитесь!  -  воскликнул
он, заметив, что я поднял руки. - Пусть  ваши  мускулы  бездействуют,  как
будто вы лежите в постели. Мы находимся в своем собственном особом  мирке.
Поглядите на эти вещи.
   Он указал на ящики и узлы, которые прежде  лежали  на  дне  шара.  Я  с
изумлением заметил, что они плавали теперь в воздухе в футе от сферической
стены. Затем я увидел по тени  Кейвора,  что  он  не  опирается  более  на
поверхность стекла; протянув руку назад, я почувствовал, что  и  мое  тело
тоже повисло в воздухе.
   Я не вскрикнул, не  замахал  руками,  но  почувствовал  ужас.  Какая-то
неведомая сила точно держала нас и увлекала  вверх.  Легкое  прикосновение
руки к стеклу приводило меня в быстрое движение. Я понял, что  происходит,
но это меня не успокоило. Мы были отрезаны от всякого внешнего  тяготения,
действовало только притяжение предметов, находившихся внутри нашего  шара.
Вследствие  этого  всякая  вещь,  не  прикрепленная  к  стеклу,   медленно
скользила - медленно потому, что наша масса  была  невелика,  -  к  центру
нашего мирка. Этот центр находился где-то в середине шара, близко ко  мне,
чем к Кейвору, так как я был тяжелее его.
   - Мы должны повернуться, - сказал Кейвор, - и плавать в воздухе  спиной
друг к другу, чтобы все вещи оказались между нами.
   Странное это ощущение - витать в пространстве: сначала жутко, но потом,
когда страх проходит, оно не лишено приятности и очень покойно, похоже  на
лежание на мягком пуховике. Полная отчужденность от мира и  независимость!
Я  не  ожидал  ничего  подобного.  Я  ожидал  сильного  толчка  вначале  и
головокружительной быстроты полета. Вместо всего этого я почувствовал себя
как бы бесплотным. Это походило не на путешествие, а на сновидение.



        5. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ

   Вскоре Кейвор погасил свет, сказав, что у нас не  очень  большой  запас
электрической энергии и что нам надо беречь ее  для  чтения.  И  некоторое
время - я не знаю, как долго это длилось, - мы находились в темноте.
   Из пустоты выплыл вопрос.
   - Куда мы летим? В каком направлении? - спросил я.
   - Мы летим от Земли по касательной, и так как  Луна  теперь  видна  уже
почти на три четверти, то мы направляемся к ней. Я открою заслонку...
   Щелкнула пружина, и одно из окон в наружной оболочке  шара  раскрылось.
Небо за ним было так же черно, как и тьма внутри шара,  но  в  рамке  окна
блестело множество звезд.
   Кто видел звездное небо только с Земли, тот не может представить  себе,
какой вид оно имеет, когда с  него  сорвана  полупрозрачная  вуаль  земной
атмосферы. Звезды, которые мы видим на Земле, - только рассыпанные по небу
призраки, проникающие сквозь нашу туманную атмосферу. Теперь  же  я  видел
настоящие звезды!
   Много чудесного пришлось нам увидеть  позднее,  но  вид  безвоздушного,
усеянного звездами неба незабываем.
   Маленькое оконце с треском захлопнулось, а другое, соседнее,  открылось
и через мгновение также захлопнулось, потом третье, и наконец  я  зажмурил
глаза от ослепительного блеска убывающей Луны.
   Некоторое время  я  пристально  смотрел  на  Кейвора  и  на  окружающие
предметы, чтобы приучить глаза к свету, прежде чем  я  смог  взглянуть  на
сверкающее светило.
   Четыре окна  были  открыты  для  того,  чтобы  притяжение  Луны  начало
действовать на все предметы  в  нашем  шаре.  Теперь  я  уже  не  витал  в
пространстве, мои ноги покоились  на  стеклянной  оболочке,  обращенной  в
сторону Луны. Одеяла и ящики  с  провизией  также  медленно  скользили  по
стеклянной стенке и располагались, заслонив часть вида. Мне казалось,  что
я смотрю "вниз", на Луну. На Земле "вниз" значит к земной поверхности,  по
направлению падения тела, а "вверх" - в обратном  направлении.  Теперь  же
сила тяготения влекла нас к Луне, а Земля висела у нас над головой.  Когда
же все заслонки из кейворита были закрыты, то "вниз" означало  направление
к центру нашего шара, а "вверх" - к его наружной стенке.
   Любопытно, что, в противоположность нашему земному опыту,  свет  шел  к
нам снизу. На Земле свет падает сверху или  сбоку;  здесь  же  он  исходил
из-под наших ног, и, чтобы увидеть  свои  тени,  мы  должны  были  глядеть
вверх.
   Сначала я испытывал легкое  головокружение,  стоя  на  толстом  стекле,
глядя вниз, на Луну, сквозь сотни тысяч миль пустого пространства; но  это
болезненное ощущение скоро рассеялось. Зато какое великолепие!
   Читатель может представить себе это, если теплой летней ночью ляжет  на
землю и, подняв ноги кверху, будет смотреть между ними на Луну. Однако  по
какой-то причине, вероятно, из-за отсутствия воздуха,  Луна  уже  казалась
нам  значительно  ярче  и  больше,  чем  на  Земле.  Малейшие  детали   ее
поверхности были теперь отчетливо видны. И когда мы  смотрели  на  нее  не
сквозь воздух, контуры ее  стали  резкими  и  четкими,  без  расплывчатого
сияния  или  ореола  вокруг;  только  звездная  пыль,  покрывавшая   небо,
обрамляла края планеты и обозначала очертания ее неосвещенной части. Когда
я стоял и смотрел на Луну внизу, под ногами, то ощущение невероятности, то
и дело появлявшееся у меня со времени нашего  старта,  опять  вернулось  с
удесятеренной силой.
   - Кейвор, - сказал я, - все это очень странно. Эти компании, которые мы
собирались организовать, и залежи минералов...
   - Ну?
   - Я их здесь не вижу.
   - Конечно, - ответил Кейвор, - но все это пройдет.
   - Я привык смотреть на все практически. Однако...  на  минуту  я  почти
усомнился, есть ли вообще на свете Земля.
   - Этот номер газеты может вам помочь.
   Я с недоумением посмотрел на газету, потом  поднял  ее  над  головой  и
обнаружил, что в таком положении  удобно  читать.  Мне  бросился  в  глаза
столбец   мелких   объявлений.   "Джентльмен,   располагающий   некоторыми
средствами, дает деньги взаймы", - прочел я.  Я  знал  этого  джентльмена.
Какой-то чудак продавал велосипед "новый, стоимостью в пятнадцать  фунтов"
за пять фунтов стерлингов. Затем какая-то дама, очутившись  в  бедственном
положении, хотела по  дешевке  продать  ножи  и  вилки  для  рыбы  -  свой
"свадебный подарок". Без сомнения, какая-нибудь простодушная  женщина  уже
глубокомысленно рассматривает эти ножи и вилки,  кто-нибудь  с  торжеством
катит  на  велосипеде,  а  третий  доверчиво  советуется  с  благодетелем,
ссужающим деньги, - и все это в ту самую минуту, когда я пробегал  глазами
эти объявления. Я рассмеялся и выпустил газету из рук.
   - А нас видно с Земли? - спросил я.
   - А что?
   - Один мой знакомый очень интересуется  астрономией,  и  мне  пришло  в
голову, что... может быть, он как раз теперь смотрит... на нас в телескоп.
   - Даже в самый сильный телескоп невозможно заметить нас,  хотя  бы  как
точку.
   Несколько минут я молча смотрел на Луну.
   - Целый мир, - сказал я. - Здесь это чувствуешь гораздо сильнее, чем на
Земле... Обитаемый, пожалуй...
   - Обитаемый! -  воскликнул  Кейвор.  -  Нет,  и  не  думайте  об  этом.
Вообразите себя сверхполярным  исследователем  космического  пространства.
Взгляните сюда!
   Он показал рукой на бледное сияние внизу.
   - Это мертвый мир!  Мертвый!  Огромные  потухшие  вулканы,  необозримые
пространства  застывшей  лавы,  равнины,  покрытые   снегом,   замерзающей
углекислотой или воздухом; и повсюду трещины,  ущелья,  пропасти.  Никакой
жизни, никакого движения. Люди  систематически  наблюдали  эту  планету  в
телескопы более двухсот лет, и много  ли  перемен  они  заметили?  Как  вы
думаете?
   - Никаких.
   - Они отметили два  бесспорных  обвала,  одну  сомнительную  трещину  и
незначительное периодическое изменение окраски - вот и все.
   - Я не знал, что они заметили хотя бы это.
   - Да, но никаких следов жизни!
   - Кстати, - спросил  я,  -  какой  наименьший  предмет  на  Луне  могут
обнаружить самые сильные телескопы?
   - Можно было бы увидеть большую церковь. Разумеется, увидели бы  города
и  строения  или  что-нибудь  подобное.  Пожалуй,  там  есть  какие-нибудь
насекомые, вроде муравьев, например, которые могут скрываться  в  глубокие
норы от лунной ночи, или какие-нибудь неведомые существа, не имеющие  себе
подобных на Земле. Это  самое  вероятное,  если  там  вообще  есть  жизнь.
Подумайте, какая разница в условиях! Жизнь там  должна  приспособляться  к
дню, в четырнадцать раз  более  продолжительному,  чем  у  нас  на  Земле:
непрерывный двухнедельный солнечный свет при  безоблачном  небе,  и  затем
ночь, такая же длинная, все более и более холодная  под  студеными  яркими
звездами. В такую длинную ночь там должен быть страшный  холод,  доходящий
до абсолютного нуля, до -273ь Цельсия ниже земной точки замерзания. Всякой
жизни там пришлось бы погружаться  в  зимнюю  спячку  на  всю  эту  долгую
морозную ночь и снова пробуждаться при наступлении долгого дня.
   Кейвор задумался.
   - Можно, пожалуй, вообразить себе  червеподобные  существа,  питающиеся
твердым воздухом, точно так же, как дождевой червяк питается  землей,  или
каких-нибудь толстокожих чудовищ...
   - Кстати, - спросил я, - почему же мы не захватили с собой оружия?
   Кейвор ничего не ответил на этот вопрос.
   - Нет, - сказал он наконец, - нам  надо  продолжать  наше  путешествие.
Увидим, когда доберемся туда.
   Тут я вспомнил.
   - Конечно, - сказал я, - минералы там должны быть при всех условиях.
   Вскоре Кейвор сказал мне, что  желает  переменить  курс,  отдавшись  на
минуту действию земного притяжения. Для этого он хочет открыть на тридцать
секунд одно из окон, обращенных к Земле. Он предупредил, что у меня  может
закружиться голова, и советовал прижать руки к окну, чтобы  не  упасть.  Я
последовал его совету и уперся ногами в ящики с  провизией  и  цилиндры  с
воздухом, чтобы не дать им упасть на меня. Окно щелкнуло и  раскрылось.  Я
неуклюже упал на руки и на лицо и сквозь стекло на мгновение увидел  между
своими растопыренными пальцами нашу Землю - планету внизу небесного свода.
   Мы все еще находились сравнительно близко от Земли - по словам Кейвора,
всего на расстоянии каких-нибудь восьмисот миль, -  и  ее  громадный  диск
закрывал почти все небо. Но было уже ясно видно, что  наша  планета  имеет
шарообразную форму. Материки вырисовывались смутно, но  к  западу  широкая
серая полоса Атлантического океана блестела, как расплавленное  серебро  в
свете закатного солнца. Я, кажется, разглядел тусклые,  подернутые  дымкой
береговые очертания Испании, Франции  и  Южной  Англии,  но  тут  -  снова
щелчок, окно закрылось, и я  в  полном  смятении  медленно  заскользил  по
гладкой поверхности стекла.
   Когда  наконец  голова  у  меня  перестала  кружиться,  то  Луна  снова
оказалась "внизу", у меня под ногами, а Земля -  где-то  далеко,  на  краю
горизонта, та самая Земля, которая всегда была внизу и для меня и для всех
людей с самого начала начал.
   Так мало нам требовалось  усилий,  так  легко  все  давалось  благодаря
невесомости, что мы не чувствовали ни малейшей потребности в  подкреплении
наших сил по крайней мере в течение шести часов (по  хронометру  Кейвора).
Это меня очень удивило, но даже  тогда  я  съел  какую-то  сущую  малость.
Кейвор осмотрел аппарат для поглощения углекислоты и воды и  нашел  его  в
удовлетворительном состоянии, благодаря, конечно, тому, что мы  потребляли
ничтожное количество  кислорода.  Все  темы  для  разговоров  исчерпались.
Делать нам было больше нечего, и мы почувствовали, что хотим спать.  Тогда
мы разостлали наши одеяла на дне шара таким образом,  чтобы  укрыться  как
можно надежнее от лунного света, пожелали  друг  другу  спокойной  ночи  и
почти мгновенно заснули.
   Так мы проводили время - то в дремоте,  то  разговаривая,  читая  и  по
временам закусывая, хотя и без большого аппетита. Любопытно,  что  за  все
время нашего пребывания в шаре мы не чувствовали ни малейшей потребности в
пище; сначала мы принуждали себя есть, потом перестали  и  постились,  так
что не извели и сотой доли взятой с собой провизии; количество  выдыхаемой
нами углекислоты также было  на  редкость  ничтожно;  почему  -  не  сумею
объяснить. Находясь большей частью в состоянии покоя, которое не  было  ни
сном, ни бодрствованием, мы падали сквозь пространство времени, не имевшее
ни дня, ни ночи, падали бесшумно, плавно и быстро по направлению к Луне.



        6. ВЫСАДКА НА ЛУНУ

   Помню, как Кейвор вдруг открыл разом шесть окошек и  так  ослепил  меня
светом, что я вскрикнул от боли в глазах и закричал на него.  Все  видимое
пространство занимала Луна - исполинский ятаган белой  зари  с  блестящим,
иззубренным темнотой лезвием, постепенно вырисовывающийся из  отступающего
мрака берег, сверкающие в солнечных лучах остроконечные  пики  и  вершины.
Думаю, что читатель видел изображение или фотографии Луны, так что мне нет
надобности   описывать   очертания    лунного    ландшафта,    грандиозные
кольцеобразные горные цепи, более обширные, чем наши  земные  горы,  и  их
вершины, ярко освещенные солнцем и отбрасывающие  резко  очерченные  тени;
серые беспорядочные равнины, кряжи, холмы, кратеры  -  все  детали  лунной
поверхности,  то  залитые   ослепительным   светом,   то   погруженные   в
таинственный полумрак. Мы витали близ этого мира на расстоянии менее сотни
миль над его хребтами и остроконечными пиками. Теперь мы  могли  наблюдать
то, чего ни один глаз на Земле никогда не увидит:  в  ярких  лучах  Солнца
резкие  очертания  лунных  скал  и   оврагов,   лощин   и   дна   кратеров
заволакивались туманом; белизна их освещенной поверхности раскалывалась на
полосы и лоскутья, сжималась  и  исчезала;  только  кое-где  появлялись  и
ширились пятна бурого и оливкового цвета.
   Недолго, однако, пришлось нам любоваться  этим  видом.  Наступал  самый
опасный момент путешествия. Нам нужно было спуститься ближе  к  Луне,  над
которой мы кружились, замедлять движение и выжидать удобную  минуту,  если
попадется место для посадки.
   Кейвор напряженно работал. Я же бездельничал, волновался  и  все  время
ему мешал. Он прыгал по шару с проворством, невозможным на Земле. Он то  и
дело отпирал и запирал кейворитные  окна,  делая  при  этом  вычисления  и
посматривая на свой хронометр при  свете  электрической  лампочки.  Долгое
время окна оставались закрытыми, и мы словно безмолвно  висели  во  мраке,
мчась в пространстве с невероятной скоростью.
   Наконец Кейвор нащупал кнопки и открыл сразу четыре окна. Я зашатался и
прикрыл  глаза,  ослепленный  и  сраженный  непривычным  сиянием   Солнца,
блиставшего у меня под ногами. Потом ставни снова захлопнулись, и  у  меня
закружилась голова от внезапной  темноты.  Я  вновь  поплыл  в  необъятной
черной тиши.
   Затем Кейвор зажег электричество и сказал, что надо связать наш багаж и
завернуть в одеяло, чтобы избежать сотрясения при спуске шара.  Мы  делали
это при закрытых окнах, чтобы наши вещи сами естественно  расположились  в
центре шара. Это было забавное  зрелище:  вообразите,  если  можете,  двух
человек, которые плавают в сферическом пространстве, упаковывая и увязывая
свои пожитки! Малейшее усилие обращалось  в  самое  неожиданное  движение.
Меня то прижимало к стеклянной стенке - это Кейвор невольно толкнул  меня,
- то я беспомощно барахтался в пустоте. Звезда электрического света  сияла
у нас то над головой, то под ногами. Ноги Кейвора чуть ли не задевали меня
по лицу, а в следующую  секунду  мы  оказывались  перпендикулярно  друг  к
другу.  Наконец  вещи  были  связаны  в  большой  мягкий  тюк  -  все,  за
исключением двух одеял с отверстиями  для  головы:  в  них  мы  собирались
закутаться сами.
   Теперь Кейвор открыл одно окно со  стороны  Луны,  и  мы  увидели,  что
спускаемся к огромному  центральному  кратеру,  окруженному  крестообразно
несколькими меньшими.  Потом  Кейвор  снова  открыл  наш  шар  со  стороны
слепящего Солнца - вероятно, он хотел воспользоваться  притяжением  Солнца
как тормозом.
   - Закройтесь одеялом! - вскричал он, отлетая в сторону.
   Я не сразу понял, потом выхватил одеяло из-под ног и закутался в него с
головой. Кейвор закрыл заслонку, открыл какое-то другое окно и быстро  его
захлопнул, потом начал открывать поочередно все окна. Шар наш заколебался,
и мы внутри завертелись, ударяясь о стеклянную  стенку  и  о  толстый  тюк
багажа и цепляясь  друг  за  друга,  а  снаружи  какое-то  белое  вещество
обдавало брызгами наш шар, как будто мы катились вниз по  снежному  склону
горы...
   Через голову, кувырком, удар, опять кувырком...
   Сильный толчок - и я наполовину погребен под тюком багажа...  Мгновенье
полной тишины. Затем  я  услышал  пыхтение  Кейвора  и  хлопанье  стальной
заслонки. Я с усилием оттолкнул  завернутый  в  одеяло  багаж  и  выбрался
из-под него. За открытыми окнами сияли в темноте звезды.
   Мы остались живы и лежали во  мраке,  в  тени,  отбрасываемой  глубоким
кратером, на дно которого скатился наш шар.
   Мы сидели, переводя дыхание и ощупывая синяки на  теле  от  ушибов.  Ни
один из нас, видно, не предвидел такого нелюбезного приема в лунном  мире.
Я с трудом поднялся на ноги.
   - А теперь посмотрим на лунный пейзаж, - сказал  я.  -  Какая  темнота,
Кейвор!
   Стеклянная поверхность шара запотела, и,  говоря  это,  я  протирал