окрылся морщинами, когда он попытался вникнуть в смысл сказанного.
     Пробормотав быструю литанию, Хаззи Рорк включил проектор, в прорезь под
чистым полотном мерцающего экрана вставил медальон с записанной информацией.
     Монотонное поле расцвело  живой картиной. Подросток  с  нежной  розовой
кожей был заключен в стальную раму механизма, голыми оставались только кисти
его рук.  Расширенные зрачки казались лазорево-мраморными.  Перед ним  стоял
сосуд   с  прозрачной  жидкостью.  В  нем  лежала  сложная  головоломка   из
соединенных  вместе  колец.  Руки  механической рамы,  схватив  его  ладони,
опустили  их в жидкость, которая  зашипела и  задымилась.  На экране крупным
планом демонстрировались  его пришедшие в  движение гибкие пальцы.  Звуковое
сопровождение отсутствовало.
     - Это  кислота, - объяснил Хаззи Рорк. - Кольца сделаны из нержавеющего
адамантия. Непослушного  парня напичкали  экспериментальным лекарством, хотя
острота  его тактильных ощущений полностью сохранена. Он не  может выдернуть
руки до тех пор, пока не расцепит кольца.
     Некоторое время  они  еще  продолжали  наблюдать  за испытанием,  потом
десантник спросил:
     - Как вы считаете, нужно ли теперь вынимать руки, когда мяса на  костях
уже  нет?   Это  третья  попытка  испытуемого.  Он  уже  дважды  подвергался
искусственному восстановлению плоти, которую заменили псевдотканью.
     Рорк нажал на  кнопку  с  вырезанным на ней черепом. Экран  померк,  из
прорези внизу выскочил медальон с записью.
     - Я все понял, - сказал Бифф. - И усвоил.
     -  Теперь  вы  всецело  находитесь  в  моем  распоряжении  и  под  моим
наблюдением, - сообщил им Рорк.  - Сейчас по глубокому  тоннелю для военного
транспорта мы отправимся во Дворцовый муравейник, туда, где расположена наша
крепость-монастырь. На орбиту вас и других новобранцев доставит транспортное
судно. Оттуда на базу Имперских Кулаков мы попадем на корабле для бросков.
     С этими словами  десантник сжал кулак,  который по  размеру едва ли  не
равнялся голове любого из набранных им ребят, хотя, может быть,  это  было и
не совсем так.
     - Как мы  можем  стать таким,  как  вы, сэр? -  несколько  нерешительно
спросил Лександро.
     - Вот что запомни,  Д'Аркебуз. Отныне  новоиспеченный  кадет не  станет
первым  обращаться ни  к одному  из  Имперских Кулаков.  Заговорить с ним он
может только тогда, когда тот  сам обратится к  кадету. Наказанием за первое
нарушение будет одна минута в нервопер-чатке, Д'Аркебуз. Переведи  это, хотя
бы приблизительно, солдат! Что такое нервоперчатка, Д'Аркебуз?
     --  Сэр, готовящийся  к  вступлению в кадеты ответа  на этот  вопрос не
знает.
     - Правильно ответил, кадет.
     Десантник  выждал  какое-то время, словно  приглашал  высказаться  двух
других своих подопечных, но ни один из них не рискнул.
     Лександро,  Ереми   и  Бифф  молча  обменялись  взглядами.   Три  брата
Трейзиора.


     ГЛАВА 3
     Лександро полагал,  что  родная  база  Имперских Кулаков  находится  на
какой-то планете. Может быть, там будет  нестерпимо жарко, чтобы испытать их
характер; может быть, планета  будет покрыта глянцем ледникового панциря.  А
может статься, их встретят непроходимые джунгли...
     Но не  исключал он  и другой возможности. База могла оказаться каким-то
огромным искусственным спутником,  луной  из  пласталя  на орбите  одной  из
планет. Религиозные видеоклипы давали волю воображению.
     Однако ничего подобного в реальности не было.
     Во всяком случае, в реальности Имперских Кулаков...
     Лександро стоял в обсерватории корвета и смотрел в четырехлистник окна.
Корабль,  казалось,  медленно плыл  в чернильной  пустоте,  вдали  от звезд,
пустоте более черной и более отрешенной от всего мира, чем само одиночество.
Впереди  он видел огромного левиафана, который как будто был высечен из льда
искусной  рукой мастера, с плавниками и перепончатыми  крыльями  и  высокими
башнями, вершины которых были связаны летящими контрфорсами.
     Палуба длинного двора выступала вперед наподобие  зазубренного широкого
клинка.  Его черными зазубринами были бронированные  крейсеры и транспортные
суда,  рядом  с  которыми  корвет  с  новобранцами  представлялся  козявкой.
Напрягая  зрение, он пытался рассмотреть детали. Рядом  с большими кораблями
он заметил личинки судов помельче, едва различимые невооруженным глазом.
     - Попробуй линзы, - услышал он рядом насмешливо-обворожительный голос.
     Голос Веленса.
     У  узорчатых  иллюминаторов  собралось  не меньше  десятка рекрутов  из
различных  муравейников  Некромонда, и теперь  они  с  любопытством пялились
наружу.  К  этому  времени Лександро  уже  мог  говорить  с  любым  из  них,
независимо от их  происхождения  и местожительства. Родной  диалект  не имел
значения. Все кадеты прошли курс скоростного обучения классическому варианту
имперского  готического языка  в  гипнокабине.  Даже  бывший  подонщик  Бифф
Тандриш,  и  тот  овладел  правильной  речью  и  мог  бегло  изъясняться  на
правильном языке, хотя в его случае значение слов временами расходилось с их
произношением. Слова порой  срывались  с его  языка  бессмысленным  потоком.
Создавалось   впечатление,   что  количество  усвоенных   слов  превосходило
количество их значений. Но, надо отдать  ему должное,  бывший подонщик горел
желанием восполнить этот пробел.
     - Линза увеличивает предметы, Д'Аркебуз.
     Покровительственные нотки в голосе бывшего техна отсутствовали.  Веленс
приблизился к Лександро и протянул ему окуляры.
     -- Я это знаю. Спасибо... брат.
     Произнося  последнее   слово,  Лександро  позволил  себе  легкий  налет
сарказма.
     Благодаря окулярам  Лександро  теперь мог различать  бойницы, казалось,
бросавшие  вызов самому космосу, разноцветные стекла крытых галерей, военные
знамена,  цветами   выросшие   на  шпилях  вершин  и  застывшие  в   пустоте
пространства. Он видел, какой огромной была  эта летающая крепость-монастырь
Имперских  Кулаков,  в  пределах которой ему  предстояло провести  ближайшие
несколько лет.
     - Размеры в космосе обманчивы, - заметил Веленс.
     -   Что  ты  говоришь?  -  протянул  Лександро.  Сидевший  в   нем  бес
превосходства  заставил  его добавить:  -  Бьюсь об заклад, что эта крепость
много больше, чем весь тепловой колодец старого доброго Трейзиора.
     Бывший   техн   вспыхнул,  но,  справившись  с  негодованием,   холодно
улыбнулся:
     - Нет,  тебе  не спровоцировать меня,  брат.  Я не стану  связываться с
тобой, если ты на это надеешься. Но я позабочусь о том, чтобы тебе не пришло
в  голову  обидеть   брата  Тандриша  таким  же  образом.   Вдруг  он  более
импульсивный  и не сможет сдержаться. Хотя  не исключена возможность,  что я
ошибаюсь. Меня удивляет  его  природный  ум.  Он  слишком  сообразителен для
подонщика.  Если  тебе  взбредет  в голову  попытаться  спровоцировать  его,
последствия  могут  оказаться  для  тебя  весьма  печальными и неожиданными.
Ненависть и позор  может снискать  тот  брат, который  попробует  так  подло
уничтожить другого брата.
     Лександро зевнул.
     -  Скажи, во  время  тестирования какой  у тебя  был уровень  состояния
психики?
     - Возможно, - продолжал Белене непринужденно, - что таким поведением ты
просто маскируешь свою внутреннюю убогость.
     -  Белене,  если  мне  захочется  выслушать  нравоучение, я обращусь  к
капеллану.
     - И он ответит тебе, что  каждый из нас, будущих десантников, - один на
миллион,  один на  миллиард -  за исключением  того,  кто  ставит себя  выше
остальных братьев, а таких, как этот, еще меньше.
     - Ты наверно входишь в один из революционных культов?
     В  этот  момент  прозвучал  сигнал, призывающий  к молитве.  Новобранцы
поспешили  в   судовую  часовню.  Там,  перед  озаренной  внутренним  светом
позолоченной  иконой  с  изображением  Императора  тлели благовония. Тут  же
стояла  алебастровая  статуя   Рогала  Дорна,  примарха  Имперских  Кулаков.
Скульптура  была  исполнена из  белейшего  алебастра, чтобы подчеркнуть  его
чистоту.
     Капеллан в одном из  сражений получил такие увечья,  что  теперь только
одним был полезен братству -  тем,  что  сопровождал  молодых  новобранцев и
пробуждал в них благочестивые помыслы. Тело у него ниже пояса отсугствовало.
Обрубок торса был помещен на  кибернетическую тележку с многочисленными тихо
урчащими трубками и трубочками. Управлял он ею единственной уцелевшей рукой.
Вместо второй руки у него  был инкрустированный серебром и бронзой протез из
пласталя, снабженный сервомоторами. Обрамленные золоченой бронзой сапфировые
линзы служили  ему глазами. Когда он смотрел на кого-то, казалось, что линзы
эти го-товы пронзить человека насквозь, сорвав с него не только одежды, но и
живую плоть. Под его пристальным взглядом человек чувствовал себя голым.
     С  первого момента  путешествия капеллан обратил  парней с Некромонда в
истинную веру, в которой большое место уделялось обожествлению Рогала Дорна,
собственные гены которого в семени, воспроизводимом из поколения в поколение
в  имплантированных  прогеноидных   железах   Имперских  Кулаков,  превратят
новообращенных кадетов в десантников, настоящих десантников братства.
     Братство   Первого   Поколения.    Это   братство   преданно   защищало
Императорский  Дворец  на  Земле  от бесчинств  и  извращенной  ярости Гора,
поднявшего  восстание.  Капеллан  продемонстрировал   слушателям  голограмму
Колонны  Славы из  радужного металла, вознесшуюся на полукилометровую высоту
недалеко  от  тронного  зала  самого  Императора,  с  вмонтированными в  нее
доспехами  десантников, которые положили  свои  жизни  там, а также во время
телепортационно-го штурма боевого крейсера Гора девять тысяч лет тому назад.
Внутри  разбитых  доспехов виднелись  кости,  внутри раскрошенных  шлемов  -
зияющие пустотами глазниц  усмехающиеся  черепа.  Можно ли  мечтать  о более
прекрасной гробнице для космического десантника?
     Такова была  их традиция, которая существовала на протяжении уже десяти
тысячелетий.
     Теперь, когда  дорвет находился в  пределах  прямой  радиосвязи  родной
базы,  к  новобранцам  для  последней  службы  и  вознесения  хвалы  господу
присоединился  освободившийся от  корабельных  обязанностей  Астропат судна.
Выходцы  с  Некромонда  с  любопытством  взирали на тщедушную  фигуру  этого
слепого  человека,  плоть  которого  была  невесомой  и  прозрачной,  как  у
алебастрового  идола примарха,  но  он  обладал  способностью  телепатически
общаться  с  дальними  звездами  и  даже  мог  напрямую  обратиться к самому
Императору, если бы такая необходимость вдруг возникла.
     -  Возрадуйтесь, -  пропел капеллан. - Сегодня  с нами Глас Императора.
Возрадуйтесь, ибо сегодня мы возвращаемся в нашу  священную крепость. Где бы
во Вселенной мы  ни находились,  трансформированное тело десантника является
храмом, в котором хранится святое причастие Рогала Дорна; в скором времени и
вас ждет такое же преобразование.
     Да, подумал  Лександро, еще до того, как он  полностью приобретет новый
статус, тело  его станет  вместилищем для многих чудесных органов. Во всяком
случае, так им  рассказывал капеллан, именно за счет этого обычный человек с
хорошими  задатками  становится   непобедимым   исполином,  имя  которому  -
космический десантник.
     На  самом  деле,  чтобы стать  могущественным, тело  десантника  должно
включать в себя - как там сказано в литании? - вторичное  сердце, оссмодуль,
бископ; гемостамен, орган Ларрамен и ухо Лаймена... Нет, он забыл правильную
последовательность имплантаций.
     По  этой  причине  в  космический десант  набирались  только  мальчики,
которые еще не сформировались, а не взрослые мужчины.
     Медленное поступление  в организм гормонов из оссмодуля поможет скелету
подростка раздаться вширь и в высоту. При этом кости приобретут керамическое
покрытие, а ребра грудной клетки срастутся в сплошной надежный панцирь...
     Капеллан  звучно стукнул  своим  единственным органическим  кулаком  по
обтянутому  зеленовато-желтой  тканью  панцирю  своей груди.  Печать чистоты
нестерпимо-яркого  для  глаз пурпура  была  заменена  личным  геральдическим
знаком  с  изображением  ногтя, пронзающего  простертую  ладонь.  Знак  этот
визуально утопал в грудной пластине, и казалось, что в этом месте на металле
проступал  призрак  од-,  ного  из  его сердец,  где  пальцы  представлялись
легочными сосудами, а ладонь -. самим сердцем.
     - Это - мой храм! Скоро у каждого из вас будет такой же!
     - Разбитый  храм... -  едва разжимая губы,  еле слышно бросил Лександро
Веленсу, тщательно подражая произношению бывшего техна.
     -  Кадет  Д'Аркебуз!  -  вскипая  правым  гневом,  воскликнул капеллан.
Выражение  его лица и тон голоса были  настолько  искренними, что невозможно
было понять, рассердился  он  на  самом деле или  только сделал вид. - В чем
заключается функция уха Лаймена, которое заменит твое собственное, если тебе
будет суждено дожить до той поры?
     - Сэр, оно предохраняет десантника от чувства головокружения и тошноты,
которое обычно появляется при потере ориентации в пространстве независимо от
силы раздражителя.
     - И?
     - Сэр, кадет не знает, сэр.
     -  Ухо  Лаймена  позволяет десантнику также усиливать  фоновые  шумы  и
производить их  фильтрацию.  Мой  "разбитый  храм", который,  тем не  менее,
остается  священной  и помазанной  ракией Рогала Дорна,  также оснащен  этим
органом.   Нервоперчатка  вам   уготована,  кадет  Д'Аркебуз!  Преступление:
богохульство.  Приговор:  пять минут болевого  воздействия,  уровень терция.
Наказание  последует  немедленно в  присутствии  настоящих свидетелей. Таким
образом мы очистим нашу часовню и  самих себя в  наших сердцах. - Потом, как
будто   слегка   смягчившись,  капеллан   добавил:  -  Кадет,   советую  вам
воздержаться от  проклятий и богохульства  во  время  исполнения  приговора,
иначе вы получите более суровое взыскание.
     Капеллан  прикоснулся к нескольким кнопкам на своей тележке. Люк в полу
перед  ним  раскрылся,  обнаружив под собой шахту.  Оттуда поднялся стальной
каркас, внутри которого висела  прозрачная обтягивающая туника  с изысканной
вышивкой  из  тонкой  серебряной  проволоки.  Своим   видом  она  напоминала
анатомическое изображение иннервации тела человека.
     У туники отсутствовали голова и верхняя поверхность плеч. Металлический
остов медленно развернул ткань.
     Так это и  есть  нервоперчатка? На Трейзиоре Лександро представлял ее в
виде рукавицы, в которую заключают кисть руки...
     Но никак не перчатку, натягиваемую на  тело. Перчатку, которая облегает
тело до самой шеи.
     Капеллан почти восторженно пропел:
     -  Перчатка  обтянет все твое тело, за  исключением  головы. Эластичная
ткань  плотно  приляжет  к  ногам,  чреслам, корпусу  и рукам.  Эта сеть  из
электроволокна  посылает  болевые  сигналы необычной  силы  ко всем  нервным
окончаниям на  теле, не причиняя при этом организму ни малейшего физического
вреда.  Несмотря  на то, что  ты будешь испытывать невыразимые муки,  и тебе
будет казаться, что тело твое поджаривается и обугливается, ничего такого на
самом деле происходить не будет.  Поэтому  болевой сигнал может продолжаться
без уменьшения.
     Ампутированный облизнулся, плотоядно  высунув язык, словно  пробовал на
вкус молекулы пота Лександро,  которыми  вдруг наполнился окружающий воздух,
после чего продолжил:
     - Самое большое время, которое человек способен вынести в нервоперчатке
при болевой стимуляции третьего уровня без необратимых явлений, выражающихся
в помешательстве, равно пятидесяти двум минутам. При подаче болевого сигнала
в течение более  длительного времени происходит необратимое  перевозбуждение
нервных окончаний...
     Искусственные  сапфировые   глаза  религиозного  наставника  осветились
внутренним светом,  когда  он  взглянул  на Лександро.  Почему он  оттягивал
момент пытки, продлевая агонию ожидания? Было  ли это вызвано личной  обидой
на богохульство  кадета? Не  похоже! Нет, в этой обстоятельности было что-то
священное и загадочное, словно сама Боль была богом, а он ее жрецом.
     Он  прикоснулся к  кнопке на контрольной панели своей  киберколяски,  и
стальной остов снова опустился в цилиндрическое  чрево  шахты, перчатка  при
этом раздулась, готовая принять приговоренного  к  наказанию. Разрез  туники
теперь был на одном уровне с раскрытыми створками люка.
     - Сними свою одежду, к'адет. Лександро какое-то время не шевелился.
     - Предупреждаю, отказ выполнить приказ равносилен тяжкому преступлению,
за которое следует высшая мера наказания.
     Лександро, не мешкая, сбросил кадетскую тунику цвета горчицы, ботинки и
набедренную повязку, оставшись в  чем мать родила.  Его гладкая  кожа тотчас
покрылась мурашками и стала шершавой. Усилием воли он пытался подавить дрожь
в руках и ногах, но это не помогало.
     - Теперь залезай в перчатку, Д'Аркебуз. Она не порвется.
     Лександро одним прыжком оказался возле  люка и  спрыгнул вниз. Перчатка
ловко охватила его, заключив  тело в  объятия.  Она обтянула его, как вторая
кожа. Свободной оставалась только голова, торчавшая над уровнем пола.
     Металлический  каркас снова поднялся наверх, выставив его  на  всеобщее
обозрение:  тело,  опутанное  серебряными  нитями   паутины,  заключенное  в
железный остов.
     - Боль - это... урок, который преподает нам  природа, - изрек капеллан.
-  Боль  предохраняет  нас  от  травмы.  Боль  сохраняет  наши  жизни.   Это
оздоровляющий, очищающий скальпель  для наших душ. Это вино, причащающее нас
к. героям. Это панацея от слабости - квинтэссенция преданности. Боль  -  это
философский  камень,  обращающий  простых  смертных  в  бессмертных.  Это  -
Возвышенное,   золотой   астральный  огонь!   Я  всегда  пребываю   в  боли,
благословенной  боли.  Рекомендую  тебе  сосредоточиться на  сущности Рогала
Дорна, кадет.
     Мгновенье  спустя  Лександро  показалось,  что  тело его  сверху донизу
окатили крутым кипятком,  и внутри его охватил испепеляющий огонь. Теперь он
понял,  что должны  были чувствовать  те две несчастные жертвы, сброшенные в
люк теплового колодца.
     Разница  состояла лишь в том, что  они быстро умерли, во всяком случае,
так считалось.
     Он умереть не мог.
     Потому  что  его бьющиеся в  агонии  члены,  заключенные в  тонкий,  но
прочный  остов,  не  подвергались  смертоносному  воздействию.  Даже в такой
непереносимой  муке  он понимал,  что  его  физическая  сущность  оставалась
нетронутой.
     Его  ноги  не  были опущены  в  расплавленный  свинец,  они  сами  были
расплавленным свинцом.  Его живот служил тиглем, ребра - рашпером, пальцы  -
щипцами.  Из  чресел у  него торчала добела раскаленная кочерга. По артериям
вместо крови текла лава.
     И потерять сознание он тоже не мог...
     Тогда кипящая вода превратилась в  перегретый пар.  Пламя  топки  стало
светящейся плазмой.
     Он  вопил так, что сорвал  голос  и начал  задыхаться. Может  быть,  он
потеряет сознание от асфиксии, возникшей в результате воплей?
     Нет, его  легкие  со свистом втягивали воздух,  чтобы разразиться новым
криком. Грудь его исторгала животный рев.
     Но проклятий  в адрес  капеллана  не  последовало.  Как не  последовало
просьб  о  помиловании.  Даже  в  такой  чудовищной ситуации  подсознательно
Лександро понимал, что первое было бы глупым, а второе - напрасным.
     Каким-то образом  перчатка поддерживала  его  в  сознании  и  не давала
отключиться  чувствительности, блокируя  вырабатываемые  мозгом опиаты  и не
включая защитный механизм беспамятства. Его тело яростно исполняло  симфонию
боли.
     Вдруг  перед  его  мысленным взором  возникло  алебастровое лицо Рогала
Дорна:  утес  лица с  пухлыми упрямыми  губами. Губы  эти шевелились, словно
произносили  слова,  предназначенные