отландского. Где здесь оно?
     Он брал в руки бутылку за бутылкой, и она говорила  ему,  что  в  них
содержится.
     - Мне думается, я была просто не в себе, - объяснила она. - Сейчас  я
вижу полдюжины способов, как можно  было  перехитрить  его.  Только  разве
можно сразу переменить и стать зверем?  Я,  во  всяком  случае,  не  могу.
Вдобавок вначале я все воспринимала неправильно. Мне представлялось, что в
наше время такие вещи невозможны и что вот-вот кто-нибудь появится  и  все
поставит на место.
     Прежде чем они ушли, в баре  разразился  скандал.  В  открытую  дверь
ввалилась еще одна компания мужчин и женщин.  Гангстер  неосторожно  велел
Джозелле сказать им, что содержится в найденной ими  бутылке.  Они  стразу
замолчали и обратили в ее сторону незрячие глаза. Послышался шепот,  затем
двое мужчин осторожно выступили вперед. По их лицам было ясно  видно,  что
они собираются делать. Она рванула веревку и крикнула:
     - Берегитесь!
     Без малейшего промедления гангстер выбросил вперед  ногу  в  ботинке.
Пинок попал в цель. Один из мужчин, вскрикнув от боли,  согнулся  пополам.
Другой бросился вперед, но  она  отступила  в  сторону,  и  он  с  треском
врезался в прилавок.
     - Прочь руки от нее! - заревел гангстер. Он угрожающе поводил головой
по сторонам. - Она моя, провалиться вам совсем. Ее нашел я!
     Было ясно, однако, что те не собираются отступиться так просто.  Даже
если бы они видели опасность в  выражении  лица  гангстера,  это  вряд  ли
остановило бы их. Джозелла начала понимать, что дар  зрения,  хотя  бы  из
вторых рук, был теперь дороже всяких богатств и что с  ним  не  расстаются
без жесткой борьбы. Новоприбывшие стали надвигаться на них, вытянув  перед
собой руки. Тогда она подцепила носком ножку кресла и опрокинула его у них
на пути.
     - Пошли! - крикнула она, оттаскивая гангстера назад.
     Двое мужчин  споткнулись  о  перевернутое  кресло  и  упали,  на  них
повалилась женщина. Все смешалось, люди  барахтались,  пытаясь  подняться,
спотыкались и падали  снова.  Она  потащила  гангстера  за  собой,  и  они
ускользнули на улицу.
     Она не знала, почему так поступила. Возможно, перспектива стать рабой
и глазами этой компании показалась ей еще  более  мрачной,  чем  положение
пленницы у гангстера. Впрочем,  он  не  стал  благодарить  ее.  Он  просто
приказал ей найти другой кабачок, пустой.
     - Я думаю, - сказала она рассудительно, - что  он  был  не  такой  уж
плохой человек, хотя по его внешности этого  не  скажешь.  Притом  он  был
испуган. В глубине души он трусил гораздо больше, чем я. Он дал мне поесть
и немного выпить. А избивать он меня начал потому, что был  пьян  и  я  не
хотела идти с ним к нему домой. Не знаю, что бы со мной было, если  бы  не
вы. Наверно, рано или поздно я бы убила его. - Она помолчала и добавила: -
Но мне ужасно стыдно за себя. Вот до чего может дойти современная  молодая
женщина, не правда ли? Визжит и разваливается на куски... Черт возьми!
     Теперь она выглядела и,  наверно,  чувствовала  себя  лучше,  хотя  и
сморщилась от боли, потянувшись к бокалу.
     - Что до меня, - сказал я,  -  то  я  во  всем  этом  деле  вел  себя
редкостным дураком. Мне просто повезло. Я должен был сделать выводы, когда
увидел ту женщину с ребенком на Пиккадилли. Только случайно я  не  влип  в
такую же историю, что и вы.
     - У  всех,  кто  обладает  сокровищами,  всегда  была  жизнь,  полная
опасностей, - задумчиво проговорила она.
     - Отныне буду иметь это в виду, - сказал я.
     - А у меня это отпечаталось в памяти уже навсегда, - заметила она.
     Некоторое время мы прислушивались к гаму в соседнем кабачке.
     - Что же мы будем делать дальше? - сказал я наконец.
     - Я должна вернуться домой. Там мой отец. Очевидно, теперь нет смысла
пытаться найти доктора, даже если он остался зрячим.
     Она хотела добавить еще что-то, но в нерешительности замолчала.
     - Вы не будете возражать, если я пойду с вами? -  спросил  я.  -  Мне
кажется, что в такое время людям вроде нас с вами  не  следует  бродить  в
одиночку.
     Она с благодарностью взглянула на меня.
     - Спасибо вам. Я чуть не попросила вас об этом сама, но подумала, что
у вас, может быть, и без меня есть о ком заботиться.
     - Никого, - сказал я. - Во всяком случае, в Лондоне.
     - Я очень рада. Дело даже не в том, что я боюсь, как бы меня снова не
схватили... теперь я буду очень осторожна.  Но,  честно  говоря,  я  боюсь
одиночества. Я начинаю чувствовать себя такой... такой отрезанной от всех,
такой покинутой.
     Я стал видеть  все  в  новом  свете.  Чувство  облегчения  постепенно
вытеснялось растущим осознанием мрака,  ожидавшего  нас  впереди.  Сначала
было невозможно не испытывать некоторого превосходства над  остальными  и,
как следствие, уверенности. Наши шансы выжить в  этой  катастрофе  были  в
миллион раз больше, чем у них. Там, где им нужно было шарить, нащупывать и
догадываться, нам оставалось просто идти и брать. Но, кроме этого,  должно
было быть и другое...
     Я сказал:
     - Интересно, сколько людей сохранили зрение? Я натолкнулся на  одного
взрослого мужчину, на ребенка и грудного  младенца.  Вы  не  встретили  ни
одного.  Мне  кажется,  нам  предстоит  убедиться,  что  зрение  сделалось
настоящей редкостью. И некоторые ослепшие  уже  начали  понимать,  что  их
единственный шанс на спасение состоит в том, чтобы завладеть зрячим. Когда
это поймут все, нам предстоит много неприятного.
     Джозелла поднялась с места.
     - Мне пора идти, - сказала она. - Бедный отец. Уже пятый час.
     На Риджент-стрит меня вдруг осенило.
     - Перейдем на ту сторону, - сказал я. - Кажется,  где-то  там  должен
быть магазин...
     Магазин там был. Мы обзавелись парой ножей в ножнах и ремнями.
     - Совсем как пираты, - сказала Джозелла, застегивая на себе ремень.
     - По-моему, лучше быть пиратами, чем пиратской добычей, - возразил я.
     Пройдя несколько сотен метров,  мы  наткнулись  на  огромный  сияющий
автомобиль. Таким роскошным машинам положено  едва  слышно  мурлыкать,  но
когда я включил двигатель, нам показалось, будто она взревела громче,  чем
все уличное движение в каком-нибудь  деловом  квартале.  Мы  двинулись  на
север, выписывая зигзаги возле брошенных машин и бредущих  людей,  которые
застывали посреди улицы  при  нашем  приближении.  На  всем  пути  лица  с
надеждой  обращались  нам  навстречу;  когда  мы   проезжали   мимо,   они
разочарованно вытягивались. Мы проехали дом, охваченный пламенем, и где-то
в районе Оксфорд-стрит  поднимались  клубы  дыма  от  другого  пожара.  На
Оксфорд-Сиркус народу было больше, но мы аккуратно пробрались через толпу,
миновали здание Би-би-си и выехали на транспортную дорогу в Риджент-парк.
     Нам стало легче, когда  улицы  остались  позади  и  мы  оказались  на
просторе, где не было несчастных людей, бредущих на ощупь неизвестно куда.
На полях, заросших травой, мы заметили только две или три небольшие группы
триффидов, ковыляющих в южном направлении. Каким-то образом они ухитрились
вытянуть из земли колья, к которым были прикованы, и волокли их  на  цепях
за собой. Я вспомнил, что несколько  десятков  экземпляров  содержались  в
загоне при зоопарке, некоторые на привязи, а большинство просто за двойной
оградой, и удивился,  как  им  удалось  оттуда  выбраться.  Джозелла  тоже
заметила их.
     - Для них это, наверно, безразлично, - сказала она.
     Остаток пути мы  проехали  без  задержки.  Через  несколько  минут  я
затормозил возле ее дома. Мы  вышли  из  машины,  и  я  распахнул  ворота.
Короткая подъездная дорога вела вокруг лужайки с  кустарником,  скрывавшим
фасад дома со стороны шоссе. Едва мы обогнули ее, как Джозелла  вскрикнула
и побежала вперед. На гравии ничком неподвижно  лежал  человек.  Лицо  его
было обращено к нам, и в глаза мне сразу же бросилась яркая красная  черта
на его щеке.
     - Стойте! - заорал я.
     Вероятно, тревога в моем голосе заставила ее замереть на месте.
     Теперь я заметил триффида. Он затаился  в  кустарнике  поблизости  от
распростертого тела.
     - Назад! Живо! - крикнул я.
     Она колебалась, не спуская глаз с лежащего.
     - Но должна же я... - начала она,  оборачиваясь  ко  мне.  Затем  она
остановилась. Глаза ее расширились, и она завизжала.
     Я  круто  повернулся  и  увидел   перед   собой   другого   триффида,
громоздившегося всего в нескольких шагах за моей спиной.
     Одним машинальным движением я закрыл  лицо  руками.  Я  услыхал,  как
свистнуло жало, нацеленное в меня, но не  было  беспамятства,  не  было  и
мучительной жгучей боли. В подобные моменты мысль работает с  молниеносной
быстротой; тем не менее инстинкт, а не  разум  бросил  меня  на  триффида,
прежде чем тот ударил вторично. Я столкнулся с  ним,  опрокинул  и,  падая
вместе с ним, вцепился обеими руками  в  верхнюю  часть  стебля,  крутя  и
выворачивая чашечку с жалом. Стебель триффида не ломается, зато его  можно
как следует измочалить. И прежде чем я поднялся на ноги, стебель  у  этого
триффида был измочален на совесть.
     Джозелла стояла на том же месте как пригвожденная.
     - Идите сюда, - сказал я. - В кустах позади вас есть еще один.
     Она со страхом оглянулась через плечо и подошла.
     - Он же ударил вас, - сказала она. - А вы даже не...
     - Сам не понимаю, в чем дело, - сказал я.
     Я поглядел на  поверженного  триффида.  Затем  вспомнил  про  оружие,
которым мы запаслись, имея в  виду  совсем  других  врагов,  вынул  нож  и
отрезал жало у основания.
     - Вот оно что, - сказал я, показывая ей пузырьки с ядом.  -  Глядите,
какие они  пустые,  все  сморщились.  Если  бы  они  были  полны  хотя  бы
наполовину... - Я опустил книзу большой палец.
     Это обстоятельство, а также мой благоприобретенный  иммунитет  к  яду
спасли меня. Все  же  на  тыльной  стороне  ладоней  появилась  поперечная
розовая полоса, а шея чесалась дьявольски. Я все время тер ее, пока  стоял
и рассматривал жало.
     - Странно... - пробормотал я скорее себе под нос, чем для нее, но она
услышала.
     - Что странно?
     - Мне никогда не приходилось  видеть,  чтобы  пузырьки  с  ядом  были
совершенно пустыми, как эти. Он,  должно  быть,  здорово  поработал  жалом
сегодня.
     Сомневаюсь, чтобы она слушала меня. Ее внимание было вновь  поглощено
человеком на подъездной дороге, и  она  разглядывала  триффида,  стоявшего
подле него.
     - Как бы нам взять его оттуда? - спросила она.
     - Ничего не получится, пока там торчит эта штука, - ответил  я.  -  И
кроме того... Видите ли, боюсь, ему уже ничем нельзя помочь.
     - Вы хотите сказать, что он мертв?
     Я кивнул.
     - Да. Несомненно. Я видел людей, пораженных жалом. Кто это?
     - Старый Пирсон. Он был у нас садовником. И  шофером  у  отца.  Такой
славный старик... Я всю жизнь знала его.
     - Мне, право, очень жаль... - начал я, не зная, какие слова сказать в
утешение, но она прервала меня.
     - Глядите!.. Глядите, вон там! - Она показывала на тропинку,  ведущую
за угол дома. Из-за угла была видна нога в черном чулке и женской туфле.
     Мы тщательно осмотрелись и затем перешли на другое место, откуда было
лучше видно. Девушка в черном платье лежала в  цветочной  клумбе,  вытянув
ноги на тропинку. Ее милое, свежее личико было обезображено яркой  красной
линией. У Джозеллы перехватило дыхание. На глазах выступили слезы.
     - О!.. О, это же Анна! Бедная маленькая Анна, - проговорила она.
     Я попытался утешить ее.
     - Они ничего не почувствовали - ни он, ни она, сказал я. - Если  жало
убивает, оно убивает мгновенно.
     Триффидов в засаде здесь, видимо, больше не было. Может  быть,  обоих
убил один и тот же. Держась рядом, мы пересекли тропинку и ступили  в  дом
через боковую дверь. Джозелла позвала. Никто  не  отозвался.  Она  позвала
снова. Мы стояли и вслушивались в мертвую тишину,  царившую  в  доме.  Она
повернулась и взглянула на меня. Не было сказано ни  слова.  Она  медленно
повела меня по коридору к двери, обитой фланелью. И  едва  она  приоткрыла
дверь, как что-то просвистело в воздухе и шлепнулось о створку и притолоку
дюймом выше ее головы. Она торопливо захлопнула дверь и поглядела на  меня
расширившимися глазами.
     - Один там, в зале, - сказала она.
     Она произнесла это испуганным  полушепотом,  как  будто  триффид  мог
подслушать ее.
     Мы вернулись к боковой двери и снова вышли в сад.  Ступая  по  траве,
чтобы не шуметь, мы направились вокруг дома и остановились перед входом  в
холл. Стеклянная дверь была раскрыта настежь, одна из  стеклянных  панелей
расколота. След из ошметок грязи тянулся через  ступеньки  и  по  паркету.
Там, где след кончался, посередине комнаты  стоял  триффид.  Верхушка  его
стебля почти касалась потолка, и он тихонько покачивался на  месте.  Возле
его сырого косматого основания лежал  пожилой  человек  в  ярком  шелковом
халате. Я крепко взял Джозеллу за руку. Я боялся, что она может  рвануться
в холл.
     - Это... ваш отец? - спросил я, хотя и так знал, кто это.
     - Да, - сказала она и закрыла лицо руками. Она вся дрожала.
     Я стоял неподвижно, не спуская глаз с триффида  на  случай,  если  он
двинется в нашу сторону. Затем я подумал о носовом платке и подал ей свой.
Сделать ничего было нельзя. Через некоторое время она взяла себя  в  руки.
Вспомнив про ослепших людей, которых мы видели сегодня, я сказал:
     - Вы знаете, я бы предпочел, чтобы  со  мной  случилось  это,  нежели
стать, как остальные...
     - Да, - отозвалась она после паузы.
     Она взглянула на небо. Там  была  мягкая  бездонная  синева  и  плыли
облачка, легкие как перья.
     - О да, - повторила она уже более уверенно. - Бедный папа. Он  бы  не
перенес слепоты. Он слишком любил все это... - Она снова заглянула в холл.
- Что же нам делать? Я не могу оставить...
     В этот момент  я  уловил  в  уцелевшей  стеклянной  панели  отражение
какого-то движения. Я быстро обернулся и увидел триффида, который выдрался
из кустов и ковылял напрямик через лужайку к нам. Было слышно, как  шуршат
его кожистые листья.
     Времени терять было нельзя. Я ведь понятия не имел, сколько их  могло
быть поблизости. Я снова схватил Джозеллу за руку и бегом потащил за собой
назад той  же  дорогой,  по  которой  мы  пришли.  Когда  мы  благополучно
забрались в автомобиль, она наконец, разрыдалась по-настоящему.
     Ей будет легче, когда она  выплачется.  Я  закурил  сигарету  и  стал
обдумывать наш следующий ход. Ей, конечно, не захочется бросить  так  тело
отца. Она пожелает достойно  похоронить  его,  и  это  означает,  что  нам
придется рыть могилу и сделать все, что  полагается  в  таких  случаях.  А
прежде чем хотя бы попытаться  к  этому  приступить,  нужно  найти  способ
избавиться от триффидов, которые уже там, и отогнать других, которые могут
появиться. Короче говоря, я бы с радостью отказался от всего этого, но мне
в конце концов проще так сделать: там, в холле, лежал не мой отец...
     Чем больше я  обдумывал  эту  новую  проблему,  тем  меньше  она  мне
нравилась. Я понятия не имел, сколько триффидов может быть в  Лондоне.  По
нескольку штук содержал каждый парк. Обычно  им  урезали  жала  и  пускали
бродить, где им вздумается; но было много триффидов с нетронутыми  жалами,
их держали либо на привязи, либо за проволочной сеткой. Я вспомнил о  тех,
что ковыляли на юг по  Риджент-парку.  Интересно,  сколько  их  держали  в
загоне при зоопарке и сколько вырвалось на свободу? Много триффидов было и
в частных садиках; правда, следовало ожидать, что хозяева урезают  их,  но
кто скажет, как далеко  может  зайти  дурацкая  беспечность?  И  было  еще
несколько триффидных питомников и еще несколько экспериментальных  станций
в окрестностях Лондона...
     Я сидел и размышлял, и меня не покидало ощущение  какого-то  смутного
движения в глубине памяти, какие-то  ассоциации  идей,  которые  никак  не
могли соединиться. Затем  меня  осенило.  Я  словно  наяву  услышал  голос
Уолтера:
     - Уверяю вас, в борьбе за существование триффид оказался бы в гораздо
лучшем положении, чем слепой человек.
     Конечно, он имел в виду человека, ослепленного триффидным  жалом.  Но
все равно меня так и подбросило. Более того, это меня испугало.
     Я стал вспоминать. Нет, это были всего лишь общие соображения, и  тем
не менее теперь это представлялось чуть ли не сверхъестественным...
     - Отнимите у нас  зрение,  -  говорил  он,  -  и  наше  превосходство
исчезнет.
     Да, совпадения случались во все времена, только далеко не всегда  они
бросаются в глаза...
     Хруст гравия вернул меня к настоящему. По подъездной дороге к воротам
ковылял, раскачиваясь, триффид. Я перегнулся через сиденье и поднял стекло
в окне.
     - Поезжайте! Поезжайте! - истерически закричала Джозелла.
     - Здесь мы в безопасности, - сказал я. Мне хочется посмотреть, что он
станет делать.
     В то же время меня осенило, что  одна  из  проблем  решена.  Я  вдруг
понял, что Джозелла больше не заикнется  о  возвращении  в  этот  дом.  Ее
взгляд на это чудовище выражался одной простой мыслью: держаться  от  него
как можно дальше.
     В воротах триффид  приостановился.  Можно  было  поклясться,  что  он
прислушивается. Мы сидели тихо и неподвижно. Джозелла смотрела на  него  с
ужасом. Я ожидал, что  он  хлестнет  жалом  по  автомобилю.  Но  этого  не
случилось. Вероятно, наши голоса звучали в закрытой кабине приглушенно,  и
он решил, что мы находимся вне пределов досягаемости.
     Голые черенки коротко простучали по  стеблю.  Он  качнулся,  неуклюже
перевалился вправо и скрылся на другой подъездной дороге.
     Джозелла с облегчением вздохнула.
     - О, давайте уедем, пока он не вернулся, - умоляюще проговорила она.
     Я включил двигатель, развернул машину, и мы поехали обратно в Лондон.



                             5. ОГОНЬ В НОЧИ

     К Джозелле вернулось самообладание. С явным  и  нарочитым  намерением
отвлечься от того, что осталось позади, она спросила:
     - Куда мы сейчас едем?
     - Сначала в Клеркенвел, - ответил  я.  -  Затем  мы  поищем  для  вас
одежду.  За  одеждой,  если  хотите,  поедем  на  Бонд-стрит,  но  сначала
отправимся в Клеркенвел.
     - Но почему в Клеркенвел?.. О господи!
     Действительно, "о Господи!". Мы повернули  за  угол  и  оказались  на
улице, забитой людьми. Они  с  плачем  и  криками  бежали  нам  навстречу,
вытянув перед собой руки и спотыкаясь. В тот момент, когда мы увидели  их,
женщина, бежавшая впереди, оступилась и упала; сейчас же о нее споткнулись
и повалились бежавшие следом, и она исчезла под грудой барахтающихся  тел.
А позади толпы мы увидели причину этого панического бегства: над  головами
охваченных ужасом людей раскачивались три ствола с темной листвой.  Я  дал
газ и круто свернул в боковой переулок.
     Джозелла обратила ко мне испуганное лицо.
     - Вы... вы видели? Они их _п_о_г_о_н_я_л_и_!
     - Да, - сказал я. - Поэтому мы и едем  в  Клеркенвел.  Там  находится
мастерская, которая производит противотриффидные ружья и маски.
     Проехав несколько кварталов, мы вновь помчались намеченным маршрутом,
но вскоре оказалось, что путь далеко не так свободен, как  я  рассчитывал.
На  улицах  вблизи  от  Кингз-Кросс-стэйшн  народу  было  гораздо  больше.
Продвигаться вперед становилось все труднее,  хотя,  непрерывно  сигналил.
Наконец перед самой станцией пришлось остановиться. Не  знаю,  почему  там
была такая толпа. Можно было подумать, будто все население района  сошлось
туда. Мы не могли пробиться через плотную стену людей, и,  оглянувшись,  я
убедился, что так же безнадежно было бы  пытаться  проложить  путь  назад.
Толпа уже сомкнулась позади нас.
     - Выходите, быстро, - сказал я. - Мне кажется, они хотят взять нас.
     - Но... - начала Джозелла.
     - Живо! - приказал я.
     Я в после