видел  правоту  обеих
сторон. Я знал, что здравый смысл  и  дальновидность  на  стороне  Микаэля
Бидли и его группы. Если бы  они  отправились  в  путь,  мы  с  Джозеллой,
несомненно, поехали бы с ними и работали бы с  ними,  и  тем  не  менее  я
чувствовал, что сердце у меня было бы на месте. Никто бы не  смог  убедить
меня, что уже ничем нельзя  помочь  тонущему  кораблю,  не  смог  бы  меня
заверить, что я сделал выбор не по расчету.  Если  действительно  не  было
возможности организованного спасения, тогда их предложение спасти то,  что
еще можно, было самым  разумным.  Но,  к  сожалению,  человеческую  натуру
движет  отнюдь  не  только  разум.   Я   противопоставил   себя   прочным,
укоренившимся  традициям  и  предрассудкам,  о  которых   говорил   старый
профессор. И он был совершенно прав относительно того, как трудно  принять
новые принципы. Если бы, например, пришло откуда-нибудь чудесное спасение,
каким мерзавцем я ощутил бы себя за то, что удрал; как бы я презирал  себя
и остальных за то, что мы не остались здесь, в Лондоне, помогать до конца,
каковы бы ни были наши соображения...
     Но, с другой стороны, если бы помощь не пришла, как бы я обвинял себя
за бессмысленную трату времени и усилий, когда другие люди, более  крепкие
духом, трудились над спасением всего, что еще можно было спасти?
     Я знал, что должен решиться раз и навсегда. Но я не мог.
     Не было никакой возможности узнать, что избрала Джозелла. Она  ничего
мне не передавала. Но вечером  в  комнату  просунул  голову  Элф.  Он  был
краток.
     - Вестминстер, - сказал он. - Ну и ну! Да разве найдешь  какую-нибудь
жратву в Парламенте?


     На следующее утро Элф разбудил меня рано. Его  сопровождал  громадный
детина с бегающими глазками, назойливо выставлявший напоказ мясницкий нож.
Элф подошел ко мне, бросил на кровать охапку одежды. Детина закрыл дверь и
привалился к косяку, следя за мной хитрым взглядом и поигрывая ножом.
     - Давай лапы, приятель, - сказал Элф.
     Я протянул ему руки. Он  ощупал  проволоку  у  меня  на  запястьях  и
перекусил ее кусачками.
     - А теперь, друг,  напяливай  на  себя  это  барахло,  -  сказал  он,
отступая.
     Я оделся. Детина с ножом следил за каждым моим движением, как ястреб.
Когда я застегнул последнюю пуговицу, Элф достал наручники.
     - Ничего страшного, - заметил он.
     Я медлил. Детина отвалился от косяка и выставил нож перед собой.  Для
него, очевидно, наступил самый интересный момент.  Я  решил,  что  сейчас,
пожалуй, не время предпринимать отчаянные попытки, и снова протянул  руки.
Элф ощущал их и замкнул наручники на запястьях. Затем он  вышел  и  принес
мне завтрак.
     Еще через  два  часа  снова  явился  детина,  по-прежнему  держа  нож
напоказ. Он махнул им в сторону двери.
     - Давай, -  сказал  он.  Это  было  единственное  слово,  которое  он
произнес.
     Он шел за мной по пятам, и я  всей  спиной  ощущал  острие  ножа.  Мы
спустились вниз на несколько этажей и пересекли вестибюль. На улице  ждали
два нагруженных грузовика. У заднего борта одного из них  стоял  Коукер  с
двумя своими людьми. Он поманил меня. Не говоря ни слова, он продел у меня
между руками цепь. На концах цепи было  по  ремню.  Один  ремень  был  уже
обмотан вокруг запястья дородного слепого мужчины; другой он  прикрепил  к
запястью такого же угрюмого типа, так что я оказался между ними. Они ничем
не желали рисковать.
     - На  вашем  месте  я  бы  не  стал  откалывать  никаких  номеров,  -
посоветовал мне Коукер. - Будьте с ними хороши, и они будут хороши с вами.
     Мы втроем неловко вскарабкались через задний борт,  и  оба  грузовика
тронулись в путь.
     Мы остановились где-то неподалеку от  Суисс-коттеджа  и  выгрузились.
Человек двадцать, бесцельно бродивших вдоль водосточных  канав,  при  шуме
моторов разом, словно части единого механизма, повернулись в нашу  сторону
с выражением недоверия на лицах, а затем начали  медленно  приближаться  к
нам, окликая нас на ходу. Шоферы  заорали  нам,  чтобы  мы  посторонились.
Грузовики дали задний ход,  развернулись  и  с  грохотом  умчались.  Люди,
двигавшиеся к нам, остановились. Кто-то из них закричал вслед  грузовикам,
остальные безнадежно  и  молча  повернулись  и  побрели  прочь.  Метрах  в
пятидесяти женщина забилась в истерике и стала колотиться головой о стену.
Я почувствовал дурноту, но преодолел себя.
     - Ну, - сказал я, повернувшись к  своей  команде,  -  что  вам  нужно
прежде всего?
     - Жилье, - сказал кто-то. - Нам нужно место, где спать.
     Я подумал, что это самое меньшее, что я должен для них сделать. Я  не
мог вот так просто улизнуть, бросив их посреди улицы. Раз  уж  дело  зашло
так далеко, я должен был найти для них какое-то  помещение,  что-то  вроде
штаба, и помочь им  устроиться.  Требовалось  место,  где  можно  было  бы
складывать добычу, питаться и держаться всем вместе. Я  пересчитал  их.  В
команде оказалось пятьдесят два человека, в том числе четырнадцать женщин.
Лучше всего подошла бы гостиница. Это  решило  бы  вопрос  с  кроватями  и
постельными принадлежностями.
     Мы выбрали один из прославленных меблированных  домов,  викторианское
здание  с  плоской  крышей.  Здесь  было  гораздо  больше   удобств,   чем
необходимо. Бог знает, что случилось с большинством жильцов, но в одном из
холлов мы наткнулись на старика, пожилую женщину (она оказалась хозяйкой),
средних лет мужчину  и  трех  девушек.  Они  сбились  вместе,  дрожащие  и
перепуганные. У  хозяйки  достало  присутствия  духа  протестовать  против
нашего вторжения. Она изрекла несколько очень громких угроз, но  даже  лед
свирепых манер, свойственных хозяйкам меблированных домов, был до  жалости
тонок. Немного пошумел  и  старик,  пытавшийся  поддержать  ее.  Остальные
сидели тихо,  они  только  нервно  прислушивались,  обратив  лица  в  нашу
сторону.
     Я объяснил, что мы въезжаем в дом. Если им что не нравится, они могут
уйти. Если же они предпочитают остаться и делить все поровну, мы возражать
не станем. Им это не понравилось. Было ясно, что  где-то  в  доме  спрятан
запас провизии, который делить с нами они не желают. Только когда  до  них
дошло, что мы намерены создать еще большие  запасы,  их  отношение  к  нам
смягчилось, и они приготовились извлечь из этого все выгоды для себя.


     Я решил, что останусь на  день-другой,  пока  не  устрою  команду.  Я
догадывался, что Джозелла поступит со своей  группой  так  же.  Хитроумный
человек этот Коукер: трюк назывался "подержите младенца". Просят минуточку
подержать младенца и удирают. Когда все наладится, я улизну и найду ее.
     Дня два мы работали систематически, обчищая самые крупные магазины  -
большей частью однотипные лавки какой-то одной фирмы,  в  общем  не  очень
богатые. Почти повсюду до нас побывали  другие.  Витрины  были  в  ужасном
состоянии. Стекла выбиты, на полу валяются вскрытые  банки  и  разорванные
пакеты, их содержимое вместе с  осколками  стекла  превратилось  в  липкую
вонючую массу. Но повреждения,  как  правило,  были  незначительны,  и  мы
находили в лавках и на задних дворах нетронутые ящики.
     Слепым было неимоверно трудно поднимать  и  вытаскивать  эти  тяжелые
ящики на улицу и грузить их на  ручные  тележки.  А  ведь  надо  было  еще
доставить добычу домой и перенести в  кладовые.  Но  практика  уже  начала
давать им некоторые навыки.
     Хуже всего было то, что мне нельзя было ни на минуту оставить их. Без
моего руководства они были не в состоянии сделать почти ничего.  Мы  могли
бы организовать хоть дюжину рабочих партий, но  использовать  одновременно
нельзя было даже две. В доме, когда я уходил с партией  фуражиров,  работы
тоже приостановились. Мало того, им приходилось сидеть сложа руки, пока  я
тратил время на поиски и исследование новых источников добычи. Двое зрячих
могли бы наработать вдвое и втрое больше, нежели вся моя команда.
     С того момента, когда мы принялись за дело, у меня не было  ни  одной
свободной минуты. Днем я думал только о работе и к вечеру уставал так, что
засыпал мгновенно, едва ложился. Время от времени я говорил себе:  "Завтра
к вечеру я  уже  полностью  обеспечу  их  всем  необходимым,  хотя  бы  на
некоторое время. Тогда я смоюсь и пойду искать Джозеллу".
     Звучало это прекрасно, но каждый день  это  было  новое  завтра  и  с
каждым днем  мне  становилось  труднее.  Некоторые  понемногу  приобретали
навыки, но по-прежнему практически нечто, начиная с  работы  на  улицах  и
кончая открыванием банки консервов, не могло делаться без  моего  участия.
Мне даже казалось, что с каждым днем я становлюсь все более незаменимым.
     И их вины здесь  не  было.  В  этом  заключалась  главная  трудность.
Некоторые старались изо всех сил, и я просто не мог предать их  и  плюнуть
на их судьбу. Десять раз на  день  я  проклинал  Коукера  за  то,  что  он
поставил меня перед такой проблемой, но это не помогало мне разрешить  ее:
я только спрашивал себя, чем все это может кончиться...
     Первый намек на ответ (хотя я не подозревал  тогда,  что  это  намек)
появился на четвертое или на  пятое  утро,  как  раз  перед  тем,  как  мы
собрались выйти за добычей. Женский голос крикнул нам с лестницы,  что  на
этаже двое больных, даже тяжело больных.
     Обоим моим волкодавам это не понравилось.
     - Послушайте, -  сказал  я  им.  -  Я  сыт  по  горло  этой  цепью  и
наручниками. Мы бы прекрасно обошлись без них.
     - И вы бы сейчас же удрал к своим... - сказал кто-то.
     - Не обольщайтесь, - сказал я. - Мне ничего не стоит  прикончить  эту
пару горилл-любителей в любое время дня и ночи. Я не сделал  этого  просто
потому, что ничего против них не имею. Но  меня  начинает  раздражать  эта
пара тупоголовых идиотов...
     - Эй, послушай... - возразил один из волкодавов.
     - И, - продолжал я, - если они не дадут мне взглянуть на  заболевших,
пусть ждут своего конца с минуты на минуту.
     Мои волкодавы вняли гласу разума, но в комнате больных изо всех  сил,
насколько позволяла  цепь,  старались  держаться  поодаль.  Заболели  двое
мужчин - один средних лет, другой совсем молодой. У  обоих  был  жар,  оба
жаловались на острую боль в животе. В те времена я мало  понимал  в  таких
вещах, но не надо было понимать много, чтобы ощутить сильное беспокойство.
Придумать я ничего не мог, только велел перенести их в пустующий дом рядом
и попросил одну из женщин по возможности ухаживать за ними.
     Это было начало перемен.  Следующее  событие,  совсем  в  ином  роде,
случилось примерно в полдень.
     К тому времени мы уже основательно очистили  большинство  продуктовых
магазинов вблизи от дома, и я решил несколько расширить сферу действий.  Я
вспомнил, что в полумиле к северу находится еще  одна  торговая  улица,  и
повел команду туда. Магазины мы нашли, но нашли и еще кое-что.
     Свернув  за  угол,  я  сразу  остановился.  Перед  бакалейной  лавкой
толпилась группа мужчин: они выносили из дверей  ящики  и  грузили  их  на
грузовик. Работали они совершенно так же,  как  мы.  В  моей  группе  было
человек двадцать. Я остановил их и стал раздумывать, как  быть  дальше.  Я
склонялся к мысли отступить,  чтобы  избежать  возможного  столкновения  и
отправиться поискать  свободное  поле  деятельности  где-нибудь  в  другом
месте: не  было  смысла  вступать  в  конфликт,  когда  вокруг  по  разным
магазинам разбросано так много добра. Но принять решение я не успел.  Пока
я колебался, из лавки уверенным шагом вышел рыжеволосый  молодой  человек.
Не могло быть сомнения в том, что он зрячий: через секунду он увидел нас.
     Он повел себя очень решительно. Он быстро  сунул  руку  в  карман.  В
следующее мгновение пуля щелкнула в стену у меня за спиной.
     Последовала живая картина. Люди его и моей  группы  замерли,  обратив
друг на друга невидящие глаза, силясь понять,  что  происходит.  Затем  он
выстрелил снова. Думаю, он целился в меня, но пуля попала в  моего  стража
слева. Тот хрюкнул как бы в удивлении и со  вздохом  сложился  пополам.  Я
нырнул за угол, волоча за собой второго волкодава.
     - Живо! - сказал я. - Давай ключи от наручников.  Пока  я  скован,  я
ничего не могу сделать.
     Он только понимающе осклабился. Он был человек одной идеи.
     - Ха, - сказал он. - Это ты брось. Меня не проведешь.
     -  О  Боже,  шут  гороховый...  -  проговорил  я,  натягивал  цепь  и
подтаскивая к себе труп волкодава номер один, чтобы укрыться за ним.
     Этот дурак пустился в спор. Бог знает, каким коварством наделила меня
его тупость. Цепь провисла достаточно, чтобы я мог поднять обе руки. Я так
и сделал и трахнул его обеими руками с  такой  силой,  что  голова  его  с
треском ударилась о стену. На этом спор прервался. Я нашел ключ у  него  в
боковом кармане.
     - Слушайте, - сказал я остальным. - Повернитесь все  кругом  и  идите
прямо. Не отделяйтесь друг  от  друга,  иначе  пропадете.  Ну,  идите,  не
задерживайтесь.
     Я отомкнул  наручники  на  одном  запястье,  освободился  от  цепи  и
перебрался через стену в чей-то сад. Там я присел на корточки и  освободил
второе запястье. Затем я перешел через  сад  и  осторожно  заглянул  через
дальний угол ограды. Молодой человек с пистолетом не бросился за нами, как
я ожидал. Он все еще был со своей группой и давал  ей  какие-то  указания.
Тогда я сообразил, что спешить ему было некуда. Раз мы не  отстреливались,
он понял, что мы не вооружены, а уйти отсюда быстро мы не в состоянии.
     Покончив со своими директивами, он уверенно вышел на  дорогу,  откуда
была видна моя удаляющаяся команда, и направился за нею следом. На углу он
остановился взглянуть на распростертые тела моих стражей.  Вероятно,  цепь
внушила ему, что один из них и был глазами нашей  группы,  потому  что  он
снова сунул пистолет в карман и вразвалку пошел за остальными.
     Этого я не ожидал, и  мне  потребовалась  минута,  чтобы  понять  его
замысел. Затем я сообразил, что самым выгодным для него было бы  проводить
нашу группу до дома и поглядеть какую  добычу  там  можно  захватить.  Мне
оставалось признать, что либо он быстрее меня  осваивается  в  неожиданных
положениях, либо в отличие от меня  заранее  продумал  возможности,  какие
могут возникнуть. Я был рад, что велел своей команде идти прямо, никуда не
сворачивая. Очень возможно, что они вскоре утомятся, но я знал, что  найти
самостоятельно обратную  дорогу  домой  и  привести  туда  этого  молодого
человека тогда уже никто из  них  не  сможет.  Пока  они  будут  держаться
вместе, собрать их не составит труда. Насущной же проблемой  был  человек,
который имел пистолет и без размышлений пускал его в ход.
     Кое-где на земном шаре можно было бы раздобыть  подходящее  оружие  в
первом попавшемся доме. Но не  Хэмпстеде;  к  сожалению,  это  был  весьма
респектабельный пригород. Вероятно, где-нибудь и оказалось  бы  спортивное
ружье, но мне пришлось бы  долго  искать  его.  Единственное,  что  я  мог
придумать, это не терять  молодого  человека  из  виду  и  надеяться,  что
счастливая случайность даст мне возможность с ним разделаться. Я отломил у
дерева сук, снова  перелез  через  стену  и  побрел,  постукивая  по  краю
тротуара, в надежде на то,  что  меня  теперь  нельзя  отличить  от  сотен
слепых, бредущих вдоль улиц таким же образом.
     Дорога здесь была прямая. Рыжеволосый молодой человек  был  метрах  в
пятидесяти впереди меня, а моя команда - еще дальше, метров  на  пятьдесят
дальше. Так мы прошли около полумили. К счастью, никто из моей  группы  не
свернул в переулок, который вел к дому.  Я  еще  спрашивал  себя,  сколько
пройдет времени, прежде  чем  они  решат,  что  прошли  достаточно,  когда
случилось неожиданное: один из моих застонал вдруг  и  согнулся,  прижимая
руки к животу. Затем он осел на мостовую и  повалился,  корчась  от  боли.
Остальные  продолжали  идти.  Должно  быть,  они  слышали  стоны,  но   не
догадались, что он - один из них.
     Молодой  человек  посмотрел  на  упавшего,  сошел   с   тротуара   и,
приблизившись к скорчившемуся телу,  остановился  в  нескольких  шагах  от
него. Вероятно, с четверть минуты он  стоял  так,  настороженно  глядя  на
упавшего сверху вниз. Затем медленно, но совершенно  хладнокровно  вытащил
из кармана пистолет и выстрелил ему в голову.
     При звуке выстрела  группа  впереди  остановилась.  Я  тоже.  Молодой
человек больше не пытался преследовать их - было очевидно,  что  он  сразу
потерял к ним всякий интерес. Он повернулся  кругом  и  пошел  обратно  по
середине  улицы.  Я  вспомнил  свою  роль  и  снова  двинулся  вперед  ему
навстречу, постукивая палкой по краю тротуара.  Он  даже  не  взглянул  на
меня, но я-то  хорошо  видел  его  лицо:  напряженное,  с  плотно  сжатыми
челюстями... Я еще некоторое время  стучал  палкой,  пока  он  не  остался
далеко позади,  а  затем  поспешил  к  своим.  Напуганные  выстрелом,  они
спорили, идти им дальше или нет.
     Я  прервал  их,  сообщив,  что  больше  не  обременен  своими  тупыми
волкодавами и что  отныне  мы  будем  действовать  по-другому.  Я  достану
грузовик и минут через десять вернусь, чтобы отвезти их домой.
     Встреча с организованной  группой  соперников  прибавила  мне  забот,
однако по возвращении наше  убежище  мы  нашли  нетронутыми.  Единственной
новостью, которая ожидала меня там, было то, что еще двое  мужчин  и  одна
женщина слегли с острой резью в животе и их перенесли в соседний дом.
     Мы приняли все возможные меры к обороне на случай нашествия мародеров
в мое отсутствие. Затем я взял новую группу, и мы отправились на грузовике
- на этот раз в другом направлении.
     Я  вспомнил,  что  когда  в  свое  время  мне  приходилось  бывать  в
Хэмпстеде, я чаще всего сходил с автобуса на последней  остановке,  и  там
была масса небольших лавочек и магазинов. С помощью  карты  я  нашел  этот
район довольно легко, и не только нашел,  но  и  обнаружил,  что  каким-то
чудом он почти не пострадал. Если не считать трех-четырех разбитых витрин,
он выглядел так, словно здесь просто все закрыто просто на уик-энд.
     Но была и разница. Например,  никогда  раньше,  ни  в  будни,  ни  по
воскресеньям, здесь не царило такой тишины. И на  улице  лежало  несколько
трупов. К трупам я уже притерпелся достаточно, чтобы не  обращать  на  них
особого внимания.  Я  даже  удивился,  что  их  так  мало,  и  решил,  что
большинство жителей забились в какие-нибудь убежища от  страха  или  когда
начали слабеть от голода. Отчасти из-за этого мне не захотелось заходить в
жилые дома.
     Я остановился перед продовольственным магазином  и  несколько  секунд
прислушивался. Тишина опустилась на нас, словно  одеяло.  Не  было  слышно
постукивания палок, не было видно бредущих фигур. Не было заметно никакого
движения.
     - О'кэй, - сказал я. - Вылезай, ребята.
     Запертую дверь магазина отворили без труда.  Внутри  были  аккуратные
ряды кадушек с маслом, сыров, окороков, ящиков с сахаром и всего  прочего.
Я поставил группу на работу. К тому времени они  уже  приобрели  кое-какие
навыки и действовали более уверенно. Я мог оставить  их  и  отойти,  чтобы
обследовать кладовые магазина и подвал.
     Я был в подвале,  исследовал  хранившиеся  там  ящики,  когда  где-то
послышались крики. И сейчас же загремели каблуки по полу надо  мною.  Один
человек провалился вниз  головой  в  открытый  люк.  Упав,  он  больше  не
двинулся и не издал  ни  звука.  Я  решил,  что  наверху  идет  схватка  с
какой-нибудь соперничающей шайкой. Я перешагнул через тело  упавшего  и  с
поднятой рукой, чтобы  защитить  голову,  стал  осторожно  подниматься  по
трапу.
     Прежде  всего  я  увидел  в  неприятной  близости  от   своего   лица
многочисленные шаркающие башмаки. Они пятились к люку. Я быстро выскочил и
откатился в сторону, пока они не раздавили меня.  И  едва  я  поднялся  на
ноги, как вдребезг