нную.
     - А как? - спросил Бабыкин.
     Жажду   он  утолил  и  с  обстановкой  более-менее  освоился.  Поправил
подушку,  примостился  к  спинке  кровати  и сложил на животе руки. Ситуация
напоминала  телевизионную  постановку.  Бабыкину нравились фильмы, в которых
два  интеллигентных человека - лучше всего разведчики крупных держав - ведут
умные  разговоры. Аналогия существовала. Тоже туманные намеки, борьба умов и
переплетение чьих-то интересов.
     - Как? - повторил он.
     - А вы не знаете? - вкрадчиво поинтересовался доктор.
     - Нет.
     Отказываться было легко, потому что Бабыкин и в самом деле не знал.
     - Жаль,  -  сказал  доктор.  - Мы прощупали вашу память, но я надеялся,
что в ней есть не доступные нам участки. Оказывается, нет.
     - Нет,  -  подтвердил Бабыкин. Он понял, что противник в затруднении, и
мрачно усмехнулся.
     Доктор  поставил  стакан  на раскрытую ладонь, и тот медленно растаял в
воздухе. Бабыкин насторожился.
     - Фокус?
     - Расщепление,  -  отозвался  врач.  -  Обычное  расщепление... Знаете,
очень  нелегко  быть  единственным  разумом  в  целой  вселенной.  Сомнения,
комплексы,  поиски  смысла...  Если  бы  не эта кристаллизация, мы бы только
радовались  новым  контактам,  а  так...  - Он смущенно улыбнулся. - Мы ведь
хотим сохранить индивидуальность.
     Бабыкин сочувственно кивнул.
     - Может, я чем помогу?
     Это  была  дань  вежливости.  Он  не собирался ничем помогать и спросил
просто так.
     - Вряд  ли,  -  ответил  доктор.  -  А  впрочем...  Вспомните,  как все
произошло.  Что-то  ведь  послужило  толчком для феноменального перемещения.
Может,  какая-нибудь  мелочь  показалась...  ну  не  совсем обычной, что ли?
Вам-то  легче  об  этом  судить.  Если вы установите причину, у нас появится
шанс.
     Бабыкин  не  совсем  понимал,  что  к чему, но ему нравилось, как с ним
обращаются.  Чтобы  положение,  не  дай бог, не ухудшилось, он решил никаких
шансов  доктору  не  давать.  С  другой  стороны,  чтобы  создать  видимость
сотрудничества, упрямиться не стоило.
     - Ну  как вам сказать, - глубокомысленно начал он. - Ничего особенного.
Шел домой, оказался у вас.
     - И все?
     - Все.  Шел по улице. Справа парк, слева дома. Кот еще какой-то... - он
нахмурил лоб, - дорогу перебежал.
     - Кот? - Врач встрепенулся.
     - Кот. А что?
     - Так, так, так, - прокудахтал доктор. - И часто это с вами случается?
     - Что именно?
     - Коты дорогу часто перебегают?
     - Да  как  вам  сказать,  -  замялся  Бабыкин.  - Не то чтобы часто, но
бывает.
     - Та-а-ак,  -  протянул  эскулап.  -  Насколько  я  понимаю, это дурная
примета?
     - А...   -  Бабыкин  беззаботно  отмахнулся.  -  Чего  только  люди  не
придумают!
     - Не  скажите,  -  осадил  его  врач.  -  Дыма без огня не бывает. Ваша
генетическая  память  прочно  хранит  информацию  о нежелательности встреч с
черными  котами.  Видимо,  ваши  предки  изрядно от них натерпелись. Кое-что
проясняется.
     - Что   там   еще   проясняется?   -   недовольно   проворчал  Бабыкин,
раздосадованный тем, что доктор по-прежнему ходит вокруг да около.
     - Видите  ли...  М-да...  -  Доктор  не  спешил  с объяснениями. - Я не
совсем   уверен,   но  есть  основания  полагать,  что  по  вашей  вселенной
прокатилась...  -  Он  явно  тянул резину. - Прокатилась волна отрицательной
вероятности.  Если  она  зацепила  вашу  планету,  то  на ней стали возможны
события, которые невозможны в принципе.
     - Что-то я не понимаю, - признался Бабыкин.
     - Я  тоже,  -  сказал  врач. - Ведь, приняв облик человека, я и мыслить
стал,  как  человек, а этого сейчас недостаточно. Придется вас покинуть. Мне
надо   расщепиться   на   атомы   и  занять  как  можно  больший  объем.  Не
беспокойтесь, это ненадолго - я буду разлетаться со скоростью света.
     Он  поднялся,  отвесил  поклон  и  двинулся к выходу. Взявшись за ручку
двери, обернулся.
     - Кстати,  чем  вы  намерены заняться во время моего отсутствия? Может,
хотите почитать?
     От волнения Бабыкин заерзал ногами.
     - Мне бы домой. Жена, наверное, волнуется.
     - Так  я  и знал, - вздохнул врач. - Ну что ж, придется пойти и на это.
Вы  только,  пожалуйста, не выходите из квартиры. И никуда не уезжайте, а то
ведь столько атомов потребуется! До свидания.
     - Постойте! - вскричал Бабыкин. - Как же мне домой попасть?
     - Вам лучше знать, - ответил доктор, и дверь за ним мягко затворилась.
     Бабыкин  вскочил  с  кровати  и  бросился к окну, умоляя, чтобы это был
первый  этаж.  Так оно и оказалось. Прямо под ним цвела пышная клумба, будто
специально  предназначенная  для мягкого приземления. Сбросив пижаму, Эдуард
Петрович  быстро  облачился  в  свой  костюм,  который  висел  на  стуле,  и
распахнул окно.


x x x

     - Вера!
     - Эдик!
     Супруги обнялись.
     Путь  домой  не занял много времени. Стоило Бабыкину очутиться на улице
и  подумать  о  такси,  как  тут же из-за угла вывернул автомобиль с зеленым
огоньком.  Шофер  мигом  домчал  куда  требовалось,  взял  деньги  строго по
счетчику,  и  был  таков.  По дороге Эдуард Петрович вертел головой, пытаясь
определить,   где   находится,  но  безуспешно.  Таксист  гнал  по  каким-то
удивительно  похожим  одна  на  другую  серым улочкам, то и дело сворачивал,
заезжал  во  дворы,  пару  раз  вырывался  на  широкий  проспект и, наконец,
остановился.  В  общем, весь маршрут, как в тумане. Эдуард Петрович приписал
это  пережитым  волнениям и теперь, сидя за столом, поглощал фасолевый суп и
раздумывал о случившемся.
     - Пойду-ка я спать, - решил он. - Разбуди пораньше, на рыбалку поеду.


x x x

     Сон  был  странным  и  пугающим. Всю ночь доктор шевелил губами, корчил
страшные рожи и размахивал огромным ланцетом.
     И   вот  Эдуард  Петрович  проснулся.  Кошмар,  как  паук  по  паутине,
засеменил   по  солнечному  лучу  и  исчез  в  раскрытой  форточке.  Повеяло
прохладой.
     Наскоро  позавтракав,  Эдуард  Петрович  побросал  посуду  в  раковину,
схватил рюкзак, удочки и выскочил на улицу.
     Народу  в  электричке  было  мало.  Сонные  и  злые, они неодобрительно
косились  на  Бабыкина,  будто это он, чуть свет, заставил их куда-то ехать.
Прислонившись   к   окну,   Эдуард  Петрович  вспоминал  вчерашние  события,
вспоминал  сон  и  удивлялся, что не может провести между ними четкую грань.
Все  смешалось,  и было непонятно, где кончается одно и начинается другое. В
конце  концов  он  решил,  что  все это глупости, а посему не стоит и голову
ломать.  Наверняка  жена скажет, что он пришел с работы и все время проспал.
Эдуард  Петрович  повеселел,  хотя  в  глубине  души и ворочалось неприятное
чувство.
     За   стеклом  проносились  деревья,  тянулись  поля,  мелькали  столбы.
Ритмично стучали колеса. Они говорили:
     - Не так... Не так... Не так...
     "Все  так,  -  убеждал  себя  Бабыкин. - И вагон обыкновенный, и пейзаж
будничный,  и  люди как люди. А доктор заливал про чужую вселенную. Придумал
тоже!"
     Но  колеса  упрямо  твердили свое, и он невольно косился на попутчиков,
примечая  боковым  зрением,  не  разложился  ли кто втихаря на атомы. Однако
никто  не  исчезал,  и  это  да  еще  жесткое  сиденье вселяли уверенность в
прочности окружающего мира.
     Эдуард  Петрович  никогда  особенно  тщательно  к рыбалке не готовился.
Удовольствие  получал  не  от  конечного  результата,  который чаще всего не
радовал, а от самого процесса ловли.
     Расположившись  на  знакомом месте у поворота реки, он забросил удочку,
сел  на  рюкзак  и  погрузился  в  состояние  сладостного  оцепенения.  Рыба
признаков  жизни не подавала, но это не имело никакого значения. Вокруг было
тихо, над рекой плыл туман, а где-то далеко кричали поезда.
     Прошел  час.  Бабыкин зябко повел плечами и впервые за сегодняшнее утро
подумал,   что  было  бы  неплохо  поймать  какую-нибудь  глупую  плотвичку.
Поплавок  тут же дернулся и уверенно ушел под воду. Сердце рыбака екнуло, он
рванул удилище, и жирная рыбина, мелькнув в воздухе, затрепыхалась в траве.
     Следующие  минут  двадцать Бабыкин как заведенный размахивал удочкой, и
всякий  раз  ему  сопутствовала  удача.  Рыба клевала даже на пустой крючок.
Тяжело   дыша,   он  вскоре  остановился.  Серебром  и  ртутью  переливались
сваленные  у  рюкзака  караси,  карпы,  окуни  и щуки. Глаза Бабыкина горели
шальным  огнем,  и  ему  стало  до  обидного  жаль,  что  никто не видит его
рыбацкого счастья.
     Вдруг  затрещали кусты, и оттуда вышли двое в высоких болотных сапогах.
В руках - удочки, за плечами - вещмешки.
     - Ух ты! - сказал один.
     - Вот это да-а... - протянул другой.
     - Молодец мужик!
     - Везет же некоторым!
     Бабыкин   расплылся   в  улыбке  и  сделал  приглашающий  жест.  Рыбаки
быстренько  размотали  снасти,  закинули  удочки  и  замерли,  вперившись  в
поплавки.  Ревностно  поглядывая  в  их  сторону,  Эдуард  Петрович затолкал
добычу в рюкзак.
     Когда  гости  оставили  никчемное  занятие  и  растерянно уставились на
счастливчика,  Бабыкин самодовольно сощурился. Сегодня везло ему одному, что
было особенно приятно.
     В  электричке  Эдуард  Петрович  был  предметом всеобщего внимания. Его
хвалили,   похлопывали   по  плечу,  восхищались  уловом  и,  не  стесняясь,
откровенно  завидовали.  Все  сгрудились  вокруг рюкзака, прикидывали на вес
рыбу,  причмокивали.  Какой-то  бородатый  здоровяк  пытался было рассказать
что-то   аналогичное  из  своей  жизни,  но  его  никто  не  слушал,  и  он,
стушевавшись,   исчез   за  спинами  пассажиров.  Его  быстрое  исчезновение
почему-то  обеспокоило  Бабыкина,  но  все  подозрения  тут  же развеялись -
какой-то  старичок, не в меру усердствуя, выхватил из рюкзака рыбину и ткнул
ею  в  лицо  Эдуарда  Петровича.  Распаляясь, старичок громко доказывал, что
щучку надо непременно засушить, и никак иначе.
     - С   пивом,  с  пивом!  -  восклицал  он,  и  его  глазки  возбужденно
искрились.


x x x

     Дома  Эдуарда  Петровича  встретили, как он и ожидал, роскошным обедом.
На  кухне вкусно пахло жареным, пареным и чем-то еще. Жена - само воплощение
домовитости.
     После  обеда  Бабыкин  прилег  на  диван  и весь оставшийся день шуршал
газетами,   поглядывал   в  телевизор,  позевывал  и  подремывал.  Домашними
заботами  его  никто  не  отвлекал, и он смог вволю поблагодушествовать. Все
было так, как и должно быть, по глубокому убеждению инженера Бабыкина.
     Вечером  показывали  футбол,  и  Эдуард  Петрович  прочно  приклеился к
телевизору.  Поджарые футболисты бегали по полю, сталкивались друг с другом,
беззвучно  ругались,  падали,  пачкали  красивую форму, пинали мяч, который,
летая  туда-сюда,  иногда  залетал  в  ворота.  Зрелище  было захватывающим,
гипнотическим, и Бабыкин впал в глубокую неподвижность.
     Вдруг   что-то   произошло.   На  поле  по-прежнему  бушевали  страсти,
приковывая  к  себе  внимание,  но в душе Эдуарда Петровича возникло смутное
томление.  Где-то  в  дремучих  глубинах  собственного  "я" он уловил робкий
сигнал  о  том,  что  вокруг  не  все благополучно. Возможно, это пробудился
атавистический  инстинкт,  который  помогал  древним  пращурам  выживать  во
враждебном  окружающем  мире.  Сознание  Бабыкина раздвоилось. Одна половина
продолжала  следить  за  игрой, а другая билась над задачей, условие которой
даже не было сформулировано.
     Решение  пришло  внезапно.  Так  бывает,  когда  человек, идущий глухой
ночью  по  незнакомой тропе, вдруг останавливается в полной уверенности, что
перед  ним  яма.  Присев  на  корточки,  он шарит рукой и натыкается на край
обрыва.  "Стоило  сделать  шаг, - думает он, - и я бы полетел вниз, во тьму,
и, вполне возможно, что-нибудь бы себе сломал или даже убился. Бр-р-р!"
     Бабыкин  понял,  что  у него за спиной яма. Это было глупо, но это было
так  -  сразу  за  спиной  ощущалась  очень  глубокая  яма.  Даже  не яма, а
пропасть... Даже не пропасть, а...
     Эдуард Петрович резко обернулся.
     Он увидел то, что и должен был увидеть - свою квартиру.
     Однако  глаза  цепко  ухватили и более раннее изображение. Видение было
быстрым,  призрачным,  неверным  и  потому  особенно  жутким.  Диван,  шкаф,
желтоватый  свет  торшера,  жена  в  дверях  -  все это возникло с некоторым
опозданием.  Может,  на долю секунды, может, на долю мгновения, но не сразу.
А  до  этого  не было ничего. Мрак и ощущение холода, как если бы заглянул в
колодец.
     Эдуард  Петрович  испугался  так  сильно, что на его лице не дрогнул ни
один  мускул. Посеревшее, оно казалось вырубленным из крепкой породы дерева.
Дуба,  например,  или  корабельной сосны. Пожалуй, все-таки сосны, ибо глаза
Бабыкина походили на застывшие смоляные капли.
     - Эдик, ты чего? - Жена подошла и ласково обняла за плечи.
     Эдик был недвижим, как на фотографии.
     - Эдюша! - капризно позвала Вера и легонько дунула в ухо.
     Вначале  Бабыкин отреагировал внутренне, затем дернул шеей и лишь потом
зашевелился  весь.  Оглянулся,  крутнул  лопатками, чмыхнул носом и принялся
нервно  тереть  руки.  Это был страх. Тот самый, что минуту назад сковал все
тело, а теперь заставлял совершать бессмысленные движения.
     Но  вокруг были родные стены, добрая жена, привычные предметы, и Эдуард
Петрович  постепенно  успокоился,  хотя и продолжал настороженно поглядывать
по  сторонам.  Он  походил на забитого средневекового простолюдина, которому
сказали,  будто  в  его  доме  завелась  нечисть.  Но  только  похож,  ибо в
действительности   имел   высшее  образование  и  точно  знал,  что  никакой
такой-сякой  нечисти  нет  и  быть  не  может. В конечном итоге это и решило
исход  всех  сомнений.  Эдуард  Петрович  досмотрел  футбол,  поужинал и лег
спать. Ночью ему приснилась какая-то дрянь, а в понедельник началось...


x x x

     Вначале   все   было   как   обычно.  Явившись  на  работу,  Бабыкин  с
удовлетворением  убедился,  что  он,  как  всегда,  первый.  Сняв  пиджак  и
напустив   на   себя  сосредоточенный  вид,  встал  за  кульман.  Постепенно
подходили  сослуживцы,  и Эдуард Петрович сдержанно приветствовал их, как бы
нехотя  отрываясь  от  работы.  Это  был  его излюбленный утренний прием - у
людей  создавалось впечатление, что он здесь давно и все выходные, наверное,
его  снедали  гениальные  конструкторские  замыслы.  Когда  в  комнату вошел
молодой  специалист  Лабутько,  Эдуард  Петрович  строго взглянул на часы и,
хмыкнув,  неодобрительно  покачал  головой.  По  мнению  Бабыкина, вчерашний
студент вел себя чересчур вызывающе и совсем не признавал правил приличий.
     Вот  и  теперь,  пересекая  комнату,  он  задержался,  скосил  глаза на
кульман  Бабыкина и издал тихий неприличный звук. Поднимать скандал не имело
смысла,  ибо  хитрый  Лабутько  хрюкнул  так, что услышал лишь тот, кому это
хрюканье  предназначалось.  Внешне  Эдуард  Петрович  остался невозмутим, но
внутри  у  него  полыхнуло  ацетиленовое  пламя  мести.  Подобными выходками
Лабутько  давно  донимал  Бабыкина,  демонстрируя свое к нему пренебрежение.
Самым  обидным  было  то,  что начальство ценило молодого сотрудника и взять
его голыми руками было трудно.
     Эдуард  Петрович  привычно подумал о том, что рано или поздно все равно
отыграется.  Работа,  которую он заканчивал, должна вызвать благожелательный
отклик  начальства,  а  может,  и  повышение.  Бабыкин  был  убежден в своей
незаурядности как специалиста и в особой ценности своей новой разработки.
     Неожиданно  дверь  распахнулась,  и  в комнату вошел главный. Иногда он
делал обход своих подчиненных.
     "Сейчас   или   никогда!"  -  решился  Бабыкин  и,  смущенно  кашлянув,
произнес:
     - Здравствуйте, Виктор Андреевич.
     Начальник кивнул.
     - Виктор  Андреевич,  -  Бабыкин  подхалимски  задвигал нижней губой. -
Взгляните, пожалуйста, мне бы хотелось с вами посоветоваться.
     Главный подошел к кульману.
     - Хм... По-моему неплохо.
     Бабыкин просиял.
     - Вот здесь, здесь, - засюсюкал он, тыча карандашом в ватман.
     На  мгновение  ему показалось, что начальник не имеет понятия, как себя
повести  дальше.  Виктор  Андреевич  замер, и в его лице промелькнуло что-то
неуловимое,  отразив, вероятно, титаническую работу мысли. Такое лицо бывает
у  робкого студента первокурсника, вытащившего несчастливый билет. Студент и
рад  бы  сказать  что-нибудь  путное, но не знает что и, мучительно краснея,
ждет подсказки.
     "Ну  же!"  - мысленно прикрикнул Бабыкин, затылком ощущая презрительный
взгляд Лабутько.
     - Здорово!  -  с  напряжением  выдохнул  главный,  после  чего  заметно
расслабился,  как  будто  внутри него были какие-то колесики, которые заели,
туда-сюда подергались и снова закрутились в нужном направлении.
     - Нет,  вы  посмотрите,  это  же  гениально!  -  восторгался начальник,
призывая окружающих в свидетели.
     Все  послушно  столпились  у  чертежа, обсуждая бесспорные преимущества
новой   конструкции.   Лабутько  выглядел  растерянным,  и  Эдуард  Петрович
торжествовал.
     - Зайдите  ко  мне,  -  обратился  к  Бабыкину  главный.  -  Сейчас же!
Немедленно!
     В  кабинете  Виктор Андреевич долго жал руку Эдуарду Петровичу, говорил
что-то  о научно-техническом прогрессе, сетовал на пошатнувшееся здоровье, а
в заключение предложил принять свою должность.
     - Знаете,  староват  я  уже стал, на пенсию пора. - Он вздохнул. - Надо
уступать дорогу молодым и сильным. Вот вам, например.
     Все  было  в  точности  так,  как  множество  раз  прокручивал  в своем
воображении  терпеливый  Бабыкин,  мечтавший  о  молниеносном продвижении по
службе.  Мечта  о должности главного конструктора настолько прочно въелась в
его  сознание,  что  иногда,  забываясь, он даже покрикивал на своих коллег.
Итак,  справедливость  восторжествовала.  И  хотя  Эдуард Петрович прекрасно
знал, что так и будет, он все равно радовался, как ребенок.
     - Вы  проделали  большую  работу,  -  говорил начальник. - Я думаю, вам
следует взять пару отгулов и отдохнуть перед принятием дел...
     И   это   соответствовало   желаниям  Бабыкина.  Отдохнуть,  поделиться
новостью с родными, знакомыми и - чего греха таить - похвастать малость.
     Эдуард  Петрович  по-хозяйски  осмотрел  кабинет  и  только тут заметил
некоторую  странность. Внутреннее убранство и сами стены напоминали не очень
удачные  декорации.  Все  казалось  каким-то  зыбким,  пористым,  в  общем -
ненастоящим.  За окном плавал настолько густой туман, что разобрать что-либо
не представлялось возможным.
     "Лондонский  туман",  -  определил  Бабыкин,  хотя  ни  разу не бывал в
Лондоне.   Он  повернулся  к  Виктору  Андреевичу,  дабы  поделиться  своими
соображениями, и вздрогнул так, что лязгнули зубы.
     В  кресле,  где  только  что  находился  главный  конструктор, восседал
доктор. Тот самый!
     - А-а-ва?.. - спросил Бабыкин. - А вы?.. А где Виктор Андреевич?
     - Ушел, - отрывисто бросил доктор.
     - Куда? - полюбопытствовал Бабыкин.
     Доктор неопределенно махнул рукой и принялся раздраженно выговаривать:
     - Я  же вас просил не выходить из квартиры. Зачем на работу приперлись?
Мало вам семейного уюта? Рыбную ловлю еще затеяли!
     Бабыкин втянул голову в плечи и затравленно оглянулся.
     - Вам  наплевать!  - Доктор рубанул рукой, и стены кабинета рассыпались
в  пыль.  -  Вы  только о себе и думаете! - Исчез потолок. - Ничем не хотите
жертвовать!  -  Тяжелого  сейфа как не бывало. - Не забывайте, что мы спасли
вам жизнь!
     Бабыкин  вжался  в  кресло,  которое  висело  прямо в воздухе. Напротив
висело такое же кресло, и в нем сидел доктор.
     Вокруг клубился плотный туман.
     - Ну  ладно,  -  врач  успокоился.  -  Я  тоже погорячился, - он развел
руками. - Но уж такова человеческая натура!
     - Ради  бога