говоров.  Я  многое  начал  понимать позже, осбенно после
того,  как  Майкл  пошел  в школу. Понял я и то, почему дядя
Аксель  не  дал  мне  больше  читать имевшиеся у него книжки
древних пророков.
     Вечером  я  рассказал  остальным  об Уолтере. Правда, о
книжках  я  умолчал, но только потому, что сам плохо понимал
свое  отношение  к  написанному там. Мы все жалели Уолтера и
в  то  же  время чувствовали облегчение при мысли о том, что
это  был  просто несчастный случай. Я разузнал также, что мы
с  ним  были дальние родственники, фамилия моей бабушки была
Брант.
     После  этого  нам показалось разумным узнать имена друг
друга,   чтобы  предотвратить  в  дальнейшем  непредвиденные
случаи.
     Нас  было  восемь.  Когда  я это говорю, я имею в виду,
что  нас  было  восемь  человек, умевших говорить при помощи
мысленных  образов. Были и другие, иногда посылавшие мыслен-
ные  образы,  но  такие слабые и ограниченные, что их трудно
было  уловить.  Они  были  подобны  людям, не совсем слепым,
способным    отличать  день  от  ночи.  Случайные  мысленные
образы,  которые  мы  воспринимали от них, были непроизволь-
ными, и такими неопределенными, что утрачивали смысл.
     Остальные   шестеро,  кроме  нас  с  Розалиндой,  были:
Майкл,  живущий  в  трех милях к северу, Салли и Кэтрин, чьи
дома  находились  на  соседней  ферме,  в двух милях от нас,
Марк,  в девяти милях от нас, Энн и Рэчел, сестры, жившие на
большой  ферме,  в полутора милях на запад. Энн было тринад-
цать  лет,  она  была  старше  всех,  а  самым  младшим  был
погибший Уолтер Брант.
     Знание   друг  друга  было  второй  ступенью  к  нашему
объединению.  Оно  увеличивало  чувство  взаимной поддержки.
Постепенно  я  обнаружил, что тексты и предупреждения против
мутантов  на  стенах  действуют  на  меня все меньше. Не то,
чтобы  воспоминания о тете Гэррист и Софи ослабели, нет, они
все  время  были  у  меня  в  памяти,  но уже не пугали, как
раньше.
     К  тому  же  появилось очень много мыслей, которые надо
было обдумать.
     Наше  обучение,  как я уже говорил, было поверхностным:
немного  письма,  чтение  простых книг, библии и "Покаяний",
которые,  особенно  последнее,  было совсем не легко понять,
элементарная  арифметика.  Не  очень  большой  багаж знаний.
Очевидно,  это  не  удовлетворило  родителей  Майкла,  и они
отправили  его  в  школу,  в  Кентак.  Здесь он стал изучать
множество  вещей,  о которых наши старушки не имели понятия.
Естесственно,   что  он  захотел  рассказать  об  этом  нам.
Вначале  мысли  его  были  не очень ясны, так как расстояние
сильно  увеличилось.  Но потом, после нескольких недель тре-
нировки,  они  стали яснее, и он смог каждый вечер рассказы-
вать  нам  новости. Некоторые вещи, которые он сам не совсем
понял,  становились  яснее,  когда  мы  все задумывались над
ними,  так  что  мы  тоже  помогали  ему.  Нам  было приятно
узнать, что он лучший ученик в классе.
     Было   большое  удовольствие  в  познании  нового,  что
помогало  разобраться  в непонятных вопросах, и я стал лучше
понимать  то,  что  раньше говорил мне дядя Аксель. Но смысл
его  книжек  все  еще  был  неясен.  Вернее, я не мог понять
отдельных  прочитанных  тогда  мест. Дядя Аксель тоже не мог
объяснить  их,  а  отвечал,  что  мы  слишком  мало знаем об
истории древних.
     Зато  у  нашей  восьмерки выработался вкус к постижению
сложностей,  и  мы  уже  никогда  от него не освободились. Я
рассказал  всем  о  написанном  в книжках дяди Акселя, но не
упомянул  про  то,  что это его книжки. Однако, ясности наши
общие  рассуждения  на  этот  раз  не  дали. Очень скоро нам
стало   трудно  поддерживать  внешность  былого  невежества.
Приходилось  сдерживать  себя  и  сохранять  молчание  перед
лицом  простейших  ошибок,  терпеливо слушать глупые рассуж-
дения,  основанные  на  ошибках,  выполнять  работы  обычным
путем, зная, что есть гораздо лучший путь...
     Конечно,  случались  и  неприятности, беззаботные заме-
чания,  вызывающие  подозрительные взгляды, нотки нетерпения
в  разговорах  с  теми,  кто  должен внушать уважение своими
глубокими,  как  думали  остальные, познаниями, неосторожные
догадки.  Но ошибок было немного, потому что теперь мы яснее
понимали  опасность. Каким-то образом, благодаря осторожнос-
ти,  удаче  и  быстрой сообразительности, мы избежали прямых
подозрений  и  прожили  последующие  шесть  лет  без чувства
обостренной опасности.
     Так  было  до  тех  пор, пока мы не обнаружили, что нас
вместо восьми стало девять.






                        ГЛАВА  9.



     Забавное  маленькое создание была моя сестра Петра. Она
казалась  такой  нормальной. Мы даже не подозревали, что она
одна  из  нас. Петра была хорошеньким ребенком, милой девоч-
кой  с  золотистыми  локонами.  Я до сих пор вижу ее в ярком
платье,  бегающую  туда  и  сюда,  всюду  таскающую покорную
куклу,  которую  она страстно любила. Она и сама была похожа
на  куклу,  но  склонную,  как  все  остальные  дети,  часто
падать,  плакать  и  хихикать,  а  иногда  надолго задумчиво
умолкать.  Я  любил  ее,  впрочем, ее любили и баловали все,
даже  отец.  Ничто  в ней не казалось мне необычным, пока не
произошло это...
     Мы   работали  в  поле.  На  двенадцати  акрах  шестеро
мужчин,  вытянувшись  в  цепочку.  Я только что передал косу
другому,  и  устроил  себе передышку, помогая ставить копны,
как  вдруг  меня словно чем-то ударило... Ничего подобного я
раньше  не  испытывал.  Только  что  неторопливо  и довольно
спокойно  я  обвязывал и укладывал снопы, и тут будто что-то
взорвалось  у  меня  в  голове.  Видимо,  я даже пошатнулся.
Затем  началась  боль, ужасная боль, будто мне в мозг впился
рыболовный  крючок.  Несмотря  на  удивление, вызванное вне-
запным  ощущением,  я  почувствовал, что не могу контролиро-
вать  собственные  поступки. Я отбросил серп, который держал
в  руках,  и  бросился бежать вниз по полю, к реке. На бегу,
превозмогая  боль,  я  попробовал связаться с кем-нибудь, но
оглушительный  шум  в моей голове не позволил этого сделать.
Подбегая  к  небольшому  мостику, построенному через реку, я
увидел,  что  навстречу  мне, со стороны усадьбы Энгуса Мор-
тена, бежала Розалинда.
     Я  перебежал  через  мостик, побежал вниз по течению, к
краю  омута,  и  прыгнул.  Я  оказался  рядом  с Петрой. Она
тонула,    запутавшись  в  подводных  стеблях.  В  несколько
взмахов я добрался до нее и схватил под руки.
     Принуждение  к  действию  внезапно  ослабело,  а  потом
совсем  исчезло.  Я  подтянул  ее  к берегу, где было удобно
выбираться.  Нащупав  дно,  я  увидел  Розалинду, беспокойно
глядящую на меня сквозь ветви кустарника.
     - Кто  это? - Спросила она дрожащим голосом.  Она взяла
меня за руку. - Кто способен сделать это?
     Я сказал ей.
     - Петра? - Повторила она недоверчиво.
     Я  вынес  маленькую  сестру  на  берег  и положил ее на
траву.  Она  была сильно утомлена и не совсем пришла в себя,
но  оказалось, что никакого серьезного вреда для себя она не
получила.
     Подошла  Розалинда  и  опустилась  на  колени  с другой
стороны.  Мы  удивленно  смотрели  на  вымокшее  платье и ее
потемневшие   кудри.  Потом  удивленно  посмотрели  друг  на
друга.
     - Я  не  знал, - сказал я. - У меня даже мысли не было,
что она одна из нас.
     Розалинда  обхватила  руками  голову, кончиками пальцев
протирая виски.
     - Она  не  одна из нас, - сказал она. - И похоже на то,
что  она, как и мы, не такая, как все остальные. Но она что-
то большее, чем мы. Никто из нас не смог бы так приказать.
     Сбежались  люди, некоторые вслед за мной с поля, другие
с  противоположного  берега,  удивившись,  почему  Розалинда
побежала  из  дома,  будто  он  был  охвачен огнем. Я поднял
Петру,  чтобы  отнести  ее  домой.  Один  из  рабочих с поля
спросил:
     - Но как ты узнал? Я ничего не слышал.
     Розалинда с недоумением повернулась к нему:
     - Что?  Но  ведь  она кричала! Я думаю, что даже глухой
на полпути к Кентаку услышал бы крики.
     Спрашивающий  с  сомнением  покачал головой, но так как
мы  с  Розалиндой  прибежали  вдвоем,  то  это  делало  наше
объяснение более убедительным.
     Я  ничего не сказал. Я старался отбиться от недоуменных
вопросов,  пока  мы  с  Розалиндой  не  получим  возможность
остаться одни и, поговорив, подготовиться к ответу.



                        ..........



     Этой  ночью,  впервые  за  много  лет,  я  вновь увидел
знакомый  сон,  но  на  этот  раз,  когда нож сверкал в руке
отца,  отклонение,  которое  он держал в левой руке, было не
теленок,  и  даже  не  Софи,  это  была Петра. Я проснулся в
холодном поту...
     На  следующий день я постарался послать мысленные обра-
зы  Петре.  Мне  казалось  важным  быстрее  предупредить ее,
чтобы  она  себя не выдала. Я очень старался, но не смог ус-
тановить  с ней контакта. Остальные тоже пытались, но безус-
пешно.  Я уже подумал, не предупредить ли ее обычными слова-
ми, но Розалинда была против.
     - Возможно,  страх  пробудил в ней это свойство, - ска-
зала  она. - А  в  обычном  состоянии она даже не знает, что
это  такое, поэтому рассказывать ей об этом опасно. Вспомни,
ей  всего шесть лет. Не думаю, чтобы было разумно наваливать
на нее такую тяжесть без необходимости.
     Все  согласились с Розалиндой. Все мы знали, как трудно
следить  за  каждым  своим  словом,  даже  если тренируешься
несколько  лет.  Мы  решили отложить разговор с Петрой, пока
не  возникнет  в  нем  необходимость, или пока она не станет
достаточно  взрослой,  чтобы  наше  предупреждение  было  ей
правильно  понято,  тем  же временем мы будем пытаться осто-
рожно  установить  с  ней контакт, и пусть все останется как
прежде.
     Мы  не  видели  причины, почему все не должно идти, как
прежде.  Точнее, мы не видели другого пути. Если мы не будем
продолжать пользоваться своей способностью, то мы погибли.
     За  последние  несколько лет мы много узнали об окружа-
ющих  и  об их недостатках. То, что пять или шесть лет назад
казалось   игрой,  теперь  стало  жизненной  необходимостью,
когда  мы  разобрались  в  жизни. Естесственно, мы ничего не
меняли.  Для  того,  чтобы  выжить, мы должны были тщательно
скрывать  наши  подлинные лица: ходить, говорить, жить неот-
личимо  от  других.  У  нас была способность, которая, как с
горечью  выразился  Майкл,  могла бы стать благословением, а
стала  проклятием. Глупая норма была счастлива, ей принадле-
жал  весь  мир. Мы - нет. И поэтому мы не жили полностью, мы
скрывались:  не  говорили,  когда  хотелось, не использовали
того,  что мы знали. Мы жили жизнью лжи, обмана, укрыватель-
ства.  Наши возможности не были нужны существовавшему общес-
тву.  Ему были нужны серые, оболваненные люди, не стремящие-
ся  к  высоким  полям. Все это раздражало Майкла больше, чем
других.  Его  воображение  заводило его дальше всех, но и он
не  мог  предложить  никакого  выхода.  А ощущение опасности
увеличивалось  по мере того, как мы росли. Особенно ясно это
стало  мне  в  один  из  летних  полдней, примерно за год до
того, как мы обнаружили способность Петры.
     Это  был  плохой  год. Мы потеряли три поля. Столько же
Энгус  Мортен.  Всего в районе сожгли не менее тридцати пяти
полей.  А  весенние  рождения принесли невиданные количества
отклонений   среди  домашнего  скота,  особенно  у  крупного
рогатого.  Такого  уже  мы  не  знали больше двадцати лет. К
тому  же  в  лесу появилось множество диких кошек различного
вида.  Каждую  неделю  кого-нибудь  судили за попытку скрыть
отклонения  в урожае, или за убой и использование без объяв-
ления  отклонившегося от нормы скота. Ко всему прочему доба-
вились  три набега на район со стороны людей окраины. Вскоре
после  отражения  последнего,  я столкнулся со старым Джеко-
бом.  Старик  бормотал  что-то под нос, ковыряя вилами навоз
во дворе.
     - Что это? - Спросил я, остановившись с ним рядом.
      Он  воткнул вилы в навоз, оставив одну руку на рукоят-
ке.  Это  был  старик,  всю  свою  жизнь, насколько я помню,
копающий  навоз.  Я  даже  представить  себе  не мог, что он
может  быть чем-то иным. Он повернул ко мне свое худое лицо,
обрамленное  белыми  волосами и бакенбардами, всегда напоми-
навшее мне библейского илью.
     - Бобы, - ответил    он. - Теперь  эти  проклятые  бобы
выросли  неправильно.  Вначале  картофель,  потом  помидоры,
потом  салат,  а  теперь эти проклятые бобы. Никогда не было
такого  года.  Многое  случалось  раньше,  но  кто слышал об
отклонившихся бобах?
     - Вы уверены? - Спросил я.
     - Конечно,  конечно я уверен. Думаешь, я не знаю, какие
должны быть бобы?
     Он глядел на меня сквозь белый пух.
     - Да, это плохой год, - согласился я.
     - Плохой, - сказал  он. - Это  разорение. Недели работы
кончаются  ничем,  свиньи, овцы и коровы поедают добрый корм
и  производят мерзость. Люди больше думают не о работе, а об
отклонениях.  Даже  мой маленький огород наполнен отклонени-
ями,  как  ад!  Плохой.  Ты прав. А худшее еще впереди. - Он
покачал  головой. - Да, худшее еще наступит, - повторил он с
угрюмым удовлетворением.
     - Почему?
     - Это  справедливо, - сказал он мне. - Они этого заслу-
живают.  Ни  морали,  ни принципов. Взгляни на молодого Тэда
Норберта - спрятал  десять  отклонившихся  поросят  и поедал
их,  а  когда  обнаружили  это,  то  их осталось только два.
Достаточно,  чтобы  его  отец  перевернулся в гробу. Если он
поступает  так - что же остальные? - Яростно продолжал он. -
В  мое  время никто не занимался такими делами, но сейчас! -
Он  с  отвращением плюнул в навозную кучу. - И вокруг все то
же  самое.  Слабость, явная вялость, все только о себе дума-
ют.  Ты  можешь это видеть везде и ежедневно. Но бог не тер-
пит  насмешки.  Они  навлекают  на  Землю новое Наказание, и
этот  год  является  началом.  Я  рад,  что  я  старик  и, к
счастью,  не  увижу  этого. Но когда это придет, вспомни мои
слова.
     - Правительственные  распоряжения  отдаются кучкой хны-
кающих  слабосердечных  болтунов  на  востоке.  Их ничего не
тревожит.   Несколько   тамошних  политиков  и  церковников,
которые  никогда  не  жили  в нестабильных землях, ничего не
понимают  в  отклонениях, вероятно, ни разу в жизни не виде-
ли  мутантов.  Они  год  за годом сводят на нет законы бога,
думая,  что  они  знают  лучше.  И ничего удивительного, что
пришел  такой год. Бог шлет предупреждение, но сумеют ли они
его  понять? - Он  опять сплюнул. - Как, по их мнению, земли
на  юге  стали безопасны и пригодны для жизни цивилизованных
людей?  Как,  по их мнению, исчезли мутанты, и восторжество-
вали  законы  чистоты? Не потому, что налагались штрафы, ко-
торые  человек  может  выплатить за неделю и не заметить. Мы
уважали  законы  и наказывали тех, кто нарушал их, и наказы-
вали так, что они чувствовали, что они наказаны.
     Когда  был  молод мой отец, женщину, родившую ребенка с
неправильным  обликом,  стегали  кнутом.  А  если она трижды
рожала  таких  детей,  ее лишали удостоверения нормальности,
объявляли  вне  закона  и  ссылали. Это заставляло их больше
заботиться  о  чистоте.  Отец говорил, что тогда с мутантами
не  возились,  а  когда  их обнаруживали, то просто сжигали,
как и все остальные отклонения.
     - Сжигали! - Воскликнул я.
     Он посмотрел на меня.
     - Разве  это  не лучший способ очистки от отклонений? -
Яростно спросил он.
     - Да, - согласился  я, - что касается растений и живот-
ных, но...
     - А  остальные еще хуже, - выкрикнул он. - Это насмешка
над  правильным  обликом со стороны дьявола. Тогда существо-
вали  специальные  органы,  вылавливающие мутантов. Забирали
даже  подозреваемых  в  отклонениях.  Таких  помещали в спе-
циальные  лагеря,  где они исполняли самую тяжелую работу. А
явных  мутантов государственное управление сжигало. Конечно,
их  следовало  сжигать,  а  что  произошло?  К власти пришли
малограмотные   господа,  осудили  прежнюю  практику,  резко
ограничили  права государственного управления. Эти господа в
Риго,  которые  сами  никогда  не  сталкивались с мутантами,
сказали:  "Даже  если  они  не  люди,  то выглядят почти как
люди,  поэтому истребление их похоже на убийство, и это тре-
вожит  умы  людей,  ведь  из-за  излишнего рвения репрессиям
подвергались  и  вполне  чистые люди". И вот, благодаря нес-
кольким  слабым  головам,  лишенным  решительности и веры, у
нас  нет  теперь  законов  об  отклонениях  от человеческого
рода.  Их  не  уничтожают, им разрешают жить и умирать своей
смертью.   Их только объявляют вне закона и высылают за пре-
делы  цивилизованных  земель, в окраины. А если это дети, то
просто  держат  в  заключении - и это считается милосердием.
Слава  богу,  у  правительства хватило толку не разрешить им
производить  потомство  и  следить,  чтобы  это соблюдалось,
хотя  готов держать пари, что кое-кто выступает против этого
закона.  И что же произошло? Увеличилось население окраин, а
это  означает  увеличение набегов и трату денег и времени на
их  отражение.  И  все из-за политиканов. Что толку твердить
"проклятые  мутанты"  и  относиться  к  ним как к двоюродным
братьям.
     - Но мутант ведь не отвечает за... - Начал я.
     - Не  отвечает, - передразнил  старик. - А тигровый кот
отвечает  за то, что он тигровый кот? Но ты отвергаешь это и
убиваешь  его. Его нельзя остановить другим способом. В "По-
каяниях"   же  говорится,  что  отклонения  следует  очищать
огнем,  но  это  не нравится проклятому правительству. Верни
мне  старые  времена, когда человеку разрешали выполнять его
долг  и  содержать  свою  землю в чистоте и порядке. Мы идем
прямой  дорогой к новому Наказанию, - он продолжал бормотать
с  видом  гневного библейского пророка. - Все эти правитель-
ства,  они не останутся безнаказанными. Женщины, произведшие
на  свет богохульство, отправляются в церковь и говорят, что
им  очень  жаль,  и  что  они  постараются  этого  больше не
делать.  Бродят гигантские лошади Энгуса Мортена, охраняемые
официальным    одобрением - этакая    насмешка  над  законом
чистоты,  а  проклятый инспектор цепляется за свою должность
и  угождает тем, из Риго, и после всего этого люди удивляют-
ся,  почему такой плохой год, - и злобный, фанатичный старик
продолжал копать навоз.
     Я  спросил  у дяди Акселя, многие ли согласны со старым
джекобом. Он задумчиво почесал подбородок.
     - Несколько  стариков.  Они все еще считают охрану чис-
тоты  своей личной ответственностью, как это было до появле-
ния  инспекторов.  Из людей среднего возраста с ним согласны
немногие,  а большинство считает, что новые законы лучше. Но
еще  несколько  таких сезонов, и, я уверен, они изменят свое
мнение.
     - Почему  в  этом  году так много отклонений? - Спросил
я.
     - Не  знаю.  Говорят,  что это зависит от погоды. После
зимы   с  юго-западными  ветрами  наступает  такой  год - не
сразу,  а  в  следующий  сезон.  Говорят, что ветер приносит
что-то  с  дурных  земель.  Никто не знает, верно ли это, но
похоже,  что  верно.  Старики  видят  в этом предупреждение,
напоминание  о  Наказании, которое будет послано за отход от
правильного  пути.  Следующие годы тоже будут плохими, тогда
люди  станут  прислушиваться  к  старикам.  Они будут искать
козла  отпущения - и  он  многозначительно  посмотрел  мне в
глаза.
     Я  понял намек и передал все остальным. Этот год несом-
ненно  был  хуже  предыдущих, и поиски козла отпущения нача-
лись.  Общественное мнение было настроено против укрыватель-
ства,  и  наше беспокойство усилилось, особенно после случая
с Петрой.
     Однако  никто  ничего  не подозревал. Все были уверены,
что  мы с Розалиндой с разных сторон слышали крики, но очень
слабые  на таком расстоянии. Мы почувствовали облегчение, но
не недолго...
     Через месяц Энн объявила, что выходит замуж