руках большой камень.
     - Я  ударила его, - гордо сказал она и добавила с неко-
торым беспокойством: - ты думаешь, он умер?
     Она  действительно  ударила  его. Он лежал неподвижно с
бледным лицом, а по его щеке стекала струйка крови. Но дышал
он нормально и был жив.
     - О, - вдруг сказала Софи и выронила камень.
     Мы  посмотрели на Аллана, а потом друг на друга. Мы оба
хотели помочь ему, но испугались.
     "Никто   не  должен  знать.  Никто!" - Говорила  миссис
Вендер. А теперь он знал. И это испугало нас.
     Я встал, взял Софи за руку и повел ее прочь.
     - Пошли - нам здесь нечего делать.


                        ..........



     Джон  Вендер  внимательно выслушал все, что мы ему рас-
сказали.
     - Вы уверены, что он видел? - Спросил он в конце.
     - Нет, - ответил  я. - Он  видел след, поэтому он хотел
поймать ее.
     Он медленно кивнул.
     - Понятно, - сказал  он,  и  я  был удивлен его спокой-
ствием.
     Он  пристально  посмотрел на наши лица. У Софи в широко
раскрытых глазах было смешанное выражение страха и возбужде-
ния.  Под  моими  глазами  были  синяки,  а на щеках грязные
пятна. Он отвернулся и встретился с взглядом жены.
     - Боюсь,  дорогая,  что это пришло, - сказал он в конце
концов.
     - О,  Джонни, - лицо миссис Вендер при этих словах было
бледным и взволнованным.
     - Мне жаль, Мери, но это оно и есть, ты сама знаешь. Мы
знали это раньше, мы знали, что рано или поздно оно произой-
дет.  Слава  богу,  что  это случилось при мне. Сколько тебе
нужно времени, чтобы приготовиться?
     - Немного, Джонни. У меня всегда все приготовлено.
     - Хорошо. Тогда примемся за дело.
     Он  встал, подошел к ней, положил руку на плечо, накло-
нился и поцеловал ее. Слезы стояли в его глазах.
     - О, Джонни, дорогой. Ты так добр со мной, а ведь это я
принесла тебе... - Он остановил ее вторым поцелуем.
     Некоторое  время  они  глядели друг на друга, потом, ни
слова не говоря, они взглянули на Софи.
     Миссис  Вендер принялась за свои обычные дела. Она рас-
крыла кухонный шкаф, достала еду и положила на тарелки.
     - Сначала  умойтесь, грязнули, - сказала она нам. - По-
том съешьте это. Чтобы ни кусочка не осталось.
     Умывшись,  я  задал  вопрос,  над  которым  задумывался
давно:
     - Миссис  Вендер,  если все дело в лишних пальцах Софи,
почему  вы не отрезали их, когда она была еще совсем малень-
кой?  Я  думаю, ей тогда было бы не очень больно, и никто не
узнал бы.
     - Остались  бы следы, Дэви. Люди все равно узнали бы. А
теперь быстрее за еду.
     Она быстро вышла из комнаты.
     - Мы уходим, - вдруг с полным ртом сказала Софи.
     - Уходите? - Тихо спросил я.
     Она кивнула.
     - Мама  говорила, что мы уйдем, если кто-нибудь узнает.
Мы чуть не ушли, когда ты увидел мои пальцы.
     - Но... Вы уйдете насовсем? Никогда уже не вернетесь? -
С отчаянием спросил я.
     - Да, наверное.
     Я  был  голоден,  но  тут сразу потерял аппетит. Сверху
доносились  звуки  торопливых  сборов, а глухие удары в доме
приобрели  зловещий смысл. Я посмотрел через стол на Софи. В
горле   у  меня  застрял  комок,  который  я  никак  не  мог
проглотить.
     - Куда? - Спросил я, чувствуя себя несчастным.
     - Не знаю. Далеко, - ответила она.
     Мы  продолжали есть. Софи лепетала с набитым ртом еще о
чем-то,  а  мне  комок в горле мешал глотать. Все вокруг, до
самого  горизонта,  внезапно потемнело. Больше уже ничего не
повториться. Предчувствие наступающего одиночества поглотило
меня. Я с трудом удерживал слезы.
     Миссис  Вендер  внесла  в  комнату  несколько  сумок  и
пакетов. Я хмуро следил за тем, как она подтащила их к двери
и  вновь вышла. Со двора зашел мистер Вендер и забрал сумки.
Возвратилаь  миссис  Вендер и увела Софи в соседнюю комнату.
Вторично зашел за сумками мистер Вендер, и я пошел за ним.
     Две  лошади,  Спэт и Санди, терпеливо стояли у дверей с
навьюченными узлами. Я удивился отсутствию повозки и спросил
об этом.
     Джон Вендер покачал головой.
     - Повозка  оставляет  следы,  а с вьючными лошадьми нас
никто не найдет, - сказал он мне.
     Я  следил  за тем, как он увязывает новые узлы, и наби-
рался смелости.
     - Мистер   Вендер, - сказал  я, - пожалуйста,  возьмите
меня с собой.
     Он прекратил свою работу и повернулся ко мне. Некоторое
время  мы  глядели друг другу в глаза, затем он медленно и с
сожалением  покачал головой. Наверное, он заметил, что слезы
у  меня  подступили к глазам, потому что положил руку мне на
плечо.
     - Пойдем  со  мной,  Дэвид, - сказал  он, направляясь в
дом.
     Миссис  Вендер стояла в гостинной с видом человека, за-
бывшего что-то и старающегося вспомнить.
     - Он хочет уйти с нами, Мери, - сказал мистер Вендер.
     Она села на табурет и протянула мне руки. Я молча подо-
шел к ней. Глядя на меня, она сказала:
     - О, Джонни! Этот ужасный отец! Я боюсь его!
     Стоя  рядом  с ней, я мог прочесть ее мысли. Они быстро
сменяли друг друга, но понять их было легко. Я знал, что она
искренне хочет взять меня с собой и в то же время знает, что
это невозможно. Так что я знал ответ раньше, чем Джон Вендер
изложил его словами.
     - Я  знаю,  Мери.  Я боюсь из-за Софи - и ты тоже. Если
нас  поймают,  то обвинят не только в укрывательстве, но и в
похищении.
     - Если  отберут Софи, то ничего хуже сделать мне уже не
смогут, Джонни.
     - Но дело не в этом, дорогая. Они могут удовлетвориться
тем,  что  мы  ушли  из  района, а кто другой понесет за нас
ответственность,  их  не  будет особенно беспокоить. Но если
Стром  потеряет сына, он поднимет крик на сто миль вокруг, и
я сомневаюсь, будут ли у нас тогда шансы скрыться. Они пере-
роют  все в поисках Дэвида. Мы не можем увеличивать опаность
для Софи.
     Миссис Вендер некоторое время молчала...
     Я  понимал,  что  она  ищет выхода. Вдруг она обхватила
меня руками.
     - Ты  все  понимаешь,  Дэвид? Твой отец рассердился бы,
если бы мы взяли тебя с собой. И тогда у нас было бы гораздо
меньше шансов увезти Софи в безопасность. Я очень хочу взять
тебя  с  нами, но из-за Софи мы не должны делать этого. Будь
мужественным,  Дэвид. Ты ее единственный друг, и ты поможешь
ей, если будешь мужественным.
     Эти слова были лишь неловким повторением. Ее мысли были
для  меня намного ясней, и я уже понял неизбежное решение. Я
все  еще  не  мог говорить из-за комка в горле. Я кивнул без
слов,  и  позволил ей обнять меня так, как никогда не делала
моя мать.


                        ..........




     Сборы закончились перед наступлением сумерек. Когда все
было готово, мистер Вендер отвел меня в сторону.
     - Дэвид, - сказал  он, - я знаю, ты любишь Софи. Ты вел
себя  с ней как герой, и теперь ты можешь еще раз помочь ей.
Ты хочешь ей помочь?
     - Да, - ответил я. - Что я должен делать?
     - Вот  что.  Когда  мы  уедем, ты не возвращайся домой.
Оставайся  в  нашем  доме  до  рассвета.  Ты дашь нам больше
времени для бегства. Ты сделаешь это?
     - Да, - ответил я уверенно.
     Мы  пожали  друг другу руки. Это сделало меня сильнее и
ответственнее,  подобно  тому,  как я повзрослел в тот день,
когда Софи подвернула лодыжку.
     Софи держала что-то в руке. Она подошла ко мне.
     - Это тебе, Дэвид, - сказала она, протягивая мне руку.
     Я  взглянул.  Вьющийся  коричневый  локон, перевязанный
кусочком  желтой  ленты. Я все еще глядел на него, когда она
схватила  мою шею руками и поцеловала меня, скорее решитель-
но,  чем  рассудительно.  Отец посадил ее на связку узлов на
спине лошади.
     Миссис Вендер наклонилась и тоже поцеловала меня.
     - Прощай, Дэвид, дорогой. Мы никогда не забудем тебя.
     Они  двинулись.  Джон Вендер вел лошадь, ружье висело у
него  на спине. Дойдя до поворота дороги, они остановились и
помахали  мне. Я ответил. Они пошли дальше. И последнее, что
я увидел, была рука Софи, машущая мне, а потом сумерки скры-
ли их.


                        ..........



     Солнце  было уже высоко, и все работали на полях, когда
я  пробрался до дома. Во дворе никого не было, но у коновязи
стоял пони инспектора, и я предположил, что мой отец дома.
     Я  надеялся  остаться незамеченным. У меня была тяжелая
ночь. Сначала я решительно не хотел трусить, но когда надви-
нулась  темнота,  решимость моя ослабела. До этого я ни разу
не  ночевал вне дома, вне своей комнаты. Там все было знако-
мо,  а  пустой  дом Вендеров вдруг наполнился странными зву-
ками. Я разыскал несколько свечей и зажег их. Все это сдела-
ло дом менее пустым, но не намного. Странные звуки продолжа-
лись и в доме, и вне его стен.
     Я  долго сидел прижавшись к стене, так что никто не мог
бы  подобраться  ко  мне  незамеченным.  Много раз храбрость
покидала  меня.  Я  готов  был бежать. Думаю, что только мое
обещание и мысли о безопасности Софи заставили меня остаться
на  месте.  Но я до сих пор помню, как черно было все вокруг
меня, и как в этой черноте мне мерещились необъяснимые звуки
и движения.
     Ночь  проходила в воображаемых ужасах, но на самом деле
ничего  не случилось. Звуки шагов на ступеньках не привели к
появлению  незнакомцев, стук и шелест также не предшествовал
чему-то  страшному.  В  конце-концов,  я  почувствовал,  что
несмотря на все мои страхи, глаза у меня слипаются, и я могу
свалиться с табурета. Я собрал всю свою храбрость и осмелил-
ся  очень  осторожно  перебраться на кровать. Я взобрался на
нее  и  с  благоговением  снова  прижался к стене. Некоторое
время я следил за огоньками свечей, размышляя, что же я буду
делать,  когда  они  погаснут... Когда что-нибудь вдруг... А
они ушли... И тут меня разбудили лучи восходящего солнца.
     Я  нашел  немного  хлеба на завтрак, но к тому времени,
когда  я  добрался  из  дома  Вендеров до своего дома, я был
снова  голоден.  Однако  с этим можно было подождать. Первым
делом  нужно  было  незаметно пробраться в свою комнату, так
как у меня была слабая надежда, что мое ночное отсутствие не
замечено,  и  я  смогу  сказать, что проспал. Но когда я шел
через  двор,  в  окно  кухни  меня  увидела Мери. Она тут же
позвала меня.
     - Наконец-то  ты пришел. Тебя искали всюду. Где ты был?
-  И,  не  ожидая ответа от меня, добавила: - отец в ярости.
Лучше иди к нему сам.
     Отец  и инспектор были в редко используемой комнате для
гостей. Я, должно быть, пришел в критический момент. Инспек-
тор выглядел как обычно, но вид отца предвешал грозу.
     - Подойди, - крикнул   он,  как  только  я  появился  в
дверях.
     Я неохотно подошел ближе.
     - Где ты был? Тебя не было всю ночь.
     Я не ответил.
     Он выпалил подряд полдюжины вопросов, с каждой секундой
все больше распаляясь, так как я не отвечал.
     - Начинай  говорить. Молчание тебе не поможет. Кто этот
ребенок,  это богохульство, с которым ты был вчера? - Кричал
он.
     Я  все  еще не отвечал. Он посмотрел на меня. Я никогда
не видел его таким сердитым и очень испугался.
    Вмешался инспектор. Обычным спокойным голосом он сказал:
     - Ты  знаешь,  Дэвид,  что  богохульство - очень, очень
серьезное  преступление. За это сажают в тюрьму. Обязанность
каждого  человека сообщать мне о любом таком проступке, даже
если  он  не очень уверен в этом, чтобы я мог решить, так ли
это.  Особенно  важно,  когда это касается богохульства. А в
данном  случае,  если  только молодой Эрви не ошибся, в этом
нет  никакого  сомнения. Он сказал, что у девочки было шесть
пальцев на ноге. Это правда?
     - Нет, - сказал я.
     - Он лжет, - сказал мой отец.
     - Вижу, - спокойно    сказал  инспектор. - И  если  это
неправда, тогда почему бы тебе не назвать имени ее? - Рассу-
дительно спросил он.
     Я не ответил на это. Мне казалось, что это был наиболее
безопасный путь. Мы смотрели друг на друга.
     - Ты, конечно, сам видел. Если это неправда... - Убеди-
тельно продолжал он, но мой отец оборвал его.
     - Я  сам займусь этим. Мальчик лжет. - И добавил, обра-
щаясь ко мне: - иди в свою комнату.
     Я колебался. Я хорошо знал, что это означает, но я знал
также, что в таком состоянии отец все равно не будет слушать
меня.  Я  поставил  банку  и повернулся. Отец пошел за мной,
схватив со стола хлыст.
     - Это мой хлыст, - отрывисто сказал инспектор.
     Отец, казалось, его не слышал. Инспектор встал.
     - Я сказал, что это мой хлыст, - повторил он с жесткой,
зловещей нотой в голосе.
     Отец  остановился.  Яростным  жестом  он  швырнул хлыст
обратно на стол. Поглядев на инспектора, он опять двинулся к
двери за мной.


                        ..........


     Я  не  знаю, где была моя мать. Возможно, она тоже боя-
лась  отца.  Пришла Мери и произнесла несколько утешительных
слов, немного поплакала, помогла мне лечь в постель, а потом
покормила    с  ложки  супом.  При ней я держался храбро, но
когда она ушла, слезы потекли на мою подушку. Но не телесная
боль  вызвала  их,  а  горечь  унижения и презрения к самому
себе. В слезах я сжимал желтую ленту и клок волос.
     - Я не могу выдержать этого, Софи, - рыдал я, - не могу
выдержать.






                        ГЛАВА    6.



     Вечером,  успокоившись,  я обнаружил, что Розалинде хо-
чется поговорить со мной. Еще некоторые беспокойно спрашива-
ли меня, что случилось. Я рассказал им о Софи. Больше это не
было секретом. Я чувствовал, что они шокированы. Я попытался
объяснить им, что человек с отклонением - небольшим отклоне-
нием во всяком случае - не чудовище, о котором нам рассказы-
вали.  Отклонение  не  приводит  к другим различиям, так, по
крайней мере было у Софи.
     Они  восприняли  это  с большим сомнением. То, чему нас
учили,  противоречило  моим  утверждениям,  хотя  они хорошо
знали, что я верю в истинность того, о чем говорю. Невозмож-
но лгать, когда обмениваешься мыслями без слов. Они не могли
свыкнуться  с  мыслью  о  том, что отклонения не обязательно
должны  быть  злыми. В сложившихся обстоятельствах они ничем
не  могли  помочь и утешить меня, но я жалел, когда они один
за другим замолчали. Правда, я знал, что они уснули.
     Я  очень  устал, но долго не мог уснуть. Я лежал, пред-
ставляя  себе,  как  Софи  и  ее родители бредут на юг через
окраины.  Я  отчаянно надеялся, что они теперь далеко, и мое
предательство не повредит им.
     Сон  мой был полон различных картин. Лица и люди двига-
лись  безостановочно,  картины  менялись.  Часто повторялась
одна и та же картина: мы стояли во дворе, и отец заносил над
Софи нож. Я просыпался от собственного крика и боялся уснуть
вновь.  Но все-таки уснул и увидел новый сон. Я увидел боль-
шой  город на берегу моря, его дома и улицы, летающие в небе
предметы. Я целый год не видел этого во сне, но город выгля-
дел также как и год назад, и его вид успокоил меня.
     Утром заглянула мать, но смотрела она на меня враждебно
и неодобрительно. Заботилась обо мне Мери. Она велела, чтобы
я  не  вставал сегодня с постели. Нужно было лежать ничком и
не поворачиваться,  чтобы моя спина зажила поскорее.  Я сми-
ренно принял это указание: действительно было целесообразнее
сделать  так,  как  она  велела. Так я лежал и размышлял над
приготовлением к побегу, как только немного оправлюсь. Будет
гораздо  лучше, думал я, приобрести лошадь. И я провел боль-
шую часть утра, разрабатывая план похищения лошади и бегства
в окраины.
     В полдень заглянул инспектор. Он принес с собой коробку
конфет. Я надеялся разузнать у него, конечно осторожно, что-
нибудь  о реальном характере окраин. В конце концов, он, как
специалист  по  отклонениям, должен был знать об этом больше
других. Но потом я решил, что это будет не слишком умно.
     Он мне нравился и был добр, но он выполнял свои обязан-
ности.  Вопросы  свои  он  задавал дружески. Жуя конфету, он
спросил меня:
     - Долго  ли  ты был знаком с ребенокм Вендеров, кстати,
как ее зовут?
     Я ответил ему, потому что сейчас это уже не было смысла
скрывать.
     - Давно ли ты знал, что у Софи отклонение?
     Я подумал, что правда не ухудшит положения.
     - Довольно давно.
     - И сколько же времени?
     - Думаю, месяцев шесть, - сказал я.
     Он поднял брови и серьезно посмотрел на меня.
     - Плохо, - сказал он. - Это то, что мы называем укрыва-
тельством. Ты ведь знаешь, что это запрещено?
     Я  отвел глаза. Ерзая в постели, я пытался избежать его
пристального  взгляда,  но  вынужден был привыкнуть - болела
спина.
     - Ее  отклонение  было  не таким, про которое говорят в
церкви, - попытался  объяснить я ему. - Всего лишь маленький
палец на ноге.
     Инспектор взял еще одну конфету и протянул мне коробку.
     - ...  И каждая нога должна заканчиваться пятью пальца-
ми, - процитировал он. - Ты помнишь это?
     - Да, - подтвердил я с печальным видом.
     - Любая  часть  определения так же важна, как и все ос-
тальное, и если ребенок под него не подходит, он не человек,
а  следовательно, у него нет души. Он не образ бога, а имми-
тация,  ведь  в  иммитации  всегда есть какая-нибудь ошибка.
Только  господь  производит  совершенство. И хотя отклонения
могут  выглядеть  совсем  как мы, они не настоящие люди. Они
совсем  другие.  Когда  началось  Наказание, было тоже много
отклонений, но с ними не боролись. Только потом их поместили
в специальное место, но было уже поздно.
     Я немного подумал.
     - Но  Софи  совсем не другая. У нее не было никаких от-
клонений, - сказал я.
     - Ты  лучше  поймешь  это,  когда станешь старше, но ты
знал определенно и должен был понять, что Софи - отклонение.
Почему ты не рассказал о ней отцу или мне?
     Я  рассказал  ему  о  моем  сне, в котором отец убивает
Софи. Он задумчиво следил за мной. Потом кивнул:
     - Понятно. Но за богохульство не убивают, подобно прос-
тупкам.
     - А что с ними делают?
     Он уклонился от ответа и продолжал:
     - Мы обязаны включить твое имя в доклад. Хотя твой отец
уже  принял  меры,  я  не  могу  оставить это так. Это очень
серьезное  дело. Дьявол посылает нам отклонения, чтобы осла-
бить  нас  и  осквернить.  Иногда  ему удается создать очень
удачную  иммитацию, поэтому мы должны быть очень внимательны
к  ошибкам,  потому  что  ошибка, хотя быть может маленькая,
всегда  есть.  И  о любой ошибке нужно сразу же сообщать. Ты
запомнил это на будущее?
     Я  отвел глаза. Инспектор остается инспектором. Он важ-
ная  персона, и все же я не верил, что Софи дьявол. Я не мог
понять,  как  очень маленький палец на ноге приводит к такой
огромной разнице.
     - Софи мой друг, - сказал я, - мой лучший друг.
     Инспектор  посмотрел  на  меня, потом покачал головой и
вздохнул.
     - Верность другу большая добродетель, но есть еще боль-
шая  верность...  Однажды  ты  поймешь это. Верность чистоте
расы... - Он  замолчал,  так  как открылась дверь. Вошел мой
отец.
     - Их  поймали,  всех  троих, - сказал он инспектору и с
отвращением посмотрел на меня.
     Инспектор  быстро встал, и они вышли. Я смотрел на зак-
рытую  дверь. Беспомощность моего положения угнетала меня. Я
услышал собственные рыдания, слезы побежали у меня по щекам.
То  был  момент,  когда я познал, что значит - страдать, что
значит - стыдиться,  что  значит - отчаяться.  Он  во многом
повлиял на мою дальнейшую жизнь.
     Я  пытался  перестать  плакать, но не мог. Боль в спине
была  забыта.  Ужасное  известие,  принесенное отцом, ранило
гораздо больше и больнее. Я чуть не задохнулся от отчаяния.
     Дверь вновь отворилась. Я отвернулся к стене. В комнате
зазвучали  шаги.  Чья-то рука опустилась на мое плечо. Голос
инспектора произнес:
     - Ты  тут  ни при чем, старина. Их задержал патруль со-
вершенно случайно, в двадцати милях отсюда.



                        ..........



     Через несколько дней я сказал дяде Акселю:
     - Я хочу убежать.
     Он прекратил работу и заду