в какой он вы-
рос, а не измененная промышленными выбросами и радиоактивны-
ми отходами.
     Эта  биосфера,  состоящая  из  бесчисленного количества
компонентов,  часть  которых  употреблялась  в  пищу,  часть
сжигалась  и уничтожалась, часть видоизменялась, при ближай-
шем  рассмотрении  оказалась  единой.  Из  нее ничего нельзя
было  изъять  безнаказанно.  Каждый мельчайший биологический
вид,  каждый  кусок  территории  со  своей  фауной и флорой,
каждый  кубометр  воды, участвующий во всеобщем круговороте,
являлся необходимым звеном в единой цепи жизни.
     Рано  или  поздно,  разрыв каждой такой цепи приводил к
необратимым изменениям.
     Еще недавно мы привыкли смотреть на болота  как на пус-
топорожние,  "бесполезные" пространства,  которые необходимо
осушить, раскорчевать, обработать.  Правота такой точки зре-
ния  казалась столь очевидной,  что  человек  с присущим ему
пылом  принялся за уничтожение болот и преобразование приро-
ды  по своему усмотрению. Результаты не замедлили сказаться.
Причем  совершенно  не  те, на которрые человек рассчитывал.
Вместе  с  болотами  стали  исчезать  реки, леса, пересыхать
поля.  Там,  где  еще  недавно зеленели луга и сочные поймы,
пронеслись  первые  черные  бури,  разрушавшие, уносившие за
мгновения  всю  ту  благородную почву, которая накапливалась
тысячелетиями...  Так  оказалось,  что болота - огромные ре-
зервуары воды,  приготовленные природой на аварийный случай,
резервации растительной жизни  на случай засухи  и  пожаров,
которые останавливаются у его края или опаляют болото только
поверху. Как человек запасает на случай пожара огнетушители,
бочки с водой и ящики с песком,  так предусмотрительная при-
рода, создавшая жизнь,  во множестве запасла болота,  где не
только человек,  но  и  все живое в критический момент может
найти убежище и поддержку...
     Понемногу  я  стал  понимать, что Наказание возникло не
на  пустом  месте  и не из-за какой-либо вины перед богом, а
каждодневно  подготавливалось людьми. И быть оно могло в лю-
бой  форме,  которая  была  следствием  либо земных условий,
либо  условий  развития  разума  во  вселенной, либо синтеза
того  и  другого,  как,  собственно,  и  получилось у нас на
Земле в результате Посещения.
     "...Однажды и только однажды в ходе своего планетарного
бытия Земля могла создать оболочку жизни.  Точно так же лишь
единожды эта жизнь оказалась  в состоянии подняться  на сту-
пень сознания. Одно время года для мысли, как одно время го-
да для жизни.  Не надо забывать,  что вершину древа  с этого
момента составляет  человек.  Человек  не сотворен таким  уж
могучим,  чтобы ему не требовалось сузить окружающий его мир
и соорудить себе какое-нибудь укрытие...  Адам и Ева по пре-
данию обзавелись лиственным кровом раньше, чем одеждой.  Че-
ловеку  был  нужен  дом  и тепло - сначала тепло физическое,
потом тепло привязанностей.  У людей есть все:  красота, лю-
бовь, тепло,  у них есть все это с древнейших времен, и поэ-
тому им нужно только тепло, любовь, доброта, внимание, чтобы
полностью раскрыться.  Значит, глупо сокрушаться из-за гнус-
ности ушедшего мира.  Нужно строить свой, но не забывать про
прошлое.  А  если вас огорчает и даже ужасает невозвратность
однажды утраченного счастья,  однократно  полученной  жизни,
единственного друга или милой сердцу,  то  стоит  уничтожить
этот риск мгновенной потери содержания целой жизни  - и про-
падет все величие и святость жизни,  ее  прелесть,  доблесть
души и правда Земли.  Людям трудно вообразить мир без  себя.
"Да здравствует мир без меня!"  -  Это  хорошо,  великодушно
сказано, однако предпочтительней мир со мной, в крайнем слу-
чае - я без мира. Соглашаться с тем, что мир будет существо-
вать без тебя, крайне трудно, сознание этому  противится.  И
тогда - у скольких! - Звериная, кошачья хватка:  пусть  все,
что угодно, только бы я! Пусть весь мир перестанет существо-
вать,  но лишь бы  -  я, я, я вот сейчас,  вот в эту минуту!
Лишь бы я существовал!..
     Чуть отдышавшись, они прибавляют: "...И при этом непло-
хо чтоб существовал! Любой ценой!"
     И тогда им назначают цену...
     Так  уничтожается  тепло  привязанностей, так рождается
потребитель.  Потребитель - всегда только разрушитель, пусть
даже  потенциальный. Чтобы стать созидателем, надо научиться
сохранять  существующее.  Наука эта настолько сложна,  что и
сейчас,  через  два с половиной миллиона лет, как я исчисляю
древо  человеческое,  далеко  не  каждый  из нас оказывается
охранителем.  Не  охранником, нет (для этого нужно не созна-
ние,  подготовленное  жизнью  и  бытом  многих  поколений, а
всего  лишь  приказ  и  дубинка), а охранителем - по любви и
пониманию,    по   способности  к  самоотречению, - чтобы  в
охраняемое  вложить  всего  себя  не для сегодняшнего, а для
завтрашнего  дня,  для других поколений, ради которых и твоя
жизнь согрета огнем далекого костра предков.
     Тот  человек,  вооруженный топором, копьем, но отграни-
ченный  пламенем  костра от окружавшей его природы, которая,
казалсь  ему,  тонет в беспросветном мраке, еще не был чело-
веком.  Он не мог претендовать на это высокое звание потому,
что  его  глаза  слепили  голод,  желание  и костер, который
не  столько освещал мир, сколько превратно толковал его, ут-
верждая  свет,  жизнь,  истину только в освещенном им круге.
На  самом же деле все это лежало вне его пределов. Дочеловек
именно  боролся с природой, уничтожая ее, разрушая, сокрушая
ударами  топора,  навязывая  ей свое собственное сопротивле-
ние, наделяя ее собственными яростью и страхом.
     Мне  часто кажется, что мы, живущие сейчас, вновь те же
люди.  Мы  ограничили  себя  кругом  веры и, пусть внутренне
критикуемой,  покорностью  всем решениям правительства. Все,
что  написано  в наших догматах, и все, что высказано нашими
чуткими  и  мудрыми вождями, неукоснительно признается един-
ственно  верным,  не  подлежащим не только сомнению, но даже
осмыслению.  Мы  считаем, что верно и нравственно только то,
что  лежит внутри одобренного верой и постановлениями круга.
мы  уничтожаем  отклонения,  уничтожаем ростки всего нового,
того  нового,  что  не  укладывается  в рамки ранее принятых
законов,  удовлетворяющих  вождей  и их окружение. И борются
за  чистоту  перед лицом господа не охранители, а охранники.
Перед  нами  лежит  мир чудес, мир, ждущий наших рук и умов,
мир,  ждущий  и ищущий в нас не мелочных, фанатичных и огра-
ниченных    надзирателей,  а  внимательных  друзей,  старших
братьев,  являющихся гармоничной частью всего сущего, частью
единого  целого,  неотделимой частью разума вселенной. Нужно
выйти  за  пределы  нашего круга, сделать то, что не удалось
нашим  предкам,  но  что они завещали нам. Свободу и счастье
целовек  приобретет  не  от церкви, не от правительства - от
них  мир  лишь переполняется приказами: "делай, как я, не то
арестую!  Молись,  как  я, не то изобью!" - А от внутреннего
самовоспитания,  раскрытия  в себе умения понимать красоту и
сложность  мира,  умения разделять чистоту и грязь, правду и
ложь,  заблуждения  и  продуманную  корысть.  И  при этом не
бояться...
     У  древнего  человека  было достаточно сил и жизнестой-
кости,  чтобы  выжить  в этой борьбе, понять кое-какие идеи,
воплотить  их  в  орудия из дерева, камня, кости, защититься
от  первого  натиска  стихий.  Но к созиданию и преображению
природы  он  мог прийти тоже только через понимание и наблю-
дение.  Для  этого  требовалось  не  противостояние. Человек
должен  был  почувствовать себя заодно с природой, увидеть в
ней  не противника, а союзника, во всяком случае партнера...
То  же предстоит и нам. Осознанная любовь к своему народу не
соединима  с  ненавистью  к  другим.  Любя  свой народ, свою
семью,  скорее  будешь  любить другие народы, другие семьи и
людей,  пусть даже они отличаются от тебя, от твоего народа.
Даже  если  они  отклонения.  В  каждом  человеке существует
общая  настроенность  на ненависть или на любовь, на отъеди-
нение  себя  от  других или на признание чужого - не всякого
чужого,  конечно,  а лучшего в чужом, не отделимая от умения
заметить  это лучшее. В этом сила людей, которая позволит им
пройти  через  вселенную.  Эта  сила  напомнит нам нашу соб-
ственную  забытую  историю,  шаг  за шагом проведет по ней и
покажет,  что  не  войны,  не  страх  и ненависть, а дружба,
сотрудничество  с  окружающим миром и взаимопонимание позво-
лят  нам выстоять, вырасти и найти свой путь в трудных кори-
дорах  времени - путь,  который  сейчас  еще далек от своего
конца,  и  от которого, возможно, зависит нечто большее, чем
сохранение жизни на нашей родной планете..."
     Читая,  я  начинал видеть наш мир, свои поступки, пове-
дение  дяди Акселя, моего отца и других в совсем ином свете.
Мне  было  горько,  что  я  тратил  и трачу свои способности
исключительно  на  приспособленчество,  что не понимал этого
раньше.  Досадовал,  что  дядя  Аксель  дал мне прочесть это
только  теперь,  хотя  осознавал, что раньше я не был доста-
точно  зрел, чтобы сделать правильные выводы из прочитанного
и  мог  бы наделать массу глупостей. Во мне рождалось что-то
новое  и  прекрасное.  Ясно,  что немедленно за чтением я не
стал  бы другим, но книги вкладывали в меня все то, что рано
или  поздно, после беспощадных раздумий, поставило бы меня в
ряды  искателей и борцов за человечность, рядом с Мортеном и
его товарищами.
     Я продолжал читать про события во время Наказания..
     "...  Одновременно  сползали  с  гор  ледники, сокрушая
отмеченные  на картах леса, деревни, церкви, погребая пашни,
дороги,  перевалы.  Лежали  мертвые на осклизлой, растоптан-
ной,  мокрой  земле,  в грязи, в налитых водой колеях, в на-
полненных  грязной  жижей  кюветах  у дороги. В это время на
равнинах  и  в  горах  поднимался  уровень  озер, затапливая
пойму  и берега, поднимался уровень внутренних морей, насту-
павших  на  стены  прибрежных  городов,  выгонявших  из  нор
животных  и змей, от которых людям приходилось спасаться как
и  от  волн. А в местах, где зона демонстрировала свою мощь,
растрескавшиеся  такыры пересыхающих озер наполнялись "живым
туманом".  Жители гор опускались в предгорья, а понизившийся
уровень  мирового  океана  открывал  для  человека очередную
плоскость  морской  террасы.  И в это же время в лесной зоне
под  ударами  ядерных  устройств, торфяники наполнялись вла-
гой,  выросший  было  на  них лес погибал, и мягкий мохнатый
торф  из  круглых  озер  обволакивал  пни и остатки деревень
аборигенов...
     Так продолжалось недолго...
     Перемена  наступала  незаметно.  Она начинала ощущаться
много  позже того, как невидимый маятник достигал определен-
ного  ему  предела  и  начинал  с  усилием продираться назад
сквозь  вязкое,  тормозящее  его  ход  пространство времени.
Только  благодаря  подвигу кандида, понявшего и остановивше-
го  "Часы жизни", сила зоны была подорвана. Переход к проти-
воположному  состоянию  совершался долго. Он походил на пла-
номерное,  медленное наступление невидимых армий, выпивающих
степные  ручейки, озера, чуть ли не вдвое сокращавших обшир-
ные  водоемы,  понижавших  уровень грунтовых вод, иссушавших
материки  и  загонявших  вверх, к бесплодным каменным верши-
нам,  горные ледники. Горели леса, дымились высохшие торфян-
ники  в  зоне, пересыхали степи, в воздухе носилась радиоак-
тивная пыль и серые хлопья "живого тумана".
     Если  период  военных действий был короток, энергичен и
катастрофичен - на  морях  бушевали  штормы, гигантские при-
ливные  волны  обрушивались  на  берега,  "всемирные потопы"
погребали  под  слоями "сосущего ила" города, которые еще не
были  уничтожены  атомной  атакой, сверкающие глэтчеры обру-
шивались  в  долины  хаосом  ледяных  глыб и оползнями, - то
засушливая  фаза  агонии  зоны подкрадывалась исподволь. Она
обманывала   временным  увеличением  дождливых  дней,  порою
общим  похолоданием, туманами. Тогда казалось, что Странники
вернулись.  А  между  тем, год от году иссякали источники, и
земля,  принимающая всезатопляющий ливень, оказывалась вско-
ре сухой, растрескавшейся и обнаженной.
     Можно  считать доказанным, что биосфера зоны была тесно
связана  с  биосферой  Земли,  а потрясения, нанесенные био-
сфере  зоны,  с  неизбежностью привели к изменениям экологи-
ческих  связей  Земли.  Если человек не мог приспособиться к
изменившимся  условиям,  он  погибал  или оказывался в свое-
образном  эволюционном  тупике, где с трудом поддерживал раз
достигнутый  уровень.  Изменение образа жизни, пищи, внешних
условий,  а  вместе  с  ними  и биохимии организма неизбежно
должно  было  привести  к  изменению наследственности. Такое
положение  заставляет  задуматься  над следующим вопросом: в
каком  направлении под влиянием изменившейся природной среды
и среды искусственной менялся генетический код человека? Как
это  происходило,  в  какие  сроки,  к чему приводило - пока
неизвестно.  А  значит,  и  к  отклонениям  нельзя подходить
только  с  меркой  божественного  соответствия.  Кто  знает,
может, некоторые из них - наше будущее.
     Создание    мутантов  отрывало  человека  от  биосферы,
укрепляло  его  позиции, делало его относительно независимым
от  климата,  территории, естественных ресурсов. Одновремен-
но  это отторжение ослабляло человека как биологический вид.
Борьба  за  существование  из  плана физического оказывалась
перенесенной  в область знания, область мысли, неосферу. Это
относится  к  тем мутантам, которые дали человеку отличия не
столько  внешние, сколько внутренние, резко расширяющие спо-
собности  и возможности людей. Возможно, эти способности бы-
ли  давно  заложены в людях, но до сего момента находились в
"затемненном"  состоянии.  И  если  прежде  выживал наиболее
сильный,  наиболее ловкий, наиболее выносливый, то с течени-
ем  времени его место займет наиболее гибкий, наиболее опыт-
ный  человек, представляющий уже не биологическую единицу, а
социальную  группу. Кооперация, как правило, до сих пор была
кратковременной,  от  случая к случаю. Люди объединялись для
коллективной  охоты,  постройки  общественного  дома, загона
для  животных, на рыбной ловле. Семья была единственной пос-
тоянной  общественной  единицей,  и вопрос ее существования,
кроме  критических  ситуаций, связанных с жизнью поселка или
города,  зависел  от нее самой. Немощным и хилым приходилось
плохо.  Для  жизни  требовался  доброкачественный,  здоровый
человеческий материал.
     С  развитием  человеческих способностей все изменяется.
Будущее  достигается  не  на срезе сегодняшнего дня. Понять,
предугадать  и  объяснить  его можно, только помня о прошлом
и  зная  его. Если человек смутно представляет своих родите-
лей,  не  знает,  какими  были  его деды и прадеды,  а знает
лишь  образ  господа,  то  для него будет загадкой его собс-
твенный  ребенок.  В  самом  деле,  какие черты характера он
может  унаследовать?  Какие  таланты  в нем проявятся? Какие
наследственные  болезни наложили отпечаток на его генетичес-
кий код?.."
     Читая,  я  понимал  значение не всех слов, видимо, дядя
Аксель  был  прав,  говоря, что автор много успел понять так
хорошо,  что  не счел нужным объяснить. А может, он надеялся
объяснить  все  по  прибытии  в  Риго?  Теперь  этого уже не
узнать.  Но  несмотря на это, общий смысл написанного, дейс-
твительно,  был  ясен  и понятен. У меня словно раскрывались
глаза.  Теперь я мог совсем по-другому воспринимать написан-
ное  Баневым  и  другими  пророками  древности. Теперь я мог
быть  достойным  учеником великих учителей. Теперь я мог бо-
роться,  зная, что я отстаиваю, и не стесняясь своих способ-
ностей.  Воздействие  этой  книги я мог сравнить разве что с
осознанеим своей непохожести на нормальных людей.
     Я заканчивал чтение, когда уже темнело.
     "...Путь,  ведущий  исследователя  в космос через ритмы
биосферы  и  глубинные тайны нашей планеты, заманчив и увле-
кателен.  Земной  шар  покачивается  в "солнечном ветре" над
твоими  ладонями.  И  все  же  изучение прошлого без попытки
изучить - хотя  бы  в  малой  степени - его  созидателей мне
представляется неэтичным.
     Потому что человек...
     Но  что  же  такое человек? - Перебиваю я сам себя. Что
значит  его история, та, казалось бы, давно превратившаяся в
пыль,  стертая  ледниками,  похороненная  в  глубине  озер и
морей,  занесенная  песками пустынь, периодически превращав-
шихся  в  зеленые  саванны?  Зачем  разбираться  в  прошлом,
склеивая  его,  как  склеивают  черепки  разбитого горшка, в
котором  уже  ничего не сварить? Но этот склеенный из облом-
ков  горшок  приобретает над нами магическую власть, и, заб-
росив  сиюминутные,  более  практические  и  важные дела, мы
прикасаемся  к  нему, рассматриваем его, спорим о его проис-
хождении,  назначении, судьбе, как будто бы от этого зависит
судьба нас или наших детей.
     Может быть, так оно и есть?
     Индивидуальность - это  память. Лишите человека памяти,
сплетенной  из солоноватости вкуса первого поцелуя, от кото-
рого  кружилась  голова и дрожали ноги, из нежной ласки сол-
нечного  луча,  скользнувшего  по подушке после беспамятства
болезни,  из  запаха трав за околицей, отмечавших первый шаг
в  большой  и  неведомый  мир,  когда беспричинна радость, и
жизнь   кажется   почти   полетом,  лишите  человека   стыда
проступка,  о  котором  никто  не  знает, горечи слез первой
утраты - и что останется от него?
     Так,  может  быть,  прошлое  и есть коллективная память
человечества,  без  которой оно станет идиотом, живущим сию-
минутными отправлениями?
     Если  это  не так, откуда же у человека этот непреходя-
щий  интерес  к  прошлому,  в  которое  он  как  в  саркофаг
помещает  свое происхождение, идеалы, мечты, надежды, словно
все  лучшее,  все,  ради  чего  стоит жить, бороться и, если
надо,  умирать,  находится не в настоящем, не в будущем, а в
давно прошедшем?
     Мне  приходилось  говорить  о прошлом с разными людьми.
Не  только  о глубокой древности, но и о событиях столетней,
а  то  и  меньшей  давности. И всякий раз удавалось отметить
момент,  когда интерес к прошедшему оказывался выше интереса
к  настоящему.  Не  так  ли  из  смутного в детстве сознания
добытия  рождается  интерес  к  неведомому,  существовавшему
раньше  нас, - интерес  к  предметам,  людям, событиям? Пыт-
ливый,  обретающий  гибкость  ум  лижет  мысли ушедших эпох,
пытаясь  постичь заключенные в них идеи, уловить аромат вре-
мени,  как огонь лижет сухие ветки разгорающегося костра. Он
питается  вещественностью исчезнувших миров и взвивается яр-
ким  пламенем мысли, надеясь проникнуть сквозь время, просо-
читься  по капиллярам трещин обожженного кварца к его сохра-
нившейся середине.
     И  каждый  раз это приводило к человеку. Он существовал
как  знак  интеграла,  как  бы  объединяя  собой все и давая
смысл  всему  существующему  в  мире: тот "микрокосм" мысли-
телей,  который  в  нашем сознании занял срединное положение
между двумя бесконечностями микро и макромира.
     Да  и могло ли быть иначе? Не потому ли возникла наука,
возникла  из  напряженного  стремления  к  постижению себя и
мира,  к  снятию  мучительного противоречия в сознании между
"я"  и "не-я", к утверждению человека в мире, - что, сколько
бы  ни  говорить  о возможных "случайностях",  конечным про-
дуктом  земной  биосферы (а вместе с ней и космоса) оказыва-
ется именно человек?
     Само  существование  человека есть факт непрерывно для-
щегося  "акта творения". Согласно древним источникам, он на-
чался  взрывом  нейтронной среды сверхновой, привел к созда-
нию  биосферы,  а  ее  эволюция,  в  свою очередь, привела к
возникновению  человека - феномена,  в  отличие  от всей ос-
тальной  материи  несущего  в  себе  настойчивую потребность
самопознания  и самопостижения. Это и есть грань, отделяющая
че