Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
ко снижая общие высокие показатели. Нашей
ближайшей задачей становится теперь упразднение случайностей, производящих
хаос, нарушающих единый ритм и вызывающих снижение темпов.
$3. В связи с вышеизложенным предлагается в дальнейшем рассматривать
проявления всякого рода случайностей незакономерными и противоречащими
идеалу организованности, а прикосновенность к случайностям
(пробабилитность) - как преступное деяние, либо, если прикосновенность к
случайности (пробабилитность) не влечет за собой тяжких последствий, - как
серьезнейшее нарушение служебной и производственной дисциплины.
$4. Виновность лица, прикосновенного к случайности (пробабилитика),
определяется и измеряется статьями Уголовного Уложения NN 62, 64, 65
(исключ. пп. С и О), 113 и 192 п.К или $$ Административного Кодекса 12, 15
и 97.
ПРИМЕЧАНИЕ: Смертельный исход прикосновенности к случайности
(пробабилитности) не является как таковой оправдывающим, либо смягчающим
обстоятельством. Осуждение, либо взыскание в этом случае производится
посмертно.
$5. Настоящая Директива дана .... месяца .... дня .... года. Обратной
силы не имеет.
Подпись: ДИРЕКТОР УПРАВЛЕНИЯ (........)"
Перец облизал пересохшие губы и перевернул страницу. На следующем
листе был приказ об отдаче под суд, сотрудника Группы Научной охраны
Х.Тойти в соответствии с Директивой "О привнесении порядка" за злостное
потакание закону больших чисел, выразившееся в поскользнутии на льду с
сопутствующим повреждением голеностопного сустава, каковая преступная
прикосновенность к случайности (пробабилитность) имела место 11 марта с.г.
Сотрудника Х.Тойти предлагалось впредь во всех документах именовать
пробабилитиком Х.Тойти...
Перец щелкнул зубами и посмотрел следующий листок. Это тоже был
приказ: о наложении административного взыскания - штрафа в размере
четырехмесячного жалования посмертно на собаковода вооруженной охраны Г.
де Монморанси, "беспечно позволившего себе быть пораженным атмосферным
разрядом (молнией)". Дальше шли заявления об отпусках, просьбы об
единовременном пособии по случаю утери кормильца и объяснительная записка
некоего Ж. Люмбаго относительно пропажи какой-то катушки...
- Какого черта! - сказал Перец вслух и снова прочитал проект
Директивы. Он вспотел. Проект был отпечатан на меловой бумаге с золотым
обрезом. Посоветоваться бы с кем-нибудь, тоскливо подумал Перец, этак я
совсем пропаду...
Тут дверь распахнулась, и в кабинет, толкая перед собой столик на
колесиках, вошла Алевтина, одетая очень изысканно и модно, со строгим и
серьезным выражением на умело подкрашенном и припудренном лице.
- Ваш завтрак, - сказала она деликатным голосом.
- Закройте двери и идите сюда, - сказал Перец.
Она закрыла дверь, толкнула столик ногой и, поправляя волосы, подошла
к Перецу.
- Ну что, пупсик? - сказала она, улыбаясь. - Доволен ты теперь?
- Слушай, - сказал Перец. - Ерунда какая-то. Ты почитай.
Она села на подлокотник, левой обнаженной рукой обняла Переца за шею,
а правой обнаженной рукой взяла Директиву.
- Ну, знаю, - сказала она. - Все правильно. В чем дело? Может быть
тебе Уголовное Уложение принести? Прежний директор тоже ни одной статьи и
не помнил.
- Да нет, подожди, - нетерпеливо сказал Перец. - При чем здесь
Уложение... при чем здесь Уложение! Ты читала?
- Не только читала, но и печатала. И стиль правила. Домарощинер ведь
писать не умеет, он и читать-то только здесь научился... Кстати, пупсик, -
сказала она озабоченно, - Домарощинер там ждет, в приемной, ты его во
время завтрака прими, он это любит. Он тебе бутерброды делать будет...
- Да плевал я на Домарощинера! - сказал Перец. - Ты мне объясни, что
я...
- На Домарощинера плевать нельзя, - возразила Алевтина. - Ты у меня
еще, пупсик, ты у меня еще ничего не понимаешь... - она надавила Перецу на
нос, как на кнопку. - У Домарощинера есть два блокнотика. В один блокнотик
он записывает, кто что сказал - для директора, а в другой блокнотик он
записывает, что сказал директор. Ты, пупсик, это имей в виду и никогда не
забывай.
- Подожди, - сказал Перец. - Я хочу с тобой посоветоваться. Вот эту
Директиву... этот бред я подписывать не буду.
- Как это - не будешь?
- А вот так. У меня рука не подымется - такое подписать.
Лицо Алевтины стало строгим.
- Пупсик, - сказала она. - Ты не упирайся. Ты подпиши. Это же очень
срочно. Я тебе потом все объясню, а сейчас...
- Да что тут объяснять? - сказал Перец.
- Ну, раз ты не понимаешь, значит, тебе нужно объяснить. Вот я тебе
потом и объясню.
- Нет, ты мне сейчас объясни, - сказал Перец. - Если можешь, -
добавил он. - В чем я сомневаюсь.
- Ух ты, мой маленький, - сказала Алевтина и поцеловала его в висок.
Она озабоченно поглядела на часы. - Ну, хорошо, ну, ладно.
Она пересела на стол, подложила под себя руки и начала, глядя
прищуренными глазами поверх головы Переца:
- Существует административная работа, на которой стоит все. Работа
эта возникла не сегодня и не вчера, вектор уходит своим основанием далеко
в глубь времен. До сегодняшнего дня он овеществлен в существующих приказах
и директивах. Но он уходит и глубоко в будущее, и там он пока еще только
ждет своего овеществления. Это подобно прокладке шоссе по трассированному
участку. Там, где кончается асфальт, и спиной к готовому участку стоит
нивелировщик и смотрит в теодолит. Этот нивелировщик - ты. Воображаемая
линия, идущая вдоль оптической оси теодолита, есть неовеществленный
административный вектор, который из всех людей видишь только ты и который
именно тебе надлежит овеществлять. Понятно?
- Нет, - сказал Перец твердо.
- Это неважно, слушай дальше... Как шоссе не может свернуть
произвольно влево или вправо, а должно следовать оптической оси теодолита,
так и каждая очередная директива должна служить континуальным продолжением
всех предыдущих... Пупсик, миленький, ты не вникай, я этого сама ничего не
понимаю, но это даже хорошо, потому что вникание порождает сомнение,
сомнение порождает топтание на месте, а топтание на месте - это гибель
всей административной деятельности, а следовательно, и твоя, моя и
вообще... Это же азбука. Ни единого дня без директивы, и все будет в
порядке. Вот эта Директива о привнесении порядка - она же не на пустом
месте, она уже увязана с предыдущей Директивой о неубывании, а та увязана
с Приказом о небеременности, а этот Приказ логически вытекает из
Предписания о чрезмерной возмутимости, а оно...
- Какого черта! - сказал Перец. - Покажи мне эти предписания и
приказы... Нет, лучше покажи мне самый первый приказ, тот, который в
глубине времен.
- Да зачем это тебе.
- То есть как - зачем? Ты говоришь, что они логично вытекают. Не верю
я этому!
- Пупсенька, - сказала Алевтина. - Все это ты посмотришь. Все это я
тебе покажу. Все это ты прочитаешь своими близоруконькими глазками. Но ты
пойми: позавчера не было директивы, вчера не было директивы - если не
считать пустякового приказика о поимке машинки, да и то устного... Как ты
думаешь, сколько времени может стоять Управление без директив? С утра уже
сегодня неразбериха: какие-то люди ходят везде и меняют перегоревшие
лампочки, ты представляешь? Нет, пупсик, ты как хочешь, а Директиву
подписать надо. Я ведь добра тебе желаю. Ты ее быстренько подпиши, проведи
совещание с завгруппами, скажи им что-нибудь бодрое, а потом я тебе
принесу все, что ты захочешь. Будешь читать, изучать, вникать... Хотя
лучше, конечно, не вникай.
Перец взялся за щеки и потряс головой. Алевтина живо соскочила со
стола, обмакнула перо в черепную коробку Венеры и протянула вставочку
Перецу.
- Ну, пиши, миленький, быстренько... Перец взял перо.
- Но отменить-то ее можно будет потом? - спросил он жалобно.
- Можно, пупсик, можно, - сказала Алевтина, и Перец понял, что она
врет. Он отшвырнул перо.
- Нет, - сказал он. - Нет и нет. Не стану я этого подписывать. На кой
черт я буду подписывать этот бред, если существуют, наверное, десятки
разумных и толковых приказов, распоряжений, директив, совершенно
необходимых, _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ необходимых в этом бедламе...
- Например? - живо сказала Алевтина.
- Да господи... Да все, что угодно... Елки-палки... Ну хоть...
Алевтина достала блокнотик.
- Ну хотя бы... Ну хотя бы приказ, - с необычайной язвительностью
сказал Перец, - сотрудникам группы Искоренения самоискорениться в
кратчайшие сроки. Пожалуйста! Пусть все побросаются с обрыва... или
постреляются... Сегодня же! Ответственный - Домарощинер... Ей богу, от
этого было бы больше пользы...
- Одну минуту, - сказала Алевтина. - Значит, покончить самоубийством
при помощи огнестрельного оружия сегодня до двадцати четырех ноль-ноль.
Ответственный - Домарощинер... - она закрыла блокнот и задумалась. Перец
смотрел на нее с изумлением. - А что! - сказала она. - Правильно! Это даже
прогрессивнее... Миленький, ты пойми: не нравится тебе директива - не
надо. Но дай другую. Вот ты дал, и у меня больше нет к тебе никаких
претензий...
Она соскочила на пол и засуетилась, расставляя перед Перецом тарелки.
- Вот тут блинчики, вот тут варенье... Кофе в термосе, горячий, не
обожгись... Ты кушай, а я быстренько набросаю проект и через полчаса
принесу тебе.
- Подожди, - сказал ошеломленный Перец. - Подожди...
- Ты у меня умненький, - сказала Алевтина нежно. - Ты у меня молодец.
Только с Домарощинером будь поласковее.
- Подожди, - сказал Перец. - Ты что, смеешься?
Алевтина побежала к дверям, Перец устремился за нею с криком: "Не
сходи с ума!", но схватить не успел. Алевтина скрылась, и на ее месте, как
призрак, возник из пустоты Домарощинер. Уже прилизанный, уже почищенный,
уже нормального цвета и по-прежнему готовый на все.
- Это гениально, - тихо сказал он, тесня Переца к столу, - это
блестяще. Это, наверное, войдет в историю...
Перец попятился от него, как от гигантской сколопендры, наткнулся на
стол и повалил Тангейзера на Венеру.