ращаясь   к   моншеру
Брандскугелю. Который час?
     Моншер Брандскугель посмотрел на свои ручные часы, подумал и сказал:
     - Я не знаю.
     Тогда Перец нагнулся к его уху и прошептал:
     - Я никому не скажу. Ни-ко-му.
     Моншер Брандскугель  колебался.  Он  нерешительно  потрогал  пальцами
пластиковый жетон со своим  именем,  украдкой  огляделся,  нервно  зевнул,
снова огляделся и, надвинув плотнее маску, ответил шепотом:
     - Я не знаю.
     Затем он встал и поспешно удалился в другой угол приемной. Секретарша
сказала:
     - Перец, ваша очередь.
     - Как моя? - удивился Перец. - Я же четвертый.
     - Внештатный сотрудник Перец, - повысив голос, сказала секретарша.  -
Ваша очередь.
     - Рассуждает... - проворчал кто-то.
     - Вот таких нам надо гнать... - громко сказали слева.  -  Раскаленной
метлой!
     Перец поднялся. Ноги у него были как ватные. Он бессмысленно пошаркал
себя ладонями по бокам. Секретарша пристально глядела на него.
     - Чует кошка, - сказали в приемной.
     - Сколько веревочке ни виться...
     - И вот такого мы терпели!
     - Извините, но это вы терпели. Я его в первый раз вижу.
     - А я, между прочим, тоже не в двадцатый.
     - Ти-ше! - сказала секретарша, повысив голос. - Соблюдайте тишину!  И
не сорите на пол - вот вы, там... да-да, я  вам  говорю.  Итак,  сотрудник
Перец, вы будете проходить? Или вызвать охрану?
     - Да, - сказал Перец. - Да, я иду.
     Последним, кого он видел в приемной, был Брандскугель, загородившийся
в углу креслом, оскаленный, присевший, с рукой в заднем  кармане  брюк.  А
потом он увидел директора.
     Директор оказался стройным ладным  человеком  лет  тридцати  пяти,  в
превосходно сидящем дорогом костюме. Он стоял у распахнутого окна и  сыпал
хлебные крошки голубям, толпившимся на подоконнике. Кабинет был  абсолютно
пуст, не было ни одного стула, не было  даже  стола,  и  только  на  стене
против окна висела уменьшенная копия "подвига лесопроходца Селивана".
     - Внештатный сотрудник Управления Перец?  -  чистым  звонким  голосом
произнес директор, поворачивая к Перецу свежее лицо спортсмена.
     - Д-да... Я... - промямлил Перец.
     -  Очень,  очень  приятно.  Наконец-то  мы   с   вами   познакомимся.
Здравствуйте. Моя фамилия Ахти. Много о вас наслышан. Будем знакомы.
     Перец, наклонившись от робости,  пожал  протянутую  руку.  Рука  была
сухая и крепкая.
     - А я вот, видите, голубей кормлю. Любопытная птица. Огромные  в  ней
чувствуются потенции. А как вы, мосье Перец, относитесь к голубям?
     Перец замялся, потому что терпеть не мог голубей. Но  лицо  директора
излучало такое радушие, такой живой интерес, такое  нетерпеливое  ожидание
ответа, что Перец совладал с собою и соврал:
     - Очень люблю, мосье Ахти.
     - Вы их любите в жареном виде? Или в тушеном? Я,  например,  люблю  в
пироге. Пирог с голубями и стакан хорошего полусухого  вина  -  что  может
быть лучше? Как вы думаете?
     И снова на лице мосье Ахти появилось выражение живейшего  интереса  и
нетерпеливого ожидания.
     - Изумительно, - сказал Перец. Он решил махнуть на  все  рукой  и  со
всем соглашаться.
     - А "Голубка" Пикассо! - сказал мосье Ахти. - Я сразу  же  вспоминаю:
"Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать, мгновения бегут  неудержимо..."  Как
точно выражена эта идея  нашей  неспособности  уловить  и  материализовать
прекрасное!
     - Превосходные стихи, - тупо сказал Перец.
     - Когда я впервые  увидел  "Голубку",  я,  как  и  многие,  вероятно,
подумал, что рисунок неверен или,  во  всяком  случае,  неестественен.  Но
потом по роду службы мне пришлось приглядеться к голубям, я вдруг осознал,
что Пикассо, этот чудодей, схватил то мгновение, когда  голубь  складывает
крылья перед приземлением. Его лапки уже касаются земли, но сам он  еще  в
воздухе, в полете. Мгновение превращения движения в неподвижность,  полета
в покой.
     - У Пикассо есть странные картины, которые я  не  понимаю,  -  сказал
Перец, проявляя независимость суждений.
     - О, вы просто недостаточно долго смотрели  на  них.  Чтобы  понимать
настоящую живопись, недостаточно два или три раза в год пройти  по  музею.
На картины нужно смотреть часами. Как можно чаще. И только  на  оригиналы.
Никаких репродукций. Никаких копий... Вот взгляните  на  эту  картину.  По
вашему лицу я вижу, что вы о ней думаете. И вы правы: это дурная копия. Но
вот если бы вам довелось ознакомиться с  оригиналом,  вы  бы  поняли  идею
художника.
     - В чем же она заключается?
     - Я попытаюсь вам объяснить, - с готовностью  предложил  директор.  -
Что вы  видите  на  этой  картине?  Формально  -  получеловека-полудерево.
Картина статична. Не виден, не улавливается переход от  одной  сущности  к
другой. В картине отсутствует главное - направление времени. А вот если бы
вы имели возможность изучить оригинал, вы бы поняли, что художнику удалось
вложить в изображение глубочайший символический смысл, что  он  запечатлел
не человеко-дерево и даже не превращение человека в  дерево,  а  именно  и
только превращение дерева в человека. Художник воспользовался идеей старой
легенды для того, чтобы изобразить возникновение новой личности. Новое  из
старого. Живое из мертвого. Разумное из косной  материи.  Копия  абсолютно
статична, и  все,  изображенное  на  ней,  существует  вне  тока  времени.
Оригинал же содержит время-движение! Вектор! Стрелу времени, как сказал бы
Эддингтон...
     - А где же оригинал? - спросил Перец вежливо.
     Директор улыбнулся.
     -  Оригинал,  разумеется,  уничтожен  как   предмет   искусства,   не
допускающий двоякого толкования. Первая и вторая копии тоже  из  некоторой
предосторожности уничтожены.
     Мосье Ахти вернулся к окну и локтем спихнул голубей с подоконника.
     - Так. О  голубях  мы  поговорили,  -  произнес  он  новым,  каким-то
казенным голосом. - Ваше имя?
     - Что?
     - Имя. Ваше имя.
     - Пе... Перец.
     - Год рождения?
     - Тридцатый...
     - Точнее!
     - Тысяча девятьсот тридцатый. Пятое марта.
     - Что вы здесь делаете?
     - Внештатный сотрудник. Прикомандирован к группе Научной охраны.
     - Я вас спрашиваю: что вы здесь делаете? - сказал директор, обращая к
Перецу слепые глаза.
     - Я... Не знаю. Я хочу уехать отсюда.
     - Ваше мнение о лесе. Кратко.
     - Лес - это... Я всегда... Я его... Боюсь. И люблю.
     - Ваше мнение об Управлении?
     - Тут много хороших людей, но...
     - Достаточно.
     Директор подошел к Перецу, обнял его за плечи и, заглядывая в  глаза,
сказал:
     - Слушай, друг! Брось! Возьмем на троих?  Секретаршу  позовем,  видел
бабу? Это же не баба,  это  же  тридцать  четыре  удовольствия!  "Откроем,
ребята, заветную кварту!.." - пропел он спертым  голосом.  -  А?  Откроем?
Брось, не люблю. Понял? Ты как насчет этого?
     От него вдруг запахло спиртом и чесночной колбасой, глаза съехались к
переносице.
     - Инженера позовем,  Брандскугеля,  моншера  моего,  -  продолжал  он
прижимая Переца к груди. - Он такие истории излагает - никакой закуски  не
надо... Пошли?
     - Собственно, можно, - сказал Перец. - Но я ведь...
     - Ну чего там - ты?
     - Я, мосье Ахти...
     - Брось! Какой я тебе мосье? Камрад - понял? Генацвали!
     - Я, камрад Ахти, пришел попросить вас...
     - Пр-р-роси! Ничего не пожалею! Деньги надо - на деньги! Не  нравится
тебе кто - скажи, рассмотрим! Ну?
     - Н-нет, я просто хочу уехать. Я никак не могу уехать, я  попал  сюда
случайно, камрад Ахти, и мне здесь больше  нечего  делать.  Разрешите  мне
уехать. Мне никто не хочет помочь, и я прошу вас как директора...
     Ахти отпустил Переца, поправил галстук и сухо улыбнулся.
     - Вы ошибаетесь, Перец, - сказал он. -  Я  не  директор.  Я  референт
директора по кадрам. Извините, я  несколько  задержал  вас.  Прошу  в  эту
дверь. Директор вас примет.
     Он распахнул перед Перецом низенькую дверцу в глубине  своего  голого
кабинета и сделал  приглашающий  жест  рукой.  Перец  кашлянул,  сдержанно
кивнул ему и, нагнувшись, пролез  в  следующее  помещение.  При  этом  ему
показалось, что его слегка ударили  по  задней  части.  Впрочем,  вероятно
только показалось  или,  может  быть,  мосье  Ахти  несколько  поторопился
захлопнуть дверь.
     Комната, в которую он попал, была  точной  копией  приемной,  и  даже
секретарша была точной копией первой секретарши, но читала она  книгу  под
названием "Сублимация гениальности". В креслах совершенно  так  же  сидели
бледные посетители с журналами и газетами. Был  тут  и  профессор  Какаду,
тяжко страдающий от нервной почесушки, и Беатриса Вах с коричневой  папкой
на коленях. Правда, все прочие посетители были  незнакомы,  а  под  копией
картины "Подвиг  лесопроходца  Селивана"  равномерно  вспыхивала  и  гасла
строгая надпись: "Тихо!".  Поэтому  здесь  никто  не  разговаривал.  Перец
осторожно опустился на краешек кресла. Беатриса улыбнулась  ему  несколько
настороженно, но  в  общем  приветливо.  Через  минуту  нервного  молчания
звякнул колокольчик, и секретарша, отложив книгу, сказала:
     - Преподобный Лука, вас просят.
     На преподобного Луку  было  страшно  смотреть,  и  Перец  отвернулся.
Ничего, подумал он, закрывая глаза. Выдержу. Он  вспомнил,  как  дождливым
осенним вечером в квартиру принесли Эсфирь,  которую  зарезал  в  подъезде
дома пьяный хулиган, и соседей, повисших на нем, и  стеклянные  крошки  во
рту - он разгрыз стакан, когда ему принесли воды... Да, подумал он,  самое
тяжелое позади...
     Его внимание привлекли быстрые скребущие звуки.  Он  открыл  глаза  и
огляделся. Через кресло от него профессор Какаду  яростно  чесался  обеими
руками под мышками. Как обезьяна.
     - Как вы думаете, нужно отделять мальчиков  от  девочек?  -  дрожащим
шепотом спросила Беатриса.
     - Я не знаю, - желчно сказал Перец.
     -  Комплексное  воспитание  имеет,  конечно,  свои  преимущества,   -
продолжала бормотать Беатриса, - но  это  же  особый  случай.  Господи!  -
сказала она вдруг плаксиво. - Неужели  он  меня  прогонит?  Куда  я  тогда
пойду? Меня уже отовсюду прогоняли, у  меня  не  осталось  ни  одной  пары
приличных туфель. Все чулки поехали, пудра какая-то комками...
     Секретарша отложила книгу и строго сказала:
     - Не отвлекайтесь.
     Беатриса испуганно замерла, тут низенькая  дверь  распахнулась,  и  в
приемную просунулся наголо обритый человек.
     - Перец здесь есть такой? - зычно осведомился он.
     - Есть, - сказал Перец, вскакивая.
     - На выход с вещами! Машина отходит через десять минут, живо!
     - Куда машина? Почему?
     - Вы Перец?
     - Да.
     - Вы хотели уехать или нет?
     - Я хотел, но...
     - Ну, как хотите, - сердито рявкнул бритый. - Мое дело сказать.
     Он скрылся и дверца захлопнулась. Перец кинулся следом.
     - Назад! - закричала секретарша, и  несколько  рук  схватили  его  за
одежду. Перец отчаянно рванулся, пиджак его затрещал.
     - Там же машина! - простонал он.
     - Вы с ума сошли!  -  сказала  раздраженная  секретарша.  -  Куда  вы
ломитесь? Вот же дверь, написано "Выход", а вы куда?
     Твердые руки направили Переца к надписи "Выход". За  дверью  оказался
обширный многоугольный зал, в который выходило множество дверей,  и  Перец
заметался, раскрывая их одну за другой.
     Яркое солнце, стерильно-белые стены,  люди  в  белых  халатах.  Голая
спина, замазанная йодом. Запах аптеки. Не то.
     Тьма, треск кинопроектора. На экране кого-то тянут за  уши  в  разные
стороны. Белые пятна  недовольно  повернутых  лиц.  Голос:  "Дверь!  Дверь
закройте!" Опять не то...
     Перец, скользя по паркету, пересек зал.
     Запах  кондитерской,  небольшая  очередь  с  сумками.  За  стеклянным
барьером блестят бутылки с кефиром, цветут торты и пирожные.
     - Господа! - крикнул Перец. - Где здесь выход?
     - А вам откуда выход? - спросил дебелый продавец в поварском колпаке.
     - Отсюда...
     - А вот дверь, в которой вы стоите.
     - Не слушайте его, - сказал продавцу хилый старик из очереди.  -  Это
здесь есть один такой остряк, только очередь задерживает... Работайте,  не
обращайте внимания.
     - Да я не острю, - сказал Перец. - У меня машина сейчас уйдет...
     - Да, это  не  тот,  -  сказал  справедливый  старик.  -  Тот  всегда
спрашивает, где уборная. Где у вас, вы говорите, машина, сударь?
     - На улице...
     - На какой улице? - спросил продавец. - Улиц много.
     - Мне все равно на какую, мне лишь бы выйти наружу!
     - Нет, - сказал проницательный старик. - Это все тот  же.  Он  просто
программу переменил. Не обращайте на него внимания...
     Перец в отчаянии огляделся,  выскочил  обратно  в  зал  и  ткнулся  в
соседнюю дверь. Дверь была заперта. Недовольный голос осведомился:
     - Кто там?
     - Мне нужно выйти! - крикнул Перец. - Где здесь выход?
     - Подождите, сейчас.
     За дверью раздавался  какой-то  шум,  плеск  воды,  стук  задвигаемых
ящиков. Голос спросил:
     - Что вам нужно?
     - Выйти! Выйти мне нужно!
     - Сейчас.
     Скрипнул ключ, и дверь отворилась. В комнате было темно.
     - Проходите, - сказал голос.
     Пахло проявителем. Перец,  выставив  вперед  руки,  сделал  несколько
неуверенных шагов.
     - Ничего не вижу, - сказал он.
     - Сейчас привыкнете, - пообещал голос. - Ну, идите же, что вы встали?
     Переца взяли за рукав и повели.
     - Распишитесь вот здесь, - сказал голос.
     В пальцах Переца оказался карандаш. Теперь он видел в темноте  смутно
белеющий лист бумаги.
     - Расписались?
     - Нет. А в чем расписываться?
     - Да вы не бойтесь, это не смертный  приговор.  Распишитесь,  что  вы
ничего не видели.
     Перец наугад расписался. Его снова  цепко  взяли  за  рукав,  провели
между какими-то портьерами, потом голос спросил:
     - Много вас здесь накопилось?
     - Четверо, - раздалось как бы из-за двери.
     - Очередь построена? Имейте в виду, сейчас я открою  дверь  и  выпущу
человека. Проходите по одному, не толкайтесь, и без шуток. Ясно?
     - Ясно. Не в первый раз.
     - Одежду никто не забыл?
     - Не забыли, не забыли. Выпускайте.
     Снова раздался скрип ключа. Перец чуть не ослеп от  яркого  света,  и
тут его вытолкнули.  Еще  не  раскрывая  глаз,  он  скатился  по  каким-то
ступеням  и  только  тогда  понял,  что  находится  во  внутреннем   дворе
Управления. Недовольные голоса закричали:
     - Ну что же вы, Перец? Скорее! Сколько можно ждать?
     Посередине двора стоял грузовик, набитый сотрудниками группы  Научной
охраны. Из кабины выглядывал Ким и сердито махал рукой. Перец  подбежал  к
машине, вскарабкался на борт, его рванули, подхватили  и  свалили  на  дно
кузова. Грузовик сейчас же взревел, дернулся, кто-то  наступил  Перецу  на
руку, кто-то с размаху сел на него, все  загорланили,  засмеялись,  и  они
поехали.
     - Перчик, вот твой чемодан, - сказал кто-то.
     - Перец, это правда, что вы уезжаете?
     - Пан Перец, сигарету не угодно?
     Вся группа Научной охраны была здесь, в кузове. Перец закурил, уселся
на чемодан и поднял воротник пиджака. Ему подали плащ,  и  он,  благодарно
улыбнувшись, завернулся в него. Грузовик мчался все быстрее, и  хотя  день
был жаркий, встречный ветер казался  весьма  пронзительным.  Перец  курил,
укрывая сигарету в кулаке, и озирался. Еду, думал он. Еду. В последний раз
вижу тебя, стена. В последний раз  вижу  вас,  коттеджи.  Прощай,  свалка,
где-то здесь я оставил галоши. Прощай, лужа,  прощайте,  шахматы,  прощай,
кефир. Как славно, как легко! Никогда в жизни больше не буду пить  кефира.
Никогда в жизни больше не сяду за шахматы...
     Сотрудники, сбившись к кабине, держась друг за друга и  прячась  друг
за друга от ветра, разговаривали на отвлеченные темы.
     - Это подсчитано, и я сам считал. Если так пойдет  дальше,  то  через
сто лет на каждый квадратный  метр  территории  будет  приходиться  десять
сотрудников, а общая масса будет такая, что утес  обвалится.  Транспортных
средств для  доставки  продовольствия  и  воды  понадобится  столько,  что
придется создавать автоконвейер  между  Управлением  и  Материком,  машины
будут идти со скоростью сорок километров в час и с интервалом в один метр,
а разгружаться будут на ходу... Нет, я совершенно уверен, что дирекция уже
сейчас думает о регулировании  притока  новых  сотрудников.  Ну,  посудите
сами: комендант гостиницы - так же нельзя, семеро и вот-вот восьмой. И все
здоровы. Домарощинер считает, что  с  этим  что-то  надо  делать.  Нет  не
обязательно стерилизация, как он предлагает...
     - Кто бы говорил, но не Домарощинер.
     - Поэтому я и говорю, что не обязательно стерилизация...
     - Говорят, что годовые отпуска будут увеличены до шести месяцев.
     Они миновали парк, и Перец вдруг понял, что грузовик  едет  не  в  ту
сторону. Сейчас они выедут за ворота и поедут  по  серпантину,  вниз,  под
утес.
     - Слушайте, куда мы едем? - спросил он встревоженно.
     - Как - куда? Жалование получать.
     - А разве не на Материк?
     - Зачем же на Материк? Кассир приехал на биостанцию.
     - Так вы едете на биостанцию? В лес?
     - Ну да. Мы же Научная охрана и деньги получаем на биостанции.
     - А как же я? - растерянно спросил Перец.
     - И ты получишь. Тебе премия полагается... Кстати, все оформлены?
     Сотрудники  зашевелились,  извлекая   из   карманов   и   внимательно
осматривая разноформатные и разноцветные бумаги с печатями.
     - Перец, а вы заполнили анкету?
     - Какую анкету?
     - То есть позвольте, что значит  -  какую?  Форму  номер  восемьдесят
четыре.
     - Я ничего не заполнял, - сказал Перец.
     - Милостивые государи! Да что же это? У Переца бумаг нет!
     - Ну это не важно. У него, вероятно, пропуск...
     - Нет у меня пропуска, - сказал Перец. - Ничего нет. Только чемодан и
вот плащ... Я ведь не в лес собирался, я уехать хотел...
     - А медосмотр? А прививки?
     Перец помотал головой. Грузовик уже  катил  по  серпантину,  и  Перец
отрешенно смотрел  на  лес,  на  плоские  пористые  пласты  его  у  самого
горизонта, на его застывшее грозовое кипение, на липкую паутину  тумана  в
тени утеса.
     - Такие вещи даром не проходят, - сказал кто-то.
     - Ну в конце концов, на дороге никаких объектов нет...
     - А Домарощинер?
     - Ну, что Домарощинер, раз объектов нет?
     - Этого положим, ты не знаешь. И никто не знает. А вот в прошлом году
Кандид вылетел без документов, отчаянный парень, и где теперь Кандид?
     - Во-первых, не в прошлом году, а гораздо  раньше.  А  во-вторых,  он
просто погиб. На своем посту.
     - Да? А ты приказ видел?
     - Это верно, не было приказа.
     - То есть даже спорить не о  чем.  Как  посадили  его  в  бункер  при
пропускном пункте, так он там до сих пор и сидит. Анкеты заполняет...
     - Как же ты это, Перчик, анкеты не заполнил? Может быть,  у  тебя  не
все чисто?
     - Минуточку, господа! Это вопрос серьезный.  Я  предлагаю  на  всякий
случай  проверить  сотрудника  Переца,  так  сказать,  в   демократическом
порядке. Кто у нас будет секретарем?
     - Домарощинера секретарем!
     - Очень хорошее предложение. Почетным секретарем мы  избираем  нашего
многоуважаемого Домарощинера. По лицам вижу, что единогласно. А кто у  нас
будет товарищ секретаря?
     - Вандербильда товарищем секретаря!
     - Вандербильда?.. Ну что же...  Есть  предложение  избрать  товарищем
секретаря Вандербильда. Еще предложения есть? Кто за? Против? Воздержался?
Гм... Двое воздержались. Вы почему воздержались?
     - Я?
     - Да-да, именно вы.
     - Смысла не вижу. Зачем из человека душу вынимать. Ему и так плохо.
     - Понятно. А вы?
     - Не твое собачье дело.
     - Как  угодно...  Товарищ  секретаря,  запишите:  двое  воздержались.
Начнем. Кто первый? Нет желающих? Тогда позвольте  мне.  Сотрудник  Перец,
отв