Аркадий СТРУГАЦКИЙ
                               Борис СТРУГАЦКИЙ

                      ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ

              Сказка для научных работников младшего возраста


                                           Но что страннее, что непонятнее
                                      всего, это то как авторы могут брать
                                      подобные сюжеты.  Признаюсь, это уже
                                      совсем  непостижимо,   это  точно...
                                      Нет, нет совсем не понимаю.
                                                              Н. В. Гоголь




                    ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. СУЕТА ВОКРУГ ДИВАНА


                                    1

                                 Учитель: Дети, запишите предложение:
                                                  "Рыба сидела на дереве".
                                 Ученик: А разве рыбы сидят на деревьях?
                                 Учитель: Ну... Это была сумасшедшая рыба.
                                                          Школьный анекдот

     Я приближался к месту моего назначения.  Вокруг  меня,  прижимаясь  к
самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим  желтой
осокой. Солнце садилось уже который час, все никак не могло сесть и висело
низко  над  горизонтом.  Машина  катилась  по  узкой  дороге,   засыпанной
хрустящим гравием. Крупные камни я пускал  под  колесо,  и  каждый  раз  в
багажнике лязгали и громыхали пустые канистры.
     Справа из леса вышли двое, ступили на обочину и остановились, глядя в
мою сторону. Один из них поднял руку. Я сбросил газ, их рассматривая.  Это
были, как мне показалось, охотники,  молодые  люди,  может  быть,  немного
старше меня. Их лица понравились мне, и я остановился. Тот,  что  поднимал
руку, просунул в машину смуглое горбоносое лицо и спросил улыбаясь:
     - Вы нас не подбросите до Соловца?
     Второй, с рыжей бородой и без усов, тоже улыбался,  выглядывая  из-за
его плеча. Положительно, это были приятные люди.
     - Давайте садитесь, - сказал я. - Один вперед, другой назад, а  то  у
меня там барахло, на заднем сиденье.
     - Благодетель! - обрадованно произнес горбоносый, снял с плеча  ружье
и сел рядом со мной.
     Бородатый, нерешительно заглядывая в заднюю дверцу, сказал:
     - А можно, я здесь немножко тово?..
     Я перегнулся через спинку  и  помог  ему  расчистить  место,  занятое
спальным мешком и свернутой палаткой. Он деликатно уселся, поставив  ружье
между коленей.
     - Дверцу прикройте получше, - сказал я.
     Все шло, как обычно. Машина тронулась. Горбоносый повернулся назад  и
оживленно заговорил о том, что много приятнее ехать в легковой машине, чем
идти пешком. Бородатый невнятно соглашался и все хлопал и хлопал  дверцей.
"Плащ подберите, - посоветовал я, глядя на него в зеркало заднего вида.  -
У вас плащ защемляется". Минут через  пять  все,  наконец,  устроилось.  Я
спросил: "До Соловца километров десять?" - "Да, -  ответил  горбоносый.  -
Или немножко больше. Дорога, правда, неважная - для грузовиков". - "Дорога
вполне приличная, - возразил я. - Мне обещали, что я вообще не проеду".  -
"По этой дороге даже осенью можно проехать". - "Здесь - пожалуй, но вот от
Коробца - грунтовая". - "В этом году лето сухое,  все  подсохло".  -  "Под
Затонью говорят, дожди", - заметил бородатый на заднем сиденье.  "Кто  это
говорит?"  -  спросил  горбоносый.   "Мерлин   говорит".   Они   почему-то
засмеялись. Я вытащил сигареты, закурил и предложил им угощаться. "Фабрика
Клары Цеткин, - сказал горбоносый, разглядывая пачку. - Вы из Ленинграда?"
- "Да". - "Путешествуете?" - "Путешествую, - сказал я. - А вы здешние?"  -
"Коренные", - сказал горбоносый. "Я из Мурманска",  -  сообщил  бородатый.
"Для Ленинграда, наверно, что Соловец,  что  Мурманск  -  одно  и  то  же:
Север", - сказал горбоносый. "Нет, почему же",  -  сказал  я  вежливо.  "В
Соловце будете останавливаться?" - спросил горбоносый. "Конечно, -  сказал
я. - Я в Соловец и еду". - "У вас там родные  или  знакомые?"  -  "Нет,  -
сказал я. - Просто подожду ребят. Они идут берегом,  а  Соловец  у  нас  -
точка рандеву".
     Впереди я  увидел  большую  россыпь  камней,  притормозил  и  сказал:
"Держитесь крепче". Машина затряслась и запрыгала. Горбоносый ушиб  нос  о
ствол ружья. Мотор взревывал, камни  били  в  днище.  "Бедная  машина",  -
сказал горбоносый. "Что делать..." - сказал я. "Не  всякий  поехал  бы  по
такой дороге на своей машине". -  "Я  бы  поехал",  -  сказал  я.  Россыпь
кончилась. "А, так это не  ваша  машина",  -  догадался  горбоносый.  "Ну,
откуда у меня машина! Это прокат". - "Понятно", - сказал  горбоносый,  как
мне показалось разочарованно. Я почувствовал себя задетым. "А какой  смысл
покупать машину, чтобы разъезжать по асфальту? Там,  где  асфальт,  ничего
интересного, а где интересно,  там  нет  асфальта".  -  "Да,  конечно",  -
вежливо согласился горбоносый. "Глупо, по-моему, делать из машины  идола",
- заявил я. "Глупо, - сказал бородатый.  -  Но  не  все  так  думают".  Мы
поговорили о машинах и пришли к выводу, что если уж  покупать  что-нибудь,
так это ГАЗ-69, но их, к сожалению, не продают. Потом горбоносый  спросил:
"А где вы работаете?" Я ответил. "Колоссально! - воскликнул горбоносый.  -
Программист! Нам нужен именно программист. Слушайте, бросайте ваш институт
и пошли к нам!" - "А что у вас есть?"  -  "Что  у  нас  есть?"  -  спросил
горбоносый поворачиваясь. "Алдан-3", - сказал бородатый. "Богатая  машина,
- сказал я. - И хорошо работает?" - "Да как вам сказать..." - "Понятно", -
сказал  я.  "Собственно,  ее  еще  не  отладили,  -  сказал  бородатый.  -
Оставайтесь у нас, отладите..." - "А перевод мы вам в два счета  устроим",
- добавил горбоносый. "А чем вы занимаетесь?" -  спросил  я.  "Как  и  вся
наука, - сказал горбоносый. - Счастьем человеческим". - "Понятно, - сказал
я. - Что-нибудь с космосом?" - "И с космосом тоже", -  сказал  горбоносый.
"От добра добра не  ищут",  -  сказал  я.  "Столичный  город  и  приличная
зарплата - сказал бородатый негромко, но я услышал. "Не надо, - сказал  я.
- Не надо мерять на деньги". - "Да нет, я пошутил",  -  сказал  бородатый.
"Это он так шутит, - сказал горбоносый. - Интереснее, чем у нас, вам нигде
не будет". - "Почему вы так думаете?" -  "Уверен".  -  "А  я  не  уверен".
Горбоносый усмехнулся. "Мы еще поговорим на эту тему, - сказал  он.  -  Вы
долго пробудете в Соловце?" - "Дня два максимум". - "Вот на второй день  и
поговорим". Бородатый заявил: "Лично я вижу в этом перст судьбы -  шли  по
лесу  и  встретили  программиста.  Мне  кажется,  вы  обречены".  -   "Вам
действительно так нужен программист?" -  спросил  я.  "Нам  позарез  нужен
программист".  -  "Я  поговорю  с  ребятами,  -  пообещал  я.  -  Я   знаю
недовольных". - "Нам нужен не всякий программист, - сказал  горбоносый.  -
Программисты народ дефицитный, избаловались, а нам нужен небалованный".  -
"Да, это сложнее", - сказал я. Горбоносый стал загибать пальцы: "Нам нужен
программист: а - небалованный, бэ - доброволец, цэ - чтобы согласился жить
в общежитии..." - "Дэ, - подхватил бородатый, - на сто двадцать рублей". -
"А как насчет крылышек? - спросил я. - Или, скажем, сияния вокруг  головы?
Один на тысячу!" - "А нам всего-то один и нужен", - сказал горбоносый.  "А
если их всего девятьсот?" - "Согласны на девять десятых".
     Лес  расступился,  мы  переехали  через   мост   и   покатили   между
картофельными полями.  "Девять  часов,  -  сказал  горбоносый.  -  Где  вы
собираетесь ночевать?" - "В машине переночую. Магазины у вас  до  которого
часа работают?" - "Магазины у  нас  уже  закрыты",  -  сказал  горбоносый.
"Можно в общежитии, - сказал бородатый.  -  У  меня  в  комнате  свободная
койка". - "К общежитию не подъедешь", - сказал горбоносый задумчиво.  "Да,
пожалуй, - сказал бородатый и почему-то засмеялся. "Машину можно поставить
возле милиции", - сказал горбоносый. "Да ерунда это, - сказал бородатый. -
Я несу околесицу, а ты за мной вслед. Как он в  общежитие-то  пройдет?"  -
"Д-да, черт, - сказал горбоносый. - Действительно, день не  поработаешь  -
забываешь про все эти штуки". - "А может быть, трансгрессировать  его?"  -
"Ну-ну, - сказал горбоносый. - Это тебе  не  диван.  А  ты  не  Кристобаль
Хунта, да и я тоже..."
     - Да вы не беспокойтесь, - сказал я. - Переночую в машине, не  первый
раз.
     Мне вдруг страшно захотелось поспать на простынях. Я уже четыре  ночи
спал в спальном мешке.
     - Слушай, - сказал горбоносый, - хо-хо! Изнакурнож!
     - Правильно! - воскликнул бородатый. - На Лукоморье его!
     - Ей-богу, я переночую в машине, - сказал я.
     - Вы переночуете в доме,  -  сказал  горбоносый,  -  на  относительно
чистом белье. Должны же мы вас как-то отблагодарить...
     - Не полтинник же вам совать, - сказал бородатый.
     Мы въехали в город. Потянулись старинные крепкие заборы, мощные срубы
из  гигантских  почерневших  бревен,  с  неширокими  окнами,   с   резными
наличниками, с  деревянными  петушками  на  крышах.  Попадалось  несколько
грязных кирпичных строений с железными дверями, вид которых вынес  у  меня
из памяти полузнакомое слово "лабазы".  Улица  была  прямая  и  широкая  и
называлась проспектом Мира. Впереди, ближе к центру, виднелись двухэтажные
шлакоблочные дома с открытыми сквериками.
     - Следующий переулок направо, - сказал горбоносый.
     Я включил указатель поворота, притормозил и свернул  направо.  Дорога
здесь заросла травой, но у какой-то калитки стоял, приткнувшись, новенький
"Запорожец". Номера домов висели над воротами, и цифры были  едва  заметны
на ржавой жести вывесок. Переулок назывался изящно:  "Ул.  Лукоморье".  Он
был  неширок  и  зажат  между  тяжелых  старинных  заборов,  поставленных,
наверное, еще в те времена, когда  здесь  шастали  шведские  и  норвежские
пираты.
     - Стоп, - сказал горбоносый. Я тормознул, и он снова стукнулся  носом
о ствол ружья. -  Теперь  так,  -  сказал  он,  потирая  нос.  -  Вы  меня
подождите, а я сейчас пойду и все устою.
     - Да право, не стоит, - сказал я в последний раз.
     - Никаких разговоров. Володя, держи его на мушке.
     Горбоносый вылез  из  машины  и,  нагнувшись,  протиснулся  в  низкую
калитку. За высоченным серым забором  дома  видно  не  было.  Ворота  были
совсем уж феноменальными, как в паровозном депо, на ржавых железных петлях
в пуд весом. Я с изумлением читал вывески. Их было три. На левой  воротине
строго блестела толстым  стеклом  синяя  солидная  вывеска  с  серебряными
буквами:

                                 НИИЧАВО
                          ИЗБА НА КУРИНЫХ НОГАХ
                       ПАМЯТНИК СОЛОВЕЦКОЙ СТАРИНЫ

     На правой воротине  сверху  висела  ржавая  жестяная  табличка:  "Ул.
Лукоморье, д. N_13, Н. К. Горыныч", а под нею красовался  кусок  фанеры  с
надписью чернилами вкривь и вкось:

                              КОТ НЕ РАБОТАЕТ
                                              Администрация

     - Какой КОТ? - спросил я. - Комитет Оборонной Техники?
     Бородатый хихикнул.
     - Вы, главное, не беспокойтесь, - сказал он. - Тут у нас забавно,  но
все будет в полном порядке.
     Я вышел из машины и стал протирать ветровое  стекло.  Над  головой  у
меня вдруг завозились. Я поглядел. На  воротах  умащивался,  пристраиваясь
поудобнее, гигантский  -  я  таких  никогда  не  видел  -  черно-серый,  с
разводами кот. Усевшись, он сыто и равнодушно посмотрел  на  меня  желтыми
глазами. "Кис-кис-кис", - сказал  я  машинально.  Кот  вежливо  и  холодно
разинул зубастую пасть, издал сиплый горловой звук, а затем  отвернулся  и
стал смотреть  внутрь  двора.  Оттуда,  из-за  забора,  голос  горбоносого
произнес:
     - Василий, друг мой, разрешите вас побеспокоить.
     Завизжал засов. Кот поднялся и бесшумно канул во двор. Ворота  тяжело
закачались, раздался ужасающий скрип и треск, и  левая  воротина  медленно
отворилась. Появилось красное от натуги лицо горбоносого.
     - Благодетель! - позвал он. - Заезжайте!
     Я вернулся в машину и медленно въехал во двор. Двор был  обширный,  в
глубине стоял дом из толстых бревен, а перед домом красовался  приземистый
необъятный дуб, широкий, плотный, с густой кроной, заслоняющей  крышу.  От
ворот к дому, огибая  дуб,  шла  дорожка,  выложенная  каменными  плитами.
Справа от дорожки был огород,  а  слева,  посередине  лужайки,  возвышался
колодезный сруб с воротом, черный от древности и покрытый мохом.
     Я поставил машину в сторонке, выключил двигатель и  вылез.  Бородатый
Володя тоже вылез и, прислонив ружье к борту, стал прилаживать рюкзак.
     - Вот вы и дома, - сказал он.
     Горбоносый со скрипом и треском затворял ворота, я же, чувствуя  себя
довольно неловко, озирался, не зная, что делать.
     - А вот и хозяйка! - вскричал бородатый. -  По  здорову  ли,  бабушка
Наина свет Киевна!
     Хозяйке было, наверное, за сто. Она шла к нам медленно,  опираясь  на
суковатую палку, волоча ноги в  валенках  с  галошами.  Лицо  у  нее  было
темно-коричневое; из сплошной массы морщин выдавался вперед  и  вниз  нос,
кривой и острый, как ятаган, а глаза  были  бледные,  тусклые,  словно  бы
закрытые бельмами.
     - Здравствуй, здравствуй, внучек, - произнесла она неожиданно звучным
басом. - Это, значит, и  будет  новый  программист?  Здравствуй,  батюшка,
добро пожаловать!..
     Я поклонился, понимая, что нужно  помалкивать.  Голова  бабки  поверх
черного  пухового  платка,  завязанного  под  подбородком,  была   покрыта
веселенькой капроновой косынкой с разноцветными изображениями Атомиума и с
надписями на  разных  языках:  "Международная  выставка  в  Брюсселе".  На
подбородке и под носом торчала редкая седая щетина.  Одета  была  бабка  в
ватную безрукавку и черное суконное платье.
     - Таким вот образом, Наина Киевна! -  сказал  горбоносый,  подходя  и
обтирая с ладоней ржавчину. - Надо нашего нового  сотрудника  устроить  на
две ночи. Позвольте вам представить... м-м-м...
     - А не надо, - сказала старуха, пристально меня рассматривая. -  Сама
вижу. Привалов Александр Иванович, 1938,  мужской,  русский,  член  ВЛКСМ,
нет, нет, не участвовал, не был, не имеет, а будет тебе, алмазный, дальняя
дорога и интерес в казенном доме,  а  бояться  тебе,  бриллиантовый,  надо
человека рыжего, недоброго, а позолоти ручку, яхонтовый...
     - Гхм! - громко  сказал  горбоносый,  и  бабка  осеклась.  Воцарилось
неловкое молчание.
     -  Можно  звать  просто  Сашей...  -  выдавил  я  из   себя   заранее
приготовленную фразу.
     - И где же я его положу? - осведомилась бабка.
     - В запаснике, конечно, - несколько раздраженно сказал горбоносый.
     - А отвечать кто будет?
     -  Наина  Киевна!..  -  раскатами  провинциального  трагика   взревел
горбоносый, схватил старуху под руку и поволок к дому.  Было  слышно,  как
они спорят: "Ведь мы же  договорились!.."  -  "...А  ежели  он  что-нибудь
стибрит?.." - "Да тише вы!  Это  же  программист,  понимаете?  Комсомолец!
Ученый!.." - "А ежели он цыкать будет?.."
     Я стесненно повернулся к Володе. Володя хихикал.
     - Неловко как-то, - сказал я.
     - Не беспокойтесь, все будет отлично...
     Он хотел сказать еще что-то, но тут бабка дико заорала: "А  диван-то,
диван!.." Я вздрогнул и сказал:
     - Знаете, я, пожалуй, поеду, а?
     - Не может быть и речи! - решительно сказал Володя. -  Все  уладится.
Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет наличных.
     - Я заплачу, - сказал я. Теперь мне очень хотелось уехать: терпеть не
могу этих так называемых житейских коллизий.
     Володя замотал головой.
     - Ничего подобного. Вон он уже идет. Все в порядке.
     Горбоносый Роман подошел к нам, взял меня за руку и сказал:
     - Ну, все устроилось. Пошли.
     - Слушайте, неудобно как-то, - сказал я. -  Она  в  конце  концов  не
обязана...
     Но мы уже шли к дому.
     - Обязана, обязана, - приговаривал Роман.
     Обогнув дуб, мы подошли  к  заднему  крыльцу.  Роман  толкнул  обитую
дерматином дверь, и мы оказались в прихожей, просторной и чистой, но плохо
освещенной. Старуха ждала нас, сложив руки на животе и  поджав  губы.  При
виде нас она мстительно пробасила:
     - А расписочку чтобы сейчас же!.. Так, мол, и так: принял, мол, то-то
и то-то от такой-то, каковая сдала вышеуказанное нижеподписавшемуся...
     Роман тихонько взвыл и мы вошли в отведенную мне  комнату.  Это  было
прохладное помещение с  одним  окном,  завешенным  ситцевой  занавесочкой.
Роман сказал напряженным голосом:
     - Располагайтесь и будьте как дома.
     Старуха из прихожей сейчас же ревниво осведомилась:
     - А зубом они не цыкают?
     Роман, не оборачиваясь, рявкнул:
     - Не цыкают! Говорят вам - зубов нет.
     - Тогда пойдем расписочку напишем...
     Роман поднял брови, закатил глаза, оскалил зубы и потряс головой,  но
все-таки вышел. Я осмотрелся. Мебели в комнате было немного. У окна  стоял
массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед столом -
колченогий табурет.  Возле  голой  бревенчатой  стены  помещался  обширный
диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями, была вешалка с
какой-то рухлядью (ватники, вылезшие  шубы,  драные  кепки  и  ушанки).  В
комнату  вдавалась  большая  русская  печь,  сияющая  свежей  побелкой,  а
напротив в углу висело большое мутное зеркало в  облезлой  раме.  Пол  был
выскоблен и покрыт полосатыми половиками.
     За стеной бубнили в два голоса: старуха басила на одной  ноте,  голос
Романа повышался и понижался. "Скатерть, инвентарный  номер  двести  сорок
пять..." - "Вы еще каждую половицу запишите!.." -  "Стол  обеденный..."  -
"Печь вы тоже запишете?.." - "Порядок нужен... Диван..."
     Я подошел к окну и отдернул  занавеску.  За  окном  был  дуб,  больше
ничего не было видно. Я стал смотреть на  дуб.  Это  было,  видимо,  очень
древнее растение. Кора была на нем серая и какая-то мертвая. А  чудовищные
корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и белым лишайником. "И  еще
дуб запишите!" - сказал за стеной  Роман.  На  подоконнике  лежала  пухлая
засаленная книга, я бездумно полистал ее, отошел от окна и сел на диван. И
мне сейчас  же  захотелось  спать.  Я  подумал,  что  вел  сегодня  машину
четырнадцать часов, что не стоило, пожалуй, так торопиться,  что  спина  у
меня болит, а в голове все путается, что плевать мне в конце концов на эту
нудную  старуху,  и  скорей  бы  все  кончилось  и  можно было бы  лечь  и
заснуть...
     - Ну вот,  -  сказал  Роман,  появляясь  на  пороге.  -  Формальности
окончены. -  Он  помотал  рукой  с  растопыренными  пальцами,  измазанными
чернилами. - Наши пальчики устали: мы писали, мы писали... Ложитесь спать.
Мы уходим, а вы спокойно ложитесь спать. Что вы завтра делаете?
     - Жду, - вяло ответил я.
     - Где?
     - Здесь. И около почтамта.
     - Завтра вы, наверное, не уедете?
     - Завтра вряд ли... Скорее всего - послезавтра.
     - Тогда мы еще увидимся. Наша любовь впереди, - он улыбнулся,  махнул
рукой и вышел. Я  лениво  подумал,  что  надо  было  бы  его  проводить  и
попрощаться с Володей, и лег. Сейчас же в комнату вошла старуха. Я  встал.
Старуха некоторое время пристально на меня глядела.
     - Боюсь я, батюшка, что ты зубом цыкать  станешь,  -  сказала  она  с
беспокойством.
     - Не стану я цыкать, - сказал я утомленно. - Я спать стану.
     - И ложись, и спи... Денежки только вот заплати и спи...
     Я полез в задний карман за бумажником.
     - Сколько с меня?
     Старуха подняла глаза к потолку.
     - Рубль положим за помещение... Полтинничек за постельное белье - мое
оно не казенное. За две ночи выходит три  рубли...  А  сколько  от  щедрот
накинешь - за беспокойство, значит, - я уж и не знаю...
     Я