о уезжаем, - сказал он. - Ты поедешь с нами.
   Он спрятал крысу в карман длинного пальто. Та даже не шелохнулась.

***

   История Схизматрицы была долгой, мучительной хроникой перемен.  Население
выросло до девяти миллиардов.  Власть  над  Советом  Колец  выскользнула  из
дрожащих рук одурманенных наркотиками дзенских  серотонистов.  После  сорока
лет их царствования новые идеологи шейперов схватились за агрессивные  планы
пророков галактизма.
   Новая вера распространялась медленно. Она  была  рождена  в  "межзвездных
посольствах, где посланники выходили за рамки человеческого, чтобы  осознать
образ жизни инопланетян.  Ныне  пророки  галактизма  были  готовы  полностью
отбросить человеческое ради достижения галактического  сознания,  в  котором
примитивная верность собственному виду устареет и отомрет.
   Политика разрядки вновь рассыпалась в прах. Механисты не на жизнь,  а  на
смерть бились  с  шейперами  за  благосклонность  чужаков.  Из  девятнадцати
инопланетных рас лишь пять выказали хоть какую-то заинтересованность в более
близких отношениях с человечеством. Процессоры с  Хондрульного  Облака  были
готовы прибыть, но лишь при условии,  что  Венеру  раздробят  на  атомы  для
лучшего  переваривания.  Нервнокоралловые  водоплавы   выразили   осторожный
интерес к вторжению  на  Землю,  но  это  означало  бы  нарушение  священной
традиции Интердикта. Культурные призраки с охотой присоединились бы к любым,
кто ухитрится выдержать их общество, однако  же  эффект,  оказанный  ими  на
дипкорпус Схизматрицы, поверг всех в полный ужас.
   Самыми многообещающими оставались газовые пузыри с Фомальгаута.  Изучение
их "языка" затянулось на несколько десятилетий. Язык  их  точнее  всего  мог
быть описан  как  комплекс  неустойчивых  состояний  атмосферы.  Как  только
настоящий  контакт  был  установлен,  дело  пошло  быстрее.  Фомальгаут  был
гигантской звездой с обширным поясом астероидов, богатых тяжелыми металлами.
   Для  пузырей  пояс  никакой  ценности  не   представлял   -   космические
путешествия  им  не  нравились.  Однако  они  заинтересовались  Юпитером   и
замышляли засеять его  аэропланктоном.  Инвесторы  соглашались  организовать
перевозки, хотя даже их громадины-корабли  могли  нести  зараз  лишь  жалкую
горстку хирургически уплощенных пузырей.
   Спор заварился на десятилетия. У механистов  имелась  своя  галактическая
группировка, тужившаяся овладеть головоломной физикой  зловещих  налетчиков.
Те, как и Инвесторы, обладали технологией сверхсветовых перелетов. Инвесторы
не  прочь  были  продать  свой  секрет,  но  цену  запрашивали  несусветную.
Налетчики  издевались  над  людьми,  но  иногда  ими   овладевали   приступы
болтливости...
   Движение  людей  в  ближайший   спиральный   рукав   галактики   казалось
неизбежным. Одна из двух стратегий должна была  оказаться  успешной  -  либо
дипломатические ухищрения шейперов, либо механистский целенаправленный штурм
проблемы межзвездных перелетов. Но добиться успеха по силам было  лишь  этим
главным  группировкам  -  более   мелким   недоставало   финансов,   опытных
профессионалов и дипломатического  веса.  Новое  напряженное  противостояние
двух сверхсил обрело форму.
   Тем временем личинки пузырей в своих  яйцеобразных  космических  кораблях
усердно исследовали околосолнечное пространство, а мелкие группы  шейперских
и механистских ренегатов картографировали богатства Фомальгаута. Ни  пузыри,
ни люди уже не удовлетворялись одной звездной системой.
   Крах разрядки воскресил старую вражду. Разгорелись пограничные  войны,  и
Инвесторы на сей раз не решились их сдерживать. Как грибы росли новые - одна
эксцентричней другой - группировки, возглавляемые вернувшимися  дипломатами.
К плотоядам, коронасферикам и в Армию вирусов охотно шли рекруты из низов.
   Вращался калейдоскоп истории, вращался быстрее и быстрее,  приближаясь  к
некоему немыслимому крещендо. Узоры в нем складывались, деформировались -  и
разлетались на часта, и каждый отблеск был человеческой жизнью.

Народная Корпоративная Республика Царицын Кластер
13.01.54

   Семьдесят лет богатства и стабильности миновали. Царицын Кластер вплотную
приблизился к катастрофе. Для разработки программы преодоления кризиса элита
лиги Жизнелюбивых собралась на тайное совещание.
   Аквамариновый приват, цитадель, жизнелюбов, был надежно защищен  от  чего
угодно.  Все  стены  зала  были  покрыты  мозаичными  изображениями  Европы,
спутника Юпитера: яркая, словно исцарапанная граблями почва в снежно-белых и
смугло-оранжевых тонах, синева и индиго внутренних морей...  Над  полировкой
стола  заседаний  висел  глобус  Европы,  вокруг  которого,  на  орбитах  из
серебряной  проволоки,  тихонько  тикали  ювелирной  работы  спутники   лиги
Жизнелюбивых.
   Канцлер Абеляр Гомес, бодрый восьмидесятипятилетний мужчина, взял на себя
управление делами лиги. Главными соратниками  Гомеса  были:  профессор  Глен
Сцилард, советник Матки  Фидель  Накамура  и  нынешняя  его  супруга,  Джейн
Мюррей, менеджер проекта. На дальнем  конце  стола  сидел  Почетный  канцлер
Абеляр Линдсей. Морщинистое лицо  старого  визионера  лучилось  добродушной,
насмешливой улыбкой, вызванной большой дозой "Зеленого экстаза".
   Гомес постучал по столу, призывая собрание к порядку.  Наступила  тишина,
нарушаемая лишь громким попискиванием старой крысы, обосновавшейся на  плече
Линдсея.
   - Извините, - пробормотал Линдсей, пряча крысу в карман.
   - Фидель, - начал собрание Гомес, - твой доклад?
   - Подтверждаю, господин канцлер. Матка исчезла.
   Все застонали.
   - Бегство или похищение? - резко спросил Гомес.
   Накамура утер пот со лба.
   - Ее забрал Уэллспринг; только он  знает  ответ.  Мои  коллеги-советники,
мягко говоря, взволнованы. Координатор созвал псов. Он даже  тигров  вытащил
из  нафталина.  Уэллспринг  в  розыске  как  государственный  изменник.   Не
успокоятся, пока не возьмут.
   - Или пока ЦК не рухнет, - добавил  Гомес.  Все  помрачнели.  -  Тигры...
Громадные машины. Могут вспороть эту стену,  как  лист  бумаги.  Нам  нельзя
собираться снова, пока не вооружимся и не установим охранные системы.
   Слово взял Сцилард:
   - Наши псы прослеживают  выходы  из  этого  модуля.  Я  -  за  поголовную
проверку на  лояльность.  Мы  можем  очистить  свой  пригород  от  носителей
недружественных идеологий и  сделать  его  нашим  бастионом,  когда  Кластер
распадется.
   - Крутенько, - заметила Джейн Мюррей.
   - Тут уж - либо мы, либо они, - ответил Сцилард. - Как только эта новость
распространится,  в  других  группировках  начнутся   суды   Линча,   захват
укрепленных позиции и отчуждение собственности диссидентов. Грядет  анархия.
Придется обороняться.
   - А что там с нашими союзниками? - спросил Гомес.
   - Согласно данным от наших сторонников в Полиуглеродной лиге, - заговорил
Накамура, - объявление о перевороте Уэллспринга  должно  совпасть  с  первым
взрывом астероида на Марсе, это  -  утро  04.14.54...  Распад  ЦК  -  вопрос
нескольких недель. Большинство беженцев из Царицына  Кластера  отправятся  к
Марсу. Там, на орбите, Уэллспринг держит  Матку.  Править  будет  он.  Новый
Терраформинг-Кластер будет сугубо придерживаться идеологии постгуманизма.  s
- Механисты с шейперами разорвут ЦК на части, - сказала Джейн  Мюррей.  -  И
это разрушение выгодно для нашей  философии.  Это,  друзья,  государственная
измена. Меня тошнит.
   - Люди живут дольше, чем нации, -  мягко  заметил  Линдсей,  дышавший  не
по-человечески  ровно:  внутренними  органами  его  управляла   механистская
биокираса. - ЦК обречен. Никакие псы и чистки его не спасут без Матки. Здесь
для нас все кончено.
   - Почетный канцлер прав, - сказал Гомес. - И нам следует решить, куда  мы
направимся дальше. Присоединимся к Полиуглеродной  лиге,  чтобы  жить  около
Марса, под сенью Матки? Или же двинемся к Европе, чтобы претворять  в  жизнь
наши планы?
   - Я - за Марс, - сказал Накамура. - В нынешней  обстановке  постгуманизму
понадобится любая доступная поддержка. Дело требует солидарности.
   - Солидарности? Скорее уж флюидарности, - возразил Линдсей. Собравшись  с
силами, он сел прямо. - В конце концов, что  такое  одна  Матка?  Существуют
инопланетяне и кроме нее. Когда-нибудь постгуманизму потребуется собственная
орбита. Отчего бы не подыскать ее сейчас?
   Во время общего спора  Гомес,  полуприкрыв  глаза,  задумчиво  следил  за
старым своим наставником. Боль старых ран... Он никак не мог  забыть  своего
долгого брака с любимицей Линдсея, Верой  Константин.  Слишком  много  теней
было тогда между ним и Верой.
   И однажды эти тени рассеялись. Это произошло, когда она  призналась,  что
хотела раньше убить Линдсея. Линдсей не принимал никаких мер  самозащиты,  и
возможностей предоставлялось множество, но почему-то ей всегда казалось, что
момент еще не настал. Шли годы, убежденность ее  ослабла,  похороненная  под
ворохом повседневных дел. Настал день, и она поняла,  что  не  сможет  этого
сделать. И все рассказала Гомесу - она ему верила. Они любили друг друга.
   Гомес отвлек ее от мести.  Она  приняла  постгуманизм.  И  даже  клан  ее
изменил свои взгляды - теперь Константины были пионерами лиги  Жизнелюбивых,
работали в окрестностях Европы.
   Но годы взяли свое. Время имеет обыкновение обращать страсть в работу.  У
Гомеса было все, чего он желал. У него была мечта. Он жил и дышал  мечтою  и
работал на ее бюджет. И потерял Веру - между ними оставалась еще одна тень.
   Вера  так  и  не  поправилась  окончательно.  Год  за  годом  она  упорно
настаивала  на  том,  что  ее  преследует  некое  инопланетное  присутствие.
Очевидно, это приходило и уходило с  переменами  в  настроении:  много  дней
подряд она могла быть приветливой и веселой, убежденная,  что  оно  "куда-то
ушло", но затем Гомес находил ее мрачной и  замкнутой,  уверенной,  что  оно
вернулось.
   Линдсей потакал сумасшествию Веры, заявляя, что верит ей. Впрочем,  Гомес
тоже верил в присутствие - то есть был уверен, что  так  выражает  она  свой
уход от реальности. Не зря же она называла это "таким, зеркальным"...  Нечто
такое,    чего     нельзя     взять     -     и     зафиксировать;     нечто
неопознаваемо-расплывчатое... Словом, дойдя до точки, Гомес уже и сам  начал
видеть какое-то мелькание в уголке глаза. Он понял, что  это  зашло  слишком
далеко. И они расстались.
   Иногда он задумывался: а не спланировано ли все это Линдсеем? Линдсею  ли
не знать, что лучший капкан для человека - наслаждение и что, вырвавшись  из
него с потом и кровью, обретаешь истинную силу...
   Обожженный болью, Гомес обрел эту силу.
   А Сцилард все сыпал и сыпал фактами и цифрами о текущем положении дел  на
Орбитал-Европе. Будущая обитель жизнелюбивых будет вращаться вокруг спутника
Юпитера, представляя собой пену из  жестких  конструкций,  стен  и  надувных
пузырей.
   Процветающий клан Константинов уже  закончил  трубопроводы  и  готовил  к
запуску систему  жизнеобеспечения...  Однако  массовый  переезд  туда  тысяч
сторонников лиги тут же сожрет все их ресурсы.
   Отношения с юпитерианской колонией пузырей были налажены благодаря умению
Веры и ее учеников. Но от прочих фракций пузыри - не защита.  У  них  нет  к
тому ни желания, ни возможностей, ни хотя бы престижа - как у Матки цикад.
   Джейн Мюррей призвала взглянуть на вещи с  позиций  проекта.  Поверхность
Европы никаких особых  перспектив  не  открывает:  что  взять  с  иссушенной
вакуумом водноледяной пустыни, омываемой смертельным излучением Юпитера, где
от холода мышцы и кости должны ломаться, будто стекло? Но  во  льду  имеются
расщелины, темные борозды в тысячи километров длиной...  Приливные  трещины.
Под корой льда есть расплавленный лед, то есть  окружающий  планету  лавовый
океан жидкой воды. Постоянное приливное воздействие Юпитера, Ганимеда  и  Ио
дает достаточно энергии, чтобы разогреть океан Европы до температуры тела. А
под кружевом разломов этот стерильный океан омывает ложе  из  геотермального
камня...
   Долгие годы жизнелюбивые планировали серию тяжелых ударов по  неорганике.
Начало  должны  были  положить  водоросли.  Виды,  способные   прижиться   в
комбинации солей, характерной для морей Европы, были уже выведены. Водоросли
смогут группироваться  вокруг  свежих  трещин,  пропускающих  свет,  питаясь
тяжелыми углеводородами, пузырьки которых бесцельно болтаются  в  бесплодном
море. Далее наступит очередь рыб; для  начала  -  маленькие,  выращенные  из
полудюжины промысловых видов, взятых человечеством в космос. Океанических же
ракообразных - таких, как крабы и креветки,  -  известных  лишь  по  древним
учебникам, можно вывести путем умелой манипуляции, генами насекомых.
   Линии с дефектами развития можно уничтожать снарядами с орбиты,  пробивая
в паковом льду дыры и открывая доступ  свету.  Можно  экспериментировать  на
двенадцати трещинах разом, отбирая наиболее  адаптивные  экосистемы  методом
проб и ошибок.
   Это займет столетия... Снова Гомес взвалил на себя бремя лет.
   - Биоконструирование еще в колыбели, - сказал он. - Нужно смотреть фактам
в лицо. По  крайней  мере,  при  Матке  Марсианский  Кластер  обеспечит  нам
богатство и безопасность. И единственным нашим врагом будет время.
   Резко подавшись вперед, Линдсей ударил железным кулаком по столу.
   -   Мы   должны   действовать!   Наступил   критический   момент,   когда
одно-единственное действие определит наше будущее. Перед нами - выбор  между
рутиной и чудом. Требуйте  чудесного!  {Перефразируется  лозунг  французской
студенческой революции в мае 1968- года: "Требуйте невозможного!"} Гомес был
оглушен.
   - То есть Европа, канцлер? Замыслы Уэллспринга кажутся безопаснее.
   - Безопаснее?  -  засмеялся  Линдсей.  -  Царицын  Кластер  тоже  казался
безопасным. Но дело движется вперед, и Матка,  влекомая  Уэллспрингом,  тоже
двинулась... Абстрактная мечта будет процветать, но город падет. И  те,  кто
не умеет мечтать, умрут вместе с  ним.  И  потоки  крови  самоубийц  затопят
приваты. Самого Уэллспринга могут убить! Агенты  механистов  захватят  целые
модули, а шейперы проглотят индустрию и банки. И все это - такое привычное и
прочное - растает как дым... Оставшись с ним, мы с ним и растаем.
   - Но что же нам делать?
   - Уэллспринг не один такой, чьи преступления - тайна и  амбициозность.  И
не он последний пропал.
   - Вы.., вы покидаете нас, канцлер?
   - С бедствием и катастрофой вы должны справиться сами. Я в этом деле  уже
бесполезен.
   Все были убиты. Наконец Гомес совладал с собой.
   - Почетный канцлер прав. Я тоже хотел предложить  нечто  подобное.  Враги
сосредоточат атаки на арбитре лиги. Его лучше спрятать.
   Остальные автоматически запротестовали; но голос Линдсея был решающим:
   - Никакие Уэллспринга и Матки не вечны. Вы должны поверить в  собственные
силы. Я в них верю.
   - Куда же вы отправитесь, господин канцлер?
   - В самое неожиданное место. - Он улыбнулся. -  Это  не  первый  из  моих
кризисов. Я повидал их достаточно. Когда они приближались, я всегда спасался
бегством.  Долгие  годы  я  наставлял  и  поучал  вас,  просил  жизни   свои
посвятить... И все это время знал, что вот этот  самый  момент  настанет.  Я
никогда не думал, что буду делать, когда мечта обернется кризисом. Уйду  ли,
как обычно, в бродяги или же буду бороться бок о бок с вами? Час  настал.  Я
должен зачеркнуть свое прошлое. Вы - тоже. Я знаю, как обеспечить вам  чудо.
И я это сделаю. Клянусь.
   Внезапный ужас охватил Гомеса. Давным-давно не видел он в  Линдсее  такой
твердости и решительности. Он неожиданно понял: Линдсей собирается  умереть.
Не зная планы Линдсея, он, однако, понимал,  что  они  -  кульминация  жизни
престарелого наставника. Это похоже на него - уйти,  скрыться  во  мраке,  а
непостижимая слава его будет все так же сиять...
   - Канцлер, - спросил он, - а когда нам ждать вашего возвращения?
   - Мы станем ангелами Европы еще до моей смерти. Так что -  до  встречи  в
Раю.
   Линдсей открыл герметическую дверь  привата.  В  помещение  ворвался  шум
толпы. Затем дверь с глухим лязгом затворилась. Ушел...
   Воцарилась ватная тишина.
   Без старика стало как-то пусто.  Все  молча  переживали  чувство  утраты.
Переглянувшись,  собравшиеся  повернулись  к  Гомесу.   Критический   момент
миновал, тревога словно рассеялась в воздухе.
   - Что ж, - улыбнулся Гомес. - Чудеса - так чудеса.
   На стол упруго вспрыгнула крыса Линдсея.
   - Оставил... - сказала Джейн Мюррей.
   Она погладила зверька. Крыса запищала.
   Гомес постучал по столу:
   - Крыса призывает к порядку.
   Все принялись за работу.

Глава 11

Околоземная орбита
14.04.54

   Три человека ожидали внутри корабля: Линдсей, Вера Константин и навигатор
из омаров, которого называли просто Пилот.
   - Последний заход.
   Прекрасный   синтезированный   голос   Пилота   исходил   из    вокодера,
прикрепленного к горлу.
   Прихваченный ремнями к креслу перед пультом управления, омар  представлял
собою  сплошной  сгусток  мрака.  Он  был  наглухо  закупорен  в  постоянный
матово-черный скафандр, шишковатый от  внутренних  механизмов  и  пестреющий
золотыми входными  разъемами.  Омары,  порождения  вакуума,  были  безликими
постлюдьми. Глаза  и  уши  их  были  подключены  к  сенсорам,  пронизывающим
скафандр. Пилот никогда не ел. И даже не пил. Все надобности  бренного  тела
были включены в жизнеобеспечивающие ритмы скафандра.
   В корабле Пилоту не нравилось - замкнутые пространства приводили омаров в
ужас. Однако Пилоту пришлось пожертвовать удобствами ради сладости нарушения
запрета.
   Сейчас они начинали спуске орбиты, и наркотическая  безмятежность  недель
путешествия кончилась. Никогда еще Линдсей не видел Веру такой оживленной, и
нескрываемое ее восхищение переполняло его удовольствием.
   Ей было чему радоваться: присутствие оставило ее. Она не  ощущала  его  с
тех пор, как их закупорили в этом корабле. Сейчас  она  уже  уверовала,  что
избавление от присутствия - к добру. Это  было  таким  же  счастьем,  как  и
завершение их заговора.
   Линдсей тоже был счастлив - за Веру. Он  так  и  не  нашел  доказательств
объективного существования присутствия, но согласился поверить в него - ради
нее. И Вера также ни разу  не  усомнилась  в  Линдсее.  Таким  образом,  они
достигли доверия и взаимопонимания. Он сознавал, что она вполне может  убить
его, но именно доверие спасло ему жизнь. И многие годы, проведенные  вместе,
только укрепили это доверие.
   - Пожалуй, нормально, - сказал омар. Корабль начало бросать - он вошел  в
атмосферу Земли. По скафандру омара  пробежала  волна  статических  искр.  -
Воздух... Ненавижу воздух. Я с ним не знаком - и все равно ненавижу...
   - Тише, тише, - улыбнулся Линдсей.
   Туже затянув ремни своего кресла, он развернул видеоэкран.
   Корабль  проходил  над   континентом,   некогда   называвшимся   Африкой.
Наступающее море совершенно изменило его  очертания:  над  густой  похлебкой
задыхающегося  от  водорослей  океана  тянулись  к  тучам  пики  затонувших,
преобразившихся в архипелаги гор. Берег был темен. Реки потоками серого  ила
вливались в красную от цветущих водорослей воду.
   Обзор  заслонило  яркое  белое  сияние  -   обшивка   накалилась,   слепя
алмазно-твердые внешние линзы носового сканера. Линдсей откинулся назад.
   Корабль их, построенный не человеком, был странен и лишен удобств. Корпус
яйцеобразной   формы   беловато   поблескивал   -   он   был    сделан    из
стабилизированного металлического  водорода,  производимого  лишь  пузырями.
Голые палуба и перекрытие несли на себе круглые, зубчато-сегментарные  следы
изначального Пилота, личинки пузыря. Отправляемая в космические  странствия,
личинка втискивалась внутрь туго, словно поднимающееся тесто.
   Некий пузырь в "беседе" с  Верой  Константин  намекнул  на  смерть  этого
астронавта.  Неудачливый  пузыренок,  с  е