видеомонокль и снял с него футляр. Тем временем Нора высвободила свои
изящные руки из расшитых бисером  рукавов  и  принялась  откалывать  шляпку.
Линдсей начал съемку.
   - Ты еще не разделся? - Она обернулась. - Абеляр, что ты делаешь?
   - Хочу запомнить тебя вот такой, - ответил он. - Как  в  этот  прекрасный
момент.
   Со смехом Нора отшвырнула шляпку, ловко  выдернула  из  волос  украшенные
драгоценными камнями заколки, и косы ее  темными  волнами  упали  на  плечи.
Линдсей почувствовал прилив новых сил. Отложив монокль,  он  выскользнул  из
одежд. Начали они  не  спеша,  с  ленцой.  Но  вату  ночь  Линдсей  особенно
чувствовал, что смертей, и это чувство  подгоняло  его,  словно  шпора.  Его
охватила страсть, и он любил жену с небывалым пылом, и она отвечала тем  же.
Жестко  вбиваясь  в  нее  напоследок,  он  созерцал  сквозь  пульс   оргазма
собственную железную руку на ее глянцевитом плече. Хватая  ртом  воздух,  он
слышал, как громко стучит его сердце.
   Когда он отстранился, она со вздохом потянулась и рассмеялась:
   - Чудесно. Как я счастлива, Абеляр!
   - Я люблю тебя, жизнь моя, - ответил он.
   Нора приподнялась на локте.
   - Милый, у тебя все в порядке?
   Глаза Линдсея жгло.
   - Сегодня вечером я говорил с Дитрихом Россом, - осторожно начал он. - Он
предложил испробовать на мне новую процедуру омоложения.
   - О-о, - с радостью сказала она. - Хорошие новости.
   - Штука рискованная.
   - Дорогой, старость - вот действительно рискованная штука. Все  остальное
- вопрос тактики. Тебе не требуется ничего особенного,  лишь  незначительный
декатаболизм; с этим справятся в любой лаборатории. И можно будет не  думать
об этом еще лет двадцать.
   - Но это означает  -  снять  перед  кем-то  маску.  Росс  обещал  строгую
конфиденциальность, но я ему не доверяю. Феттерлинг с Понпьянскулом устроили
сегодня довольно эксцентричную сцену. При подстрекательстве Росса.
   Нора принялась расплетать одну из своих кос.
   - Ты вовсе не стар, дорогой, просто слишком долго притворялся, что  стар.
И скоро тебе уже не придется притворяться. Дипломаты  возвращают  себе  свои
права, а ты ведь теперь - Мавридес. Вот регент Феттерлинг тоже дикорастущий,
и никто из-за этого не думает о нем хуже.
   - Ну да!
   - Может, совсем немного... Хотя это неважно. Абеляр, у тебя глаза отекли.
Ты принял ингибиторы?
   Линдсей молчал. Опершись на не знающую усталости железную руку, он сел  в
постели.
   - Я смертен, - сказал он. - Когда-то это имело  для  меня  очень  большое
значение. И это - все, что  осталось  от  меня  прежнего,  от  прежних  моих
убеждений...
   - И что же ты думаешь: старея, ты будешь меньше изменяться?  Если  хочешь
сохранить свои прежние чувства, нужно оставаться молодым.
   - По-моему, есть только один способ. Способ Веры Келланд.
   Руки ее замерли, коса осталась наполовину нерасплетенной.
   - Извини, - сказал Линдсей, - но это все время  где-то  здесь,  рядом  со
мной, в тени... Я боюсь, Нора. Стань я снова молод, все изменится.  Все  эти
годы, принесшие нам столько радости... Я заморожен здесь, залегши на, дно, с
тобой, в счастье и безопасности. Рискнув же снова стать молодым - я  буду  у
всех на виду...
   Она погладила его по щеке.
   - Дорогой, не волнуйся. Я - с тобой. Я не дам тебя в  обиду.  Кто  бы  ни
задумал причинить тебе вред - только через мой труп.
   - Я понимаю, и рад этому, но никак не могу прогнать это чувство...  Может
быть, это вина? Вина за то, что все у нас так прекрасно? Что мы  любим  друг
друга, тогда как другие умирают, словно крысы, загнанные в угол? - Голос его
задрожал. Он опустил взгляд к пятну света ночника на  охряном  покрывале.  -
Сколько еще продлится Замирение? Старики нас презирают,  молодые  глядят  на
нас как на пустое место. Все меняется - и вряд ли изменится в лучшую для нас
сторону... Милая... - Он взглянул ей в глаза. - Я отлично помню дни, когда у
нас не было ничего, даже воздуха для дыхания, и  все  вокруг  нас  заполняла
гиль. То, что мы приобрели с тех пор, является нашей чистой прибылью, но все
это не настоящее... Реальны лишь отношения между тобой  и  мной  -  и  более
ничего. Скажи: если все остальное  пойдет  прахом,  ты  ведь  останешься  со
мной?..
   Она взяла мужа за руки, положив его протез поверх своего локтя.
   - Откуда у тебя эти мысли? Опять Константин?
   - Фетгерлинг хочет ввести в лигу одного из его людей.
   - Так и знала, что тут не обошлось без этого деспота. Значит, это его  ты
боишься? Вспомнил прежние трагедии... Ну что ж, так-то лучше, теперь я знаю,
с кем имею дело.
   - Дорогая, дело не только в нем. Видишь  ли,  Голдрейх-Тримейн  не  вечно
будет на вершине. Замирение  Инвесторов  рушится;  вновь  начнется  открытая
борьба шейперов с механистами. Милитаристское крыло готово снова воспрянуть.
Мы потеряем статус столицы...
   - Это - безосновательная паника,  Абеляр.  Мы  еще  ничего  не  потеряли.
Сторонники  разрядки  в   Голдрейх-Тримейне   сильны,   как   никогда.   Мои
дипломаты...
   - Я знаю, ты сильна. Скорее всего, ты победишь. Но если проиграешь,  если
придется уйти в бродяги...
   - В бродяги? Мы, дорогой, не  какие-нибудь  беженцы,  мы  -  генетические
Мавридесы! При должностях, имуществе и состоянии! Здесь - наша  крепость!  И
нельзя оставить ее просто так, когда она нам столько дала...  Ничего,  после
процедуры ты перестанешь тревожиться. Вернув себе молодость,  ты  посмотришь
на мир иначе.
   - Я знаю, - согласился Линдсей. - Это-то меня и пугает.
   - Я люблю тебя, Абеляр. Обещай мне завтра же позвонить Россу.
   -  О,  нет,  -  возразил  Линдсей.  -  Нельзя  показывать,  что   слишком
торопишься.
   - Но когда же?
   - Ну, скажем, лет через несколько. По меркам Росса, это - ничто.
   - Но, Абеляр, мне больно видеть, как возраст съедает тебя. Слишком далеко
зашло. Это просто неразумно... - Глаза ее наполнились слезами.
   Линдсей удивился и даже немного встревожился:
   - Не плачь, Нора... Сама себе делаешь больнее...
   Он обнял ее.
   Она прижалась к нему:
   - Неужели мы не сможем удержать, что имеем? Я уж сама засомневалась.
   - Я - просто дурак, -  сказал  Линдсей.  -  Я  в  прекрасной  форме;  нет
никакого смысла спешить. Извини, что я тебе тут наговорил всякого...
   - Победа будет за мной! - глаза ее снова были сухи. -  За  нами!  Мы  оба
будем юными и сильными. Вот увидишь.

Государство Совета Голдрейх-Тримейн
16.04.53

   Эту  встречу  Линдсей  откладывал  сколько  мог.  Но   теперь   ему   уже
недостаточно было одних ингибиторов да диеты.  Ему  шел  шестьдесят  девятый
год.
   Демортализационная клиника располагалась на окраине Голдрейх-Тримейна,  в
растущей грозди надувных пузырей. Пузыри,  связанные  между  собой  трубами,
могли возникать либо исчезнуть за одну ночь - идеальное обиталище для Черных
Медиков и прочих сомнительных компаний.
   Здесь скрывались механисты,  желавшие  продлить  себе  жизнь  шейперскими
способами - и не желавшие при этом попадать под юрисдикцию шейперов. Спрос и
предложение порождали коррупцию, а тем  временем  Голдрейх-Тримейн  богател,
обрастал жирком и расслаблялся. Столица тратила  больше,  чем  зарабатывала,
бреши в экономике латались теневыми деньгами.
   Страх вынудил-таки Линдсея пойти на это, страх оказаться в немощи,  когда
все развалится окончательно.
   Росс обещал полную анонимность. Все будет  сделано  мгновенно,  за  день,
максимум - за два.
   - Я не хочу ничего  серьезного,  -  сказал  он  пожилой  даме.  -  Просто
декатаболизм.
   - Документация по вашей генетической линии у вас с собой?
   - Нет.
   - Это осложняет дело. - Теневая деморталистка взирала на  него,  странно,
совсем по-девчоночьи  склонив  голову  набок.  -  Геном  определяет  природу
возможных  осложнений.  Старение  -   естественное   или   по   совокупности
повреждений?
   - Естественное.
   -  Тогда  можно  попробовать  процедуру  погрубее.  Гормонотерапия   плюс
вымывание свободных радикалов антиоксидантами. Быстро  и  грязно,  зато  это
вернет вам живость.
   Линдсей вспомнил странноватую кожу Понпьянскула.
   - А какой процедурой пользуетесь вы сами?
   - Это секрет.
   - Сколько вам лет?
   Дама улыбнулась.
   - Не нужно спрашивать о таких вещах. Чем меньше мы друг  о  друге  знаем,
тем лучше.
   Линдсей послал ей взгляд. Дама взгляда не уловила. Он взглянул снова... И
понял:  она  не  знает  этого  языка.  По  спине  Линдсея  пробежал  холодок
беспокойства.
   - Нет, так я не могу, - сказал он. - Я вам не очень доверяю.
   Линдсей поплыл к выходу из пузыря, прочь от сканеров  и  пробоотборников,
служивших ядром этого маленького небесного тела.
   - Неужели вас смущают наши цены, доктор Абеляр Мавридес? -  сказала  дама
вдогонку.
   Сознание заработало в бешеном темпе. Сбылись самые худшие  предположения!
Он обернулся, решив ее осадить:
   - Вас кто-то ввел в заблуждение.
   - У нас имеется собственная разведслужба.
   Он внимательно к ней пригляделся. Морщинки на лице чуточку не  на  месте,
не совпадают со структурой лицевых мышц.
   - Вы молоды, - сказал Линдсей. - Только выглядите старо.
   - Значит, мы с вами  -  собратья  по  одному  и  тому  же  мошенничеству.
Впрочем, для вас оно - лишь одно из многих.
   - Росс уверял меня  в  вашей  надежности.  Зачем  же  рисковать  работой,
оскорбляя меня?
   - Нам нужна правда.
   Он пристально посмотрел на нее:
   - И всего-то? Попробуйте дедуктивный метод. А  в  данный  момент  давайте
говорить разумно.
   Молодая женщина разгладила свою медицинскую куртку морщинистыми руками.
   - Представьте, что я - зритель в театре, доктор  Мавридес,  и  расскажите
мне о своей идеологии.
   - Нет у меня никакой идеологии.
   - А как же с Замирением Инвесторов? Со всеми этими пацифистскими пьесами?
Думаете, это инвесторское мошенничество излечит Схизму?
   - Вы, оказывается, еще моложе, чем я думал. Задавать такие вопросы  может
лишь тот, кто никогда не видел войны.
   Она перешла на крик:
   - Нас вырастили при Замирении! Нам с детского сада  твердили,  что  война
побеждена любовью и разумом! Но мы читали историю! И не в обработке Джулиано
- а как все было на самом деле! Вы знаете, что случилось с  сообществами,  в
которых  нововведения  не  прижились?  В  лучшем  случае   их   загнали   на
какие-нибудь ужасные аванпосты! В худшем - их травят, уничтожают поодиночке,
науськивают друг на друга...
   Правдивость этих слов ранила больно.
   - Но некоторые живут!
   Девушка рассмеялась:
   - Вы ведь дикий, для чего же вам заботиться о нас? Жизнь и  душа  ваши  -
глупость.
   - Вы из людей Маргарет Джулиано, - сказал Линдсей. - Из сверхспособных.
   Линдсей с  интересом  разглядывал  ее:  раньше  он  никогда  не  встречал
сверхспособных. Считалось, что они строго  изолированы,  что  их  непрерывно
изучают.
   - Маргарет Джулиано... - проговорила она. - Из вашей Полночной лиги.  Она
помогла нас сконструировать. Она - за разрядку. Падет Замирение, падем и  мы
вместе с ней. За нами постоянно подглядывают, шпионят, ищут наши ошибки... -
Глаза, обрамленные морщинами, дико  пылали.  -  Вы  представляете  себе  наш
потенциал? Ни законов, ни душ, ни границ!  Но  нас  окружили  кольцом  догм.
Фальшивые войны, дурацкие лояльности. Куча  хлама,  именуемая  Схизматрицей.
Другие погрязли в ее болоте, прячась от полной свободы,  но  мы  хотим  всей
правды, без оговорок. Мы принимаем действительность такой, как она есть.  Мы
должны раскрыть глаза всем, и если для этого потребуется некий катаклизм, то
тысячи людей готовы...
   - Нет уж, подождите, - перебил ее Линдсей. Если она из сверхспособных, ей
не больше тридцати... Его ужаснула фанатичность, с  которой  девушка  готова
была повторить его  ошибки.  Его  -  и  Веры...  -  Вы  слишком  молоды  для
однозначных, окончательных решений. Ради бога, не нужно  пуризма,  не  нужно
запальчивости, пусть все утрясется, подождите лет пятьдесят.  Подождите  сто
лет. Времени у вас - сколько угодно.
   - Мы не приемлем того образа мыслей, которого от нас ждут. И поэтому  нас
хотят убить. Но прежде, чем это у них получится, мы  вскроем  череп  мира  и
введем туда свои иглы.
   - Подождите, - остановил ее Линдсей. - Возможно, Замирение  обречено.  Но
себя-то вы можете спасти! Вы умны. Вы можете...
   - Жизнь - анекдот, друг мой. А смерть - его кульминация.
   Девушка подняла руку и исчезла.
   - Что вы?.. - ахнул Линдсей  -  и  осекся.  Голос  его  прозвучал  как-то
странно. Казалось, в помещении изменилась акустика. Однако машины все так же
тихонько жужжали и попискивали.
   Линдсей подплыл к ним.
   - Алло, девушка! Давайте сначала побеседуем. Поверьте, я в состоянии  вас
понять!
   Голос его стал явно другим  -  пропала  слабая  старческая  хрипотца.  Он
тронул горло левой рукой  -  оказалось,  подбородок  оброс  густой  щетиной.
Удивленный, он подергал ее - да, волосы его, настоящие.
   Подплыв поближе к машинам, он дотронулся  до  одной.  Металл  смялся  под
пальцами. Линдсей яростно сжал кулак. Корпус немедленно раскрошился,  сквозь
дыру он увидел хрупкие конструкции из целлюлозы и пластика. Он рванул другую
машину. Снова - макет. А в центре  комплекса  прилежно  гудел  и  попискивал
детский магнитофончик. Подхватив его левой рукой, Линдсей вдруг почувствовал
свою руку: мышцы заныли.
   Он сорвал с себя пиджак и рубашку. Живот был плоским и мускулистым, седые
волосы с груди были тщательно удалены. Он вновь ощупал свое лицо. Бороды  он
никогда не носил, но щетина была как минимум двухнедельной давности.
   Похоже, девушка каким-то образом мгновенно привела его в состояние полной
беспомощности  и  бесчувственности.  Затем  некто  прочистил   его   клетки,
реверсировал катаболизм, переместил предел Гайфлика  для  кожи  и  важнейших
органов,  одновременно  подвергая  его  бесчувственное  тело  нагрузкам  для
восстановления мышечного тонуса. После того,  как  все  было  кончено,  этот
некто придал ему прежнее положение и  неким  образом  моментально  привел  в
чувства.
   Сознание Линдсея охватил запоздалый шок; казалось, все  вокруг  окуталось
неясным мерцанием. Выглядели перемены - реальнее некуда. Гораздо легче  было
бы усомниться в реальности своего имени,  поступков  и  факта  пребывания  в
живых. Бороду - в качестве календаря мне оставили, подумал он. Если только и
она не поддельна, наряду со всем прочим.
   Он глубоко вздохнул. Легкие упруго расправились. Наверное, очистились  от
табачной смолы...
   - Господи, - сказал Линдсей вслух. - А как же Нора?
   Впрочем, период паники у нее уже был  должен  пройти;  сейчас  она  полна
ненависти к его похитителю, кем бы тот ни был... Линдсей поспешил  к  выходу
из пузыря.
   Гроздь дешевых надувных полостей, сильно напоминающая  виноградную,  была
подсоединена к междугородней трубе. Проплыв по отлакированному коридору,  он
прошел через мембранную дверь и оказался в прозрачном  вздутии  перекрестка.
Внизу лежал Голдрейх-Тримейн, с колесами Бесежного и Паттерсона, неспешно  и
величаво вращавшимися в пространстве, со всеми своими похожими  на  молекулы
пригородами,  пурпурными,  золотыми,  зелеными,  окружавшими  город,  словно
разноцветные бусы... Что ж, по крайней мере, он все еще в Голдрейх-Тримейне.
Линдсей направился домой.

Государство Совета Голдрейх-Тримейн
18.09.53

   Этот хаос казался Константину отталкивающим.  Эвакуации  всегда  выглядят
неприятно. Стыковочный узел был завален  кучами  хлама:  одежда,  расписания
рейсов, чехлы  от  респираторов,  пропагандистские  листовки...  Ограничение
багажа час от часу ужесточалось. Как раз в  эти  минуты  неподалеку  четверо
шейперов занимались облегчением своих чемоданов, выдергивая из  них  вещи  и
злобно разбивая их о сиденья и переборки.
   К  биржевым  терминалам  змеились  длинные  очереди.  Сеть  была  страшно
перегружена, а каждая секунда работы  на  терминале  стоила  больших  денег.
Кое-кто  из  беженцев  обнаруживал,  что  продажа  его  покачнувшихся  акций
обойдется дороже, чем стоимость самих акций.
   Синтетический голос системы оповещения объявил  очередной  рейс  к  Союзу
старателей. Порт в момент превратился в ад. Константин  улыбнулся.  Туда  же
отлетал и его корабль, "Френдшип Серен". Но ему, в отличие от прочих,  место
было гарантировано. И не только на корабле, но и в новой столице.
   Голдрейх-Тримейн слишком много тратил. Слишком уж он  полагался  на  свое
положение столицы. Теперь, когда  этот  статут  был  перехвачен  милитантами
соперничающего города, выяснилось, что ГТ нечем расплачиваться за долги.
   Константину нравился Союз старателей, кружащийся на  орбите  Титана,  над
его кроваво мерцающими тучами. Источник богатства Союза был надежен и всегда
под рукой: небо Титана просто задыхалось от органики, настолько оно ею  было
насыщено. И эту органику при помощи термоядерных драг можно было черпать  из
атмосферы сотнями тонн. Метан, этан,  ацетилен,  цианоген  -  целая  планета
сырья для полимерных фабрик Союза.
   Наконец те, кто прибыл, высадились - жалкая горстка по сравнению с толпой
отбывающих, да и сам вид прибывших оставлял желать  лучшего.  Через  таможню
проплыла группа людей в мешковатых униформах. Ясно: бродяги, и  даже  не  из
шейперов - вон как блестит кожа от антисептических масел.
   Четверо телохранителей Константина тихонько  переговаривались  по  рации,
оценивая прилетевших. Охранникам явно действовало на нервы,  что  хозяин  не
торопится улетать.  Множество  местных  врагов  Константина  были  близки  к
отчаянию:  банки  Голдрейх-Тримейна  пребывали  на   грани   краха.   Охране
приходилось быть постоянно на взводе.
   Но Константин медлил. Он разгромил шейперов на их собственной  территории
и испытывал от этого невыразимое удовольствие. Да, вот ради таких моментов и
стоит жить. Он, пожалуй, был единственным в этой двухтысячной толпе, у  кого
на душе царили мир и покой. Никогда еще не чувствовал он  такой  власти  над
людьми.
   Враги, недооценив его, связали сами себя по рукам и ногам. Они  прикинули
его возможности - и полностью ошиблись. Константин и сам  не  знал  пределов
своих возможностей. Именно это и гнало его вперед.
   Он стоял и вспоминал своих врагов, одного за  другим.  Милитанты  избрали
его для атаки на Полночную лигу, и  успех  его  был  полным  и  подавляющим.
Первым  пал   регент   Чарльз   Феттерлинг,   считавший   себя   неуязвимым.
Вдохновленный Карлом Зенером, он поддержал милитантов,  и  власть  Полночной
лиги была подорвана изнутри.  Она  развалилась  на  враждующие  лагери.  Те,
которые не хотели менять своих позиций, подвергались атакам радикалов.
   Механист-перевертыш Зигмунд Фецко увял.  Теперь  всякий,  вызывающий  его
резиденцию, получает лишь  изысканные  отговорки  и  просьбы  повременить  с
визитом. И то - от системы, управляющей домом. Образ Фецко еще жив,  но  сам
человек мертв. Хоть и слишком вежлив, чтобы признаться в этом публично.
   Невилл Понпьянскул умер в Республике - убит по приказу Константина.
   Канцлер-генерал Маргарет Джулиано просто исчезла.  Кто-то  из  ее  личных
врагов постарался. По этому поводу Константин недоумевал до сих пор: в  день
ее исчезновения ему привезли большую посылку без обратного адреса. Ящик,  со
всеми предосторожностями вскрытый телохранителями, содержал в себе куб  льда
с элегантно вырезанной - прямо на льду - надписью:  "Маргарет  Джулиано".  С
того дня ее никто не видел.
   Профессор-полковник  Нора  Мавридес  несколько  переиграла.  Ее   супруг,
фальшивый Линдсей, пропал, и она обвинила Константина в его похищении. Когда
же ее супруг вернулся с дикой сказкой о сверхспособных-ренегатах  и  теневых
клиниках, ее репутация была безнадежно испорчена.
   До сих пор  Константин  не  слишком  хорошо  представлял  себе,  что  там
стряслось. Скорее всего, Нору Мавридес подставили ее же дружки,  прогоревшие
дипломаты. Увидели, к чему  идет  дело,  и  устроили  своей  покровительнице
ловушку - в надежде, что новый