и  плохо.  Конечно,
нельзя сказать, что я счастлива. Я не забыла усадьбу, деревья, сады...
   Линдсей  переплел  пальцы  рук,  не  обращая  внимания   на   непрерывное
покалывание в правой.
   - Не хотелось бы вселять  в  вас  пустые  надежды,  мадам.  Неотеническое
законодательство не допускает отклонений. Республике не  нужны  люди  нашего
возраста, так или иначе изменившие  первозданному  человеческому  состоянию.
Верно, я  сделал  кое-что  для  Неотенического  правительства.  Относительно
переселения граждан Республики, достигших шестидесятилетия. "На вымирание во
внешний мир", так это у них  сформулировано.  И  поток  переселенцев  строго
односторонен. Весьма сожалею.
   Она помолчала.
   - Вы хорошо знаете Республику, господин аудитор? Тон ее ясно говорил, что
она смирилась с неудачей. Теперь она желала одних лишь воспоминаний.
   - Достаточно, чтобы знать, что жену  Абеляра  Линдсея  там  осудили.  Ваш
бывший муж буквально канонизирован,  он  -  мученик,  пострадавший  за  дело
презервационизма. Вас же считают пособницей механистов,  главной  виновницей
изгнания и смерти Линдсея.
   - Ужасно... - Глаза ее наполнились слезами, она поднялась на ноги. - Я...
Извините... Нельзя ли воспользоваться вашим биомонитором?
   - Слезы  меня  не  пугают,  мадам,  -  мягко  ответил  Линдсей.  -  Я  не
дзен-серотонист.
   - Муж... Он был такой способный... Мы думали,  что  поступаем  правильно,
отправляя его учиться к шейперам. Я так и не поняла, что там с ним  сделали,
но это было ужасно. Я изо всех сил старалась  сохранить  семью,  но  он  был
такой хитрый и изворотливый, что  мог  извратить  любое  мое  слово  или  же
направить его на совершенно противоположную цель. Он и  в  остальных  вселял
страх. Они были уверены, что он разорвет наш мир на части.  Зря  мы  послали
его к шейперам!
   - Но я уверен, что с позиций того времени  вы  поступили  очень  умно,  -
сказал Линдсей. - Республика  уже  находилась  в  зоне  влияния  механистов;
следовало восстановить равновесие.
   - Но не за счет сына моей кузины! Мало им было плебеев вроде Константина?
- Палец ее поднялся к губам. - Извините. Все это, конечно, аристократические
предрассудки. Простите, господин аудитор. Я погорячилась.
   - Понимаю, - сказал Линдсей. - В вашем возрасте дела давно минувших  дней
могут вызывать неожиданные приливы чувства. Мне очень жаль,  мадам,  с  вами
обошлись несправедливо.
   - Спасибо, сэр. - Она приняла поданную  роботом  салфетку.  -  Я  глубоко
тронута вашим сочувствием. - По-птичьи  точными  движениями  она  промокнула
глаза. - Мне начинает казаться, что я знаю вас очень давно.
   - Ложная память... Некогда я был женат на женщине, весьма похожей на вас.
   Последовал неторопливый взгляд. Вне вербального уровня сказано было очень
много. Истина, мелькнув на  поверхности,  скрылась  за  необходимым  фасадом
недоговорок.
   - Жена... - Лицо ее ярко вспыхнуло. - Она не поехала сюда с вами?
   - Брак на Дембовской - совсем другое.
   - Я была замужем здесь. По пятилетнему брачному  контракту.  Полигамному.
Он истек в прошлом году.
   - И теперь вы не замужем.
   Она кивнула. Широким жестом правой руки, сопровождаемым тихим  жужжанием,
Линдсей обвел комнату.
   - Я - тоже. Результат, по-моему, налицо. Служебные дела сделали мою жизнь
пустынной. Она едва заметно улыбнулась.
   - А как вы отнесетесь к тому,  чтобы  вести  здесь  хозяйство?  Должность
помощника аудитора, полагаю, оплачивается  гораздо  лучше  той,  что  у  вас
сейчас.
   - Да, пожалуй.
   -  Скажем,  так:  шестимесячный  испытательный   срок,   а   впоследствии
домоправительский пятилетний контракт; стандартные условия, брак моногамный.
Контракт могут отпечатать в моей конторе завтра утром.
   - Это так неожиданно.
   - Вздор, Александрина. Если в нашем возрасте все  откладывать  на  потом,
так ни к чему и не придешь. Что для нас пять лет? Мы уже доросли до свободы.
   - Можно, я выпью? - спросила она. - Для моей программы поддержки здоровья
это не очень полезно, но сейчас, по-моему, мне это просто необходимо.
   Она нервозно взглянула на него, и он уловил во взгляде  вымученный  намек
на близость.
   Бумажный  глянец  кожи,  тщательно  уложенные  волосы...  Да,  запоздалая
попытка искупить прошлые грехи добавит в его жизнь новую  тоскливую  рутину.
Он подавил вздох.
   - Я найду  вас,  когда  понадобится  обсудить  пункты,  касающиеся  наших
половых отношений.

Государство Совета Союз Старателей
23.06.83

   Константин заглянул в резервуар. За стеклом окошка плавала  разбухшая  от
воды голова Паоло Мавридеса. Темные вьющиеся волосы, характерная особенность
генолинии Мавридесов, вяло шевелились над затылком и плечами. Налитые кровью
зеленые  глаза  были  открыты.  Инъекции   парализовали   зрительный   нерв.
Спинальный блок сохранил  ему  способность  чувствовать,  но  не  двигаться.
Слепой и глухой, недвижный,  окруженный  водой,  имеющей  температуру  тела,
Паоло Мавридес пребывал в сенсорной изоляции уже две недели.
   Кислород подавался прямо в трахею. Капельницы  в  венах  предохраняли  от
истощения.
   Константин коснулся черного  переключателя  на  резервуаре,  и  динамики,
установленные  специально  для   этого   случая,   ожили.   Молодой   боевик
разговаривал сам с собой, бормоча на разные голоса что-то вроде литании.
   - Паоло, - окликнул его Константин.
   - Я занят, - отвечал тот. - Зайдите позже.
   - Хорошо, - хмыкнул Константин, щелкнув по  микрофону,  чтобы  изобразить
звук отключаемого динамика.
   - Нет, погодите, - тут же сказал Паоло. Константин  улыбнулся,  уловив  в
его голосе легкий испуг. - Все равно  спектакль  испорчен.  "Пастушьи  луны"
Феттерлинга.
   - Ее давным-давно не ставят, - сказал Константин. - Ты в  это  время  был
совсем ребенком.
   - Я выучил ее в девять лет.
   - Надо же, какая память. И ведь катаклисты во  все  это  верят.  Проверка
внутреннего мира воли... Ты долго пробыл здесь. Очень долго.
   Константин выжидающе замолчал.
   - Сколько же? - вырвалось у Мавридеса.
   - Почти сорок восемь часов.
   Мавридес коротко засмеялся, и Константин подхватил его смех.
   - Ну конечно же, оба мы  понимаем,  это  неправда.  Нет,  почти  год!  Ты
страшно исхудал.
   - Попробуй как-нибудь сам. Может, это решит проблемы с кожей.
   -  Это,  молодой  человек,  последняя  из  моих  трудностей.  Я  совершил
тактическую ошибку, установив такую хорошую систему охраны. Ты не  поверишь,
как много дураков попадало до тебя в эту бочку. Ты сделал глупость, Паоло.
   - А скажи-ка лучше, отчего твой голос звучит как глас божий?
   - Такая техника. Мои слова поступают непосредственно к твоему внутреннему
уху. Поэтому ты не можешь слышать собственного голоса. Аппаратура  считывает
его для меня с нервных окончаний твоей гортани.
   - Понятно, - сказал Паоло. - Проволочные сработали.
   - Ничего необратимого. Но поговорим о тебе, Паоло. Кто  состоит  в  твоей
бригаде?
   - Я не катаклист.
   - У меня твое оружие. Вот. - Вынув из кармана полотняной куртки маленькую
таймер-ампулу, Константин покрутил ее в пальцах. - Обычное для  катаклистов.
Что это? PDKL-95?
   Паоло молчал.
   - Возможно, тебе этот препарат известен под названием "облом"?
   - Перестроить твое сознание? - засмеялся Паоло. - Мне бы и  в  голову  не
пришла такая глупость. Сумей я оказаться с тобой в одной  комнате,  поставил
бы на пять секунд, и обоим нам крышка.
   - Аэрозольный токсин, да? Надо же, какая самоотверженность...
   - Есть вещи поважнее жизни, плебей.
   - Какая трогательная старомодность. Вижу, вы  хорошо  покопались  в  моем
прошлом.  Давненько  ничего  подобного  не  слыхал.  Ты  еще   назови   меня
дикорастущим.
   - Нет нужды. Все это нам рассказала твоя жена.
   - Прошу прощения?
   -  Твоя  жена,  Натали  Константин.  Может,  слыхал?  Ей   нелегко   было
примириться с пренебрежением. И она стала первой шлюхой Союза старателей.
   - Я сейчас заплачу от огорчения.
   - А откуда, по-твоему, я узнал, как войти в твой дом?  Эта  блядь  просто
умоляла, чтобы я тебя прикончил.
   Константин засмеялся.
   - Тебе бы хотелось, чтобы я причинил тебе боль, не так ли? Боль стала  бы
хоть какой, но опорой. Нет, молодой человек,  тебе  следовало  оставаться  в
Голдрейх-Тримейне. В пустых залах и заброшенных  кабинетах.  Боюсь,  что  ты
начинаешь меня утомлять.
   - Позволь, прежде чем ты уйдешь, сказать, о чем я жалею. Я жалею о  своей
близорукости. У меня тут было время подумать. - Последовал глухой смех. -  Я
купился на твою пропаганду. Вот, скажем, астероид Ниса. На первый взгляд так
замечательно! Но Совет Колец не знал, что картель Нисы  был  просто  свалкой
для перегоревших проволочных из  захолустья.  Ты  до  сих  пор  лижешь  жопу
аристократам из Республики. При всех своих должностях и званиях  ты  остался
просто дешевым доносчиком, рабом и лакеем.
   Константин ощутил знакомое  напряжение  и  дрожь  в  затылке.  Коснувшись
затылочного контакта, он полез в карман за ингалятором. Ни к чему ему  фуга,
когда мальчишка разболтался и вот-вот расколется.
   - Продолжай, продолжай.
   - Все твои достижения на поверку оказывались простым  очковтирательством.
Ты ведь ничего ни разу не создал сам. Ты - ничтожество,  Константин.  Полное
ничтожество. И я знаю человека, под чьим ногтем  поместится  десяток  таких,
как ты.
   - Кто же это? Твои друг, Феттерлинг?
   - Бедняга Фернанд, твоя жертва... Конечно, он в тысячу раз лучше тебя, но
такое сравнение нечестно. У тебя никогда не  было  ни  капли  артистического
таланта. Нет, я имею в виду другого. Человека, специализирующегося  в  твоем
главном искусстве. Политики и шпионажа.
   - Какой-нибудь катаклист... - устало отмахнулся Константин.
   - Нет, не катаклист. Абеляр Линдсей.
   Жгучий приступ мигрени скрутил Константину голову. Поверхность резервуара
медленно поплыла к нему. Тусклый ледяной блеск металла. Он падал. Собрав все
силы,  Константин  попробовал  поднять   руки,   но   бешеный   удар   фуги,
растянувшийся, казалось, на целый месяц; отсек  нервные  импульсы.  Придя  в
себя, он почувствовал под щекой  холод  и  услышал,  что  Мавридес  все  еще
говорит:
   - ..всю эту историю от Норы. Пока ты  здесь  судил  артистов  за  измену,
Линдсей одержал величайшую победу в истории. Перебежчик от Инвесторов...  Он
получил в свои руки перебежчика от Инвесторов, матку звездного корабля.
   - Слышал  я  это,  -  откашлявшись,  сказал  Константин.  -  Механистская
пропаганда. Бред. Мавридес истерически расхохотался.
   - Спекся ты к растакой матери! - громко сказал он. - Спекся. От  тебя  не
останется ни-хе-ра, кроме сноски в учебнике  истории,  двух  строчек  мелким
шрифтом. Это же Линдсей  организовывал  революцию  в  вашем  мире,  пока  ты
возился со всяким говном, разводил  мошек-брошек  и  строил  планы,  как  бы
присвоить всю честь себе. Ты же мелочь, гнида. Не  стоило  и  возни  убивать
тебя, но мне никогда не везло.
   - Линдсей мертв. Шестьдесят лет как мертв.
   - Ну да, плебей. Он хотел,  чтобы  ты  так  думал.  -  Смех,  извлекаемый
непосредственно из нерва, металлом гремел из динамиков. - Я жил в его  доме,
придурок, и он меня любил.
   Константин открыл резервуар, повернул, таймер ампулы, бросил ее в воду  и
захлопнул люк. Отвернувшись, он пошел прочь.  Дойдя  до  двери,  он  услышал
резкий, неистовый всплеск. Токсин сделал свое дело.

Народная Корпоративная Республика Царицын Кластер
03.01.84

   Ничего ровнее и чище этой длинной,  сверкающей  линии  сварки  Линдсей  в
жизни не видел. Плавая в  пузыре  обзора,  он  наблюдал  за  копошащимися  в
вакууме строительными роботами. Механистские машины имели длинные  комариные
носы, добела раскаленные сварные кончики которых заливали вороненую  обшивку
дворца царицы дрожащим голубоватым светом.
   Шла постройка полномасштабной копии звездолета  Инвесторов,  корабля  без
двигателей, который никогда никуда не полетит сам  по  себе.  К  тому  же  -
черного, без малейшего  следа  аляповатых  мозаик  настоящего  инвесторского
корабля. На этом настояли другие Инвесторы, приговорив  матку-перебежчицу  к
заточению в темной тюрьме корабля-суррогата.
   После долгих исследований Линдсей  кое-как  разобрался  в  истинной  сути
преступления капитана.
   Матки  откладывают   яйца   в   чревоподобные   "сумки"   самцов.   Самцы
оплодотворяют яйца и носят в сумках до срока. Бесполые лейтенанты регулируют
овуляцию посредством сложной гормональной псевдокопуляции.
   Преступная же матка в припадке страсти убила своего лейтенанта и заменила
его обычным самцом. Но без  настоящего  лейтенанта  циклы  ее  сексуальности
исказились. Линдсей отснял ее  за  уничтожением  одного  из  яиц  с  пороком
развития. Для Инвестора это гораздо хуже извращения и даже убийства:  это  -
ущерб для бизнеса.
   И Линдсей представил улику так, что она била в самое сердце  инвесторскои
этики. Смущение - эмоция, не свойственная Инвесторам. Они были потрясены. Но
Линдсей  не  мешкал  с  предложением  средства  правозащиты:   изгнание!   И
завуалированно  пригрозил  предать  свою  запись   гласности,   посвятив   в
подробности все инвесторские корабли и человеческие группировки.
   О скандале знало лишь избранное число богатых  маток  и  лейтенантов,  но
даже это было сквернее  некуда.  Посвящать  же  в  такую  кошмарную  историю
впечатлительных самцов было просто немыслимо. И сделка состоялась.
   Матка так никогда и не узнала, кто на нее донес. Подход к ней  нужен  был
еще более тонкий, на пределе  талантов  Линдсея.  Вовремя  подаренная  груда
драгоценных камней еще больше  разожгла  в  провинившейся  даме  жадность  -
основной жизненный инстинкт всех Инвесторов. Бизнес на ее корабле шел из рук
вон   плохо:   униженная,   растерявшаяся   команда,   никудышный   бесполый
лейтенант...
   И тут прибыл  Линдсей,  вооруженный  Уэллсовыми  схемами  и  диаграммами,
статистически предсказывающими достояние, которое  совсем  легко  выжать  из
города-государства, не зависимого ни от одной группировки.  Экспоненциальные
кривые вздымались прямо к загребанию дух захватывающих богатств. Он  сказал,
что ничего не знает о  ее  бесчестии  -  знает  лишь,  что  соотечественники
прямо-таки жаждут поместить ее под арест. Вдобавок  намекнул,  что,  накопив
достаточно, она сможет вернуть благосклонность сородичей.
   Мало-помалу он помог ей понять, что это - ее  наилучший  шанс.  Чего  она
стоит без команды и лейтенанта? Зачем  отказываться  от  активной  поддержки
маленьких, вежливых  чужаков?  Общественные  инстинкты  этих  хилых  стадных
млекопитающих приведут их к признанию ее  своей  королевой-маткой  -  да-да,
именно! Уже сейчас Совет управляющих готов выполнить любую ее  прихоть;  все
они  свободно  говорят  по-инвесторски  и  прямо-таки  рвутся  засыпать   ее
богатствами!
   Но жадность - это  только  для  разгона,  окончательно  подчиниться  воле
Линдсея ее вынудил страх - страх перед маленьким мягкокожим чужаком с темным
пластиком на мякоти глаз и готовыми ответами на любой вопрос.  Казалось,  он
знает ее народ лучше, чем она сама!
   Неделей позже последовало оглашение и внезапный -  с  мясом  и  кровью  -
перенос столицы к месту ссылки. Матку прозвали "Царицей" (с подачи  Рюмина),
а ее городом стал Царицын Кластер, возникший из ничего на внутренней  кромке
Пояса и уже четыре месяца  переживавший  непрекращающийся  подъем.  Народная
Корпоративная Республика Царицын Кластер, совершив  то,  что  Уэллс  называл
"скачком Пригожина" и "переходом на высший уровень сложности",  скакнула  из
виртуального  в  реальное  существование.  Теперь  Совет   управляющих   был
перегружен  делами,  а   транспортные   линии   -   перебежчиками,   ищущими
политическое  убежище  и  возможность  начать  жизнь  с   чистой   страницы.
Присутствие  Инвестора  накладывало  на  этот  мир   отпечаток   необычного,
отгораживало его  крепостной  стеной  престижа,  покуситься  на  который  не
решались ни механисты, ни шейперы.
   Недоделанный дворец тесно  окружали  разношерстные  скваттерские  жилища:
сети  тугих  шейперских  пузырей-пригородов;  хищные  пиратские   суденышки,
бесстыдно  совокупляющиеся  посредством  гофрированных  абордажных  рукавов;
грубые соты притащенных на буксире  механистских  конструкций  из  никеля  и
железа; черепахообразные строительные времянки, липнущие к каркасной решетке
городского комплекса, только-только сошедшей с чертежной доски. Город должен
был стать столицей, околосолнечным вольным портом, последним оплотом бродяг.
Он, Линдсей, основал его. Но не для себя.
   - Что, приятель, зрелище волнует кровь?
   Линдсей взглянул направо.  В  обзорный  пузырь  прибыл  человек,  некогда
называвшийся Уэллсом. На месяцы приготовлений Уэллс  скрылся  под  тщательно
подготовленной маской. Теперь он был Уэллспринг, двухсот лет от роду, рожден
на Земле; человек-загадка, делец милостью Божьей, ясновидец и  даже  пророк.
Ничто  меньшее  просто  бы  не  годилось.  Для  операции   такого   масштаба
требовалась легенда. Иными словами - жульничество.
   - Дело двигается, - кивнул Линдсей.
   - Скоро начнется настоящая работа. Вот только  не  слишком  мне  нравится
этот Совет  управляющих.  Уж  больно  они  негибки,  работают  без  души.  У
некоторых полно амбиций. Смотреть за ними нужно.
   - Конечно.
   - Может, ты этим и займешься?  Пост  координатора  для  тебя  открыт.  Ты
справишься.
   - Я предпочитаю  держаться  в  тени,  Уэллспринг.  Роль  вашего  масштаба
выдвинет меня слишком близко к рампе.
   -  Философия  доставила  мне  достаточно  проблем,  -  помолчав,  ответил
Уэллспринг. - Не гожусь я, пожалуй, для мифа. Мне нужен ты и эта самая  твоя
тень.
   Линдсей посмотрел в сторону, на двух строительных роботов,  тянувших  шов
навстречу  друг  другу,  чтобы  соединиться  в  раскаленном  добела  поцелуе
электродов.
   - Моя жена мертва, - сказал он.
   - Александрина? Как жаль. Я потрясен...
   Линдсей вздрогнул.
   - Да нет же. Нора. Нора Мавридес. Нора Эверетт...
   - О! - сказал Уэллспринг. - Когда ты узнал?
   - Я обещал ей, что обеспечу нам подходящее место. Помнишь,  я  говорил  о
возможном расколе Совета Колец?
   - Да.
   -  Все  готовилось  тихо,  насколько  это  было  возможно,  -  и  все  же
недостаточно тихо. Константин как-то  разнюхал  и  предотвратил  раскол.  Ее
обвинили в измене. Следствие впутало бы и всех прочих членов ее клана. И она
предпочла самоубийство.
   - Мужественно...
   - Ей больше ничего не оставалось.
   - Да, пожалуй.
   - Она ведь любила меня, Уэллспринг. Хотела ко мне приехать. И совсем  уже
собралась, но Константин убил ее.
   - Я понимаю твое горе, - сказал Уэллспринг. - Но жизнь -  штука  длинная.
Не стоит забывать о высших конечных целях.
   - Ты же знаешь, - угрюмо ответил  Линдсей,  -  я  не  придерживаюсь  этой
посткатаклистской линии.
   - Посгуманистской, - поправил Уэллспринг. - Ты ведь за жизнь,  не  правда
ли?  Если  нет,  то  позволишь  боли  себя  подчинить,   восстанешь   против
Константина и умрешь, как Нора. Прими ее смерть и оставайся с нами.  Будущее
принадлежит постгуманизму, а не национальным  государствам  и  группировкам.
Оно принадлежит жизни, а жизнь развивается образованием подвидов.
   - Я уже  слышал  эти  басни,  Уэллспринг.  Смирившись  с  утратой  в  нас
человеческого, мы придем к куда худшим различиям, ссорам и войнам.
   - Нет, если новые виды смогут достичь  согласия,  как  познающие  системы
четвертого пригожинского уровня сложности.
   Линдсей молчал, спорить с этим человеком было бесполезно.
   - Ну что ж, -  сказал  он  наконец.  -  Остается,  пожелать  тебе  удачи.
Постарайся защитить пострадавших. Может, что-нибудь из всего этого и выйдет.
   -  Подумай,  Линдсей,  перед  нами   целая   вселенная   неиспользованных
возможностей. Ни законов, ни ограничений...
   - Пока он жив - нет. Прости.
   - Придется тебе это делать самому.

Торговый корабль Инвесторов
14.0