тители смущенно шептались.
   Не обращая на них внимания, Линдсей  поудобнее  устроился  в  воздухе  и,
закинув ногу на ногу, принялся рассматривать  стену.  Студенты  Уэллспринга,
бормоча извинения и оглядываясь, покинули бар. Даже сам Уэллспринг пришел  в
замешательство и удалился, а за ним и все остальные.
   Линдсей остался наедине с роботом, юным Гомесом и его псами.
   - Царицын Кластер вовсе не такой, как я  думал  в  Республике,  -  сказал
Гомес, пододвигаясь ближе.
   Линдсей медитировал, разглядывая пейзаж.
   - Они приставили ко  мне  этих  псов.  Потому  что  я,  видите  ли,  могу
представлять опасность. Вас псы не стесняют,  нет?  Вижу,  нет.  -  Гомес  с
дрожью вздохнул. - Три месяца прошло, а все меня до сих  пор  сторонятся.  В
лигу свою не посвящают... Вы ведь видели эту девушку, Мелани  Омаха?  Доктор
Омаха, из Космоситета. Удивительная девушка! Но ей плевать на тех, кто ходит
под псами. Кому приятно, когда Служба безопасности следит? Я бы правую  руку
отдал за десять минут наедине с ней... Ой, простите...
   Он смущенно покосился на механическую руку Линдсея.
   - Помните, - продолжал он, стирая красные полосы косметики со  щек,  -  я
вам рассказывал про Абеляра Линдсея?  Так,  по  слухам,  он  -  это  вы.  И,
по-моему, это правда. Вы - Линдсей. Тот самый.
   Линдсей глубоко вздохнул.
   - Я понимаю, - продолжал Гомес, - выскажете, что это неважно. Важно  лишь
дело. Но вот послушайте! - Он выдернул  из  кармана  пальто,  разрисованного
листьями ивы, блокнот и громко, с отчаянием зачитал:
   - Развитие  диссипативной  самоорганизующейся  системы  происходит  через
когерентную последовательность пространственно-временных  структур.  Следует
различать     четыре      типа      пространственно-временных      структур:
самовоспроизведение, онтогенез, филогенез, анагенез. -  Он  яростно  скомкал
бумагу. - Это из лекций по поэтике!
   Гомес на несколько секунд умолк и затем выпалил:
   - Может, это и есть тайна жизни! Но если так, сможем ли мы  это  вынести?
Сможем  достигнуть  целей,  поставленных  перед  собой?   Выполнить   планы,
рассчитанные на века?  А  как  же  с  простыми  вещами?  Смогу  я  понять  и
почувствовать радость одного дня, когда надо мной висят призраки  всех  этих
веков? Все это слишком велико, да, даже ты... Ты! Который привез меня  сюда.
Почему ты не сказал, что Уэллспринг - твой друг?  Из  скромности?  Но  ты  -
Линдсей! Сам Линдсей! Я и не поверил сначала. А когда решил, что так и есть,
пришел в ужас! Словно моя собственная тень заговорила со мной!  -  Несколько
секунд Гомес молчал. - Все эти годы ты прятался, но теперь открыто пришел  в
Схизматрицу, так? Пришел делать великие дела, изумлять  мир...  Это  пугает.
Словно видишь скелет математики под плотью мира. Но если принципы  и  верны,
то как же с плотью? Плоть - это мы! Как же с плотью?!
   Линдсей молчал, ответить ему было нечего.
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - сказал наконец Гомес.  -  Думаешь:  "Любовь
разбила ему сердце, и история эта стара как мир. Только  время  поможет  ему
понять себя". Ты так думаешь, да? Ну да, конечно.
   Гомес замолчал, потом заговорил вновь - спокойно и сосредоточенно:
   - Начинаю понимать.  Этого  не  заключить  в  слова,  верно?  Можно  лишь
ухватить все разом. И я когда-нибудь пойму все целиком. Когда-нибудь,  когда
этих псов давно уж не будет. Когда даже Мелани Омаха  станет  воспоминанием,
не более... - Странная смесь тоски и восторга звучала  в  его  голосе.  -  Я
слышал их разговоры, когда ты..,  выкинул  эту  штуку.  Эти  так  называемые
интеллектуалы, гордые цикады, может, они и знают научный жаргон, но мудрость
- за тобой. - Гомес сиял. - Спасибо вам, сэр.
   Линдсей едва дождался, когда Гомес уйдет. Он уже не мог дальше держаться.
Казалось, смех его не кончится никогда.

Глава 10

Картель Дембовской
21.02.01

   Несмотря на свою роль в основании Царицына Кластера, Кицунэ  никогда  его
не посещала. Подобно Уэллспрингу, она имела большую  власть  над  ЦК  в  его
первые дни. В отличие от него, она рассталась с властью нелегко. В то  время
как Уэллспринг отстранился  от  повседневных  забот,  считая,  что  с  такой
ерундой и без  него  справятся,  Кицунэ  устроила  шумную  свару  с  Советом
управляющих.
   За те годы, что  Линдсей  провел  на  лечении,  она  достигла  некоторого
успеха. Она объявила,  что  планирует  переехать  в  ЦК,  но  год  за  годом
откладывала ломку привычной рутины, и власть ее мало-помалу пришла в упадок.
Дело шло к расколу; судьбы ЦК и Дембовской радикально разошлись.
   О превращениях Кицунэ ходили тревожные слухи. Рассказывали, в  частности,
что  она  воспользовалась  всеобщей  расхлябанностью,  пришедшей  вместе   с
разрядкой,  и  освоила  новые  технологии.   Оставаясь   номинально   членом
механистского Союза Картелей, Дембовская постоянно была на  грани  изгнания;
ее терпели исключительно как карантин для перебежчиков с Совета Колец.
   Но  даже  Совет  Колец  ужаснулся   порожденной   Дембовской   технологии
перекройки плоти. Совет  Колец,  находясь  в  руках  дзенских  серотонистов,
боролся за стабильность и в результате  отстал  от  времени.  Передний  край
генных технологии захватили Черные Медики -  экстремисты  с  комет  и  Колец
Урана, а также  пышным  цветом  расцветающие  постчеловеческие  общины  типа
Метрополярии, Кровавых братьев и Эндосимбиотиков. Они сбросили  с  себя  все
человеческое,  как  околоплодный  пузырь.  Раздробленные  группки   окружали
Схизматрицу, словно марь раскаленной до предела плазмы.
   Победная поступь науки перешла в безрассудный, стихийный бег. Механисты и
шейперы превратились в некое подобие двух противостоящих армий, чей  рядовой
состав, рассеянный в болотах  и  джунглях,  перестал  обращать  внимание  на
приказы  одряхлевших  своих  генералов.  Новые  философии  -   постгуманизм,
дзен-серото-нин, галактизм - стали сигнальными кострами  для  заблудившихся.
Философии дезертиров... Костер Линдсея светил ярко и  привлек  своим  светом
многих. Они назвали свою группировку лигой Жизнелюбивых.
   По своей силе лиги Царицына Кластера были сравнимы с группировками.  Лиги
образовывали теневое правительство  ЦК,  моральную  параллель  отвлеченного,
формального правления Совета управляющих. Элита лиг действовала  за  сценой,
подражая своему идеалу, Уэллспрингу, и  состязаясь  в  изощренности  легенд.
Форма и содержание власти были деликатно разъединены. Арбитры Полиуглероднрй
лиги, лиги Жизнелюбивых  или  Зеленой  камарильи  одним  вскользь  брошенным
намеком либо движением брови могли творить чудеса.
   Дошло до того, что  группы,  замыслившие  перебежать  в  ЦК,  прежде  чем
официально просить политического убежища, консультировались с лигами. Обычно
эти дела относились к епархии Уэллспринга.
   Однако в  настоящий  момент  Уэллспринг  отсутствовал  -  уехал  набирать
рекрутов. Линдсей, будучи знаком с существом дела, согласился встретиться  с
представителем откалывающейся группы на нейтральной территории Дембовской.
   Свита состояла из его  первого  заместителя  Гомеса,  трех  аспирантов  и
дипломатического наблюдателя от Совета управляющих.
   Дембовская изменилась. Высадившись и направляясь к таможне  среди  редкой
толпы пассажиров лайнера, Линдсей был поражен теплом. Воздух был  нагрет  до
температуры тела и едва заметно пах  кожей  Кицунэ.  Запах  принес  с  собою
воспоминания. На лице Линдсея блуждала меланхолическая улыбка.  Воспоминания
были дряхлы, не тверже бумаги,  -  еще  бы,  восемьдесят  пять  лет  прошло.
Казалось, что вовсе и не с ним, Линдсеем, все это происходило.
   Линдсеевы   жизнелюбивые   получали   багаж.   Два    аспиранта-механиста
наговаривали в нагубные микрофоны свои первые впечатления. Прочие  пассажиры
ожидали у таможенных кабин.
   К их группе приблизились двое встречающих. Линдсей шагнул вперед:
   - Полиция гарема?
   - Стенорожденные, - сказал первый, мужчина. Он был одет в  тонкое  кимоно
без рукавов, голые  руки  его  были  покрыты  татуировками,  удостоверяющими
полномочия.  Лицо  его  казалось  знакомым.  Присмотревшись,  Линдсей  узнал
потомка Майкла Карнассуса. Переведя взгляд на даму, он увидел  юную  Кицунэ.
Волосы острижены, на смуглые руки нанесены белой тушью знаки отличия.
   - Полковник Мартин Дембовский, - представился мужчина. - Моя стеносестра,
капитан Мурасаки Дембовская.
   - Канцлер Линдсей. А это - члены лиги: Абеляр Гомес, Джейн  Мюррей,  Глен
Сцилард, Колин  Сцилард,  Эмма  Мейер  и  унтер-секретарь  Фидель  Накамура,
дипломатический наблюдатель.
   Цикады по очереди поклонились.
   - Надеюсь, силы ваши не  подорваны  переменой  бактерий,  проведенной  на
борту корабля, - сказала Мурасаки. Говорила она голосом Кицунэ.
   - Только незначительные неудобства.
   -  Мы  вынуждены  весьма  тщательно   заботиться   о   кожных   бактериях
стеноматери, - объяснил полковник. - Такие значительные площади...  Надеюсь,
вы понимаете.
   - Не могли бы вы представить точные цифры? - с механистской дотошностью и
жадностью до точных данных спросил один  из  братьев  Сцилардов.  -  Данные,
имеющиеся в Царицыном Кластере, довольно расплывчаты.
   -  По  последним  данным,  стеномать  весит  четыреста  тысяч   восемьсот
двенадцать тонн, - с гордостью  ответил  полковник.  -  Желаете  о  чем-либо
заявить таможенникам? Нет? Тогда следуйте за мной.
   Проследовав за дембовскианином  в  спецзал,  они  оставили  там  багаж  и
получили стерильные гостевые кимоно. Затем все босиком  поплыли  по  первому
пассажу Дембовской.
   И пол, и стены, и потолки пещерного комплекса беспошлинных магазинов были
покрыты живой плотью.  Цикады  плыли  вперед,  боязливо,  едва-едва  касаясь
упругой  кожи  пальцами  ног  и  со  скрытой  тоской  поглядывая  в  сторону
магазинов, безопасных островков металла и камня. Линдсей, загодя вышколивший
своих подопечных, втайне гордился сдержанностью их реакции.
   Но даже и он, войдя в первый из длинных туннелей, почувствовал  позывы  к
тошноте. Округлая  пищеводообразная  конструкция  отнюдь  не  способствовала
внутреннему  спокойствию.  Партия  погрузилась  в  открытые  сани,  движимые
перистальтическими толчками мускулатуры пола.
   Скользкая стена через равные  промежутки  была  оборудована  сфинктерными
клапанами для ввода предварительно переваренной кашки. Мягко  и  ненавязчиво
светили полупрозрачные пузыри, наполненные  чем-то  флюоресцирующим.  Гомес,
сидевший рядом сЛиндсеем, напряженно изучал  местную  архитектуру.  Внимание
его было обострено с помощью препарата,  известного  у  цикад  как  "Зеленый
экстаз".
   - Они дошли до крайности, - негромко сказал Гомес. - Да  может  ли  такое
обладать еще и  личностью?  Чтобы  управиться  со  всем  этим  мясом,  нужен
мозжечок не меньше полутонны. - Глаза его сузились.  -  Воображаю,  как  оно
должно себя чувствовать.
   Клонированный  потомок  Карнассуса,  помещавшийся  в  переднем  отделении
саней, тронул пульт управления. Плоть влажно расступилась, и сани  понеслись
вниз, в широкую, с  многорядным  движением  шахту,  прерывавшуюся  время  от
времени просторными площадями и жилыми районами.
   Мимо проносились конторы  и  магазины,  встроенные  во  вздутия  смуглой,
атласной кожи. Повсюду было жарко,  пахло  надушенным  телом.  Интимность  в
промышленном масштабе... Людей попадалось не так уж много - в основном дети,
разгуливающие голышом.
   Сани резко остановились; группа высадилась на покрытую  пушком  площадку.
Сани скользнули  по  направляющим  назад,  и  Гомес  слегка  толкнул  локтем
Линдсея:
   - Смотрите, канцлер: стены имеют уши!
   Стены и вправду имели уши. И глаза.
   На этом этаже воздух был  какой-то  другой.  Аромат  духов  здесь  просто
опьянял. Гомес внезапно почувствовал, как тяжелеют веки, а братья  Сциларды,
носившие, среди  прочего,  ленточные  наголовники-камеры,  сняли  их,  чтобы
промокнуть пот. Джейн Мюррей и Эмма  Мейер  стали  подозрительно  озираться.
Линдсей  вдруг  понял,  в  чем  дело:   феромоны.   Архитектура   сексуально
возбудилась.
   Группа  проследовала  по  низкогравитационной  пешеходной   дорожке.   Ее
толстая,  упругая  кожа  была  сплошь  испещрена   огромными   нескончаемыми
завитками папиллярных линий. Потолок же - для передвижения нa  руках  -  был
покрыт колеблющимся ковром из черных блестящих волос.
   Очевидно, данный уровень был  местной  достопримечательностью:  здесь  от
зданий были оставлены лишь каркасы, служащие плоти,  как  решетки  -  плющу.
Пышная органика облепила их  со  всех  сторон,  мягко,  женственно  скругляя
прямые  эвклидовы  углы  каркасов.   Конструкции,   выраставшие   из   пола,
изгибались, словно щей лебедей, арками врастая в глянцевитый потолок.  Стены
домов покрывали ямочки и впадины,  влажно-розовые  сфинктеры  дверей  плавно
переходили в кожу стен, покрытую нежным, еле заметным пушком.
   Они остановились на волосяном газоне  у  большого  замысловатого  здания.
Смуглые стены его блестели мозаикой из кости.
   - Ваше жилище, - объявил полковник.
   Двустворчатые  двери  распахнулись  на  мускулистых   петлях,   наподобие
челюстей, в мощном зевке.
   Джейн Мюррей, отстав от остальных, замешкалась у входа и взяла Линдсея за
руку.
   - Мозаика на стенах... Это же зубы!
   Лицо ее под голубой и аквамариновой цикадной раскраской побледнело.
   - В воздухе рассеяны женские феромоны, - объяснил Линдсей. - Из-за них вы
и нервничаете. Реакция мозжечка, доктор.
   - Ревность к стенам... - Джейн улыбнулась. - Здесь - словно в  гигантском
привате.
   Несмотря на  свою  браваду,  она  явно  была  напугана.  Джейн  наверняка
предпочла бы этому сомнительному обиталищу любой пользующийся  сколь  угодно
дурной известностью приват в ЦК, какие бы беззакония в нем ни творились.
   Они ступили за порог.
   - Вы делите жилье с двумя группами торговых агентов - с Диотимы и фемиды,
- но в вашем распоряжении целое крыло. Сюда, пожалуйста.
   Они последовали за  Мурасаки  по  широкой  дорожке  из  плоских  костяных
вкраплений. За ребрами потолка глухо стучало  одно  из  бесчисленных  сердец
Дембовской - промышленного масштаба  кровенапорная  станция.  Его  сдвоенные
удары задавали ритм  негромкому  мелодичному  воркованию,  доносившемуся  из
астроидной в стену гортани.
   Все оборудование  в  помещении  было  биомеханическое.  Со  стен  мерцали
биржевые  мониторы,  отражавшие  подъемы  и  падения   наиболее   популярных
механистских акций. Мебель состояла из сформированных со вкусом  возвышений;
причудливые кровати из плоти были застелены бельем, расписанным под радужные
оболочки.
   Просторный  номер  был  поделен  на  части  татуированными  перепончатыми
ширмами.  Полковник  щелкнул  по  делителю  одной  из  них,   и   перепонка,
сморщившись наподобие глазного века, втянулась в потолок. Затем  он  вежливо
указал на одну из кроватей:
   - Вся меблировка - образцы эрототехнологии  нашей  стеноматери.  К  вашим
услугам, для полного комфорта и наслаждения. Хотя должен вам  сообщить,  что
стеномать резервирует за собой право на оплодотворение.
   Эмма Мейер, с опаской присевшая на одну из кроватей, поднялась:
   - Прошу прощения?
   -  Мужские  эякуляты,  -  сдвинул  брови   полковник,   -   переходят   в
собственность реципиента. Древнейший принцип женщин.
   - О! Понимаю.
   Мурасаки поджала губы:
   - А что, доктор, вы находите это странным?
   - Нет, что вы, - обезоруживающе  улыбнулась  Мейер.  -  Напротив,  весьма
разумно.
   - Все дети, - с нажимом продолжала дембовски-анка, -  зачатые  от  мужчин
вашей группы, станут полноправными гражданами. Все стенорожденные  одинаково
любимы. Лично я - полностью  клонированная,  но  свой  пост  я  получила  по
заслугам, в любви к матери. Верно, Мартин?
   Дипломатическая хватка полковника была жестче. Он коротко кивнул.
   -  Вода  в  ванных  стерильна,  содержит  минимум  органики.  Пить  можно
свободно. Водопровод - по образцу мочеполовой системы, но жидкость в  нем  -
не отходы.
   Гомес был очарован:
   - Я как биоконструктор восхищен вашей  оригинальной  архитектурой.  И  не
только технической изобретательностью, но самой эстетикой! - И после паузы:
   - Успеем ли мы принять ванну до прибытия багажа?
   В ванне цикады весьма нуждались. Бактериальные  перемены  не  совсем  еще
утряслись, и при плюс тридцати шести все тело жутко зудело.
   Отойдя в угол, Линдсей опустил перепончатую перегородку.
   Тут же темп его изменился. Отделившись от молодых спутников, он  зажил  в
собственном ритме.
   Ему не нужна была ванна. Старческая кожа уже не могла  содержать  большой
популяции бактерий.
   Линдсей устало присел на ложе. Он  был  страшно  измотан.  Глаза,  помимо
воли, тускнели. Так, совершенно опустошенный, без  единой  мысли  в  голове,
сидел он довольно долго.
   Наконец он пришел в себя, привычно полез  в  карман  и  вытащил  эмалевый
ингалятор. Две добрых понюшки "Зеленого экстаза" снова пробудили  интерес  к
миру. Медленно обводя глазами помещение, он с удивлением остановил взгляд на
голубом кимоно. Оно принадлежало Мурасаки, чье тело на фоне кожи было  почти
незаметно.
   - Капитан... Простите, я вас не заметил.
   - Я... - Мурасаки стояла в вежливом молчании. Таких знаменитостей она еще
не принимала. - Я имею приказ... - Она указала на складку двери в стене.
   - Вы хотите меня куда-то отвести? Мои спутники вполне управятся сами. Я к
вашим услугам.
   Он последовал за девушкой в кость и шерсть холла.
   Здесь она остановилась и провела смуглой ладонью по гладкой  коже  стены.
Под ногами открылся сфинктер, и они мягко упали этажом ниже.
   Под  общежитием  располагались  подсобные  помещения.  Слышалось   биение
артерий, а стены по временам бурлили, словно кишечник. Мерцали  биомониторы,
окаймленные складками плоти.
   - Оздоровительный центр, - пояснила Мурасаки. - Для стеноматери, конечно.
Здесь есть связь с ее сознанием. Здесь она может говорить  с  вами  -  через
меня. Имейте это в виду и не пугайтесь.
   Повернувшись  спиной,  она  приподняла  с  шеи  волну  черных   волос   и
продемонстрировала разъем, выступающий у основания черепа.
   "Зеленый экстаз" тихонько  струился  в  жилах  Линдсея,  возбуждая  волну
подзуживающего любопытства. Это было новейшее средство против скуки, сложное
вещество, составляющее биохимическую основу  удивления.  Приняв  достаточную
дозу "Зеленого экстаза", человек  мог  найти  бездну  интересного  в  линиях
собственной ладони.
   - Чудесно, - в неподдельном восхищении улыбнулся Линдсей.
   Мурасаки все еще медлила, вопросительно глядя на него.
   - Вы уж не взыщите, что  я  так  глазею,  -  сказал  Линдсей.  -  Вы  так
напоминаете мне вашу мать...
   - Господин канцлер, а вы - правда он? Тот самый  Абеляр  Линдсей,  бывший
любовник моей матери?
   - Да, мы с Кицунэ были дружны.
   - А во мне правда очень много от нее?
   - Клоны - самостоятельные люди, - мягко сказал  Линдсей.  -  Когда-то,  в
Совете Колец, у меня была семья. Мои  согенетики  -  то  есть  дети  -  были
клонами. И я любил их.
   - Не думайте, что я - просто кусок стены. Клетки стены бедны хромосомами.
Химерные бластомы... Стена не совсем человечна,  не  как  изначальная  плоть
Кицунэ. Или моя. - Она испытующе заглянула в  его  глаза.  -  Вы  не  против
начать с разговора со мной? Я вас не утомляю?
   - Вовсе нет.
   - Прежде мы,  стенорожденные,  сталкивались  с  препятствиями.  Некоторые
иностранцы считали нас монстрами. - Она вздохнула. - А мы,  скорее,  немного
скучноваты.
   - Вы полагаете? - сочувственно спросил он.
   - Вот в Царицыном Кластере не так. Там же так  весело  и  интересно,  да?
Постоянно что-то происходит. Пираты.  Постлюди.  Перебежчики.  Инвесторы.  Я
иногда смотрю фильмы. А как мне нравится ваша одежда!
   - Она гораздо красивее на  расстоянии,  -  улыбнулся  Линдсей.  -  Цикады
одеваются по социальному положению. Иногда процесс занимает не один час.
   - Вы просто предубеждены, господин кан