ругу.  Двухэтажные  домики  с
башенками пропахли птицей и домашним скотом, который тоже умудрялся жить
на таком небольшом пространстве. На центральной  площади  стояло  здание
деревенского совета, несколько лавчонок и жандармский участок с тюрьмой,
которая обычно пустовала. На шествие высыпал смотреть весь город.
   - Дядюшка  Крюшо  со  своими  племяшами  словили  хорошую  добычу!  -
слышались голоса.
   - Я всегда говорил, что они браконьеры.
   - Хорошо, если еретиков казнят  здесь.  Гильотина  в  подвале  совета
совсем заржавела.
   - Ты кровожаден, Оноре!
   - Я лишь хороший гражданин. А вот ты, пивной бурдюк...
   Дюжие молодцы бросили пленников на землю в  центре  площади  и  стали
ждать. Вскоре появился бородатый господин  в  темном  смокинге.  За  ним
семенил опойного вида невысокий усач в синей  с  красным  форме  офицера
жандармерии. Аксельбанты на его груди  давно  потускнели,  равно  как  и
пуговицы на кителе.
   - Мы поймали тех еретиков, за которые положена награда! -  воскликнул
папаша Крюшо.
   Бородатый, а это был не кто  иной,  как  глава  деревенского  совета,
опасливо обошел пленников, будто боясь, что у  еретиков  ядовитые  зубы.
Осторожно коснулся носком ботинка Черного шамана,  который  зашипел  как
змея и процедил ботсванское ругательство.
   - Нет, это воистину не такие люди,  как  мы,  -  покачал  со  вздохом
головой бородатый.
   - Это вообще не люди, - согласился папаша Крюшо. - И тем  заслуженнее
будет положенная за них награда.
   - На месте Гражданина я бы больше думал о долге,  чем  о  награде,  -
поморщился глава совета.
   - А что такое награда, как не отражение заслуг?  -  хитро  прищурился
папаша Крюшо.
   -  Ты  получишь,  что  положено,  как  только  Граждане   из   Парижа
удостоверятся, что это те, кто им нужен, и пришлют деньги.
   - Я сделаю новый забор и поставлю новое стойло на эти деньги, - потер
руки папаша Крюшо. - Ну что стоите, охламоны?! - обернулся  он  к  своим
племянникам. - Тащите их в тюрьму!
 
*** 
 
   Филатов осторожно подобрался к обочине проселочной дороги. Он  видел,
как пули попали в госпитальера, и был полон самых дурных предчувствий.
   Сомов стоял во весь рост у дороги, скривившись  от  боли,  и  потирал
грудь.
   - Ты что делаешь? - спросил разведчик.
   - Больно, - пожаловался госпитальер.
   - Ты должен был лежать, как медведь в спячке, пока не поднимут. Ясно?
Ты чуть не угробился.
   - Бронекостюм... Но как будто молотком врезали.
   - Он плохо гасит динамический удар, - сказал Фила тов,  возблагодарив
Бога за то, что у госпитальера инквизиторы не отняли  одежду  -  видимо,
решили, что тут не на что польститься. - Теперь за мной -  и  не  зевай.
Сейчас здесь может быть целая армия.
   Насчет  армии  разведчик  преувеличил,  но   что   поблизости   стоит
подразделение, которое рассылает такие засады - это факт.
   - Мы куда? - откашлявшись, прошептал Сомов.
   - Вперед, - махнул рукой разведчик. - Впереди  деревня.  Там,  скорее
всего, вояки.
   - Но зачем? - обеспокоился госпитальер. - Надо смываться.
   - И тогда сюда нагрянет дивизия и нас будут гонять по лесам, не давая
высунуть нос.
   - А что в деревне?
   - Транспорт, доктор. Транспорт. Они двинулись вперед. Шли параллельно
с дорогой. Пока опасности Филатов не ощущал.
   - Теперь вот, - сказал он. - Будешь делать все, как я говорю.
   - Да я и так...
   - Молчать. Скажу стоять - стоишь.
   - Угу.
   - Скажу лежать - лежишь. Скажу полететь - полетишь. Понял?
   - Угу.
   - Скажу загавкать - загавкаешь. Скажу...
   - Да понял я уже.
   - Ничего не понял. Я же тебе сказал молчать. Ну, ясно?
   Госпитальер кивнул и не ответил, из этого Филатов сделал  вывод,  что
кое-что он действительно понял.
   Солдат они увидели через четверть часа. К тому времени Филатов  зарыл
госпитальера в ворох прошлогодних  листьев,  а  сам  устроился  в  кроне
дерева, куда взобрался с ловкостью кошки. Оттуда была видна деревня.
   Цепочка солдат осторожно двигалась вперед. Вскоре  они  наткнутся  на
своих товарищей. И тогда начнется  такой  шум.  До  того  времени  нужно
выполнить задуманное. Удача сама лезла в руки. Если, конечно,  это  была
удача, а не смерть с косой.  Перед  деревенским  домом  стоял,  раскинув
крылья, махолет, и около него скучало всего лишь двое солдат.
   Филатов вытащил из листьев госпитальера.
   - Значит, так, болезный...
   Он объяснил коротко, что требуется, и  выражение  лица  Сомова  стало
кислым.
   - Но...
   - Молчать!
   Пилот Гражданин Ришар скучал возле своего махолета. Он ненавидел свою
машину. Его товарищи по летной школе давно порхали на новых  винтокрылах
и выкуривали еретиков из восточных и западных районов, получая при  этом
хорошие  деньги.  А  он  летал  на  рыдване,  который  изобрел  какой-то
душевнобольной. И теперь тут  -  ищи  каких-то  бунтовщиков.  В  этих-то
лесах?! Но силы на поиск были брошены огромные,  и  по  всей  территории
близ населенных пунктов были выставлены секреты. Так  не  ловили  самого
предводителя южных повстанцев Моджа Хеуса.
   Ришар бросил в рот жевательный табак. Хоть табак здесь дают  хороший.
Он начал его меланхолически пережевывать, смотря прямо перед собой.
   Неожиданно со стороны  леса  появился  человек  в  жутко  замызганной
одежде. Он шел прямо к солдату, стоящему с ружьем около махолета.
   - Стой! - прокричал солдат.
   Человек пожал плечами, сделал еще шаг и  остановился.  Дверь  дома  у
лесополосы распахнулась, и на пороге возник  лейтенант  Хост.  Его  рука
потянулась к револьверу в кобуре.
   Но он ничего сделать  не  успел.  Сзади  возник  некто.  Видимо,  сам
еретический черт, поскольку двигался он слишком  быстро  и  сшиб  походя
офицера, далее не задержавшись. Солдат, державший на мушке пришельца, не
повернулся, сосредоточившись на жертве, до которой было четыре  шага.  И
сильно ошибся - металлический шарик, служащий для религиозных ритуалов в
Церквях Механики, впился ему в затылок.
   Ошарашенный Ришар начал шарить по поясу, забыв, что пистолет  оставил
в доме. Он хотел заорать - в деревне оставалось более десяти солдат, они
сидели по домам. Но незнакомец уже был рядом.
   - Тихо, - посоветовал он, сжимая горло летчика. - В машину.
   Они залезли в тесный салон, рассчитанный на восемь человек.
   - Заправлена? - спросил Филатов.
   - Нет, баки пусты, - прошептал пилот и добавил с яростным испугом:
   - Сдавайтесь, вам не уйти.
   - Еще как уйти.
   Разведчик бросил взгляд на деревянную приборную доску, которая больше
подходила бы для бензиновой лесопилки - на ней было лишь четыре жестяных
циферблата со стрелками. Филатов потянулся к красному  рычажку,  щелкнул
им, и стрелки задвигались. Указатель горючего был на максимуме.  Филатов
взял за шкирку пилота и прорычал;
   - Я самый страшный еретик, которого ты  можешь  себе  представить!  И
если ты через минуту не поднимешь свою железную  курицу,  то  я  намотаю
твои кишки на руку. А черти потащат твою душу  в  ад,  даже  если  ты  и
думаешь, что его нет!
   Ришар  побледнел.  Стальные  пальцы   сжимали   его   шею,   страшные
богохульные  речи  лились  на  его  уши,  и  он  понял,  что  не   может
сопротивляться.
   - Взлетаем, - он уселся в кресло пилота.
   Чихнул и начал раскручиваться двигатель. По  корпусу,  сделанному  из
дерева и железа и  похожему  на  знаменитую  бочку  из  "Сказки  о  царе
Салтане", прошла лихорадочная дрожь. Одно  крыло  пришло  в  движение  и
качнулось.  Потом  заработало  второе.  Вверх  выдвинулись  и   зонтиком
расправились два винта - так и есть, без них эта штуковина не  поднялась
бы ни на сантиметр.
   Солдаты в деревне заволновались. Появилась сначала одна фигура. Потом
другая. Один махнул пилоту, видя, что тот не реагирует, поднял винтовку.
Филатов послал ему пулю в ногу. Потом достал второго.  Остальных  воинов
как ветром сдуло. А потом по обшивке застучали пули.
   - Быстрее же! - прикрикнул разведчик.
   - Это не автомобиль, - огрызнулся Ришар.  -  Нужно  набрать  обороты,
разогнать на рабочий режим...
   - Заткнись! - оборвал Филатов. - Поднимайся!
   Махолет вздрогнул и начал натужно подниматься.
   - Не выдержит двигатель, - застонал Ришар.
   - Убью!
   Пуля  ударила  по  крылу.  Филатов  срезал  стрелявшего,  в  магазине
оставалось два патрона.
   С зубовным скрежетом  заходили  крылья,  и  Змеем  Горынычем  махолет
поплыл над землей, забираясь все выше и выше...
 
*** 
 
   - Гильотинки бы им, - мечтательно произнес жандарм  огромного  роста,
сидящий за конторкой и развлекающийся тем, что макал перо в чернильницу,
капал кляксу на бумагу, потом складывал лист и смотрел, какие получаются
фигурки.
   - Давненько у нас никому не  сносили  голову,  -  произнес  начальник
жандармского участка, при этом дергая себя за редкие сивые  волосенки  и
накручивая ус. Он был нервен и угрюм.
   - Да-а, - многозначительно произнес его помощник.
   - Давненько!  Это  у  вас  там,  в  столицах,  недограждане  еретики,
гильотинируют,  вешают,  скармливают  собакам,  -  повернулся  начальник
участка к пленным. - Масса развлечений. А тут, я вам скажу, скука.
   Он потянулся, кинул в рот табак, с тоской посмотрел по  сторонам.  Он
три дня назад бросил пить, и теперь душа  его  горела  таким  обжигающим
пламенем, что жить не хотелось. Но и пить так больше было нельзя - можно
лишиться кресла начальника участка, под началом  у  которого  целых  три
жандарма.
   - Последнего вора, укравшего белье с веревки,  здесь  задержали  пять
лет назад, а последнего еретика - восемь, - с грустью продолжил он. - Но
теперь Гражданин Комиссар узнает, кто такой начальник участка Делюк!
   Двери клеток для  арестованных  выходили  в  большое  помещение,  где
находился дежурный. Отсюда же  вели  двери  в  кабинет  начальника  и  в
комнату архива.
   Черный шаман раскачивался в своей  клетке  из  стороны  в  сторону  и
что-то приглушенно напевал. Магистр сидел, сжав в руке  Талисман  Демона
Пта, и не двигался. Делюк понял, что они с ним говорить не собираются.
   - Неужели это проходимец заграбастает всю премию? - спросил  жандарм.
На листе у него как раз получилась стрекоза, и он дорисовывал ей глаза.
   - Такую награду браконьеру Крюшо?! - возмутился начальник участка.  -
Не бывать!  Хорошо,  если  он  получит  треть.  А  где  роль  доблестной
жандармерии? С каких пор браконьеры могут заменить нас, Ледье?
   - Не могут.
   - Так давай выпьем за это, Ледье! - решительно воскликнул Делюк.
   - Но тебе нельзя, - засуетился Ледье.
   - Кто сказал, что нельзя выпить за нашу  удачу?  -  глаза  начальника
участка  забегали  и  остановились   на   шкафчике   рядом   с   большим
потрескавшимся, залитым чернилами столом дежурного. Он кивнул как раз  в
ту сторону и вопросительно уставился на Ледье.
   - Но я сегодня ничего не брал, - затравленно произнес жандарм.
   - Что я слышу?
   - Ну если со  вчерашнего  чуток  осталось,  -  пожал  плечами  Ледье,
понимая, что с надеждой на добрый глоток вина  придется  расстаться.  Он
припас бутылочку на ночное дежурство, но начальнику участка она  -  лишь
чуть горло промочить. Он вздохнул, направился к шкафчику и открыл его.
   Начальник участка нервозно начал потирать руки в предвкушении хорошей
выпивки. Неделя воздержания от спиртного  должна  считаться  за  подвиг.
Можно считать, что он уже бросил пить. А сегодня так, немножко  промочит
горло. И опять не будет пить. Ну, если иногда. Немного. Не больше раза в
день. И не больше стаканчика... Двух... Ну, бутылки.
   Делюк оборвал эти дурные мысли. А потом ему пришел в  голову  вопрос,
который волновал его всегда - почему его коллеги так любят пьянствовать?
И почему именно на рабочем месте? И  ответил  себе  -  работа  настолько
тяжела и требует такой отдачи делу Равенства и  Братства,  что  не  пить
просто невозможно. И на этом успокоился. Начал напряженно наблюдать, как
Ледье нехотя открывает шкафчик и извлекает пыльную бутылку.
   - Так, красное, - потер руки начальник участка  и  почувствовал,  как
внутри все подводит от ожидания скорого блаженства.
   С грустным лицом Ледье поставил  на  стол  бутылку  и  два  небольших
стаканчика, но Делюк запустил руку в стол и выудил свою любимую  кружку,
в которую вполне можно было опрокинуть половину бутылки.
   - Этот наперсток не для настоящих мужчин, Ледье! Жандарм  вздохнул  и
начал разливать.
   - Да не жалей! - велел Делюк.
   Ледье сжал бутылку со злостью.
   И тут будто ветер пронесся по помещению. Будто голубой шлейф прошелся
по углам. Запахло жженой резиной. И бутылка в руках Ледье сначала  пошла
трещинами, а потом взорвалась, разлетелась на кусочки. Красная  жидкость
брызнула во все стороны и лужей растеклась по столу.
   - Это... Это что такое, жандарм?! - возопил начальник участка.  -  Ты
издеваешься?! Ты! Меня! Да я! Недопивший Делюк был страшен в гневе.
   - Это, - Ледье ошарашенно смотрел на свои руки. - Это... Ну-у...
   Тут треснула полка, и на пол полетела фотокамера, которая должна была
использоваться  при  осмотрах  места  происшествия,  но   до   сих   пор
применялась  преимущественно  для  фотографирования  главы  деревенского
совета, начальника жандармского  участка,  а  также,  тайно,  обнаженных
девиц, которых затаскивал в укромные уголки Ледье. Потом  окна  заходили
ходуном, стул приподнялся, пепельница сделала круг  и  пролетела  сквозь
окно, не повредив стекло, хотя по всем законам природы  этого  не  могло
быть.
   -  Это  галлюцинация,  -  произнес   Ледье,   немного   успокоившись.
Галлюцинаций он боялся куда меньше, чем своего недопившего начальника.
   - И бутылка галлюцинация?! - воскликнул Делюк, все еще не пришедший в
себя после того, как ему обломали удовольствие.
   - И бутылка - галлюцинация, - добавил перепуганный Ледье.
   - Не кощунствуй!
   - Как скажешь, Гражданин, -  огромный  Ледье  съежился  и  стал  куда
меньше, когда над ним нависла тщедушная фигура начальника.
   Ледье заозирался и увидел шевеление в камерах за держанных.
   - Это все они, проклятые еретики! -  указующий  на  них  перст  Ледье
затрясся. - Как только они появились, это уже третья галлюцинация. Вчера
мамаша Шаро видела светящийся круг. А  позавчера  пастух  наблюдал,  как
вода в реке потекла обратно.
   - Ладно, - начальник участка махнул рукой. Дикое раздражение  прошло.
И он со вздохом решил, что напиться сегодня не судьба. Если, конечно, не
отослать  негодяя  Ледье  за  новой  бутылкой.  -  Вот-вот  прилетят  из
Инквизиции из самого Парижа. И им воздадут по заслугам.
   - Поскорее бы, - вздохнул Ледье.
   - Ты слышишь?
   - Стрекот какой-то. Похоже на керосиновую молотилку.
   - Глупец! Это винтокрыл... Ну что, еретики, за вами прибыли.
   Начальник участка встал перед зеркалом,  поправил  усы,  поблагодарил
судьбу, что не дала ему напиться перед визитом важных персон. И шагнул к
двери.
   Но дверь с треском распахнулась. На  пороге  возникли  две  фигуры  с
автоматами наперевес. Они были в темных рубашках, узких брюках,  тяжелых
ботфортах. Их лица скрывали черные маски с прорезями для глаз и ртов.
   - На пол! - заорал один из прибывших.
   - Что? - непонимающе спросил  начальник  участка.  Удар  в  солнечное
сплетение стволом выбил из него дыхание. Делюк опустился на колени.
   Ледье, завороженно глядя на  зрачок  автомата,  быстро  опустился  на
колени и завел руки за голову.
   В комнату залетели еще три человека.
   Они действовали очень быстро и четко. Один оборвал  телефон,  вытащил
из стола две пары наручников, которые уже заржавели, поскольку ими давно
не пользовались кроме как для того, чтобы приковать норовистую корову  к
стойлу. На этот раз они устроились на руках стражей порядка.
   Другой террорист выудил ключи, отпер замки и распахнул двери камер.
   - Выходите! - потребовал главный - высокий человек с тонким голосом.
   Магистр, ни слова не говоря, встал. Но Черный шаман завизжал:
   - Ни за что! Нет, нет, нет! Его ткнули автоматом.
   - Жирная скотина, ты сейчас потяжелеешь на двадцать пуль! -  произнес
террорист, тыкая в Черного шамана автоматом.
   Тот вскочил, встряхнул головой и, оглядев угрожавшего ему  с  ног  до
головы, прошептал:
   - Така му баку! - и двинулся к выходу.
   На площади стоял пузатый  одиннадцатиместный  вин  токрыл.  Пилот  не
глушил двигатели, винты вращались, гоняя  мусор  по  площади.  У  машины
стояли  двое  вооруженных  автоматами  бойцов,  они  озирались,   ожидая
нападения. Но в городе героев не водилось. Никому не охота было  гибнуть
за чужие интересы. Здесь без излишнего доверия  воспринимали  передовицы
газет об обязанностях Гражданина Республики Гасконь.
   Пленники и террористы устроились в салоне.  С  лязганьем  задвинулась
дверь. Вертолет зарокотал и с трудом поднялся над городом. Накренившись,
он двинулся в сторону гор Лагирата.
   - Кто вы? - спокойно спросил Магистр, поглаживая на груди под сутаной
Талисман Пта.
   - Смерть ваша! - захохотал один из похитителей...
 
*** 
 
   Двоих новых посетителей аббат монастыря Ордена  Механики  принимал  в
своем рабочем кабинете. Эти двое были из разрешенной секты Метафизиков -
наиболее заумной и маловразумительной религиозной организации, но верной
традициям Материализма.
   Аббат Роже изучил документы пришедших - они были  в  полном  порядке.
Сейчас в государстве было тревожно. Каждый день приходили новые и  новые
требования -  подвинуть  паству  на  розыск  опасных  еретиков.  Еретики
обнаглели до того, что бегут прямо из-под гильотины и уничтожают  бойцов
Инквизиции. В старые добрые времена такого невозможно было  представить.
Но аббат с горестью осознавал, что мир уже не тот, как в его  молодости.
Вольнодумство, пренебрежение традициями, скрытая ересь пускают все более
глубокие корни. И все  более  легкомысленно  относятся  люди  к  Кодексу
Обязанностей Гражданина, к правилам Равных.
   - Да, мир уже не тот, - вслух произнес аббат. И, как  бы  поймав  его
мысль, один из сектантов подобострастно поддакнул:
   -  Он  погружается  во  тьму  неверия.  Но  благодаря  Святой  Церкви
Материализма они не упадут во тьму. Разум восторжествует.
   - "Чтобы знать людей, нужно простить им предрассудки их  времени",  -
произнес аббат.
   - Так говорил Монтескье, - тут же поддакнул второй сектант.
   - Вы хорошо знаете учение классиков, -  с  уважением  произнес  аббат
Роже.
   - Классиков невозможно знать хорошо.  Это  бездонный  колодец,  и  мы
можем только черпать из него горстями и приникать разгоряченным лицом  к
прохладной и благостной воде их мудрости, - склонил голову гость.
   - Ты красиво говоришь, брат.
   - Это от верных помыслов. И от искренности душевной.
   - Итак, вы хотите работать в  наших  библиотеках  и  жить,  повинуясь
нашему распорядку?
   - Чтобы потом вернуться  к  братьям  и  поведать  им,  как  правильно
поставлено дело в твоей вотчине, аббат Роже.
   - Это похвальная цель, - без особого энтузиазма произнес аббат.
   - Ив знак уважения мы  преподносим  тебе  в  дар  скромные  средства,
собранные нашей общиной.
   Сектант бросил на стол сумку, раскрыл ее. Посыпались купюры.
   - Брат Жиам! - крикнул аббат.
   Брат Жиам предался своему привычному занятию -  раскладыванию  денег.
Он опять пытался утаить несколько купюр, и опять был уличен аббатом. Это
превращалось в некую традицию. Но аббат не знал, что брат Жиам умудрился
засунуть еще одну купюру за пояс.
   - Три  тысячи  двести  франков,  -  подвел  итог  брат  Жиам,  слегка
покраснев.
   - Что же, размеры вашего уважения позволяют отнестись к вам так же, -
удовлетворенно произнес аббат. - Идите, вам покажут ваши кельи.
   Вскоре  Сомов  и  Филатов  устроились  в  достаточно  комфортабельной
двухместной  келье,  стены  которой  были  завешаны  портретами   Святых
Кеплера, Ньютона и Птолемея.
   - Ну, теперь  надо  молиться,  чтобы  враг  не  додумался,  будто  мы
набрались наглости прятаться в его логове, -  сказал  Филатов  негромко,
пер