г вмешалась в разговор Елена Николаевна.  -
А ну-ка, Виктор, дайте мне лист бумаги и карандаш.
   Она села, взяла бумагу и карандаш и, изредка  поглядывая  на  меня,  за
пять минут набросала мой портрет и подала нам.
   - Ну как, теперь видите разницу между машиной и человеком?
   Я взглянул и сразу понял, что хотела  этим  сказать  Елена  Николаевна.
Машина и она рисовали портрет одного человека, но как различны  получились
изображения!  И  совсем  не  потому,  что  одно  было  написано  масляными
красками, а другое  карандашом.  В  наброске  не  было  такой  точности  в
деталях, как на холсте,  он  был  несколько  схематичен,  сделан  крупными
штрихами, в довольно резкой манере, но тем не менее я  на  нем  был  более
похож на себя, чем на холсте. Елена Николаевна сумела очень тонко схватить
характерное выражение моего лица,  мою  манеру  поджимать  нижнюю  губу  и
слегка хмурить брови, а на холсте это  совершенно  терялось  во  множестве
совершенно лишних деталей. Да, человек  не  просто  копирует,  он  мыслит,
отбирает и передает не только предмет, но и свое впечатление от  предмета.
Он творит.
   -  А  вы,  оказывается,  прекрасно  рисуете,  -  обратился  я  к  Елене
Николаевне.
   - О, Елена Николаевна - превосходный график, - сказал Виктор  Платонов.
- Вышло несколько книг с ее иллюстрациями.
   Несмотря на то, что прибор Виктора действительно не был художником,  он
отлично отвечал своему назначению копииста, и я  заинтересовался  им  и  с
того вечера принялся помогать Виктору.
   Незаметно прошло еще полтора месяца. Я  окончательно  привык  к  новому
миру, к новому укладу  жизни,  научился  обращаться  с  новой  техникой  и
перестал, наконец, походить на любопытного ребенка, приехавшего из  глухой
деревни в большой индустриальный город. Привык я и к смешанному языку,  на
котором объяснялись мои новые друзья, и, уже не замечая,  сам  вставлял  в
свою речь слова и фразы не только на  английском  языке,  который  я  знал
раньше, но и на других языках.
   После неудачного опыта в  подземной  лаборатории  вся  наша  дальнейшая
работа зависела от результатов расчета четвертой пульсации. Нам важно было
выяснить, совпадут или  нет  экспериментальные  данные  с  теоретическими.
Расчеты производил Чжу Фанши в  Филадельфии,  где  только  что  установили
новую вычислительную машину. Мы с нетерпением ждали от него сообщений.
   Но Чжу Фанши что-то тянул, хотя,  по  нашим  подсчетам,  результат  уже
давно должен был быть готов. И вот, наконец,  на  столе  Елены  Николаевны
зазвонил телефон. На экране появилось лицо Чжу Фанши.
   - Наконец-то, Чжу!  Говорите  скорее,  что  там  у  вас  получилось?  -
заторопила его Елена Николаевна.
   Чжу Фанши чуть улыбнулся и, немного коверкая русский язык, сказал:
   - Здравствуйте, Елена Николаевна! Как у вас дела?
   - Все по-старому.  Здравствуйте!  Что  у  вас  сегодня  за  невыносимая
вежливость?
   - Нет, Елена Николаевна, я всегда такой.
   - Чжу! - взмолилась Елена Николаевна. - Ради бога,  говорите,  получили
результат? Кончили считать?
   Чжу Фанши ответил не сразу:
   - Считать мы кончили. Машина замечательная. Работает как молния.  Очень
хорошая машина.
   - Ну, а результаты?
   - Сейчас покажу.
   Он поднес к экрану лист  бумаги,  на  котором  была  проведена  кривая,
напоминавшая очертания  зубьев  пилы.  Каждый  следующий  зуб  был  больше
предыдущего. Это были пульсации микросолнца. Четвертый  зуб,  изображавший
долгожданную пульсацию, был нанесен только наполовину: у него  не  хватало
острия. Здесь кривая пульсаций делала несколько зигзагов и обрывалась.
   - Ничего не понимаю. Вы же говорили, что кончили считать. Где же  конец
четвертой пульсации? Да что же вы молчите? Чжу! Что с вами сегодня?
   - Елена Николаевна, - медленно проговорил Чжу Фанши, - я установил, что
расчетным путем четвертую пульсацию микросолнца получить нельзя.
   - Как так?
   -  При   расчетах   четвертой   пульсации   получается   математическая
неопределенность типа ноль, деленный на ноль...
   - А вы не пробовали раскрыть эту неопределенность?
   -  Пробовал,  вместе  с  математиками  здешнего  института.  Ничего  не
получается.
   - Что же теперь делать? А может быть, машина неисправна?  Вы  проверяли
расчеты?
   - Конечно; Три раза. Расчеты совпадают цифра в цифру.
   - Что же вы предлагаете, Чжу?
   - Давайте подумаем вместе, - предложил Чжу  Фанши.  -  Можем  ли  мы  в
ближайшее время повторить опыт в подземной лаборатории?
   - Нет, - решительно возразила Елена Николаевна. -  На  это  потребуется
год, а может быть, и больше. Кто знает, с какими еще трудностями можем  мы
встретиться на этом пути...
   - Значит, экспериментальный путь отпадает, -  подытожил  Чжу  Фанши.  -
Теперь о теории. Здесь я скажу. Трудность чисто математического характера.
Детерминант нашей сложной системы весьма близок к нулю. С такими системами
очень неприятно иметь дело. От них всегда можно ожидать разных фокусов.  А
обойти трудности пока не удалось ни мне, ни тем  специалистам-математикам,
с которыми я советовался.
   - Следовательно, вы считаете... - начала Елена Николаевна.
   - Я считаю, - перебил ее Чжу Фанши, - что и на этот теоретический метод
исследования нельзя делать ставку в нашей дальнейшей работе.
   После его слов наступила долгая пауза. Все с надеждой смотрели на Елену
Николаевну, ожидая ее решения.
   - Теперь я понимаю и даже до некоторой степени оправдываю  уход  Джемса
Конта из нашей лаборатории, - задумчиво сказала она. -  Все  мы  знали  об
этих трудностях, но верили, что их удастся обойти. И вот мы зашли в  тупик
как в экспериментальных, так  и  в  теоретических  исследованиях.  Другого
пути, кроме проведения испытания настоящего микросолнца, я не вижу.
   - Правильно, - поддержал ее  Чжу  Фанши.  -  Надо  создавать  настоящее
микросолнце и проводить его испытания.
   - Да,  но  для  этого  потребуется  специальное  разрешение  президиума
Всемирной академии наук, так как наш опыт будет чрезвычайно опасным.
   - Надо  убедить  президиум  дать  такое  разрешение,  -  сказал  Виктор
Платонов.
   - Ну, а если президиум откажет?
   - Попробуем еще раз провести теоретический анализ,  обратимся  ко  всем
математикам мира за помощью и будем просить разрешения на опытный взрыв! -
горячо отозвался Чжу Фанши.
   - А если снова отказ?
   - Если, если, если... - улыбнулся он.
   - А все же, если и потом откажут? - настаивала Елена Николаевна.
   - Тогда придется бросить  работу.  Издадим  хорошую  книгу,  в  которой
приведем весь наш материал, опишем  все  трудности,  с  которыми  пришлось
встретиться, и завещаем ее нашим потомкам. У них будет  более  совершенная
техника, и, может быть, эту задачу они решат и теоретически и  практически
в течение нескольких дней.
   Порешили на том, что вся наша группа  соберется  в  институте  и  будет
готовить подробный доклад президиуму Всемирной академии наук.



7. ДИСПУТ

   У нас наступили горячие дни.  Мы  спешили  закончить  доклад  к  началу
очередной сессии президиума Всемирной академии наук, которая собиралась  в
Москве несколько раз в год для обсуждения наиболее важных проблем.
   Очень много дало  нам  предварительное  обсуждение  нашего  проекта  на
заседании ученого совета института. Теперь  мы  в  основном  знали,  какие
положения нашего доклада наиболее уязвимы  и  как  нам  наилучшим  образом
защищать свой проект.
   После бурных дебатов, длившихся несколько  часов,  ученый  совет  вынес
решение: ходатайствовать  перед  президиумом  Всемирной  академии  наук  о
разрешении опытного  взрыва.  При  этом,  по  настоянию  некоторых  членов
ученого совета, в решении было записано, что проблема создания микросолнца
теоретическим путем полностью не решена и ввиду этого опытный взрыв  может
оказаться неудачным. Никто из нас не мог с уверенностью сказать, что будет
с нашим проектом через несколько часов.
   Стратоплан пересек Индийский океан, после непродолжительной остановки в
Дели пронесся над Иранским нагорьем, чуть заметным полудужьем промелькнуло
внизу Каспийское море, и вот мы уже опускаемся  на  Внуковском  аэродроме,
темным  пятном  выделяющемся  на  белом  фоне  одетых  в  снежный   покров
подмосковных лесов.
   Так вот каким он стал, этот древний аэропорт!  Время  изменило  и  его.
Когда-то на его грунтовое поле  садились  только  винтомоторные  самолеты.
Потом, когда он оделся в бетон, с него поднимались реактивные самолеты,  а
теперь,  оборудованный  многочисленными  эстакадами,   аэропорт   принимал
стратопланы и даже ракетопланы, возвращающиеся на  Землю  из  межпланетных
путешествий.
   Стояло ясное, чуть морозное утро. С непривычки после  жаркой  Австралии
лицо словно обожгло холодом, но мне было приятно  это  ощущение.  Я  вдруг
остро почувствовал, что соскучился по настоящей зиме,  по  родной  русской
природе. "Надо будет организовать вечером коллективную лыжную прогулку", -
решил я про себя.
   Наш доклад был назначен на  завтра  на  утреннее  заседание  физической
секции президиума Всемирной академии наук.
   Весь остаток дня мы бродили по  Москве.  Я  жадно  смотрел  вокруг,  не
узнавая родного города. Только здесь, в Москве, я ощутил по-настоящему бег
времени, понял сердцем, что означают для человечества полтора столетия.
   Как  удивительно  хороша  была  обновленная   Москва!   Высокие   дома,
облицованные светлыми плитами, сделали ее действительно "белокаменной". Ее
улицы  раздвинулись,  стало  больше  света,  простора.  Появились   новые,
необычайных конструкций мосты через Москву-реку. Лишь случайно я набрел на
несколько  уголков  "старой"  Москвы,  заботливо   сохраняемых   бесценных
памятников зодчества.
   И только, когда я попал на  Красную  площадь,  я  почувствовал  себя  в
прежней Москве. Не могу передать, как меня взволновал  вид  этой  площади,
столь дорогой сердцу каждого русского. "Москва, матушка,  родная  моя",  -
шептал я, наделяя ее самыми ласковыми именами, какие только приходили  мне
на память.
   Взволнованный свиданием с родиной и новыми впечатлениями, я плохо  спал
в эту ночь.
   На следующее утро мы  заблаговременно  прибыли  в  президиум  Всемирной
академии наук и заняли места в специальной ложе президиума, с  нетерпением
поглядывая вниз, в зал заседаний, который постепенно заполнялся народом.
   За несколько минут  до  начала  обсуждения  в  зал  вошел  председатель
физической секции президиума Всемирной академии  наук  индус  Джавару.  Он
поздоровался с нами и быстро поднялся на председательское место.  Ровно  в
назначенное время он встал.
   - Все в сборе, - сказал  он,  просматривая  регистрационный  листок.  -
Начнем. Включаю запись заседания.
   В зале наступила тишина. Джавару нажал кнопку на своем  столе  и,  взяв
один из лежавших перед ним листков, продолжал:
   - Мы слушаем доклад ученых Торитаунского  института  ядерной  физики  о
проблеме создания  микросолнца.  Наша  секция  должна  вынести  решение  о
возможности проведения опытного термоядерного взрыва. Докладчик  профессор
Елена Николаевна Хромова.
   - На каком языке будете говорить? - обратился он к ней.
   - На русском.
   - Доклад будет сделан на русском языке, - повторил Джавару.
   В зале зашевелились. Те, кто недостаточно хорошо владел русским  языком
или совсем не знал его, приготовили свои кибернетические переводчики.
   Елена Николаевна начала доклад тихим голосом. Она заметно  волновалась.
Но так было только в первые минуты. Постепенно она увлеклась и  заговорила
уверенно, убежденно. Виктор Платонов, сидевший рядом со  мной  за  пультом
управления, внимательно следил за докладом, вовремя передавая  на  большой
экран  с  маленьких  бумажных  форматок  необходимые  графики  и  формулы,
иллюстрирующие доклад. Внимательно слушая доклад, я вместе с тем незаметно
рассматривал одного за другим членов президиума,  стараясь  понять,  какое
впечатление производит на них наше сообщение.
   Мое внимание привлек щуплый  старик  с  короткими  седыми  волосами  на
висках. В отличие от остальных членов президиума он мирно дремал  в  своем
кресле, подпершись маленьким сухим кулачком.
   - Сколько ему лет?  -  тихо  спросил  я  Виктора  Платонова,  показывая
глазами на старика.
   - Не знаю, должно быть уже далеко за сто...
   - Почему он спит?
   Виктор Платонов только пожал плечами в ответ.
   Елена Николаевна между тем заканчивала  доклад,  длившийся  уже  больше
часа. Она прокомментировала кривые  пульсаций  микросолнца,  рассказала  о
трудностях, возникших перед нашей группой, и в заключение попросила членов
президиума высказать свое мнение о  целесообразности  проведения  опытного
взрыва или о каком-либо другом пути продолжения наших работ.
   Сразу же со всех сторон  посыпались  вопросы.  Некоторые  из  них  были
настолько сложны, что мы испугались: сумеет ли Елена  Николаевна  ответить
на них? К счастью, Джавару объявил перерыв.
   Елена Николаевна тотчас подошла к нам, и мы обсудили, как  лучше  всего
построить ответы.
   Короткий звонок известил о конце перерыва. Елена  Николаевна  поднялась
на трибуну и стала отвечать на  вопросы.  Пока  все  шло  гладко.  Наконец
Джавару зачитал решение ученого совета Торитаунского института и  попросил
членов президиума приступить к обсуждению доклада. Желающих выступить было
много. Характерно, что все  они  говорили  очень  коротко,  останавливаясь
только на главных положениях доклада.
   -  Взрыв  можно  разрешить,  -  закончил  свое  выступление   один   из
академиков, - но только не на Земле. Нет, не на Земле!  Согласитесь  сами,
что успешный исход этого эксперимента слишком слабо  обоснован  уважаемыми
авторами. Не поймите, что я ставлю им это в вину. Нет!  Они  сделали  все,
что от них зависело,  для  обоснования  устойчивости  микросолнца,  но,  к
сожалению, этого недостаточно. Поэтому я за то, чтобы провести этот  взрыв
где-либо за пределами Земли, скажем - на Луне.
   Несколько человек выступили  примерно  с  таким  же  мнением,  а  один,
увлекшись, сказал:
   - Мне кажется, что следует рекомендовать нашим коллегам осуществить  на
Луне не один опытный взрыв, а несколько.  Причем  не  все  из  них  должны
привести к созданию микросолнца. Пусть некоторые из них будут  неудачными,
но  это  позволит  нам  экспериментальным  путем  установить   возможности
создания микросолнца и научит нас управлять им. Итак, я за  серию  взрывов
на Луне.
   - Кажется, нам всерьез придется прокатиться на Луну,  -  шепнул  я  Чжу
Фанши. Тот утвердительно кивнул головой в ответ.
   - Все равно, где проводить взрыв. Лишь бы разрешили.
   Выступило еще несколько человек. Все они поддержали  мнение  предыдущих
членов президиума. Они отмечали наши заслуги, хвалили группу за остроумную
и  нужную  человечеству  идею.  По-видимому,  это  мнение  было  общим   в
президиуме и продолжать прения было нецелесообразно.
   Джавару предложил закончить  обсуждение.  Но,  к  нашему  удивлению,  в
тишине зала раздался чей-то слабый, надтреснутый голос:
   - Позвольте мне...
   Джавару обернулся к говорившему.  Это  был  тот  самый  щуплый  старик,
который мирно дремал в своем кресле, пока Елена Николаевна делала доклад.
   - Пожалуйста, Валентин Ильич.
   - Прошу прощения, я выскажусь с места. - Он  обвел  весь  зал  взглядом
неожиданно ясных глаз. Все  затихли.  По  мгновенно  наступившей  гробовой
тишине я понял, что это очень уважаемый всеми ученый.
   - Кто он? - шепотом спросил я Елену Николаевну.
   - Бывший бессменный председатель физической секции президиума Всемирной
академии наук. Он сам шесть лет тому назад по старости отказался от  этого
почетного поста. Джавару - его ученик. Слушайте! Его мнение очень важно.
   - Мне кажется, что мы станем на неверный путь, если разрешим  проводить
этот  взрыв  на  Луне...  -  Он  еще  раз  обвел   весь   зал   небольшими
проницательными глазами. - Где же логика? - продолжал он  своим  скрипучим
надтреснутым фальцетом. - Где, я спрашиваю, логика? Мы не уверены в исходе
эксперимента и потому рекомендуем проводить его не на Земле, а на Луне. Да
разве в том дело, где его проводить? Какая разница между Землей  и  Луной?
Ведь взрыв будет произведен на высоте нескольких сот километров.  При  чем
же здесь Луна? Вы думаете, там безопасней? Ничуть не бывало!  На  Луне,  в
случае неудачи, разлетевшееся облако газов  поднимет  с  поверхности  тучи
пыли. Ведь многие из нас были на Луне и знают, что слой легкого  как  пух,
мельчайшего вулканического  пепла  покрывает  ее  поверхность.  Весь  этот
пепел, поднятый взрывной волной,  смешается  с  радиоактивными  веществами
микросолнца и сам явится источником смертоносных  лучей.  Мало  этого.  Он
будет носиться над Луной,  пока  не  осядет  на  ее  поверхность.  Поэтому
зараженной может оказаться не только та часть Луны, которая будет обращена
к взрыву, но и другие ее участки. А что  для  нас  теперь  означает  Луна,
известно каждому. Это не просто наш спутник. Это трамплин  в  межпланетное
пространство, это  наша  лучшая  астрономическая  обсерватория,  это  наша
крупнейшая геологическая лаборатория, где работают и живут  тысячи  людей.
Разве мы можем рисковать ею? Сейчас, мне кажется, речь должна  идти  не  о
том, где производить этот взрыв, а о том, производить ли его вообще или не
производить. Мое мнение: не  производить.  Рано  еще,  ибо  мы  отнюдь  не
уверены в успехе.
   Он замолчал. Мертвая тишина в зале не нарушалась ни единым вздохом.
   - Здесь даже выдвигались предложения провести серию неудачных на первых
порах взрывов. Но сейчас не то время, - продолжал Валентин Ильич, -  когда
люди нащупывали решение проблем только экспериментальным путем. Длительный
эдисоновский путь изобретения обычной электрической  лампочки,  когда  для
выбора нити накала были вслепую перепробованы  сотни  самых  разнообразных
материалов, включая человеческий волос, - этот путь изживает себя  в  наши
дни. Нет, мы не отвергаем экспериментального метода  исследования,  но  мы
должны хотя бы грубо в основном предугадать исход эксперимента. Вот  этого
научного предвидения результата мы и не находим в докладе о микросолнце...
   Он сделал паузу, как бы припоминая что-то, потом повернулся к нам лицом
и попросил:
   - Покажите, пожалуйста, рисунок восемнадцатый и тридцать второй.
   - Ого! - удивленно прошептал мне на ухо Виктор Платонов, пока Чжу Фанши
отыскивал нужные чертежи и вставлял их в аппарат для передачи  на  большой
экран. - Он, оказывается, только делал вид, что спит...
   - Он все доклады слушает с  закрытыми  глазами,  -  шепнула  нам  Елена
Николаевна,  услышав  удивленный  шепот  Виктора  Платонова.  -   У   него
феноменальная слуховая память.
   Между тем Валентин Ильич, увидев на экране чертежи, продолжал:
   - Обратите внимание  на  эти  уравнения.  Это  основа  всех  дальнейших
выводов. Они относятся к  определенному  классу.  Здесь,  на  мой  взгляд,
авторы допустили серьезную ошибку.  Да,  да,  ошибку!  Нельзя  решать  эти
уравнения в лоб, как это делали они.  Такие  сложные  системы  со  многими
неизвестными таят в себе острые подводные камни и, как правило, в  лоб  не
решаются. Правда, авторы проекта микросолнца здесь ни при чем.  До  самого
последнего времени, точнее - еще неделю тому назад, не существовало других
методов решения этих уравнений. Теперь такой метод есть...
   - Какой? - донеслось сразу несколько голосов из зала.
   - Неделю  тому  назад  мой  аспирант,  исключительно  одаренный  юноша,
который еще неоднократно  порадует  нас  своими  успехами,  закончил  свою
первую  теоретическую  работу.  В  ней  он,  в  частности,  изложил  метод
приближенного решения подобного класса уравнений. Это именно то,  что  вам
нужно, - обратился он к нам. - Ведь вам совершенно  все  равно,  будет  ли
микросолнце на метр больше или меньше. Вам  важно  установить  только  сам
факт его устойчивости. Вот это и можно сделать тем методом,  о  котором  я
сказал.