собирая  в  сумочку
зажигалку, сигареты, приколки. - Впрочем, он славный малый.  Компанейский,
веселый и без всяких занудных комплексов. Вчера мы от  души  повеселились.
Все остальное... Кому какое дело, черт побери?!"
   Мария вернулась в ванную. Умылась, расчесала волосы. Еще попила воды.
   "Я вчера, наверно, что-то не то выпила... Увлеклась. Теперь вот  голова
чугунная... Как, кстати, зовут избранника?"
   Несколько  имен  тотчас  появилось  под  рукой,  но  которое   из   них
принадлежало ему, Мария так и не вспомнила. Нахмурилась. Затем улыбнулась:
   "Вот и хорошо... Адреса своего я ему не оставила - ума  хватило!..  Все
прекрасно - встретились и разошлись. Никаких тебе терзаний и претензий".
   Она надела платье, взяла сумочку, еще раз глянула  на  избранника.  Тот
спал сном усталого праведника.
   Мария тихонько открыла дверь, выскользнула в коридор.
   Из гостиницы  она  вышла  с  просветленным  и  гордым  лицом,  походкой
независимой  юной  женщины,  которая  только-только  узнала  об   истинном
предназначении своих рук, ног, лица, волос, и все это, которое раньше жило
само  по  себе,  связала  воедино,  организовала  и  таинственным  образом
подчинила определенной цели - нравиться, вызывать восхищение.
   Машина стояла там,  где  Мария  ее  оставила,  -  рядом  с  рестораном,
прилепившись к тротуару в тени деревьев.
   Она заехала на рынок, купила целую  сумку  фруктов  и  овощей,  бутылок
десять тоника. На развилке Мария  решительно  свернула  на  шоссе,  идущее
вдоль  моря,  хотя  вчера  собиралась  повидаться  с   хозяйкой   дачи   и
предупредить, что она задержится еще на недельку.  С  бегством  Маленького
Рафаэля ситуация несколько менялась, однако возвращаться в город все равно
не хотелось. Не так часто она отдыхает у моря, чтобы еще и  тут  думать  о
школе, о начале занятий и прочей  ерунде.  А  к  хозяйке  и  завтра  можно
заехать.
   В ржавом почтовом ящике белело письмо.
   Мария загнала машину во двор, вернулась за письмом.
   То, что с Маленьким Рафаэлем приключилась "нелепая и страшная  история"
и что он чудом остался жив, Мария как-то оставила без внимания. Не тронуло
ее и поэтическое сравнение жениха, который увидел в ней могучую и  грозную
стихию...
   Но сам факт... Уехал?! То есть сбежал. Бросил!  "Как-нибудь  перебесись
без  меня..."  Вот  это  было  неожиданностью!  Бросить  девушку,  которой
добивался, на  произвол  судьбы?!  Ничтожество!  Он  растоптал  ее  лучшие
чувства... Ну, ничего... Ты еще явишься, просить будешь!
   Мария заводила саму себя, громоздила на бедного Маленького Рафаэля  все
более нелепые обвинения.
   Она порвала письмо на мелкие клочки, выбросила их в ведро для мусора.
   Затем закурила и как-то разом остыла.
   "Дура! Сама во всем и виновата. Ты же прогнала Рафаэля. Наорала на него
на косе, запретила встречаться. И все из-за этого... На романтику потянуло
железную лошадку, а зачем? Вихрь, смерч, торнадо, силы  природы...  Зачем,
спрашивается, рядовой учительнице силы природы? И  так  ли  у  тебя  много
реальных женихов, чтобы из-за этих "сил" ими разбрасываться?!"
   По-прежнему кружилась голова, хотелось спать. Избранник виноват!
   Мария глянула на часы.  Уже  одиннадцать  -  как  быстро  летит  время.
Вспомнила, что на полдень назначена встреча со Смерчем, и  остановилась  в
раздумье посреди комнаты.
   "Какого черта?! - озлилась вдруг сама на себя. - Каникулы кончаются,  а
ты все в...  небесах  витаешь...  И  Рафаэль  сбежал...  Не  поеду!  Лучше
отосплюсь хорошенько".
   Выпила тоник  со  льдом,  разделась.  В  зеркале  отразилось  загорелое
стройное тело. Мария постояла  перед  зеркалом,  чувствуя,  как  с  каждой
секундой проясняется на  душе.  А  что?  Она  молода  и  красива.  Вот!  А
остальное - приложится.
   С такими мыслями легла в постель. С ними и уснула.


   Он повторял это как молитву:
   "Дыхание твое - нежный запах дыни и молока.
   Песчаные многокилометровые отмели, пушок на щеке персика - вот  на  что
похоже прикосновение к твоей коже, Мария.
   ..._Мария... Мария... Мария... Мария_...
   Легкие перья облаков - волосы. Нет в  мире  большего  наслаждения,  чем
перебирать и гладить их.
   Руки твои - два теплых течения.
   ..._теплых... теплых... теплых_..."


   Смерч на свидание опоздал.
   Еще с утра он отправился в глубь материка. Там, за горами, была широкая
заболоченная дельта реки, вся белая  от  миллионов  божественных  лотосов.
Смерч не раз бывал в Индии и Китае, где эти цветы считались священными,  и
тоже полюбил их.
   Он нарвал лотосов немного, несколько сотен, причем в разных местах, так
как был уверен: цветы у природы первые на  очереди,  чтоб  осознать  самое
себя, обрести коллективное сознание. Нельзя их рвать как попало, тем более
- лотосы...
   Он опоздал почти на полтора часа и теперь то ненадолго уходил  в  глубь
моря, то возвращался назад к берегу. Марии на косе не было. Смерч не знал:
задерживается ли она или уже приезжала, но, не застав его, рассердилась  и
уехала.
   Пресная вода, которую он принес  вместе  с  лотосами,  в  жарком  чреве
воронки быстро испарялась.  Нежные  цветы  останутся  без  воды  и  тотчас
завянут. Что делать?
   Солнце стало клониться к западу.
   И тогда  Смерч  нерешительно  двинулся  к  маленькому  домику,  который
снимала Мария.


   Она проснулась, как ей  показалось,  от  мертвой  звенящей  тишины,  от
непонятной чужой тоски, которая разлилась вместе с сумерками и в  комнате,
и в саду. Деревья за окном стояли недвижные, похожие  на  черных  зловещих
птиц.
   Вдруг  затрещали  ветки,  громыхнула  пластмассовая  крыша  навеса,  от
резкого толчка вздрогнули створки окна - в комнату  со  звоном  посыпались
куски стекла.
   Мария испуганно привстала.
   - Извини, родная! - Горячий шепот пульсировал, метался по комнате. -  Я
такой неуклюжий. Как ни стараюсь быть осторожным, обязательно разобью хоть
одно стекло.
   - Зачем ты ворвался в чужой дом? - сердито спросила Мария. Она  встала,
накинула халат. - А если бы хозяйка была дома?
   - Я не подумал. Ты такая красивая, - задумчиво  сказал  Смерч.  -  Твое
тело светилось в полумраке, будто оно из янтаря. Я ждал на косе. Тебя  все
нет и нет... Начал волноваться. Послушай, Мария!  Я  все  время  вспоминаю
наше путешествие. Ты тогда тоже светилась. Море,  звезды...  И  ты  летишь
среди звезд... Это было прекрасно. Правда?
   - Меня укачало. До сих пор муторно, - сказала Мария, и  слова  ее  были
чистейшей правдой.
   Она сладко зевнула, потянулась.
   - Я принес тебе подарок. Выйди во двор, посмотри.
   Мария вышла на веранду и ахнула.
   На крыльце, дорожке, ведущей к калитке, под деревьями  -  всюду  лежали
охапки незнакомых белых цветов, похожих на лилии.
   Цветы ее вовсе не обрадовали. Ахнула Мария потому, что увидела  в  саду
множество  поломанных  веток,  а  главное  -  расщепленный  надвое   ствол
низкорослого старого персика,  который  рос  возле  бассейна.  В  бассейне
почему-то не было воды. На дне его валялись вперемешку с песком  листья  и
сорванные вихрем плоды.
   Она подняла несколько мокрых  больших  лотосов,  гневно  ткнула  ими  в
пространство перед собой:
   - Удружил! Мне теперь надо полдня на коленях ползать  -  собирать  этот
мусор.
   Она отшвырнула цветы. Не скрывая своего раздражения, закричала:
   - Что ты натворил в саду?! Ты все здесь поломал.  Теперь  мне  придется
платить хозяйке - возмещать убытки.  Где  я  возьму  столько  денег  -  ты
подумал?!
   -  Не  сердись.  Я  что-нибудь   придумаю,   -   виновато   прошелестел
Голос-ветер.
   - Что ты придумаешь? - презрительно переспросила Мария. - Что ты вообще
можешь? Пугать людей и строить воздушные замки?
   Смерч долго молчал.
   Мария присела на крыльцо, опустила голову. Все не так,  все  рушится...
Ну и пусть...
   - Ты права, Мария, - наконец ответил Смерч. - Но  ведь  я  люблю  тебя.
Хоть что-нибудь это значит?
   Она засмеялась:
   - Все это бред! Человек не может жить одним возвышенным и духовным. Мы,
люди, состоим прежде всего из плоти. А ты только  ветер.  Так  сказать,  в
чистом виде. Ты все равно что бог. Ему молятся, но с ним не спят...  Пойми
наконец. Я обычная земная женщина, и мне нужен муж из  плоти  и  крови.  Я
хочу рожать ему детей. Хочу иметь свой дом... Пойми: я хочу жить  как  все
люди...
   В ней снова заговорила злость, потому что со Смерчем, как  ни  погляди,
были связаны все ее неприятности.
   - Оставь ты меня! - грубо сказала Мария. - Чего ты ко  мне  привязался?
Тебе дан весь мир, все доступно... Найди себе другую бабу и не морочь  мне
голову. Уходи!
   Мария вдруг поняла: только что она почти слово в  слово  повторила  то,
что говорила во гневе Маленькому Рафаэлю. Там, на косе, когда поймала  его
на слежке за собой... Поняла - и ужаснулась.
   То был Раф, созданный для того, чтобы вить из него  веревки.  А  это  -
Смерч! Прекрасный могучий торнадо, которому ничего не стоит  убить  ее  за
эти слова, разметать в пух и прах домик и сад, пустить все по ветру.
   Страх тысячами мурашек разбежался по  телу,  по  Мария  упрямо  подняла
голову, откинула ее назад, устремив в сгущающиеся сумерки презрительный  и
острый взгляд.
   В этот миг она более всего была похожа на змею,  которая  предупреждает
угрожающей позой всякого, даже того, кто  сам  спешит  обойти  ее  десятой
дорогой: "Не тронь меня! Уходи!"


   "Нет!.. Нельзя!.. Никогда!.. Невозможно!.. Нет... нет... нет!.."


   Он втянул в себя воронку и, бешено  вращаясь,  ввинчивался  в  холодную
бездну неба.
   Выше! Еще выше! Туда, где небосклон залит смородиновым  соком,  где  за
пределами атмосферы таится вечная  ночь.  Лучше  задохнуться  от  нехватки
воздуха, взорваться, не имея сил, а главное - не желая  больше  удерживать
свое тело-облако в  пределах  жизни.  В  самом  деле!  Лучше  вернуться  к
первоначальному  состоянию,  стать  безмозглым  ветром,  чем   измельчать,
загнать, словно джинна в  кувшин,  свой  вольный  дух  в  крохотный  мирок
человеческих интересов... Отец предупреждал его,  предостерегал.  Конечные
формы и твердая материя так  опасны!  Общение  с  ними  грозит  остановкой
движения,  а  это  хуже  смерти.  Это   предательство   всего   живого   и
движущегося...
   Смерч яростно стегал себя упреками, заковывал в броню запретов.
   "Что толкнуло меня к человеку?" - маялся он безответными вопросами.
   ..._человеку... человеку... человеку_...
   Тоска и одиночество? Только ли они?  Конечно,  проявления  сознания  на
уровне неживой природы очень редки, уникальны. За сотни  лет  скитаний  по
Земле я, помнится, только раз встретил  разумный  Смерч.  Лучше  бы  и  не
встречал... Я тогда был молод и глуп, насвистывал  какую-то  понравившуюся
человеческую мелодию. А этот безумец налетел на меня с бранными словами на
всех языках народов мира, стал прижимать к скалам, над которыми я как  раз
пролетал.
   ..._безумец... безумец... безумец_...
   Я, помнится, испугался. Скалы  -  это  остановка  движения,  смерть.  Я
ударил безумного воронкой - он  шарахнулся  в  сторону  и  улетел.  Почему
называю его безумным? Не знаю. Наверное, потому, что не понимаю его. Среди
тысяч, десятков тысяч тупых и разрушительных сородичей, чье  существование
измеряется всего лишь минутами или часами, встретить разумный Смерч - и не
обрадоваться, не подружиться, а, наоборот, наброситься как на смертельного
врага? Непонятно.
   ..._понятно... понятно... понятно_...
   Впрочем, кто сказал, что он был  разумным?  Разноязыкая  брань  еще  не
свидетельство ума. Попугаи тоже "говорят" - и что с того?!
   Тоска и одиночество. Жажда общения - вот что толкает нас к людям. Меня,
отца... Разум тянется к разуму, но чтобы  подружиться  с  человеком,  надо
стать ему подобным. Невозможно! Немыслимо! И потом - только ли это  мучает
тебя, мучило отца?  Мучило  и  погубило  -  по  земным  понятиям,  у  него
остановилось сердце. То есть угасло  движение  -  и  могучего  торнадо  не
стало...
   Жажда общения? Но у тебя есть друзья,  такие  же,  как  ты,  прекрасные
аномалии природы, в которых благодаря миллиону удачных совпадений  некогда
тоже затеплилось самосознание и родило бессмертную  силу  ума.  Вулкан  по
имени Стромболи, Теплое Течение. Айсберг  и,  наконец,  древний  и  мудрый
Байкал.
   ..._сила... сила... сила_...
   А раз есть друзья, то твое безмерное одиночество - не более чем уловка,
поэтический образ.
   Наберись мужества. Смерч, сказал он сам себе,  и  признайся,  что  тебя
страшит не просто человек, не абстрактная  несовместимость,  а  конкретная
женщина по имени Мария. Это она  разрушает  твой  дух  и  заставляет  твою
бестелесную плоть вращаться со  сверхзвуковой  скоростью,  ввинчиваться  в
глубь неба, где, кроме звезд и смерти, ничего больше нет.
   Она прогнала тебя, отвергла. И теперь ты хочешь одного -  взорваться  в
стратосфере.
   Зачем тебе Женщина, ветер?
   ..._зачем?.. зачем?.. зачем_?..


   Смерч задыхался от противоречий и нехватки воздуха.
   Вращение его замедлилось -  подступившая  пустота  космоса  безжалостно
рвала на куски тело-облако.
   Он почувствовал: еще немного - и он не сможет больше поддерживать  себя
как систему. И еще Смерч вдруг понял, что глупо и  бессмысленно  погибнуть
вот  так  -  бесславно,  с  чувством  вины,  ничем  не   облегчив   участь
возлюбленной.  Он  в  самом  деле  виноват,  он  обещал  Марии  что-нибудь
придумать, помочь, он должен сдержать свое слово!
   С той же энергией, с какой он ввинчивался в пустоту стратосферы.  Смерч
ринулся вниз.
   Он смертельно устал. Но жаркое солнце и тугие восходящие  токи  воздуха
вскоре вновь влили в его тело волю и силы.
   Над землей паслись стада безмозглых кучевых облаков.
   Он с яростью набросился на них,  перекатывая  раскаты  грома  и  грозно
посверкивая молниями.
   Смерч опустил сразу несколько воронок, стал рвать и разбрасывать во все
стороны холодные мертвые клубки конденсированного водяного пара. Часть  из
них он тут же пожирал, тяжелея и на ходу проливаясь дождем.
   Вскоре это бессмысленное занятие ему надоело.
   Смерч подобрал воронки, постоял несколько минут на  месте,  раздумывая,
куда бы ему отправиться, и... отдался воле случайных ветров.  Пусть  несут
куда хотят. Ему теперь все равно.


   К утру погода опять испортилась. Небо затянуло тучами,  стал  срываться
мелкий дождик.
   Мария надела куртку, вышла в сад.
   Большие белые цветы, напоминающие лилии, завяли.
   Мария приметила возле гаража грабли, принялась сгребать цветы в кучу.
   "Как после пышных похорон..."
   Подумала без улыбки, потому что в душе уже жалела, что так повела  себя
со Смерчем. Рафаэль - другое дело. С ним чем хуже обращаешься,  тем  лучше
он становится. А этот... Он же не человек. И потом... Он  прилетел  к  ней
такой восторженный, с какими-то заморскими цветами, а она  отхлестала  его
словами, прогнала... Подумаешь - дерево сломал... Впрочем,  никуда  он  не
денется, как и этот глупый Рафаэль...
   Мария вздохнула, вернулась в дом.
   Делать было нечего. Она обошла все  три  комнаты,  скользя  придирчивым
взглядом по старой мебели и пыльным выцветшим коврам. Будь этот дом ее, за
пару недель его можно было  бы  преобразить.  Все  это  старье  выбросить.
Вместо побелки - светлые обои, которые сразу бы согрели комнаты и  придали
бы им уют. Купить хорошую мягкую мебель. А  в  прихожую  -  большой  ковер
золотисто-охровых тонов...
   Мария снова вздохнула и отправилась на кухню.
   Несколько дней назад, надумав сварить на зиму варенье,  она  купила  на
рынке полведра айвы - зеленой и  очень  твердой.  Теперь  она  отлежалась,
стала мягче. Погоды нет - самое время заняться вареньем.
   Она поточила нож и, мурлыча старую мелодию Джо Дассена,  стала  очищать
плоды от  кожицы.  Затем  вырезала  сердцевины,  нарезала  айву  дольками,
положила их в кастрюлю и залила кипятком, чтобы проварить.
   Кожицу, оставшуюся после чистки, сварила отдельно - для сиропа.
   Делала все по памяти, полагаясь на  интуицию,  которая  никогда  ее  не
подводила.
   Попробовала приготовленный сироп - вкусно! - залила им дольки  и  пошла
переодеваться. Пусть теперь стоит до вечера. А потом варить  эту  айву  не
переварить, в несколько приемов,  пока  дольки  не  станут  прозрачными  и
медовыми.
   "Поеду обедать в ресторан, - подумала  Мария,  примеряясь,  что  же  ей
надеть. - Раз меня все бросили, надо пользоваться свободой".


   Он разом отверг все надежды и решил больше к  ним  не  возвращаться.  В
самом деле: что общего может быть у огня и воды, у  ветра  и  неподвижного
камня! Встречаясь, они несут друг другу только смерть и разрушение.
   Ему было как никогда плохо.
   Казалось, все страсти раз  и  навсегда  раздавлены  обстоятельствами  и
подавлены умом. Он доказал себе неизбежность утраты, уяснил, что стихия  и
человек только живут рядом, а по сути своей  далеки  друг  от  друга,  как
звезды. И все же боль и тоска  не  уходили,  гнездились  в  каждом  уголке
набухшего дождем и электричеством тела.
   Смерч был как никогда силен и одновременно чувствовал, что находится на
грани гибели. Говоря земными понятиями, он надорвался.
   То, что носил Марию в своих объятиях, - только в радость. А вот церковь
таскать на себе не стоило (несколько дней назад Мария обмолвилась, что  ей
нравится обряд венчания, и он, дурачок, той же ночью  попытался  притащить
на косу небольшую деревянную церквушку. Поднять поднял, а унести не смог -
силенок не хватило...). И  уж  тем  более  нельзя  было  спасать  падающий
самолет... Отец знал это. Он недаром предупреждал:  "Бойся  вещества.  Оно
нас убивает".
   Уже дважды Смерч испытал жуткое ощущение провала о  движении.  Не  том,
внешнем, которое носило его вдоль побережья, а том, что составляло  основу
его жизни - спиральном  и  неизбывном,  которое  то  тихим  воздуховоротом
кружилось внутри облака, то, по  желанию,  вырывалось  могучими  воронками
торнадо. Из рассказов отца Смерч знал: в  таких  случаях  надо  немедленно
лететь куда-нибудь в Южную Америку, поближе к Андам, где сочетание  мощных
муссонов, которые несут с океана на сушу влажный и теплый воздух,  жаркого
солнца и дыхания ледников может вылечить, добавить силы.
   Он знал все это, как, впрочем, и то, что отцу Анды не  помогли,  и  все
равно третий день летал вдоль побережья и никак не мог распрощаться с этим
захудалым уголком суши.
   Его оскорбили,  отвергли,  унизили,  а  он...  Да!  Од  чувствует  себя
виноватым! Марии еще труднее, чем ему. Неспроста  она  с  таким  отчаянием
выкрикнула фразу: "Чем, чем я заплачу хозяйке?!" Ему для жизни нужны ветер
и солнце. Для счастья - достаточно улыбки Марии. А людям? Ох, и  много  же
им нужно только для Того, чтобы не умереть. Еда и вода, кров над  головой,
одежда, тысяча других вещей. Все это покупается  за  деньги.  Их,  в  свою
очередь, надо зарабатывать. Убогий и тоскливый замкнутый круг, в котором и
заключена жизнь человека.


   "Я улечу, - подумал Смерч. - Но у Марии из-за меня будут  неприятности.
У людей все покупается за деньги. Значит, надо достать для нее денег".


   Он перебрал несколько вариантов: ворваться через  окно  в  какой-нибудь
банк и вымести оттуда все ассигнации,  напасть  на  какого-нибудь  богача?
Нет, не то. Разумная стихия не должна и не может причинять вред  человеку.
Да и выглядит все это чисто по-людски: ворваться, напасть, ограбить.
   И тут Смерч вспомнил историю, свидетелем которой он  случайно  оказался
то ли в конце шестнадцатого, то ли в  самом  начале  семнадцатого  века  у
северо-восточного побережья Флориды.
   Несколько лет  подряд  он  наблюдал  тогда  забавы  ради  за  промыслом
флибустьеров и, конечно же, не  мог  не  обратить  внимания  на  крохотный
островок Амелия.
   В то время там хозяйничал знаменитый пират Эдвард Тич, известный больше
по кличке Черная борода.
   Как-то его бриг в очередной раз бросил якорь в бухте Фернандина.  С