этому великому чувству.
   - И что ты ему ответила?
   -  Рассказала  анекдот  из  французской  жизни.  Знаешь,  когда  внучка
допытывается у бабушки, что такое  любовь.  Бабушка  долго  отмалчивается,
затем вздыхает и говорит: "Не знаю. Это все русские придумали...  Чтоб  не
платить".
   Маленький Рафаэль засмеялся, присел на край бассейна - точно туда,  где
перед этим сидел репортер.
   - Я собираюсь заехать в "Пиццерию", - сказал он. - Пообедаешь со мной?
   - Нет. Я устала и хочу наконец отдохнуть, - ответила Мария. - И вообще:
оставьте  меня  в  покое.  Смерч  меня  вдоль  берега  таскает,  ты  -  по
ресторанам. Надоело.
   - А что ты делаешь завтра?
   - Не знаю, - честно сказала Мария. -  Если  я  по  тебе  соскучусь,  то
позвоню вечером в гостиницу.
   - Хорошо, - обрадовался  Маленький  Рафаэль.  Если  женщина  тебе  хоть
что-нибудь обещает, это уже половина успеха.
   Он уехал, и Мария вновь взяла в  руки  книгу.  Посидела  над  ней  и...
отложила. Чужая жизнь не шла на душу.
   Чем бы она ни занималась, память то и дело возвращала ее  в  палату,  к
разговору со Смерчем. А что, если все это ей  показалось?  Мало  ли  какие
сдвиги бывают у людей после шока? Да нет... У нее  был  ясный  разум,  она
хорошо себя чувствовала. Да и весь разговор - разве такое придумаешь?
   И все же внутреннее беспокойство, какое-то томление не оставляли ее.
   "Смерч... Он сказал... Нет, это она ему сказала -  на  косе.  Увидимся,
мол, на косе. Он еще просил не рассказывать о нем людям... Черти  принесли
этого корреспондента. Впрочем, ничего такого  она  ему  не  выболтала.  Ее
намерение "приручить" Смерч все воспримут  как  метафору,  выходку  глупой
девчонки. Плевать! Она всегда была такой, какая есть, и не станет  ни  под
кого подстраиваться!"
   Мария отложила книгу, набросила халат.
   Через несколько минут ее "козявка" уже мчалась по дороге, идущей  вдоль
моря.
   Вот и съезд на косу.
   Метров через триста асфальт оборвался. Здесь же кончались и  деревья  -
дальше только  несколько  низкорослых  маслин,  невысокая  насыпь  будущей
дороги, по которой они с Маленьким Рафаэлем забирались чуть ли не в  конец
косы.
   Мария остановила машину на том же месте, где ставила ее всегда.
   Мелкий, раскаленный песок, сверкающая в лучах полуденного солнца  гладь
моря. И, как всегда, ни души.
   Песок жег ступни, и Мария зашла по щиколотки в воду.
   Она оглядела все небо. В нем не было даже намека на облако.
   "Вот и верь после этого мужчинам!" - весело подумала Мария  и  поплыла,
стараясь не замочить подколотые волосы.
   На несколько минут она забыла обо всем на свете.  Ласковая  зеленоватая
вода, сквозь которую видно песчаное дно,  жаркое  солнце  над  головой,  и
покой, покой, покой. Что еще нужно для счастья?!
   И тут с моря дохнуло ветром, в лицо ударила внезапная волна.
   Мария подняла взгляд и вскрикнула от страха.
   За какой-то миг она увидела все в  мельчайших  деталях  -  так  бывает,
когда окружающий мир озаряет ночью близкая молния.
   С моря шло грозовое высокое облако. Оно было  иссиня-черное,  зловещее.
Над ним то и дело вспыхивал и перекатывался багровый огонь, без звука, без
грома, а внизу, будто огромный черный  удав,  приплясывала  от  нетерпения
воронка смерча. В том месте, где она  соприкасалась  с  морем,  метров  на
двести поднимался столб водяных брызг. Смерч быстро приближался к  косе  -
уже стал слышен его рев и нарастающий грохот. Шквалы ветра стегали невесть
откуда появившиеся волны.
   Мария, задыхаясь и захлебываясь,  изо  всех  сил  заработала  руками  и
ногами. К берегу! Скорее к берегу!
   Она буквально выползла на песок, не смея оглянуться,  готовая  к  тому,
что ее вот-вот, как в прошлый  раз,  схватят  обжигающие  ладони,  куда-то
поволокут, бросят.
   Но рев и грохот вместо того, чтобы нарастать, стихали, ветер уже не так
свирепо толкал в спину.
   Мария вскочила, глянула на море.
   Смерч уходил.
   Только теперь она заметила, что на небе по-прежнему  сияет  солнце,  на
глазах тает внезапная свинцовость волн.
   - Ты испугалась? - спросил знакомый голос,  приходящий  отовсюду  и  из
ничего. Он был горячим и  торопливым,  как  и  в  больнице,  только  более
громким. - Тебе неприятен мой вид?
   Мария покачала головой, но ответила не сразу.
   - Нет, не то слово. Твой вид... страшен. Ты напугал меня.
   - Я понял это, почувствовал. Поэтому я ушел от берега, а к  тебе  снова
послал только часть себя.
   Мария присела на песок. Она все еще не могла отдышаться.
   - Как тебя зовут? - спросила первое, что пришло на ум.
   - Собственного имени у меня нет. А вообще у меня много  имен:  Торнадо,
Смерч. В Европе  еще  называют  Тромбом.  В  Австралии  -  Вилли-вилли.  В
пустынях - Дьявол пустыни...
   - Ты знаком с другими людьми?
   - Знаю многих, наблюдаю за их  жизнью.  Наблюдал  раньше  -  сотни  лет
назад. Но еще никогда ни с кем не заговаривал, никому не открывался. Ты  -
первая.
   - Не понимаю, - задумчиво сказала Мария. - Ты - стихия,  ветер,  совсем
непохожий на человека. Почему же ты разговариваешь на человеческом  языке,
пользуешься нашими понятиями и представлениями?
   - Ничего странного. Ваша цивилизация существует очень давно, вы хозяева
планеты. А проявления сознания на уровне  неживой  природы  астрономически
редки, разобщены и по сравнению с  людьми  по  возрасту  почти  что  дети.
Правда, есть один Вулкан. Его зовут Стромболи. Он очень старый.  Это  тоже
равносильно детству... Конечно  же,  мы  пользуемся  всем  человеческим  -
языком, понятиями, логикой, информацией. Ведь все это  нас  окружает.  Для
нас природа - это вы... В чем-то мы, конечно, другие, не похожи на вас...
   - Говори, говори! - воскликнула Мария. - Это очень  интересно.  Хотя  я
всего-навсего школьный преподаватель, но мне пока все ясно. Говори! Как ты
думаешь, вы - игра случая или нечто другое?
   - Не знаю, - честно ответил Смерч. Он сделал паузу, добавил:  -  Иногда
мне кажется, что мы - следующее звено осознания материей самой себя. Новый
способ борьбы с энтропией, что ли. Тем  более  что  вы...  -  Смерч  снова
сделал паузу. - Ты только не обижайся, но человек  теперь  чаще  разрушает
мировую гармонию, взаимосвязь явлений и вещей, чем создает... Наверное,  у
природы тоже есть инстинкт самосохранения...
   - Прошлый раз ты упомянул,  что  вас  на  Земле  несколько.  И  сегодня
говорил. Какой-то мыслящий вулкан, мол, есть. А кто еще?
   - Я мало кого знаю, хотя сотни раз облетал всю планету. Есть еще Теплое
Течение, озеро Байкал, Айсберг... Был еще мой отец. Давно. Он  тоже  любил
земную женщину.
   - Ой как интересно! Расскажи, - потребовала Мария.
   Смерч рассказал. Но о гибели прекрасной  рыбачки  умолчал.  Не  то  что
утаил - не смог. Зачем лишний раз пугать Марию.
   - Ты сегодня одна? - спросил он потом об очевидном. - Это хорошо. Я  не
знаю твоего спутника, но его  аура  показывает,  что  он  глуповат.  После
контакта со мной он потащил бы тебя и себя к психиатру.
   - Это мой жених, - сказала Мария и засмеялась. - По крайней мере он так
считает. Немного художник, немного спортсмен. Не знаю, как он  летает,  но
рисует Маленький Рафаэль неважно... Мне жаль его  -  таким  в  нашем  мире
трудно.
   - Вам всем трудно, - согласился Смерч. - Каждый  день  добывать  еду  и
питье, думать о крове над головой... Ужасно! Кстати, ты  живешь  здесь,  у
моря?
   - Если бы... Я живу в большущем городе, где людей, как песка  на  косе.
Через две недели кончатся каникулы и я уеду.
   - Это плохо, - вздохнул Смерч. - Конечно, я приду к тебе  и  в  городе:
прилечу облаком, пошлю братца-ветра... Но здесь мне лучше - я люблю море и
простор.
   - Мне здесь тоже лучше, - грустно  улыбнулась  Мария.  -  Когда-нибудь,
если у меня будут деньги, я куплю себе у моря дом.
   - Он у тебя будет сейчас! - воскликнул Смерч. - Даже  не  дом  -  целый
замок. Смотри.
   Через несколько минут в безбрежной синеве неба  появилась  стая  белых,
сверкающих в лучах солнца облаков.
   Мария  с  восторгом  наблюдала,  как,  послушные  воле  Смерча,   ветры
громоздят их друг на друга, отметают лишнее, как в  небе  одна  за  другой
вырастают сахарно-белые башни, появляются стены с  бойницами,  а  затем  и
прекрасный дом, точнее - сказочный дворец.
   - Зачем я тебе? -  спросила  вдруг  Мария,  и  со  стороны  ее  вопрос,
обращенный в никуда, в пространство, любому человеку  показался  бы  более
чем странным.
   Смерч перестал строить свой замок, но и отвечать не торопился.
   - Я не знаю, что тебе сказать, - наконец выдохнул он. - Ты прекрасна  и
совершенна. Когда я ощущаю тебя, я как  бы  сразу  ощущаю  всю  красоту  и
целесообразность мира... Потом я очень одинок...  Но  ты  снова  спросишь:
почему среди миллионов людей, миллионов женщин я выбрал  именно  тебя?  Не
знаю.  А  разве  вы,  люди,  знаете  точный  ответ,  почему  один  человек
становится как бы половинкой другого и когда они врозь - им больно? Вы или
объясняете  это  инстинктом   продолжения   рода,   или   называете   чудо
малозначащим словом "любовь". Не так ли?
   - Да, все это в основном красивые слова. - Мария повела плечами,  будто
ей вдруг стало холодно.  -  Мой  коллега,  преподаватель  биологии,  любит
повторять, что по жизни надо ходить стаей. Семья - маленькая стая.
   - У нас с тобой не может быть семьи. Однако я не  вижу  тебя  -  и  мне
больно, - возразил Смерч.
   - Это пройдет, - беспечно заявила Мария, разглядывая  воздушный  замок.
Он висел над морем - высоко, в небесах - и исходил ярким белым сиянием, от
которого в глазах появлялась резь, набегали слезы.
   Мария вздохнула:
   - Это прекрасно! Жаль только, что я не буду жить в твоем замке.
   А про себя подумала:
   "Жарко! Будь на его месте Раф, послала бы за  кока-колой  или  холодным
шампанским..."
   Она снова глянула в небо.
   На месте прекрасного замка остались одни  "развалины".  Свирепый  ветер
высоты перемешивал их, гнал  в  сторону  моря.  Остатки  замка  клубились,
таяли.
   - Ты обиделся? - удивилась Мария.
   - Нет, что ты. Я понимаю: люди не могут жить одними мечтами и  грезами.
Вам сначала нужно материальное, а уж потом - возвышенное. Я  понимаю  это,
но мне становится от этого почему-то грустно.
   - Ты в самом деле ребенок, - вздохнула Мария. Она легла на спину, чтобы
загорел и живот, прикрыла лицо панамой. - Ты огромный и глупый Смерч, и  я
тебя очень люблю. Иногда мне кажется, что ты - во мне, и я разговариваю  с
собственным ребенком...
   Она снова вздохнула - на этот раз капризно.
   - Я сгорю сейчас от солнца! Придумай что-нибудь... Дуй на меня,  студи.
Или повесь в небе пару тучек - вместо шторы...
   В гости к Байкалу первый раз он летал вместе с отцом.
   Летели они очень долго. Сначала над Красным морем,  затем  почти  через
весь Индийский океан, вдоль берегов Китая, через Японское море.  В  России
проводником сначала была река Амур. Потом отец вел  маленького  Смерча  по
одному ему известным приметам.
   Издали,  с  высоты  Байкал  показался  огромным  прищуренным  глазом  в
окружении гор. Будто сама планета приглядывалась: что это за два  странных
облака, куда они летят?
   Когда приблизились, Смерч  увидел,  что  в  озеро  впадают  сотни  рек.
Заметными стали и родинки островов.
   - Байкал - скупец, - шутливо объяснил  отец.  -  Со  всей  округи  воду
собрал. А от себя только Ангару отпустил.
   У Байкала была огромная, очень живая  аура,  которая  накрывала  берега
озера на десятки километров.
   Он  не  просто  откликнулся  на  их  вызов,  а  еще  до  контакта   аур
почувствовал приближение друзей, бросил им навстречу вспышку сознания...
   - Ты чересчур подражаешь людям, -  ворчливо  упрекнул  отца  Байкал.  -
Зачем ты тратишь себя? Зачем  дробишь  сознание?  Это  для  людей  дети  -
продолжение рода, а точнее - способ сохранения и передачи  информации.  Мы
же с тобой практически вечные. Нам надо, наоборот, укрупнять сознание,  по
возможности объединяться, сливаться в нечто единое.
   - Не хочу я с тобою сливаться, - возразил насмешливо отец. - Ты  загнал
свое сознание на дно и бережешь его, говоря языком людей, как зеницу  ока.
А я свободен. Впрочем, нас теперь двое. И ты будешь любить часть мою,  как
и меня. Учти,  если  мы  перестанем  тебя  проведывать,  ты  высохнешь  от
одиночества и скуки.
   - Может, ты и прав, - вздохнул Байкал. - Мы в самом деле пока  выродки,
исключения... Все эти  объединения  сознании  одиночество  мое  придумало.
Никто из нас не знает замыслов матушки-природы.  Хочет  ли  она,  чтоб  мы
стали правилом? Нужно ли ей это?
   - Вот! Ты уже стал сомневаться. Это хорошо.
   - И все равно - дробить себя нельзя. Разве могу я дать  частицу  своего
разума Ангаре? Нет. Ее жизнь чересчур тесно связана  с  людьми.  Мне  тоже
несладко приходится от этого соседства...
   Они с отцом опустились ниже, поплыли по направлению к Ольхону -  самому
большому из островов.
   - Чего ты так ополчился на детей? - спросил отец.
   - От них только боль. Они неумелые, их жаль, а помочь я ничем не мог...
- хмуро ответил Байкал. - Вчера во мне утонул мальчик. Очень  славный  был
мальчик.
   Они тогда долго гостили у берегов озера-моря.
   Смерч запомнил: о чем бы ни говорили отец  и  Байкал,  разговор  всегда
сворачивал на одно - что  же  они  собой  представляют,  разумные  явления
неживой природы, какова-их судьба и предназначение? Особенно поразило  его
жестокое и ясное утверждение Байкала: "Наша задача  -  самосохранение.  Не
ради себя - ради жизни на планете.  Мы  должны  быть  эгоистами  и  любить
только  себя.  Такова  наша  сверхзадача,  видовая  программа.  Мы  должны
противостоять людям ради их собственного выживания. От активного, но слепо
действующего разума мир может уберечь только другой разум. Мы противостоим
друг другу..."
   Смерч вспомнил и вечного работягу - Теплое Течение.
   Оно не сильно в  рассуждениях,  но  оберегает  даже  мальков.  Был  еще
случай, когда течения и ветер занесли Айсберг в воды Теплого Течения.  Они
узнали друг друга по ауре, обрадовались,  но,  как  ни  старалось  течение
обойти собрата, теплая вода подтачивала, съедала основание ледяной горы...
Если бы он случайно не наведался в те широты и не отогнал Айсберг в родные
воды, случилось бы непоправимое...
   Айсберг тоже считает, что их удел -  самосохранение  во  имя  жизни  на
Земле. Все это, конечно, правильно, но скучно. Жить, чтобы  жить.  И  все?
Ради "жизни на  Земле",  "во  имя  человечества"?  Все  это  красиво  и...
абстрактно. Лично ему гораздо интересней жить ради какого-нибудь  стоящего
дела. Например, все прошлое  лето  он  гонял  в  Саудовскую  Аравию  стада
дождевых туч, потому что там третий год подряд свирепствовала засуха.  Вот
это конкретно, это можно вспомнить и объяснить, потому что в действии этом
есть Смысл. Он-то и отличает, должен отличать, его и его друзей от глупого
ветра, мертвых гор, бездумных озер и слепых течений.
   "...Может, Мария уже на косе?"
   Смерч повернул на юг.
   Море под ним еще с ночи разгулялось и катило  к  далекому  берегу  валы
волн.
   Мысль о Марии отозвалась в сознании музыкой.
   Смерч любил музыку. Давно, еще с детства, когда она  звучала  только  в
гостиных и театрах. С появлением радио и телевидения  музыкой  наполнилось
все земное пространство. Смерч  частенько  целыми  днями  слушал  то,  что
приносили ему со всех уголков мира электромагнитные  волны.  Понравившиеся
произведения и мелодии  он  запоминал,  повторял  потом  для  себя,  легко
имитируя звучание отдельных инструментов и целых оркестров.
   Сейчас, пробираясь между несущимися на северо-запад караванами облаков,
он воскрешал в памяти мелодии Скрябина и Чайковского, но выбрал  почему-то
Шопена.
   Между туч  прозвучали  первые  серебряные  аккорды  любимого  ноктюрна.
Сначала негромко, но звуки фортепиано пропадали в шуме ветра и волн, кроме
того, ему хотелось, чтобы эту прекрасную музыку услышала и Мария, если она
на косе, и Смерч отдал звукам часть себя - тысячекратно усилил их, дал  им
ураганную мощь и страсть, а уж затем бросил на землю.
   Так он проиграл  несколько  ноктюрнов,  перешел  на  фантазию  экспромт
до-диез минор и  тут  с  радостью  заметил  на  косе  знакомый  старенький
автомобиль.


   Солнечный луч пощекотал лицо, и Мария проснулась.
   "Как хорошо быть молодой и красивой, - подумала  она,  потягиваясь  под
простыней. - И когда тебя любят... Причем кто - самый настоящий торнадо!"
   Мария глянула через раскрытое  окно  в  сад.  Там  сияла  зеленью  вязь
листьев, среди которых дозревали персики. Благодать!  Надо  будет  сказать
Смерчу, чтобы он не вздумал заявиться сюда -  еще  что  сломает.  Он  ведь
такой огромный...
   Она умылась, поджарила себе ветчину и гренки,  сварила  крепкий  черный
кофе. Пока возилась по хозяйству, напевала:

   Он приходил и распахивал двери,
   Он говорил на чужом языке...

   Откуда взялись эти две строчки - то ли вспомнились, то  ли  только  что
сочинились? - Мария не знала, но охотно повторяла их, каждый раз находя  в
нехитрых словах какой-нибудь новый смысл.
   Пока завтракала, солнце спряталось за тучи, прошумел и пропал  короткий
дождь.
   Мария потянулась к книге об ураганах и смерчах,  которую  купила  вчера
вечером в городе - специально ездила. Пробежала глазами  содержание:  типы
смерчей и  их  строение,  атмосферные  явления,  распространение  и  пути,
вертикальные вихри, транспортирование, разрушения...
   Открыла последнюю главу, стала читать:
   "...12 апреля  1927  года  смерч  за  полторы  минуты  почти  полностью
разрушил городок Рок-Спрингс. Неповрежденными остались лишь  шесть  домов.
Из 1200 жителей 72 было убито и 240 ранено.
   ...поднял железный подвесной мост через реку Большую Голубую  у  города
Ирвинга...
   ...смерч Трех Штатов. Он прошел 18 марта 1925 года по  штатам  Миссури,
Иллинойс и Индиана... Воронка была расплывчатой... затем  она  скрылась  в
черном облаке, сметавшем все на своем  пути...  прошел  350  километров...
Общее число погибших во время  смерча  695,  тяжелораненых  2027  человек,
убытки 40 миллионов долларов...
   ...В Бангладеш 1 апреля 1977 года в сильном смерче погибло 500  человек
и 6000 были ранены..."
   Мария отложила книгу.
   Ей тотчас же представилась черная воронка Смерча,  с  грохотом  и  воем
приближавшегося к ней,  вспомнился  внезапный  неодолимый  страх,  который
погнал ее тогда к берегу.
   "А ведь все это могло плохо кончиться, -  подумала  Мария.  -  Если  бы
Смерч не был разумным и уронил меня. Тогда, первый раз, когда подхватил на
косе... Пришлось бы Маленькому Рафаэлю раскошеливаться на похороны".
   Она зябко повела плечами.
   "Надо все-таки съездить. Обещала..." - подумала с неохотой.
   Погода  явно  портилась.  Мария,  собираясь  на  косу,  надела   брюки,
прихватила с собой куртку.
   Море, как она и предполагала, штормило.
   Мария вела машину медленно, поглядывая  на  желто-грязную  разболтанную
воду, на то, как вылизывают берег водяные валы, как уходит в песок пена.
   "Скоро осень - начинает штормить. Осенью на  косе  делать  нечего.  Она
узкая. Если большая волна, то, наверное, и до дороги добегает..."
   Вдруг она услышала музыку.
   "Откуда? Что это?"
   Звуки падали с неба, с холодных и косматых туч, смешивались с  грохотом
штормового моря.
   Мария остановила машину.
   - Тебе нравится? - спросил ее голос Смерча. - Это Шопен.  Я  много  раз
слушал его в Париже, когда он там жил.
   - Не знаю... Я не разбираюсь в музыке.  Когда  устаю,  люблю  послушать
что-нибудь легкое.
   Мария выбралась из машины, надела куртку.
   - Здесь так холодно и мерзко, - пожаловалась она.
   - Давай улетим, - предложил Смерч. - Ты только не бойся, доверься  мне.
Через час мы будем в трехстах километрах отсюда. Хочешь?
   Прекрасные звуки фортепианной музыки сами собой смешались, умолкли.
   "А вдруг уронит?! - подумала со страхом Мария. -