чности, поэтому он привел нас сюда.
     Это после стадиона и после толп, пытающихся прорвать линию полицейского
оцепления. Это сразу после моей фальшивой свадьбы, когда агент был  мертв, и
полиция сражалась за  то, чтобы я  остался в живых, чтобы они могли наказать
меня за убийство. Толпа со  всего  крытого СуперСтадиона  высыпала на поле в
тот момент,  когда я объявил, что  Кольты выиграют. Один  браслет наручников
уже  защелкнулся на  моей руке,  полиция не могла ничего  сделать с  бегущей
пьяной лавиной, катившейся на нас от боковых линий.
     Где-то оркестр играл государственный гимн.
     Со  всех направлений люди  падали на  поле через бортики.  Сжав кулаки,
люди бежали к нам по траве. Там были Аризонские Кардиналы в своей форме. Там
были Индианаполисские Кольты, по-прежнему  на своей скамейке, сталкивающиеся
задницами и дающие друг другу пять.
     В тот момент, когда полиция добралась  до края  свадебной платформы,  я
пнул  ногой кнопку,  и пять тысяч белых голубей взмыли  вверх,  окружив меня
плотной стеной.
     Голуби  отогнали  полицейских  достаточно  далеко  назад,  чтобы  стадо
болельщиков успело достичь центра поля.
     Полиция отбивалась от стада, а я схватил букет невесты.
     Сидя здесь и  наполняя конверты, я хочу рассказать всем, как я совершил
мой великий побег.  Как баллоны со  слезоточивым газом, предназначенные  для
контроля  над толпой,  брызгали в разные стороны  над головой. Как рев толпы
эхом отдавался  от  купола.  Как  я схватил  шелковую белую охапку  шелковых
цветов  у невесты, как слезы струились у нее  по лицу. Как я  поднес политый
лаком для волос букет к горящей свече и получил факел, чтобы сдержать любого
нападавшего.
     Держа  факел  из   гладиолусов   и   резко  схватив  горячую  проволоку
искусственной жимолости, я  спрыгнул  со свадебной платформы  и пробил  себе
дорогу через футбольное поле. 50-ярдовая  линия. 40-ярдовая линия. Тридцать.
Я, в  белом  смокинге,  делал  обманные  движения и прокладывал  себе  путь,
совершал  рывки и  повороты. 20-ярдовая линия.  Чтобы  меня  не схватили,  я
хлестал  горящими георгинами из стороны в сторону  перед  собой.  10-ярдовая
линия.
     Десять тысяч полузащитников вышли, чтобы вырубить меня.
     Некоторые из них пьяны, некоторые из них профессионалы, никто из них не
колет себе такие качественные химикаты, как у меня.
     Руки хватают мои белые фалды.
     Мужчины ныряют мне под ноги.
     Стероиды спасли мне жизнь.
     Затем -- гол.
     Я прохожу под стойкой ворот, по-прежнему направляясь к стальным дверям,
через которые я выберусь с поля.
     Мой  факел сгорел,  от него остались лишь несколько крошечных  шелковых
триллиумов, и я бросаю его назад через плечо. Я протискиваюсь через стальные
двойные двери и задвигаю внутри массивный засов.
     С  супер-кубковой  толпой,  молотящей  в  закрытые  двери,  я  здесь  в
безопасности на несколько минут, один, с ресторанной пищей и гримершей. Труп
агента  под  белой простыней на каталке рядом  с  буфетом. В буфете, главным
образом, сэндвичи  с индейкой и вода  в  бутылках, свежие  фрукты.  Салат  с
макаронами. Свадебный торт.
     Гримерша  ест  сэндвич. Она  показывает  головой на  мертвого агента  и
говорит: "Хорошая работа". Она говорит, что тоже ненавидела его.
     На ней массивный золотой Ролекс агента.
     Гримерша говорит: "Хочешь сэндвич?"
     Я спрашиваю: Здесь только с индейкой или есть какие-то другие?
     Гримерша  дает  мне бутылку  с минеральной  водой  и  говорит,  что мой
смокинг горит сзади.
     Я спрашиваю: Как отсюда выбраться?
     Вон там дверь, говорит гримерша.
     Стальные двери за моей спиной прогибаются внутрь.
     Иди по длинному коридору, говорит гримерша.
     Поверни направо в конце.
     Выйди через дверь с надписью "Выход".
     Я говорю спасибо.
     Она говорит, что остался еще сэндвич с мясным хлебом, если я хочу.
     Сэндвич у меня в руке, я выхожу через дверь, которую  она мне показала,
иду по коридору, выхожу через выход.
     Снаружи на стоянке  красная  машина, красная  машина  с  автоматической
коробкой передач, Фертилити за рулем, и Адам рядом с ней.
     Я забираюсь  на  заднее сиденье и закрываю дверцу.  Фертилити,  сидящей
спереди, я говорю закрыть окно. Фертилити играет с ручками радиоприемника.
     Толпа высыпает за мной через выходы и бежит, чтобы окружить нас.
     Их лица приближаются ко мне настолько близко, что я чувствую их плевки.
     Затем с небес приходит самое большое чудо.
     Начинается дождь.
     Белый дождь.
     Манна небесная. Я клянусь.
     Дождь такой скользкий  и тяжелый,  что стадо падает, подскальзывается и
падает,  падает и растягивается. Белые частички  дождя падают в окна машины,
на коврик, в наши волосы.
     Адам с удивлением заглядывается на чудо этого белого дождя, помогающего
нам убраться.
     Адам говорит: "Это чудо".
     Задние колеса пробуксовывают, их заносит в сторону, а  затем  оставляют
черный след, когда мы уезжаем.
     "Нет, -- говорит Фертилити и давит на газ, -- это рис".
     На   дирижабле,  кружащем   над   стадионом,  написано  ПОЗДРАВЛЯЕМ   и
СЧАСТЛИВОГО МЕДОВОГО МЕСЯЦА.
     "Лучше бы они этого не делали, -- говорит  Фертилити. -- Этот рис убивает
птиц".
     Я говорю ей, что этот рис, убивающий птиц, спас наши жизни.
     Мы выехали на улицу. Затем поехали по шоссе.
     Адам  поворачивается  на  переднем  сидении, чтобы  спросить меня:  "Ты
собираешься съесть весь этот сэндвич?"
     Я говорю: Он с мясным хлебом.
     Нам  нужна  попутка  в  северном  направлении,  сказал Адам. Он знал  о
попутках, но они не должны были покинуть Новый Орлеан да следующего утра. Он
больше  десяти лет  делал это, тайно путешествуя  взад-вперед  по стране без
денег.
     Убивая людей, говорю я.
     "Отправляя их к Богу," -- говорит он.
     Фертилити говорит: "Заткнитесь".
     Нам  нужно немного наличности, говорит  нам  Адам. Нам нужно выспаться.
Поесть. И он знает, где мы можем все это найти. Он  знает место, где у людей
гораздо большие проблемы, чем у нас.
     Нам только надо немножко соврать.
     "С этого момента, -- говорит нам Адам, -- у вас двоих есть ребенок".
     У нас его нет.
     "Ваш ребенок смертельно болен," -- говорит Адам.
     Наш ребенок не болен.
     "Вы  прибыли в Новый Орлеан, чтобы ваш  ребенок мог лечь в  больницу, --
говорит Адам. -- Вот все, что вам нужно сказать".
     Адам  говорит,  что дальше он покажет дорогу. Адам  говорит  Фертилити:
"Поверни здесь".
     Он говорит: "Теперь поверни вот здесь".
     Он говорит: "Проедь еще два дома и поверни налево".
     Там, куда он показывает дорогу, мы  можем  остаться на ночь  бесплатно.
Нас  могут  обеспечить  пищей.  Мы  займемся какой-нибудь сдельной  работой,
сверкой документов  или  наполнением  конвертов,  чтобы  заработать  немного
наличности. Мы можем принять душ. Посмотреть по телевизору, как мы совершаем
побег, в вечерних  новостях. Адам говорит мне, что велика  вероятность того,
что во мне узнают сбежавшего массового убийцу, который испортил Супер Кубок.
Там, куда  мы  едем,  у  людей  свои большие проблемы, о которых они  должны
беспокоиться.
     Фертилити  говорит: "Кстати, сколько  людей нужно убить, чтобы стать из
серийного убийцы массовым?"
     Адам говорит  нам: "Сидите  в машине тихо,  а  я  пойду  внутрь,  чтобы
умаслить хозяев. Просто помните: ваш ребенок очень болен".
     Затем он говорит: "Мы на месте".
     Фертилити смотрит на дом, на Адама и говорит: "Это ты очень болен".
     Адам говорит: "Я бедный крестный отец вашего ребенка".
     Табличка перед домом гласит: Дом Рональда МакДональда.
14
     Представь, что живешь в доме,  который каждый день оказывается в другом
городе.
     Адам  знал три пути из  Нового Орлеана. Адам привел Фертилити и меня на
остановку грузовиков  на границе  города  и  сказал, что  мы должны выбрать.
Аэропорты  просматриваются.  На  железнодорожных  станциях   и  автовокзалах
ведется наблюдение.  Мы не можем  все втроем  путешествовать  автостопом,  а
Фертилити отказывается вести машину всю дорогу до Канады.
     "Я абсолютно не люблю водить машину, -- говорит Фертилити. -- Кроме того,
способ путешествий твоего брата гораздо веселее".
     На  следующий день после  Дома Рональда МакДональда мы втроем стоим  на
бесконечной  песчаной парковке рядом с кафе для дальнобойщиков. Адам достает
нож для линолеума из заднего кармана и выдвигает лезвие.
     "Ну, люди, и каково же наше решение?" -- говорит он.
     Ничто здесь не идет строго  на  север.  [Соврал Адам, соврал.  Шоссе 55
идет строго  на  север, в сторону Канады  --  прим.  ИКТ] Адам был  внутри  и
поговорил со всеми водителями  грузовиков.  Мы должны выбрать  вот  из чего,
говорит Адам, загибая пальцы.
     Есть Поместье Уэстбери, следующее на запад по Шоссе 10 в Хьюстон.
     Есть Плантаторский Дом, направляющийся по Шоссе 55 в Джексон.
     Есть Замок  Спрингхилл,  следующий  на  северо-запад  в Боссиер Сити по
Шоссе 49 с остановками в Александрии и Пайнвилле, а затем  направляющийся по
Шоссе 20 в Даллас.
     Возле нас на  песке  припаркованы  полуфабрикаты домов, дома заводского
изготовления, дома-прицепы. Они  разбиты на  половины и  трети  и прицеплены
сзади  полу-грузовиков.  Открытая  часть  каждого  куска-модуля   запечатана
прозрачным пластиком,  и  внутри  видны  темные контуры  диванов,  кроватей,
ковров, свернутых в рулон. Основные приборы. Готовые кухни. Мягкие кресла.
     Пока   Адам   болтал   с  водителями,  выясняя,  куда   каждый  из  них
направляется,  Фертилити  в местном  туалете  красила  мои светлые  волосы в
черный  цвет в раковине и смывала косметику, имитирующую загар, с моего лица
и рук. Мы наполнили достаточно конвертов, чтобы купить мне поношенную одежду
и бумажный пакет с жареной  курицей, бумажными салфетками и салатом из сырых
овощей.
     Мы втроем  стоим  на  автостоянке,  Адам крутит  нож  в руке и говорит:
"Выбирайте.  Люди, которые  доставляют эти прекрасные дома, не будут обедать
весь вечер".
     Большинство водителей-дальнобойщиков ездят по ночам, говорит нам  Адам.
В  это время прохладнее.  И  движение меньше. Во время жаркого, напряженного
дня водители сворачивают с трассы и спят в  спальных  ящиках,  прикрепленных
сзади к кабине каждого грузовика.
     Фертилити спрашивает: "В чем разница между этими вариантами?"
     "Разница, -- говорит Адам, -- в уровне вашего комфорта".
     Вот так Адам ездил по стране вдоль и поперек последние десять лет.
     В Поместье Уэстбери есть банкетный зал и встроенный камин в гостиной.
     В Плантаторском доме  есть  раздельные  санузлы и  укромный уголок  для
завтрака.
     В Замке  Спрингхилл имеется ванна с водоворотом в очаровательной ванной
комнате.  В  очаровательной  ванной  комнате   есть  также  две  раковины  и
зеркальная  стена. Гостиная и хозяйская спальня со  стеклянными потолками. В
обеденном    укромном   уголке    встроенный    шкаф    для    фарфора    со
свинцово-стеклянными дверцами.
     Все зависит  от того, в какую половину ты попадешь. Повторяю: это всего
лишь части домов. Разрезанные дома.
     Дома, выведенные из строя.
     В той половине, куда ты попал, могут быть все спальни, или только кухня
и гостиная без  спален. Там может быть три ванных комнаты и больше ничего, а
может и вообще не быть ванной.
     Свет нигде не включается. Вся водопроводная система сухая.
     Не важно,  сколько роскошеств  ты получишь, все равно  чего-то будет не
хватать.  Не важно,  как  внимательно  ты выбираешь, ты  никогда  не  будешь
абсолютно счастлив.
     Мы выбрали Замок Спрингхилл, и  Адам делает ножом надрез в нижней части
пластиковой обертки  с  открытой  стороны. Адам  делает надрез  примерно  60
сантиметров, столько, сколько нужно, чтобы его голова и  плечи проскользнули
внутрь.
     Спертый воздух выходит изнутри дома через разрез, горячий и сухой.
     Когда Адам проскользнул  внутрь до  пояса, а его зад  и  ноги  все  еще
снаружи  рядом с нами, Адам  говорит: "В  этом -- васильково-синий интерьер".
Его  голос доносится через стену прозрачного пластика, он говорит: "Здесь  у
нас   первоклассный  комплект  мебели.  Модульный  гарнитур   для  гостиных.
Встроенная микроволновка на кухне. Плексигласовая люстра в столовой".
     Адам  целиком  протискивается  внутрь,  затем  его блондинистая  голова
вылезает из  пластика и усмехается нам. "Калифорнийские королевские кровати.
Ложные  деревянные  противовершины.  Скромный  комод  в европейском  стиле и
вертикальные слепые оконные проемы, -- говорит он.  -- Вы сделали превосходный
выбор своего первого дома.
     Сначала Фертилити, а затем я, пролезаем через пластик.
     Так  же,  как  внутренность дома,  цвета  и контуры  мебели,  выглядела
стертой  и  неопределенной  снаружи,  так  же  и внешний  мир,  реальный мир
выглядит нечетким  и нереальным с внутренней стороны пластика. Неоновые огни
стоянки грузовиков тусклые  и смазанные. Шум трассы изнутри кажется мягким и
приглушенным.
     Адам встает на  колени,  берет  моток прозрачного скотча и запечатывает
изнутри разрез, который он  сделал. "Он нам больше не понадобится, -- говорит
он. --  Когда  мы будем сходить там, куда мы направляемся,  мы  выйдем  через
заднюю дверь, как все нормальные люди".
     Ковер от-стены-до-стены стоит  свернутым возле одной  из  стен, ожидая,
когда  соберут  дом. Мебель  и матрасы стоят вокруг, покрытые защищающими от
грязи тонкими пластиковыми чехлами. Кухонные шкафы все залеплены скотчем.
     Фертилити  щелкает выключателем  люстры в гостиной  комнате.  Ничего не
происходит.
     "И  еще не ходите в туалет, --  говорит  Адам,  -- а то мы  будем жить со
всеми вашими делами до самого конца пути".
     Неон  со   стоянки  грузовиков  и  фары  с  шоссе   просвечивают  через
Французские двери, когда мы сидим вокруг стола из  кленовой фанеры и поедаем
жареную курицу.
     В  нашем куске  разрезанного дома  есть  одна спальня, гостиная, кухня,
столовая и половина ванной.
     Если  мы доедем до  Далласа, говорит нам Адам,  мы сможем перебраться в
дом,  направляющийся по 35-му Межрегиональному в Оклахому.  Затем  мы  можем
перехватить дома на 35-м Межрегиональном, следующие в Канзас. Затем на север
По 135-му Межрегиональному в Канзас и на  запад  по 70-му Межрегиональному в
Денвер.  В  Колорадо мы  поймаем  дом,  следующий на северо-восток по  76-му
Межрегиональному и  поедем  в нем  до  поворота  на  80-е Межрегиональное  в
Небраску.
     Небраска?
     Адам смотрит  на меня  и говорит: "Да. Наши старые добрые земли, твои и
мои", -- говорит он со ртом, полным пережеванной жареной курицей.
     Почему Небраска?
     "Чтобы попасть  в Канаду, -- Адам  говорит  это и  смотрит на Фертилити,
которая смотрит на свою еду.  -- Мы  поедем по 80-му Межрегиональному и 29-му
Межрегиональному через  штат к границе Айовы. Затем мы  просто проследуем на
север по 29-му через Южную Дакоту и Северную Дакоту, все время в Канаду".
     "Прямиком в Канаду," -- говорит Фертилити и улыбается  мне, что выглядит
фальшиво, потому что Фертилити никогда не улыбается.
     Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, Фертилити  взяла матрас из
спальни.  Адам заснул на одном из крыльев секционной диванной группы, обитой
синим вельветом.
     Среди синих вельветовых подушек он смотрится как мертвец в гробу.
     Долгое  время я не мог заснуть, лежа на  другом крыле диванной группы и
вспоминая людей,  которых я  пережил. Брат Фертилити, Тревор. Соц.работница.
Агент. Вся моя мертвая семья. Почти вся мертвая.
     Адам храпит, а рядом дизельный двигатель возвращается к жизни.
     Мне  интересно, как  там в Канаде, и  сможет ли  побег все решить. Лежа
здесь, в васильково-синей темноте, мне кажется,  что побег  -- это всего лишь
еще  одно   исправление  исправления  исправления  исправления   исправления
какой-то проблемы, которую я не могу вспомнить.
     Весь дом дрожит.  Люстра качается.  Листья шелковых  папоротников в  их
плетеных корзинах вибрируют. Тишина.
     Снаружи пластика мир начинает  двигаться,  скользя быстрее и быстрее, а
затем вообще стирается.
     И я засыпаю.
13
     Наш второй день  в дороге, мои зубы  стали  унылыми и желтыми. Снизился
тонус мышц. Я не  могу прожить  жизнь брюнетом. Мне  нужно немного  времени,
всего минуту, всего тридцать секунд побыть в лучах прожекторов.
     Не  важно, сколько  я  усилий  прилагаю, чтобы  скрыть  это. Кусочек за
кусочком, я начинаю разрушаться.
     Мы  в  Далласе,  Техас,  рассматриваем  половину  Виллы Уилмингтонов  с
ложными  черепичными  противовершинами и биде в  хозяйской ванной. Хозяйской
спальни в ней  нет, но есть  прачечная со стиральными машинами  и  сушилкой.
Конечно  же,  там  нет  ни  воды,  ни  электричества, ни телефона.  Там есть
кухонные приборы цвета миндаля. Там нет камина, но в столовой висят шторы до
пола.
     Это после того, как мы увидели больше домов, чем я могу запомнить. Дома
с  газовыми каминами.  Дома с Французской  Провинциальной  мебелью, большими
стеклянными столами для кофе и направленным освещением.
     Это на  фоне красно-золотого  заката на горизонте техасской равнины, на
стоянке грузовиков  на границе  Далласа. Я  хотел ехать в доме,  у  которого
отдельные  спальни для  каждого из  нас, но нет  кухни.  Адам  хотел дом,  в
котором только две спальни, кухня, но нет ванной.
     Наше время почти вышло. Солнце почти село, и водители собирались начать
свой ночной путь.
     Моя  кожа чувствовала холод и покрывалась потом. Весь  я, даже  светлые
корни  моих  волос,  болели.  Прямо там, на  песке, я  зачал  делать зарядку
посреди  стоянки.  Я лег на спину  и  начал  качать пресс  с  интенсивностью
конвульсий.
     Подкожный жир уже  нарастал. Мои брюшные мускулы исчезали. Мои  грудные
мускулы  начали  оседать. Мне была нужна  косметика, имитирующая  загар. Мне
нужно было поваляться немного под искусственным солнцем.
     Всего пять  минут, молю я  Адама  и Фертилити. Перед тем, как  мы снова
тронемся  в  путь, просто  дайте мне полежать  десять  минут в  кровати  для
загорания Вульфа.
     "Нельзя, маленький брат, -- говорит Адам. --  ФБР будет следить за каждым
спортзалом  и  каждым салоном загара и магазином  здоровой пищи  на  Среднем
Западе".
     Всего через два дня я был болен от дерьмовой  глубоко-прожаренной пищи,
которую  готовили на стоянках  грузовиков. Я хотел  сельдерей. Я хотел  бобы
мун. Я хотел грубую пищу и овсяные отруби и неочищенный рис и диуретики.
     "Что  я  тебе говорила, --  говорит  Фертилити,  гладя на  Адама, --  оно
началось.  Нам  надо  было  запереть  его  где-нибудь,  связанным.  У   него
начинается Синдром Исчезновения Внимания".
     Они  вдвоем  затащили меня  в  Дом  Элегантности,  когда  водитель  уже
приводил грузовик в движение. Они втолкнули меня  в заднюю спальню, где были
лишь голый матрас и  огромный  Средиземноморский туалетный столик с  большим
зеркалом над ним.  За  дверью  спальни я мог слышать,  как  они нагромождали
Средиземноморскую  мебель,  диванные   группы  и  концевые  столики,  лампы,
сделанные, чтобы выглядеть как старые винные бутылки, развлекательные центры
и барные стулья вокруг двери спальни.
     Техас  быстро  проносится  за  окном   спальни.   Подсвеченная  надпись
пролетает мимо  окна, говоря: Оклахома Сити,  250  миль. Вся комната дрожит.
Стены оклеены маленькими желтыми  цветочками, вибрирующими так быстро, что у
меня появляется морская болезнь.  Куда бы я ни пошел в этой спальне,  я  все
время вижу себя в зеркале.
     Без ультрафиолета моя кожа становится обычного белого цвета. Может, это
всего  лишь мое воображение, но одна из моих шапок держится на мне свободно.
Я пытаюсь не паниковать.
     Я срываю рубашку и исследую себя на предмет повреждений. Я стою боком и
прощупываю  свой  живот.  Мне   действительно   нужен  заряженный   шприц  с
Дюратестон