й  выбор
катастроф".
     Я говорю, чтобы она продолжала искать.
     "На следующей  неделе  Хо-Хо, большая панда  в  Национальном  Зоопарке,
попытается размножаться и подцепит венерическое заболевание  от привезенного
самца".
     Я никогда не произнесу такое по телевизору.
     "Как насчет вспышки туберкулеза?"
     Скучища.
     "Снайпер на дороге?"
     Скучища.
     "Нападение акулы?"
     Должно быть, она соскребает это со дна бочки.
     "Сломанная нога у скаковой лошади?"
     "Порезанная картина в Лувре?"
     "Грыжа у премьер-министра?"
     "Упавший метеорит?"
     "Зараженные замороженные индейки?"
     "Лесной пожар?"
     Нет, говорю я ей.
     Слишком грустно.
     Слишком вычурно.
     Слишком политизированно.
     Слишком эзотерически.
     Слишком грубо.
     Ничего притягательного.
     "Извержение вулкана?" -- спрашивает Фертилити.
     Слишком   медленно.  Нет   настоящей  драмы.  В  основном   повреждение
имущества.
     Проблема в том, что после  фильмов  о катастрофах все ждут  от  природы
слишком многого.
     Официантка приносит жареного цыпленка и  мой лимонный пирог с меренгами
и наполняет наши кофейные чашки. Затем она улыбается и уходит умирать.
     Фертилити листает страницы ежедневника туда-сюда.
     В  моих кишках  вишневый  пирог  начинает  сражение. Спокэйн за окнами.
Кондиционер внутри. Ничего никогда не выглядит как закономерность.
     Фертилити Холлис говорит: "Как насчет пчел-убийц?"
     Я спрашиваю: Где?
     "Они прилетят в Даллас, Техас".
     Когда?
     "Утром следующего воскресенья, в восемь десять".
     Несколько? Рой? Сколько?
     "Тучи".
     Я говорю ей: Отлично. Фертилити испускает вздох и начинает ковыряться в
своем жареном цыпленке. "Дерьмо, -- говорит она. -- Я с  самого начала  знала,
что ты выберешь именно это".
22
     Итак, тучи пчел-убийц прибыли в Даллас, Техас, в десять минут  девятого
в воскресенье утром, точно по графику.  Это несмотря на то, что  у меня были
вшивые  пятнадцать  процентов  доли  рынка  телевизионной аудитории во время
моего включения.
     Через  неделю сеть  выделила  мне  целую  минуту,  и  какие-то  крупные
воротилы,   фармацевтические   компании,  автозаводы,  нефтяные  и  табачные
компании  выстроились  в очередь вероятных  спонсоров, ожидая, что я сотворю
еще большее чудо.
     По  своим   грязным  причинам  мной  очень  заинтересовались  страховые
компании.
     Между этой  передачей и следующей я путешествую по  Флориде,  устраивая
вечера. Турне Джексонвиль-Тампа-Орландо-Майами. Это Чудесный Крестовый Поход
Тендера Брэнсона. Каждый вечер по одному городу.
     Моя  Минута Чуда, так захотели это назвать  агент  и телесеть, в общем,
она не требует почти никаких усилий по созданию. Кто-то направляет камеру на
твои  причесанные  волосы и  галстук на твоей шее,  и ты выглядишь мрачно  и
говоришь прямо в камеру:
     Маяк мыса Ипсвич рухнет завтра.
     Через  неделю  --  ледник Мэннингтон  на  Аляске  обрушится  и опрокинет
туристический корабль, который подплывет слишком близко.
     Еще через неделю -- мыши, разносящие смертоносный вирус в Чикаго, Такоме
и Грин Бэй.
     Это все равно что сообщать новости по  телевизору, только до  того, как
они произошли.
     Я вижу этот процесс так:  я скажу,  чтобы Фертилити дала мне сразу пару
дюжин предсказаний, и  я  просто запишу Минуты Чуда на  сезон вперед. Имея в
запасе год, я смогу свободно делать выходы на публику, рекламировать товары,
подписывать   книги.   Возможно,   немного   заниматься   консультированием.
Эпизодически появляться в кино и на телевидении.
     Не спрашивайте меня, когда, потому что я не помню, но на какое-то время
я забыл о том, что хотел совершить самоубийство.
     Если бы рекламщица поставила самоубийство в мой график, я был бы мертв.
Семь вечера, вторник, выпей жидкость для чистки водостоков. Никаких проблем.
Но из-за всех этих пчел-убийц и спроса на мое время я постоянно беспокоюсь о
том, что будет,  если я больше  не смогу найти  Фертилити. Это, а также  мое
окружение,  постоянно  со  мной.  Команда   постоянно  гоняется  за  мной  --
рекламщица,   составители   графика,   личный  фитнесс-тренер,  ортодонтист,
дерматолог, диетолог.
     Пчелы-убийцы дали меньший эффект, чем можно было ожидать. Они никого не
убили, но  приковали  к себе  много  внимания. Теперь мне был нужен вызов на
бис.
     Крушение стадиона.
     Обвал в шахте.
     Сход поезда с рельс.
     Один я остаюсь лишь тогда, когда сижу в туалете, да и там я окружен.
     Фертилити нет нигде.
     Почти  во всех  общественных  мужских  туалетах  в  стене  между  одной
кабинкой и другой проделана дырка. Эти дырки  проделаны в твердом дереве 2,5
сантиметров  толщиной просто чиьми-то  ногтями. В каждом  случае работа  шла
днями  или месяцами. Ты видишь, как эти дырки  проходят  через мрамор, через
сталь. Как  будто кто-то  пытался  сбежать из тюрьмы.  Дырка такой величины,
чтобы смотреть через нее или общаться. Или  просунуть  туда палец, или язык,
или член и выбраться оттуда хотя бы этой небольшой частью тела.
     Люди называют эти отверстия "дырками славы".
     Все равно что ты нашел бы золотую жилу.
     Где ты еще найдешь славу.
     Я в туалете в аэропорту Майами, и прямо возле моего локтя дырка в стене
кабинки, а вокруг дырки надписи, оставленные мужчинами, которые сидели здесь
до меня.
     Джон М был здесь 14.03.64
     Карл Б был здесь 8 янв. 1976 г.
     Эпитафии.
     Некоторые  из них  нацарапаны здесь  недавно.  Некоторые  закрашены, но
процарапаны столь  глубоко, что они  все  еще читабельны под десятками слоев
краски.
     Здесь   тени,  оставленные   тысячами  движений,   тысячами   капризов,
потребностей, запечатленных на стене людьми, которые ушли. Это записи о том,
что они были здесь. Их визит.  Проездом. Здесь то, что соц.работница назвала
бы документальным первоисточником.
     История неприемлемости.
     Будь здесь  сегодня вечером  для бесплатного отсоса. Суббота,  18  июня
1973 г.
     Все это нацарапано на стене.
     Здесь слова без  картинок.  Секс  без  имен. Картинки  без слов.  Здесь
нацарапана голая  женщина с  широко разведенными длинными ногами,  круглыми,
бросающимися в глаза грудями, длинными вьющимися волосами и без лица.
     Роняющий  огромные слезы к ее волосатому влагалищу мощный член размером
с человека.
     Рай,   гласят   слова,  это   буфет,   в   котором   столько   кошечек,
сколько-ты-сможешь-съесть.
     Рай -- это траханье в жопу.
     Отправляйся в Ад, пидор.
     Был там.
     Иди жрать дерьмо.
     Делал это.
     Вокруг  меня  эти  несколько  голосов,  когда  настоящий голос, женский
голос, шепчет: "Тебе нужна еще одна катастрофа, не так ли?"
     Голос  доносится  через  дырку,  но  когда   я  смотрю,  то  вижу  лишь
накрашенные губы. Красные губы, белые зубы, вспышка влажного языка  говорит:
"Я знала, что ты будешь здесь. Я знаю все".
     Фертилити.
     Теперь в дырке простой серый глаз, увеличенный при помощи синих теней и
карандаша,  и мигающие ресницы, тяжелые от  туши. Зрачок расширяется,  затем
сужается.  Затем  появляется рот, чтобы сказать: "Не  волнуйся. Твой самолет
задержат еще на пару часов".
     На стене рядом со ртом написано: Я сосу и глотаю.
     Рядом с этим написано: Я лишь хочу любить ее, если она даст мне шанс.
     Там стих, который начинается так: Теплое  в  тебе --  любовь ... Остаток
стиха смыт со стены и стерт спермой.
     Рот говорит: "Я здесь по работе".
     Должно быть, это ее дьявольская работа.
     "Это моя дьявольская работа, -- говорит она. -- Это жар".
     Это то, о чем мы не говорили.
     Она говорит: "Я просто не хочу об этом говорить".
     Поздравляю, шепчу я. В смысле, насчет пчел-убийц.
     На стене нацарапано:  Как  ты назовешь Правоверческую  девушку, которую
арестовали?
     Мертвячка.
     Как ты назовешь Правоверца-шестерку, который дает трахнуть себя в зад?
     Рот говорит: "Тебе нужна еще одна катастрофа, не так ли?"
     Лучше штук пятнадцать или двадцать, шепчу я.
     "Нет," -- говорит рот. "Ты оказался таким  же,  как все парни, которым я
когда-либо доверяла, -- говорит она. -- Ты жадный".
     Я просто хочу спасти людей.
     "Ты жадная свинья".
     Я хочу спасти людей от катастроф.
     "Ты просто собачка, делающая трюки".
     Только так я могу убить себя.
     "Я не хочу, чтобы ты умер".
     Почему?
     "Что почему?"
     Почему она хочет, чтобы я жил? Это потому что я ей нравлюсь?
     "Нет, -- говорит рот. -- Я тебя не ненавижу, но ты мне и не нужен".
     Но разве я ей не нравлюсь?
     Рот говорит: "Ты хоть  представляешь, как скучно быть мной?  Знать все?
Видеть приход всего за миллион миль до этого? Это становится непереносимо. И
это не только я".
     Рот говорит: "Все мы скучаем".
     На стене написано: Я трахнул Сэнди Мур.
     Вокруг этого десять других надписей: Я тоже.
     Еще кто-то нацарапал: А есть здесь кто-нибудь, кто не трахал Сэнди Мур?
     Рядом с этим нацарапано: Я.
     Рядом с этим нацарапано: Пидор.
     "Мы  все  смотрим одни и  те же телепрограммы, -- говорит рот.  -- Все мы
слышим одни и те же вещи по  радио, мы все повторяем одни и те же  разговоры
друг  с  другом.  Не  осталось  никаких  неожиданностей.  Все одно и  то же.
Повторы".
     Красные  губы в  дырке  говорят:  "Все мы выросли  на  одних  и  тех же
телешоу.  Все  равно  что  нам всем имплантировали  одинаковую искусственную
память. Мы не помним почти ничего из нашего настоящего детства, но мы помним
все, что  случилось с семьями из сериалов. У нас одинаковые базовые  цели. У
нас у всех одни и те же страхи".
     Губы говорят: "Будущее не безоблачно".
     "Очень  скоро у  нас будут  одинаковые  мысли в одно и  то же время. Мы
будет жить  в унисон. Синхронизированно. В единстве.  Одинаково. Точно.  Так
же, как муравьи. Насекомые. Овцы".
     Все такое производное.
     Ссылка на ссылку на ссылку.
     "Большой вопрос, который задают люди, это не "В чем природа бытия?",  --
говорит рот. -- Большой вопрос, который задают люди, "Из чего это?"
     Я слушал через дырку так же, как я слушал  людей, исповедовавшихся  мне
по телефону,  также, как я прослушивал склепы  в  поисках признаков жизни. Я
спросил: ну и зачем я ей нужен?
     "Затем, что ты вырос в другом мире," -- говорит рот.
     "Потому  что  если кто-то и сможет  удивить меня, то  только ты. Ты  не
часть массовой  культуры,  пока  нет.  Ты  моя единственная надежда  увидеть
что-то новое. Ты волшебный  принц, который  может  разрушить заклятие скуки.
Транс  от  похожести одного  дня  на  другой.  Был  там.  Делал  это.  Ты  --
контрольная группа из одного человека".
     Нет, шепчу я, я не настолько другой.
     "Нет, это  так, -- говорит рот.  -- И единственное мое желание -- чтобы ты
оставался другим".
     Тогда дай мне несколько предсказаний.
     "Нет".
     Почему нет?
     "Потому что я тебя никогда больше не увижу. Мир людей проглотит тебя, и
я  тебя  потеряю. С этого момента я буду давать тебе  по одному предсказанию
каждую неделю".
     Как?
     "А вот так,  -- говорит рот. -- Так же, как и сейчас. И не беспокойся.  Я
тебя найду".
21
     Согласно  моему  плану  маршрута,  я в темной телестудии на  коричневом
диване, ощущение как от 60/40 смеси разных  видов шерсти, ткань  изготовлена
на широком ткацком станке, устойчива к пятнам и не бликует  при свете дюжины
прожекторов. Стиль моих волос от компании... Моя одежда создана компанией...
Мои украшения предоставлены компанией...
     В  моей  автобиографии  говорится,  что  я  никогда  не  был  настолько
радостным  и  удовлетворенным, как  теперь, радуясь каждому прожитому дню  и
стремясь  к  совершенству.  Пресс-релизы  говорят,  что  я  записываю  новую
телепрограмму, полчаса поздно  ночью, в  которой я отвечаю  на звонки людей,
которым  нужна  помощь. Я  буду  предлагать им  новые перспективы.  Согласно
пресс-релизам,   в   каждом  шоу   будет  новое   предсказание.  Катастрофа,
землетрясение, приливно-отливная волна, дождь саранчи могут встать у тебя на
пути, поэтому ты лучше включи канал, просто на всякий случай.
     Это что-то вроде вечерних  новостей, но  только до события. Пресс-релиз
называет новое шоу Мир Разума.
     Если это можно так назвать.
     Это Фертилити сказала, что однажды я стану известным. Она сказала,  что
я  буду говорить  всему миру о ней, поэтому  лучше, если я буду получать эти
факты напрямую.
     Фертилити сказала, чтобы после того, как я стану известным, я назвал ее
глаза  кошачьими. Ее  волосы,  сказала  она,  были  спутаны штормом.  Это  в
точности ее слова. Да, а ее губы были искусаны пчелами.
     Она сказала, что ее руки такие же гладкие, как куриные грудки без кожи.
     По словам Фертилити, то, как она ходила, было забавно.
     "Когда ты станешь известным, -- сказала она мне, -- не делай так, чтобы я
выглядела чудовищем или жертвой чего-то". Фертилити сказала: "Ты собираешься
распродать всю свою религию  и  все, во  что ты  веришь, только  не лги мне.
Окей? Пожалуйста".
     Итак,  часть  моей   известности  состоит  в  том,  что   я  делаю  эту
еженедельную  сидячую  программу, где известная тележурналистка представляет
меня. Она объявляет  рекламные  паузы. Она скармливает мне людей, звонящих с
вопросами.  ТелеСуфлер скармливает  мне  ответы. Люди  звонят по  бесплатной
междугородней линии. Помоги мне. Исцели меня. Накорми меня. Услышь меня. Это
то  же, что я  делал в  своих  собачьих  апартаментах  по ночам,  но  только
транслируемое на всю страну.
     Мессия. Спаситель. Избавь нас. Спаси нас.
     Исповеди в квартире, исповеди  по  национальному телевидению, они точно
такие же, как этот мой  рассказ  для бортового самописца кабины пилотов. Моя
исповедь.
     У тех наркотиков, которые я принимал в тот момент своей карьеры, вам не
следует читать  инструкции, если  вы хотите  заснуть  ночью. Такие  побочные
эффекты, что с ними нечего делать на национальном телевидении.
     Рвота,  метеоризм,  диарея.  Побочные  эффекты  такие:  головные  боли,
лихорадка, головокружение, сыпь, потение.
     Я мог бы помечать их галочками.
     Диспепсия.
     Запоры.
     Тревожность.
     Сонливость.
     Изменение вкуса.
     По словам моего личного тренера, это  Примаболин создает гудение в моей
голове. Мои руки трясутся. Пот  выступает на  задней стороне шеи. Это  может
быть взаимодействием наркотиков.
     По словам моего личного тренера, это хорошая вещь. Просто сидя здесь, я
теряю вес.
     По  словам  моего личного  тренера, лучший способ нелегально  раздобыть
стероиды -- это найти кошку, больную лейкемией, и отнести  ее  к ветеринарам,
которые пропишут заряженные шприцы с  животными  стероидами,  эквивалентными
лучшим  стероидам  для  людского  употребления.  Он сказал, что  если  кошка
проживет достаточно долго, ты сможешь сделать запас на год вперед.
     Когда я спросил у него, что будет с кошкой, он ответил: какая разница?
     Журналистка сидит сбоку  от  меня. Ее  ноги,  да и все  остальное тело,
выглядят не такими уж длинными. Она оставляет открытыми такие  кусочки ушей,
чтобы хватило для сережек. Все ее  проблемы скрыты внутри. Все ее недостатки
--   тайна. Единственный запах, который от нее исходит, даже при дыхании,  это
лак для  волос. Как она сложилась в своем кресле, как ее ноги скрещены возле
коленей, как ее руки сложены на коленях -- это скорее даже не поза, а оригами
из плоти и крови.
     Согласно сценарию, я на диване, на островке  горячего света, окруженный
телевизионными камерами и кабелями  и молчаливыми техниками,  делающими свою
работу вокруг меня в темноте. Агент  там, в тени, руки сложены, и он смотрит
на часы.  Агент поворачивается  туда, где какие-то  авторы  делают последние
исправления в тексте, прежде чем он появится на ТелеСуфлере.
     На маленьком столике возле  дивана стоит стакан воды со льдом, и если я
подниму его, моя рука начнет трястись так, что кубики льда будут звенеть  до
тех пор, пока агент не повернет ко мне голову и не сделает  ртом  молчаливое
нет.
     Мы в эфире.
     По  словам   журналистки,  она  чувствует  мою  боль.  Она  прочла  мою
автобиографию.  Она знает  все о моем унижении. Она прочла  все об унижающих
испытаниях, которые  надо  было  пройти  голым, а  затем  быть  проданным  в
качестве раба, голым. Мне было всего семнадцать или восемнадцать лет,  а все
эти люди, все члены культа, были там и смотрели на меня,  голого. Голый раб,
говорит она, в рабстве. Голый.
     Агент  перед  моими  глазами,  прямо  за  плечом журналистки,  а авторы
столпились вокруг него в темноте, одетые.
     Рядом  с агентом  экран  ТелеСуфлера  говорит  мне:  Я  ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ
ОСКОРБЛЕННЫМ, КОГДА МЕНЯ ПРОДАВАЛИ С АУКЦИОНА ГОЛЫМ КАК РАБА.
     Согласно ТелеСуфлеру: Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ГЛУБОКО УНИЖЕННЫМ.
     Согласно ТелеСуфлеру:  Я ЧУВСТВОВАЛ  СЕБЯ ИСПОЛЬЗОВАННЫМ И ОСКВЕРНЕННЫМ
... ОБЪЕКТОМ ПРИСТАВАНИЙ.
     Команда  авторов  кучкуется   вокруг  ТелеСуфлера  и  произносит  слова
беззвучно, а я читаю их громко.
     Пока я  читаю  все это громко, а  камеры смотрят на  меня,  журналистка
смотрит  в темноту на режиссера и прикасается к запястью. Режиссер поднимает
два пальца, затем  восемь  пальцев. Техник заходит в лучи света и поправляет
завиток обратно за ухо журналистки.
     ТелеСуфлер  говорит  мне:   МЕНЯ   СЕКСУАЛЬНО  ОСКОРБЛЯЛИ.  СЕКСУАЛЬНЫЕ
ОСКОРБЛЕНИЯ  БЫЛИ ОБЫЧНЫМ  ДЕЛОМ СРЕДИ ЧЛЕНОВ ПРАВОВЕРЧЕСКОГО КУЛЬТА. ИНЦЕСТ
БЫЛ КАЖДОДНЕВНОЙ ЧАСТЬЮ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ.  ТАК ЖЕ КАК И СЕКС  СО ВСЕМИ  ВИДАМИ
ЖИВОТНЫХ.  ПОКЛОНЕНИЕ  САТАНЕ БЫЛО ПОПУЛЯРНО.  ПРАВОВЕРЦЫ  ВСЕГДА  ПРИНОСИЛИ
ДЕТЕЙ В ЖЕРТВУ САТАНЕ,  НО ЛИШЬ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ДОВОДИЛИ ИХ ДО СУМАСШЕСТВИЯ.
ЗАТЕМ СТАРЕЙШИНЫ ПРАВОВЕРЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ  УБИВАЛИ  ИХ. ПИЛИ ИХ КРОВЬ. ЭТО БЫЛИ
ДЕТИ,  С КОТОРЫМИ Я СИДЕЛ В  ШКОЛЕ  ЗА ОДНОЙ ПАРТОЙ КАЖДЫЙ  ДЕНЬ.  ЦЕРКОВНЫЕ
СТАРЕЙШИНЫ   ЕЛИ  ИХ.  КОГДА  НАСТУПАЛО  ПОЛНОЛУНИЕ,  ЦЕРКОВНЫЕ   СТАРЕЙШИНЫ
ТАНЦЕВАЛИ ГОЛЫМИ, ОДЕВАЯСЬ В КОЖУ МЕРТВЫХ ПРАВОВЕРЧЕСКИХ ДЕТЕЙ.
     Да, говорю я, это вызывало очень, очень сильный стресс.
     ТелеСуфлер  говорит: ВЫ  МОЖЕТЕ НАЙТИ ВСЕ ЯРКИЕ  МОМЕНТЫ ПРАВОВЕРЧЕСКИХ
СЕКСУАЛЬНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ  В МОЕЙ КНИГЕ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ СПАСЕННЫЙ ОТ СПАСЕНИЯ
И ОНА ЕСТЬ ВО ВСЕХ КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ.
     В  тени  агент  и  авторы  дают  друг другу  пять. Агент показывает мне
поднятый вверх большой палец.
     Мои  руки  цепенеют. Я не  чувствую своего  лица. Мой  язык принадлежит
кому-то еще. Мои губы мертвы из-за circumoral парестезии.
     Побочные эффекты.
     Периферийная  парестезия убивает любое ощущение в ступнях. Все мое тело
кажется отдаленным и отделенным, как картинка меня, носящего черный костюм и
сидящего на коричневом диване, выведенная на студийный монитор, и я чувствую
то  же,  что должна чувствовать душа, поднимающаяся на Небеса и наблюдающая,
как то, что от тебя осталось, твоя плоть и кровь, умирает.
     Режиссер показывает мне пальцы: два пальца  на  одной  руке и четыре на
другой. Что он пытается мне сказать, я не знаю.
     Большинство   из   того,   что  выдает  ТелеСуфлер,  написано   в  моей
автобиографии, которую я не писал. Ужасное детство, которого у меня не было.
Согласно ТелеСуфлеру, все Правоверцы горят в Аду.
     ТелеСуфлер говорит мне: Я НИКОГДА НЕ ИЗБАВЛЮСЬ ОТ БОЛЕЗНЕННОЙ УНИЖАЮЩЕЙ
БОЛИ,  И  НЕ   ВАЖНО,  НАСКОЛЬКО  БОГАТ   Я  БУДУ,   КОГДА  УНАСЛЕДУЮ  ЗЕМЛЮ
ПРАВОВЕРЧЕСКОГО СЕМЕЙНОГО ОКРУГА.
     По  словам  ТелеСуфлера: МОЯ НОВАЯ КНИГА, МОЛИТВЫ  НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ,
ЭТО   ВАЖНЕЙШИЙ  ИНСТРУМЕНТ  ДЛЯ  ИЗБАВЛЕНИЯ  ОТ  СТРЕССОВ,  С  КОТОРЫМИ  МЫ
СТАЛКИВАЕМСЯ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ МОЛИТВЫ НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ, И ОНА ЕСТЬ ВО ВСЕХ
КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ.
     По словам журналистки, глядящей, как режиссер глядит на меня, глядящего
в ТелеСуфлер,  по ее  словам, я очень счастлив и удовлетворен,  что теперь я
свободен от  Правоверческого  Культа Смерти.  К