было и неостроумно,  и  неверно;  но  герцог  знал,  как  следует
говорить с подобной аудиторией, и солдаты ответили на  его  шутку  дружным
хохотом.  Когда  смех  начал  стихать,  кто-то  крикнул:  "Да  здравствует
герцог!", и войско взорвалось криками "Ура!" Многие  потрясали  в  воздухе
мечами и колотили ими по щитам;  целую  минуту  стоял  невообразимый  шум.
Наконец герцог поднял руку, показывая, что желает продолжать.
     - Впрочем, я всегда готов помочь его величеству  Гродрэду  и  послать
ему несколько моих солдат, чтобы они поучили воевать его генералов! (Новый
взрыв смеха.) Но, впрочем, хотим ли мы, чтобы слава и добыча в этой  войне
- войне, выигранной нами - достались королевским войскам? Когда оставшиеся
мятежники во главе с Рорреном побросают оружие - разве богатства  мятежных
городов должны достаться солдатам короля, только и умевшим, что отступать?
(Шум, возмущенные крики.) Правильно, мы не можем этого допустить!  (Крики:
"Нет!", "Да здравствует герцог!") Солдаты!  Сегодня  мы  разгромили  самую
организованную армию мятежников. Армия Роррена - это просто сброд воров  и
насильников,  который  даже   королевские   войска   успели   основательно
потрепать. Пойдем же на север и довершим дело до конца! Героев этой  войны
ждут слава, добыча, офицерские чины, дворянство и поместья!
     - Ура! Слава герцогу! -  ревела  толпа.  В  этот  момент  солдаты  не
задумывались о том, что их ждет трудный  переход  зимой  через  разоренные
земли,  что  "банда  воров  и  насильников"  значительно  превосходит   по
численности  разгромленную   армию   Риэла,   что   богатства   мятежников
награблены, и король будет требовать возвращения их прежним владельцам,  а
офицерские чины и тем более дворянство ждут лишь немногих...
     Проезжая мимо меня, герцог придержал коня.
     - Риллен, я пришлю за вами перед вечерней сменой караула. Побеседуем.
     Вернувшись в свою  палатку,  я  обнаружил  там  легкие  кавалерийские
доспехи и кинжал.
     Вечером ко мне явился гвардеец и проводил  меня  в  палатку  герцога.
Элдред  Раттельберский,  видимо,  уже  отдохнул  после  бессонной  ночи  и
сражения. Он объявил мне, что не забудет моей помощи в разгроме  мятежа  и
по окончании кампании меня ждут  награды,  пока  же  за  мной  сохраняется
статус советника, после чего, удовлетворяя мое  любопытство,  рассказал  о
прошедшей битве.
     Против даже не пятнадцати, а двенадцати с половиной тысяч  повстанцев
герцог  бросил  двадцатидвухтысячную  армию,  разделив  ее  для  нанесения
одновременно двух ударов - с севера и с востока,  из  леса.  В  результате
прежде, чем повстанцы успели организовать  сопротивление,  их  армия  была
рассечена на три части, причем  герцог  позаботился,  чтобы  повстанческие
подразделения  оказались  в  наиболее  неблагоприятных  условиях:  тяжелую
пехоту и кавалерию загнали в болото, легкую кавалерию окружили  герцогские
тяжелые пехотинцы с длинными копьями,  почти  не  оставлявшими  шансов  на
прорыв, а против легкой пехоты, оттесненной на лишенную  укрытий  равнину,
была брошена кавалерия. Однако примерно четырем тысячам мятежников удалось
прорваться на запад и отойти на значительное расстояние -  герцог  отложил
их преследование до уничтожения остальных, дабы не  распылять  силы  и  не
множить тем самым  свои  потери.  Легкие  кавалерийские  отряды  отошедших
совершили несколько дерзких рейдов, нанося войскам герцога удары с  фланга
и с тыла, но эти рейды не могли повлиять  на  ход  боя.  После  того,  как
окруженные мятежники были перебиты или утонули в трясине,  герцог  занялся
прорвавшимися - тогда-то сражение и переместилось  на  запад.  Собственно,
это было уже не сражение, а погоня -  повстанцы  прекрасно  понимали,  чем
кончится для них бой. В  этой  погоне  пехотинцы  несколько  раз  пытались
обороняться, чтобы дать возможность отступить своим  кавалеристам,  но  их
ощетинивавшиеся копьями и мечами каре не могли  выстоять  против  сплошной
стрельбы арбалетчиков герцога и атак его  тяжелой  кавалерии.  Наконец  от
всей повстанческой армии осталось только полторы тысячи всадников, и на их
преследование герцог бросил всю свою конницу, лично возглавив  ее.  Конные
арбалетчики и наиболее  мобильные  легкие  отряды  окружали  мятежников  с
флангов, не давая  им  разъехаться  в  разные  стороны,  а  сзади  скакали
тяжеловооруженные рыцари, дожидаясь, пока холмы, болота или река преградят
быстрому врагу путь к спасению. Однако  преследуемые  бросились  в  разные
стороны раньше, и около трех  сотен  на  самых  резвых  лошадях  спаслись,
остальные же стали жертвами стрел, мечей и копий. За все сражение  убитыми
и ранеными герцог потерял чуть более трех тысяч человек.
     - В этом ваша заслуга, Риллен, - сказал он. - Если бы мы  заранее  не
знали всех подробностей их расположения и оно не было бы столь удобным для
нас, потерь было бы гораздо больше - они  дрались,  как  звери...  Знаете,
человек во многом определяется тем, как он ведет себя перед лицом смерти -
во многом, если не полностью... Среди них хватало и  паники,  и  воплей  о
пощаде, но многие бились достойно - не будь они бандитами, я бы взял их  в
свою гвардию. Знаете, Риллен, в глубине души я даже жалею,  что  вы  сдали
партию  в  такой  интересной  позиции  -  было   бы   любопытно   доиграть
по-честному.  Но  это  означало  бы  лишние  потери,  а  солдаты  мне  еще
пригодятся. Да и вы мне полезнее в качестве союзника, а не врага.
     На следующий день герцог занял без боя  крупный  город  Крамменер  на
северо-востоке и в течение недели ждал там подхода  с  юга  дополнительных
войск. Наконец  с  сорокатысячной  армией  мы  выступили  в  поход  против
Роррена.



                                    19

     Меж  тем  положение  Роррена  стало   критическим.   Хотя   повстанцы
по-прежнему контролировали довольно большую  территорию,  все  их  попытки
наступления захлебнулись, и теперь королевские войска медленно теснили  их
к югу. К  услугам  короля  были  людские  и  материальные  ресурсы  многих
областей и графств, меж тем как контролируемые Рорреном земли не могли уже
ни снабжать его армию, ни давать ей пополнение,  столь  необходимое  после
того, как лучшие ее части были перемолоты в бесплодных попытках прорыва на
севере. Гродрэду, вероятно, уже удалось бы  подавить  мятеж,  если  бы  не
поведение многих крупных феодалов: они не спешили  присылать  ему  помощь,
дожидаясь, пока армия короля ослабеет в боях, и они смогут  диктовать  ему
условия.  В  подобной  ситуации  подход  армии  Риэла  мог  бы  переменить
положение  и  воодушевить  повстанцев  на  последнюю,  отчаянную   попытку
прорыва; весть же о полном разгроме этой армии окончательно  подорвала  их
дух. Началось беспорядочное отступление по всему северному фронту.
     В то же время войска герцога по мере продвижения на  север  встречали
все более серьезное сопротивление. Оборона некоторых  городов  была  столь
сильна, что Элдред не тратил времени и  сил  на  их  взятие,  а  продолжал
наступление, оставляя осажденные города  в  тылу,  подобно  тому,  как  он
оставил в тылу Аллендер. Подобная тактика была особенно эффективна  зимой,
когда осажденным угрожал не только голод, но и холод.  Разумеется,  каждая
осажденная крепость отвлекала на себя часть герцогской армии,  но  ведь  и
для Роррена гарнизоны крепостей были фактически утрачены, а он нес большие
потери в боях на два фронта. В конце концов Роррен понял, что остаткам его
армии грозит перспектива превратиться в несколько  изолированных  друг  от
друга  и  лишенных  снабжения   гарнизонов,   окруженных   герцогскими   и
королевскими  войсками.  Повстанцы  стали  отступать,  избегая   серьезных
сражений с нами. Разведчики  доносили  о  подготовке  Роррена  к  большому
походу.
     - У него остался единственный выход, - комментировал ситуацию герцог,
- бросить все, что может задержать его в пути, и  пытаться  быстро  обойти
войска Гродрэда далеко с запада или с  востока,  чтобы,  обогнув  стороной
Траллендерг  и  защищающие  его  силы,  прорваться  в   северные   области
Корринвальда и там пытаться раздуть пламя восстания. Думаю, так далеко  мы
его не пустим... весь вопрос в том, какой путь он изберет.
     - Почему бы не помочь ему в выборе? -  заметил  я.  -  Нам  выгоднее,
чтобы он двинулся на восток,  поближе  к  северным  границам  Раттельбера.
Значит, надо создать у него впечатление подготовки наступления на западе.
     - Браво, Риллен! - рассмеялся герцог.  -  Я  уже  неделю  подбрасываю
маршалам моего кузена достоверную информацию о том, что Роррен  пойдет  на
запад. Похоже, они наконец-то  клюнули  и  выдвигают  войска  на  западном
направлении. Теперь у Роррена остается одна дорога - на восток.
     И действительно, уже на следующий день повстанцы Роррена выступили  в
свой отчаянный восточный поход. Предводитель мятежников так спешил, что не
стал дожидаться подхода всех своих частей с юга  и  севера.  Некоторые  из
этих частей  присоединились  к  нему  по  пути,  другие  были  отрезаны  и
уничтожены  впоследствии  правительственными  войсками.  Восточный   поход
Роррена напоминал попытку корабля проскочить между неумолимо  смыкающимися
айсбергами; но, если айсбергами движут слепые  силы  природы,  то  армиями
короля и герцога управляла разумная  воля.  Поход  повстанцев  с  течением
времени все более превращался в паническое  бегство,  на  начальном  этапе
которого командиры бросали обозы, тяжелую осадную технику и вооружение,  а
под конец - целые части, если они не успевали прибыть в очередной пункт  к
назначенному сроку. Я не раз был свидетелем беспощадного истребления таких
отставших  частей.  За  счет  этого,  однако,  оставшимся  силам   удалось
вырваться  из  смыкавшегося  коридора  и  устремиться  дальше  на  восток.
Королевские войска повернули к северу, готовясь атаковать повстанцев, если
те попытаются двинуться туда же, а герцог продолжал преследование. Так,  в
походных условиях, мы встретили новый, 684-й год.
     Мы стояли в тот день в небольшом  городке  -  кажется,  он  назывался
Тарленг. По случаю праздника  солдатам  было  выдано  изрядное  количество
вина, и они, несмотря на холод, гуляли всю ночь, наводя страх  на  местное
население. Поутру несколько десятков из них были найдены мертвыми  -  одни
передрались, другие уснули в сугробах. Впрочем, поведение многих  офицеров
было не лучше. Для высшего командования, наиболее знатных рыцарей и  своих
приближенных герцог устроил пир в занятом им доме богатого купца.  Я  тоже
там присутствовал. Изобилие яств  и  вин  позволяло  забыть  о  трудностях
снабжения  армии  зимой,  в  разоренном  краю,  вдали  от  Раттельбера   -
трудностях,  которые  не   компенсировало   даже   вполне   легализованное
мародерство.
     - Мятежу скоро конец,  -  говорил  герцог,  стоя  во  главе  стола  с
серебряным  кубком  в  руке.  -  Сегодня  я  получил  известие  о  падении
Аллендера. Участь тех осажденных крепостей, которые  еще  держатся,  также
решена. Армия Роррена тает  с  каждым  днем.  Фактически  это  уже  просто
бегущая толпа, утратившая порядок и организацию.  Вскоре  на  пути  у  них
окажется Делерра, а это, как вы знаете, не самая маленькая река...  у  них
будут проблемы с переправой...
     В этот момент открылась дверь, и на пороге появился гвардеец.
     - Ваша светлость, прибыл гонец от полковника Дратта.
     - От Дратта? Надеюсь, он наконец взял Кридерг. Пусть войдет.
     Появился гонец в  форме  капрала.  Как  и  положено  нижним  чинам  в
резиденции главнокомандующего, при входе он  отдал  караульным  оружие.  В
правой руке гонец держал свернутый в трубку пергамент с тяжелой  сургучной
печатью на скрепляющем шнуре.
     Элдред поставил кубок и повернулся к гонцу.  Когда  тот  приблизился,
герцог протянул руку за посланием. Дальнейшее произошло в одно  мгновение.
Прибывший  подскочил  к  герцогу,  размахнулся  и  ударил  его   свернутым
пергаментом, целясь в грудь, но Элдред успел повернуться, и удар  пришелся
в плечо. Лязгнул металл. Герцог отшатнулся, но устоял на ногах и схватился
за рукоять меча. "Гонец" снова бросился на него,  целясь  на  этот  раз  в
горло, но Элдред успел перехватить его руку левой рукой,  а  тот,  в  свою
очередь, мешал  ему  вытащить  меч.  Они  боролись  секунды  три,  пока  с
окружающих не спало оцепенение. Гости вскакивали с мест, обнажая оружие, а
от раскрытой двери уже бежали караульные гвардейцы.
     - Живым! - крикнул герцог.
     Множество   рук   схватили   злоумышленника,    оттащили    его    от
главнокомандующего и скрутили. Из пергаментного  свитка  со  звоном  выпал
остро отточенный стилет.
     - Вы не ранены, ваша светлость?
     - Нет, - отмахнулся герцог. - Я  имею  привычку  носить  под  одеждой
кольчугу, о чем господа бунтовщики, видимо,  не  знали.  Но  как  он  сюда
попал? Начальника стражи ко мне!
     Появился начальник стражи, бледный от страха.
     - Я не виноват, ваша светлость... - лепетал он, - он назвал пароль...
     - Пароль - это  еще  не  все!  Ты  должен  был  обнаружить  стилет  в
пергаменте! Ты разжалован в рядовые. Караульным - по  тридцать  плетей.  А
этого бандита увести и выяснить все подробности, в частности, откуда знает
пароль. Господа! - обратился герцог к гостям.  -  Прошу  вас  занять  свои
места. Пир продолжается!
     Пир действительно продолжился, но веселье закончилось.



                                    20

     На следующий день мы покинули Тарленг.  Полки  проходили  через  арку
привратной башни, под бойницами которой висели  четыре  трупа.  Трое  были
солдаты - их застали, когда они, пьяные, спали  на  посту.  Четвертый  был
злоумышленник. Его невозможно было узнать - это была просто  окровавленная
туша. Налетавший  порывами  холодный  ветер  покачивал  заиндевелые  тела.
Герцог был мрачен; я ехал поодаль, не решаясь заговорить  с  ним.  Однако,
когда под вечер мы остановились на привал в большом селении, он сам позвал
меня. К этому времени потеплело, и ветер стих; по  этой  ли  причине,  или
из-за боязни ушей, которые могут иметь стены, наш  разговор  состоялся  на
улице.
     - Мне не нравится эта вчерашняя история,  Риллен,  -  сказал  герцог,
когда мы вышли на окраину селения. - Этот парень как будто бы выложил  все
- у меня работают настоящие мастера  своего  дела,  которые  не  позволят,
чтобы смерть или беспамятство прервали мучения допрашиваемого прежде,  чем
тот скажет все, что знает. Это один из мятежников, специально оставшийся в
городе, чтобы убить меня; по его словам, он  напоил  одного  из  солдат  и
узнал у него пароль, а потом убил капрала, тоже пьяного,  и  завладел  его
обмундированием. Это похоже на правду... по крайней мере, он сам до  самой
смерти в это верил. Но дело в том, что лишь очень немногие  знали  пароль,
который должен был  сообщить  гонец.  Слишком  мала  вероятность,  что  он
наткнулся на одного из них случайно. Ему помогли; тут не пьянство,  тут  -
рассчитанная измена.
     - Но если вы говорите, что число подозреваемых невелико, почему их не
предъявили злоумышленнику для опознания?
     - Что толку? Он указал бы на первого попавшегося. Я  не  могу  пытать
всех моих людей по оговору ненавидящего меня мятежника.  И  тем  не  менее
среди них есть изменник, возможно даже не один.
     - Вы полагаете, в нашей армии действуют агенты Роррена?
     - Ха! Роррена!  Главарь  спасающейся  бегством  толпы  мужиков  будет
вербовать моих людей! Теперь, когда дни его сочтены и это  очевидно  всем!
П_о_д_у_м_а_й_т_е_, Риллен.
     - Неужели... - я понял, на что намекал герцог.
     - Вот именно, черт возьми! Кому еще так мешает моя  слава  усмирителя
мятежа и спасителя Корринвальда - кому, как не кузену Гродрэду?
     В этот момент топот копыт привлек внимание Элдреда. Пятеро  всадников
миновали линию внешних постов и скакали по направлению  к  нам.  Ничто  не
выдавало в них солдат герцога; по внешнему виду их можно было  принять  за
мятежников или простых горожан. Ехавший впереди,  видимо  командир,  узнал
герцога и осадил коня. Я заметил какой-то большой тюк, притороченный к его
седлу и прикрытый полами плаща всадника.
     - Лейтенант Ронд, - сказал герцог, явно довольный. - Ну?
     Я понял, что прибывшие выполняли какую-то важную миссию,  иначе  вряд
ли главнокомандующий знал бы простого лейтенанта.
     - Все в порядке, ваша светлость! - Ронд  спрыгнул  с  лошади,  широко
улыбаясь. Я увидел три свежие царапины, пересекавшие его левую щеку.
     - Показывайте, - велел Элдред.
     Лейтенант отвязал от  седла  то,  что  оказалось  большим  мешком,  и
опустил его на землю. Из мешка донесся стон. Затем Ронд ухватил  мешок  за
углы и стащил его со своей добычи.
     Перед нами прямо на заснеженной грязи лежала молодая женщина в  одной
рубашке, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Видимо,  перед  этим
она была в беспамятстве и только что пришла в себя;  ее  взгляд,  поначалу
бессмысленный, наполнился ужасом и ненавистью.
     - Однако, - поморщился  герцог,  -  вы  могли  бы  обращаться  с  ней
получше. Что, если бы она замерзла насмерть в пути?
     - Не замерзла бы, ваша светлость: я ее все время щупал, -  усмехнулся
Ронд. - А наряжать ее нам некогда было - охрана могла  хватиться  в  любую
минуту. Да и она себя вела не слишком  смирно  -  царапалась,  как  кошка,
стерва, - лейтенант дотронулся до своей щеки. - Ничего, сейчас отогреется.
     Солдаты за его спиной захохотали.
     - Ладно, тащите ее вон в тот дом, - показал  герцог.  -  И  передайте
Раддельду, чтобы  раньше  чем  через  час  допрос  не  начинал.  Дайте  ей
очухаться, а то она долго не выдержит.
     Лейтенант ухватил пленницу за связанные руки и попытался поставить на
ноги, но она снова упала в снег. Тогда  Ронд  опять  втащил  ее  на  коня,
перекинул через седло, обойдясь на этот раз без мешка, и повез в указанном
направлении. Его солдаты последовали за ними.
     Герцог обернулся ко мне.
     - Вас, конечно, интересует, кто это? Некая Нэленда Талл, дочь мелкого
торговца из Крамменера, и по совместительству  -  любовница  Роррена.  Наш
друг так спешил, что не успел заблаговременно вывезти свою возлюбленную из
Тондерга, где он квартировал совсем недавно; он полагал, что за пару  дней
за мощными крепостными стенами с  ней  ничего  не  случится.  Он  не  учел
одного:  корринвальдский  генерал  герцог   Раттельберский   может   знать
несколько более корринвальдского мятежника о системе тондергских  потайных
ходов. Как видите, мои люди благополучно увели ее из-под носа у рорренской
охраны.
     Говоря это, герцог направился к своему штабу; я пошел за ним.
     - Сейчас я отдам соответствующие распоряжения, - продолжал он, - и не
позднее завтрашнего дня Роррен получит мой ультиматум. Я потребую от  него
капитуляции в обмен на жизнь и свободу Нэленды Талл.
     - Вы думаете, он согласится?
     - Конечно, нет, Роррен не идиот.  А  если  бы  он  и  согласился,  не
согласились бы его люди. Но, так или иначе, для  него  это  будет  хорошим
ударом как раз накануне последнего сражения. К тому же эта шлюха наверняка
немало знает.
     - И вы собираетесь пытать ее! Дайте хотя бы истечь сроку ультиматума!
     - Мой благородный Риллен, за это время стратегическая ситуация  может
измениться, и ее информация устареет. И вообще, бросьте вы  жалеть  всякую
шваль. Вспомните лучше, что вытворяли со своими пленницами бунтовщики.
     - Я пытался этому воспрепятствовать.
     - И у вас ничего не вышло. Я знаю - и вы мне не  раз  подтверждали  -
что  в  вашу  эпоху  были  популярны  всякие  гуманистические  теории   об
изначально добром и хорошем начале в человеке. И к  чему  это  привело?  К
мировым войнам с миллионами жертв, к  торжеству  режимов,  в  сравнении  с
которыми Священный Трибунал - это невинные овечки, а в конце концов - сами
знаете... Нет, Риллен, люди в массе своей - это скоты, и  иного  отношен