местные проститутки заплатят мне за своих соратниц по ремеслу.
     - Но ведь они невиновны.
     - Они виновны в том, что они шлюхи! Если наша религия,  -  усмехнулся
он, - считает все заповеди  одинаково  важными,  то  почему  прелюбодеяние
должно караться менее сурово, чем убийство?
     - Вы что, собираетесь их казнить?
     - Я? Нет. Нет соответствующего закона. А если  обойтись  без  закона,
это даст повод для  насмешек.  Скажут,  что  герцог  Раттельберский  нашел
достойного противника. Но вот местному председателю  Священного  Трибунала
для поднятия престижа своей  организации  требуется  хороший  процесс  над
ведьмами. Как видите, и от Священного Трибунала иногда может быть польза.
     - И что же, придя к власти, вы хотите  узаконить  смертную  казнь  за
проституцию?
     - Риллен,  в  вас  опять  проснулись  гуманистические  замашки?  Нет,
смертную казнь я вводить не  собираюсь  (хотя  стоило  бы),  но  наказание
сделаю более действенным,  чем  прежде.  Сейчас  они  обычно  отделываются
кнутом, а я введу клеймение.  С  обезображенным  лицом  им  будет  труднее
заниматься своим промыслом, да и для других это послужит наглядной наукой.
     Неприязнь герцога к разврату была совершенно непритворной.  Насколько
мне известно, секс не занимал в его жизни никакого места.
     - Женщины, Риллен, - говорил он, - подобны  крепкому  вину:  в  малых
дозах оно способно развеселить печального  и  придать  силы  усталому,  но
стоит увеличить дозу - а сделать это очень легко - и человек  превращается
в отвратительное тупое животное. Однако даже и малые  дозы  туманят  мозг,
так что лучше всегда оставаться трезвым.
     Надо сказать, что я тоже никогда  не  был  сексуально  озабоченным  и
вполне разделяю эту точку зрения.
     Вообще средневековые нравы в этом отношении довольно  своеобразны.  С
одной  стороны,  церковь  резко  осуждает  разврат   как   тяжелый   грех;
священникам  предписано  обязательное  воздержание  (хотя   на   практике,
конечно, отнюдь не все его соблюдают). Помимо идейных соображений, есть  и
вполне материальные факторы: не только СИДА, доставшаяся нынешнему миру  в
наследство от нашей эпохи, но и другие неприятные болезни  при  теперешнем
уровне медицины неизлечимы. С другой  стороны,  сексуальная  распущенность
процветает. Проститутки действуют  почти  открыто,  откупаясь  от  местных
властей, а в некоторых городах и графствах их "бизнес" и  вовсе  узаконен.
Практически любая трактирная служанка готова за умеренную плату  обслужить
постояльца по "полной программе". Феодалы пользуются "правом первой ночи";
простолюдинки даже формально не защищены от домогательств своих  сеньоров,
да и от других дворян их может защитить разве что собственный  сеньор,  но
никак не королевский суд. Более того, похожие нравы наблюдаются и на более
высоких  ступенях  общественной  лестницы.  Так,  считается   само   собой
разумеющимся, если дворянин-вассал поделится со своим сеньором собственной
супругой;  при  этом  брак  остается  столь  же  прочным,  а  честь   всех
участвующих сторон  -  незапятнанной.  Впрочем,  подобные  услуги  принято
оказывать  уже  только  сеньору,  а  не  любому  вышестоящему   дворянину;
исключение составляет король, которому - не по закону, но  по  традиции  -
доступна фактически любая женщина королевства. Разумеется, за  эти  услуги
положено оказывать благодеяния женщине, ее мужу или  ее  роду.  Любопытно,
что при этом супружеская измена - то есть когда жена проделывает  подобное
в тайне от супруга, да еще с человеком недостаточно высокого происхождения
- считается тягчайшим преступлением, за которое обманутый муж может  убить
изменницу, а нередко и любовника, не вызывая никаких нареканий со  стороны
правосудия; правда, при этом он может навлечь на себя месть  родственников
убитых. Несмотря на это, внебрачные связи, особенно в крупных (по нынешним
меркам) городах, широко распространены;  поэты  и  трубадуры  смеются  над
супружеской   верностью   и   воспевают    "подвиги"    героев-любовников.
Общественная мораль осуждает  разве  что  насилие  над  девственницами,  в
отношении же прочих во многом действует принцип "раз уж женщина все  равно
делает это, то велика ли разница, с кем".  Естественно,  страна  наводнена
бастардами; те из них, кому посчастливилось произойти на  свет  от  похоти
достаточно   влиятельного   лица,   со   временем    нередко    становятся
родоначальниками новых дворянских родов  -  и,  разумеется,  в  дальнейшем
ведут себя ничуть не лучше своих родителей.
     Короче говоря, скудоумные романтики моей эпохи, полагавшие  феодализм
эпохой "возвышенной  рыцарской  любви  и  благородства",  были  бы  весьма
удивлены, оказавшись здесь.



                                    28

     Наутро,  перед  выступлением,  на  городской  площади  в  присутствии
герцога  и  его  свиты  был  казнен  Тегго.  Когда  бывший  слуга   увидел
инструменты палачей, он бросился  на  колени  перед  человеком,  чудом  не
погибшем от его руки.
     - Ваша светлость! Вы же обещали пощадить меня за помощь дознанию!
     - Если бы я это обещал, - спокойно  ответил  герцог,  -  пришлось  бы
сдержать слово. Но я, разумеется, не обещал и не мог обещать  снисхождения
изменнику.
     - Но господин дознаватель говорил мне...
     - Раддельд? Так ведь он не дворянин. Он может и солгать. Приступайте,
- велел он палачам.
     Те  сорвали  с  осужденного  рубаху  и  подвесили  его  за  ноги  под
перекладиной, после чего старший палач нанес ему двадцать  ударов  кнутом.
Затем Тегго вспороли живот и засунули туда пук соломы, а подручный  палача
затолкал несчастному в рот его собственные потроха.
     - Ваша светлость, - повернулся я к герцогу, - позвольте мне уйти.
     -  Не  думайте,  Риллен,  что  мне  самому  это  доставляет   большое
удовольствие, - тихо сказал он.  -  Но  смерть  предателя  и  должна  быть
ужасной. А если вы уйдете, это будет выглядеть  так,  будто  мои  люди  не
одобряют мои действия. Но никто не заставляет вас на это смотреть,  просто
сделайте вид.
     Однако, как я ни отводил взгляд, это не могло защитить  мой  слух  от
ужасных стонов, постепенно затихавших.
     - Удивительная эпоха, -  пробормотал  я.  -  Можно  предать  человека
мучительной смерти, но нельзя нарушить данное ему слово.
     - Так ведь в вашу эпоху можно было и  то,  и  другое,  -  невозмутимо
откликнулся герцог.
     Мы стояли на площади, пока не кончилась  агония  Тегго;  после  этого
офицеры поспешили к своим частям, выстраивая  их  в  походный  порядок,  и
войско покинуло город.
     Итак, расследование второго  покушения  на  Элдреда  тоже  окончилось
неудачей; хотя конкретный исполнитель был схвачен и казнен, идущая от него
ниточка вновь оборвалась. Впрочем, еще со времен первого покушения  герцог
был уверен,  что  эта  ниточка,  прежде  чем  протянуться  в  Траллендерг,
цепляется еще как минимум за одного из его офицеров.
     - Узнаю своего кузена, - бормотал  Элдред,  покачиваясь  в  седле.  -
Никакой фантазии. Оба покушения - на  пиру.  Впрочем,  в  этом  есть  свой
резон... много пьяных людей, притупленная бдительность... Но я, в  отличие
от Гродрэда, никогда не напиваюсь допьяна,  его  людям  следовало  бы  это
знать. Черт, эти ублюдки испортили тост за мое коронование!
     - Разве вы суеверны? - удивился я.
     - Нет, конечно, но не все мои люди могут этим  похвастаться.  Кое-кто
счел это дурным предзнаменованием. Ну ничего, скоро  Гродрэд  мне  за  все
заплатит.
     Однако в этот день герцогу пришлось пережить новые удары, не то чтобы
совсем неожиданные, но весьма неприятные. С интервалом в  несколько  часов
мы встретили гонцов, сообщивших о падении двух наших крепостей на  севере,
находившихся в осаде с начала  кампании.  То,  что  они  продержались  так
долго, объяснялось предусмотрительностью герцога, который после подавления
мятежа  уделил  особенное  внимание  размещению  гарнизонов  за  пределами
Раттельбера. Однако теперь королевские войска взяли эти крепости  штурмом;
гарнизоны были перебиты, все пленные повешены. Герцог  в  ярости  велел  в
ответ  повесить  четыре  сотни  пленных,  в  том  числе  тридцать  старших
офицеров; головы последних были отосланы королю. Отныне  в  армии  Элдреда
действовал приказ "Пленных не брать!"
     Герцогская кавалерия совершила стремительный бросок на север с  целью
спасти две еще оборонявшиеся крепости. В  одном  случае  помощь  подоспела
тогда, когда королевские войска уже ворвались в город, и  солдаты  герцога
все же одержали победу, хотя и дорогой ценой. Другой же город  -  это  был
Тондерг - осаждали столь большие силы,  что  командир  кавалеристов  после
непродолжительной битвы принял решение  отступить.  Выслушав  его  доклад,
герцог, скрепя сердце, признал это решение правильным. Основные силы так и
не успели на помощь Тондергу, и через несколько дней город пал.
     Однако Элдред не стал тратить силы и время на отвоевывание  Тондерга,
поскольку он лежал восточнее нашего пути  на  столицу.  Если  бы  крепость
сохранилась за нами, она хорошо прикрыла бы нас с  фланга;  однако  теперь
герцог  смирился  с  потерей  этого  преимущества.  По   всей   видимости,
королевские  маршалы  были  раздосадованы  этим  его  решением,  так   как
рассчитывали выиграть время для подтягивания новой армии.  Королю  удалось
собрать  немалое  войско,  куда  вошли  все  его  твердые   сторонники   и
значительная часть колеблющихся; правда, пока формирование этой армии  еще
не закончилось, и  нам  противостояли  лишь  дежурные  части,  в  основном
перевооруженные и частично пополненные остатки  разбитой  под  Крамменером
армии. Герцог тоже не мог пожаловаться на полное отсутствие  подкрепления,
однако графы и бароны предпочитали выжидать до последнего и присоединялись
к нам только тогда, когда войска Элдреда подходили к их  землям  вплотную.
Тем не менее,  зная  от  разведчиков  о  приготовлениях  Гродрэда,  герцог
постепенно снова стягивал разрозненные по широкому фронту части  в  единый
кулак. Всем  было  ясно,  что  близится  грандиозная,  весьма  возможно  -
решающая битва.
     Лето  перевалило  за  середину,  а  мы  достигли   северной   границы
территории,  некогда  контролировавшейся  мятежниками  Роррена.  Здесь  их
окончательно остановили, а потом стали теснить на юг королевские войска. С
нами, однако, они  пока  ничего  не  могли  поделать.  Правда,  теперь  мы
оставляли в тылу некоторые, наиболее укрепленные, вражеские крепости;  это
было довольно рискованно, но Элдред не хотел лишних потерь и задержек - он
рвался вперед, к  Траллендергу,  надеясь  закончить  кампанию  до  осенней
распутицы.
     Наконец стало ясно, что решающая битва произойдет, по всей видимости,
где-то в районе местечка Ральдены. Именно туда  была  стянута  королевская
армия; они обустраивались на позициях первыми, что давало им  определенные
преимущества. К  тому  времени,  как  разведка  донесла  о  местоположении
предполагаемого поля боя, мы находились оттуда в трех переходах.
     Стояла  теплая  летняя  ночь.  Герцог  и   его   свита   пользовались
гостеприимством местного феодала, армия же  расположилась  лагерем  вокруг
замка. После долгого  пути  верхом  я  заснул  как  убитый;  однако  около
полуночи сквозь сон до меня  донесся  какой-то  шум.  Приученный  походной
жизнью к бдительности, я вскочил с  постели.  В  коридоре  слышался  топот
бегущих ног и какие-то крики; я кое-как оделся, схватил  со  стула  меч  и
распахнул дверь. Мимо пробежал гвардеец с факелом и мечом наголо.
     - Что случилось? - спросил я.
     - Изменник! - крикнул он. - Поймали изменника!
     - Не поймали, ловят еще, - поправил его товарищ по оружию.
     Повинуясь внезапному импульсу, я выскочил  в  коридор  и  побежал  за
солдатами. Неужели Элдреду удалось наконец вычислить главного королевского
шпиона, стоявшего за обоими покушениями  и,  вероятно,  еще  за  какими-то
подрывными действиями?
     Мы выбежали на внешнюю стену замка. Кажется, схватка  происходила  на
площадке  угловой  башни;  в  темноте  я  различил  там  фигуры  солдат  с
обнаженными мечами, словно бы окруживших кого-то у внутреннего края стены.
Но когда мы подбежали к ним,  то  увидели,  что  солдаты  просто  стоят  и
смотрят вниз. Там, на камнях двора, лежало тело  человека  в  доспехах;  в
метре от него валялся  меч.  Внизу  тоже  поднималась  суматоха,  выбежали
солдаты с факелами, и в их колеблющемся свете  я  различил  большое  пятно
крови вокруг головы лежащего. Кровь была и на его мече; позже  я  заметил,
что один из гвардейцев на площадке зажимает рукой рану на плече.
     - Что здесь происходит? - услышал я голос  герцога,  появившегося  из
башни в доспехах и при оружии. Подошел  лейтенант  гвардейцев  и  принялся
докладывать. Вскоре я уже знал, что случилось.
     Похоже, что после неудачи второго покушения, когда  подручная  шпиона
вынуждена была бежать, а в  армии  и  в  окружении  герцога  были  введены
усиленные меры  безопасности,  королевский  агент  оказался  в  незавидном
положении. Будучи одним из офицеров, приближенных к герцогу, он все  время
оставался на виду и не мог даже  отправить  донесения,  столь  необходимые
перед решающей битвой. Наконец он отважился  на  риск  и  попытался  лично
завербовать одного из гвардейцев.  Шпион  вел  разговор  очень  осторожно,
готовый в любую минуту отступить. Честный  гвардеец  заявил,  однако,  что
разговор кажется ему подозрительным, и он доложит о нем начальству.  Тогда
шпион, опасаясь разоблачения, бросился на солдата с мечом, но тому удалось
избежать смертельного удара и поднять тревогу.  Шпион  сражался  отчаянно,
как и подобает хорошему офицеру, но, будучи оттеснен на крепостную стену и
осознав, что бежать не удастся, бросился головой вниз на камни.
     Брови герцога поползли вверх, когда ему назвали имя агента.  Это  был
Эдден Тагильд, человек, которого Элдред, а  вслед  за  ним  и  я,  считали
абсолютно надежным. Герцог даже спросил, не обознался ли солдат, но тут же
отмахнулся, осознав нелепость этого вопроса. Затем мы  все  спустились  во
двор осмотреть останки злоумышленника.
     Его череп был совершенно размозжен; выбитый глаз плавал в луже крови.
Лица нельзя было узнать, однако и фигура, и одежда, и, главное,  фамильный
перстень, с которым Тагильд никогда не расставался, подтверждали печальную
истину: герцога предал один из вернейших, как  мы  думали,  его  офицеров.
Неудивительно,  что,  несмотря  на  долгожданное  разоблачение  изменника,
Элдред отнюдь не выглядел обрадованным.



                                    29

     Тагильд избежал пыток  и  казни,  но  не  мог  избежать  позора.  Его
обезображенный труп, насаженный на длинное копье,  был  выставлен  напоказ
проходящим мимо войскам; ему, офицеру и дворянину, предстояло истлеть  без
погребения. Но мысли об этом недолго  занимали  меня;  впереди  нас  ждала
великая Ральденская битва.
     К этому времени, с учетом всех потерь и  подкреплений  и  за  вычетом
гарнизонов крепостей армия Элдреда составляла тридцать три тысячи человек,
по большей части - раттельберцев, то есть хорошо обученных  и  вооруженных
солдат. Маршалы  Гродрэда  вывели  в  поле  почти  вдвое  больше  -  около
шестидесяти тысяч. По средневековым меркам, это очень большая армия, но, с
другой стороны, и Корринвальд (по тем же меркам) немаленькое  королевство.
Гродрэду  удалось  добиться  поддержки  ряда  феодалов  северных  областей
страны, которые не участвовали в подавлении рорренского мятежа; на сей раз
испуганный король  предоставил  им  те  льготы  и  привилегии,  в  которых
отказывал прежде, и, таким образом, еще более ослабил центральную  власть.
Но королевское войско, по определению Элдреда, было "большим, но  рыхлым":
в нем было слишком много тех самых ополченцев  на  плохоньких  лошаденках,
едва умеющих обращаться с оружием. С другой стороны, какие-никакие, а  это
были свежие силы, в отличие от прошедших с боями  от  границы  Раттельбера
солдат герцога.
     Итак, под Ральденами сошлись почти все  отмобилизованные  вооруженные
силы королевства; если бы в страну  в  это  время  вторглись,  к  примеру,
грундоргцы,  противостоять  им  было  бы  фактически  некому.  Но   король
Ральтвиак, как и говорил Элдред,  больше  всего  боялся  любых  перемен  и
активных действий.
     Военачальники  Гродрэда,  по  всей  видимости,  ожидали,  что  герцог
применит свою излюбленную тактику удара  тяжелыми  клиньями,  разрывающими
армию противника на части. Численное превосходство  позволяло  им  думать,
что на сей раз клин будет один и нанесет удар по центру. Поэтому в  центре
они выставили лучшие части, уцелевшие после Крамменера, в  задачу  которых
входило любой ценой выдержать удар главных сил герцога; после же того, как
наша атака захлебнется, "рыхлые" фланги  должны  были  обрушиться  на  нас
слева и справа и задавить своей массой.  (Я  говорю  "нас",  имея  в  виду
армию; лично я, так же как и сам герцог и вся его свита, непосредственно в
боевых  действиях  не  участвовал.)  Однако  Элдред,  в  немалой   степени
благодаря разведке, понял их замысел, и избрал иную тактику, ослабив центр
и усилив фланги. Сначала бой как будто развивался по диспозиции противника
- первый удар был нанесен по королевскому центру,  правда,  это  был  удар
катапульт; все они били  именно  туда,  по  наиболее  сильным  частям,  не
расходуя  ядер  на  остальное  "рыхлое"  войско.  Ответная  стрельба  была
довольно слабой - Гродрэд потерял слишком много катапульт под  Крамменером
и в других боях. Потом грозный внешне, а на самом  деле  ослабленный  клин
устремился в атаку, но, встретив сильное сопротивление, не  попытался  его
преодолеть, как ожидали генералы противника, а начал довольно беспорядочно
отступать. Искушение было слишком велико;  центральные  королевские  полки
рванулись вперед, в контрнаступление, и в это время наши мощные  фланговые
части, пропустив врага по центру, обрушились одновременным ударом  на  его
"рыхлые" фланги. Качественное превосходство  профессиональных  солдат  над
баронскими дружинниками свело на нет  численный  перевес;  боевые  порядки
противника сломались, там начался хаос, целые полки  бежали  с  поля  боя.
Центральные королевские  полки,  вырвавшиеся  вперед,  внезапно  оказались
отрезаны от  своих  флангов  и  были  атакованы  с  тыла.  Они  попытались
развернуться  и  отразить  эту  атаку,  что  позволило  нашим  отступавшим
центральным частям остановиться  и  вновь  перейти  в  наступление.  После
ожесточенного  сопротивления  окруженное  ядро  королевской   армии   было
разгромлено, после чего герцог  велел  преследовать  отступавшие  "рыхлые"
части. Мы гнали их, рубя  без  пощады,  пока  всякое  сопротивление  с  их
стороны не прекратилось - теперь они думали только  о  бегстве.  Несколько
раз мы пытались  обойти  их  справа  и  слева  и  замкнуть  в  кольцо,  но
безуспешно. Лишь  когда  наши  люди  и  лошади  выбились  из  сил,  герцог
остановил преследование.
     На бумаге все это выглядит гладко; на самом деле победа досталась нам
дорогой ценой. Под Ральденами мы потеряли почти пятнадцать тысяч солдат, в
основном раттельберцев, и встали  перед  необходимостью  пополнения  армии
"рыхлыми" отрядами союзников. Гродрэд потерял от двадцати пяти до тридцати
тысяч, но у него оставалось еще столько же.  И,  разумеется,  существовали
еще колеблющиеся, способные примкнуть как к нам, так и к нему.
     Заняв Ральдены, мы пересекли  южную  границу  земель,  принадлежавших
непосредственно короне;  в  их  центре  лежал  Траллендерг.  Однако,  хотя
желанная цель была  уже  близка,  мы  не  могли  двигаться  дальше.  Армия
нуждалась в отдыхе; но главное, она нуждалась в подкреплении.  У  нас  еще
были кое-какие резервы, которые подтягивались теперь из тыла, оголяя  его;
но чрезвычайно нужна была помощь других феодалов. Во все концы королевства
мча